Белая Кость

Часть 18

Снег шёл не переставая уже несколько часов. День был в разгаре, но казалось, что наступил вечер. Тяжёлое небо улеглось на шпили башен, и замок в нём словно растворился. Белые стены прятались за снежной пеленой. Размытые прямоугольники тёмных окон будто висели в пустоте. Иногда через двор проплывали нечёткие тени, и было непонятно, чьи они: лорда, гвардейца или слуги.

Из-за глухого каменного забора доносились голоса глашатаев, восторженные крики и смех. Столица праздновала победу Рэна Хилда, хотя большинству простых людей было всё равно, кто победил. Их радовали погода и бочки с вином на каждом перекрёстке: мороз бодрил кровь и вытравливал из города запах нечистот, снег устилал изгаженные плевками и лошадиным навозом улицы, вино лилось в глотки за счёт казны.

Ожидая сына, Киаран Айвиль топтался под навесом хранилища личного оружия гостей короля. Излишняя отцовская забота досаждала Гилану, и Киаран старался не лишать его самостоятельности ни в Ночной крепости, ни здесь, в Фамальском замке.

Обычно сыновья дворян проходили закалку в школе-интернате Благого Рода или при дворе какого-нибудь дальнего родственника. Их отправляли туда в нежном шестилетнем возрасте. Домой возвращались образованные и выносливые юноши. Гилан же обретал навыки в логове Стаи, знания об окружающем мире перенимал от домашних учителей. Его закалка была суровой, но неполноценной. Ему не хватало полезного опыта — умения приноравливаться к чужой обстановке и незнакомым людям. Пребывание в столице и при дворе короля стало для него таким же испытанием, каким является для плохого пловца быстрая река с опасными порогами и водоворотами.

Ожидание затянулось. Киаран прошёлся вдоль стены постройки, борясь с желанием войти внутрь и выяснить, всё ли с Гиланом в порядке. Заглянул в окно. Свет настенного факела очерчивал фигуры людей, стоящих в глубине помещения. Между длинными, узкими столами сновали гвардейцы, явно что-то разыскивая. Не ремень ли Гилана? Ремень необычный, с метательными ножами в специальных гнёздах.

Следуя заведённым правилам, всякий входящий в ворота Фамальского замка сдавал оружие в хранилище. Однако титулованным дворянам разрешалось иметь при себе фамильный кинжал. Форма рукояти и клинка, монограмма и драгоценные камни ничего не говорили о положении, предпочтениях и вкусе хозяина: ценная реликвия доставалась ему от основателя рода. Тут уж выбирать не приходилось.

Стилет носили немногие, но сто лет назад именно он стал причиной раздора между лордами и королём. Небольшой кинжал с тонким и острым трёхгранным клинком называли протыкателем доспехов. Пройдя особую подготовку, таким оружием можно проткнуть даже рыцарские латы в их сочленениях. Это не могло не обеспокоить королевских гвардейцев. Коннетабль гвардии обратился к королю, и тот — не желая обидеть кого-то лично — приказал заменить кинжалы родовыми медальонами либо брошами.

В знак протеста лорды прекратили приезжать на приёмы и турниры, неохотно предоставляли людей для участия в военных кампаниях короля, игнорировали его решения, и король был вынужден снять запрет на ношение кинжалов в Фамальском замке. Правило, предписывающее сдавать иное оружие в хранилище, осталось нерушимым.

Злясь на безответственность гвардейцев, потерявших ремень Гилана, Киаран подпрыгнул, стряхивая с себя снег. Сделал шаг к двери и замер на месте. Из хранилища вышел герцог Лагмер в сопровождении своих приятелей.

— Лорд Айвиль! — воскликнул он. — Неожиданная встреча! А я уж подумал, что ваш сын научился обходиться без няньки. — И, закинув плащ за плечи, под тихие смешки спутников стал завязывать перевязь с мечом.

На пороге хранилища появился Гилан. Обойдя весёлую компанию, приблизился к отцу.

— Почему так долго? — прошептал Киаран.

Застёгивая подбитую мехом куртку, сын покосился на герцога:

— Всё-то ему надо знать. Как мне живётся в Ночной крепости, есть ли у меня друзья. Расспрашивал, кто сделал мне ножи. Рассматривал каждый и проверял, правильно ли они заточены и отцентрованы.

— Метал что ли? — опешил Киаран.

Гилан кивнул:

— В стену.

Будь Киаран в хранилище, герцог не позволил бы себе подобной вольности.

— Не хотите выпить с нами, лорд Айвиль? — крикнул Лагмер. — Отпразднуем вашу победу. Или вы празднуете только захват ничейных крепостей?

Его приятели издали утробные смешки, как девки на представлении нахального трубадура.

— Будь осторожен, — прошептал Киаран сыну.

— Всё сделаю как надо, — заверил Гилан, поднимая воротник куртки.

— Деньги взял?

— Взял.

— Повтори адрес.

— Не надо обращаться со мной, как с ребёнком, — буркнул сын и побежал к воротам.

Проводив его взглядом, Киаран повернулся к Лагмеру, делающему вид, что возится с перевязью.

Ремень для ношения меча крепился не с помощью пряжки, а специальным узлом. Дёрнув конец ремня, воин мог мгновенно сбросить пустые ножны на землю: в ближнем бою они мешали хозяину. Завязывать такой узел учились до тех пор, пока пальцы не начинали двигаться бессознательно. Поэтому герцог, тративший на перевязь непозволительно много времени, вызвал у Киарана усмешку. Несостоявшийся король явно вознамерился втянуть его в какое-то дерьмо.

— Мы хотим отобедать в Пастушьей таверне, — проговорил Лагмер. — Там подают вкуснейшие потроха и превосходный эль.

— Я не голоден.

— Чем же вас соблазнить? Может, пригожей девицей? Или слезами мака? Вы пробовали слёзы мака, лорд Айвиль?

— Не пробовал.

Слёзы мака дарили ни с чем не сравнимое чувство эйфории. Кроме этого, они облегчали боль и делали смерть лёгкой. Киарану давали несколько капель в детстве, когда из его бедра извлекали зазубренный нож.

— Вы многое потеряли, — хмыкнул Лагмер, оправляя полы плаща. — Решайтесь. Я плачу. За слёзы мака и за юную девственницу.

— Желаю хорошо повеселиться, — сказал Киаран и направился к главной башне, поигрывая желваками на скулах. Его уже тошнило от притворства. Он устал изображать из себя беззубого пса.

Лестницы и галереи привели его к королевским покоям. Караульный, получивший приказ впускать лорда Айвиля в любое время, открыл перед ним дверь.

Рэн ходил вокруг стола, мелом расчерчивая столешницу на квадраты.

— За Бари Флосом послали?

Занятый своими мыслями, Киаран не сразу вспомнил, кто такой Бари Флос. Господи! Бари Флос! Брат вдовы герцога Мэрита.

— Ещё вчера. Он прибудет в замок через неделю.

Рэн вскинул голову:

— Через неделю? Так долго?

— К сожалению, я не умею договариваться с погодой, — улыбнулся Киаран.

— Хорошо, что не умеете. Вам бы захотелось большего.

— Человеку свойственно желать большего.

Рэн упёрся руками в стол и уставился на расчерченное поле:

— Я знал одного человека. Он умел успокаивать ветер и вызывать дождь.

Киаран вздёрнул брови:

— Серьёзно?

Сердце гулко забилось в груди. Не о даре ли матери он говорит? Если о ней — то сколько же скрытых способностей прячет в себе Лейза?

— Серьёзно, — кивнул Рэн, не сводя взгляда с квадратов. — Не знаю, как это у него получалось. Я был уверен, что это простое совпадение, а он смеялся и говорил: «Вот подожди, я вызову снег среди лета. Подожди! Мне осталось найти главное слово».

— Ну и как? Вызвал?

— Посреди лета с гор сошла снежная лавина. Под ней он и погиб. — Рэн посмотрел на Киарана исподлобья. — Не буди то, с чем не можешь справиться. — И написал в центральном квадрате: «Фамальский замок».

— Что вы делаете?

— Расписываю статьи расходов из казны. В записях Первого казначея чёрт ногу сломит. — Рэн потёр лоб. — Я не верю в чёрта, но эта фраза живёт в моём разуме, как дома. Там живёт много фраз, которые я не приемлю. Как думаете, они передались мне по наследству? — И вывел в пустом квадрате: «Королевская гвардия».

— Не знаю, — пожал плечами Киаран. — Вы запачкали лоб. И щёку.

Отложив мел, Рэн с демонстративным видом вытер ладони о куртку на груди:

— Вот такой я король, а меня хотят завтра одеть в шелка и бархат. Будто я шут какой-то. Я рыцарь! Я воин! А не шут!

Киаран — сначала разозлённый герцогом Лагмером, потом сбитый с толку рассказом о повелителе ветра и дождя — только сейчас заметил, что Рэн не в духе и с трудом держит себя в руках.

— Мне посоветовали надеть другие сапоги, — продолжил он. — Если я надену другие сапоги, это будет означать, что я верю в приметы. Вот вы — верите в приметы?

— Если верить в приметы, пророчества и прочую ерунду, они обязательно сбудутся. На них лучше не обращать внимания. — Киаран взял мел и вписал в центр пустого квадрата: «Дозорные башни. 23». Именно столько вышек на границах королевства. — Что-то произошло на репетиции?

— Я растянулся перед троном, потерял мантию, еле нашёл палец для перстня-печати. — Рэн забрал мел и вывел в квадрате: «Крепости. 17». — Они сказали, что у меня сапоги невезучие. С ходу заменили одну примету другой!

Его злость на досадные ляпсусы при свидетелях и волнение перед коронацией были понятны Киарану.

— Ерунда! — возмутился он. — В этих сапогах вы преодолели Суровый перевал, взяли замок Мэрита, вошли в Фамальский замок. Я вижу вас на троне в латах и в этих сапогах. А на пир, если вы захотите, можете надеть шелка и бархат.

Рэн набрал полную грудь воздуха, с шумом выдохнул и написал в пустом квадрате: «Храм души».

Киаран свёл брови на переносице:

— В Шамидане есть такой храм?

— Нет, но будет. — Рэн повернулся к Киарану и превратился в себя прежнего: спокойного и уверенного в себе. — Хочу, чтобы будущая королева присутствовала завтра на празднике своего короля.

— Вдовам нельзя посещать торжественные и увеселительные мероприятия.

— В тронном зале много балконов и лож. Обеспечьте ей укромное место, где её никто не увидит.

— Вдове придётся покинуть женскую башню и войти в главную. В замке почти четыре сотни дворян и три сотни рыцарей. Слуги, эсквайры. Придут священники и монахи… Мне кажется, я знаю, как это сделать.

— Вот и замечательно, — сказал Рэн и написал в пустом квадрате: «Суды».

— Суды?!

— Людей будут судить мировые судьи, а не лорды.

Киаран потёр подбородок. Сколько же желчи и яда выльется из уст дворян! Как бы с судами не получилось как с кинжалами.

Войдя в палату, гвардеец доложил:

— Миледи Хилд покинула замок, ваше величество.

— Сообщите, когда она вернётся, — приказал Рэн и отпустил воина.

Киаран подошёл к окну:

— Не лучшее время для прогулок по городу. На улицах одна пьянь. И погода не балует.

— Она поехала в королевскую крепость. Кстати, надо придумать замку название. Теперь у меня их семнадцать, и все королевские. Может, в названиях отразить особенности ландшафта или какое-нибудь архитектурное отличие?

Киаран пропустил вопрос мимо ушей:

— Почему же она ничего мне не сказала? В крепость ведёт подземный туннель. По нему можно проехать на лошади.

— Моя мать не любит подземелья.

— До крепости по такой погоде два часа пути. Обратно ей придётся ехать в темноте. И скоро закроются городские ворота.

Рэн посмотрел с хитрецой во взгляде:

— Ну, так идите. Проследите, чтобы она не заблудилась и стражники открыли перед ней ворота.

Киаран выстоял очередь в хранилище, забрал свой меч, запрыгнул на коня и в сопровождении Выродков с трудом выехал из города: на улицах царило настоящее столпотворение. Когда он догнал отряд гвардейцев, до крепости оставалось не более трёх миль. Глядя на Лейзу, Киаран испытывал странное чувство: смесь восторга и беспокойства. Снегопад, дорога только угадывается, а лошадь несёт галопом всадницу, похожую на зимний ветер: за спиной развевается плащ из белой шерсти, из-под берета из меха белой лисицы выбились белокурые волосы. И только кожаный верховой костюм напоминал, что это не ветер, а женщина, которая может свернуть шею, себе и лошади.

Перехватив из рук Лейзы поводья, Киаран осадил кобылу.

Соскочив с седла, Лейза рассмеялась:

— Как же мне этого не хватало!

Киаран зыркнул со злостью на её телохранителя — тот сделал вид, что не заметил укора во взгляде, — спешился и пошёл рядом с Лейзой, а она всё говорила и говорила, как соскучилась по свободе, как устала ждать и волноваться. Она отвыкла от Шамидана и от того образа жизни, который вела двадцать лет назад. Ей не хватало подруг, с кем она могла бы коротать время, а с Янарой не хотела сближаться, потому что пока неизвестно, будет ли та королевой.

Вдруг прямо перед ними из пелены снега возник всадник.

— Стоять! — крикнул гвардеец и выехал вперёд. — Убрать руку с меча!

Солдат раскинул руки:

— Я ничего такого не делаю. Я еду себе и еду.

— Ты не знаешь, кто перед тобой стоит?

— Знаю. Милорд и миледи.

— Тогда почему ты сидишь верхом? Почему смотришь на них сверху?

Воин спрыгнул с коня и, одёрнув стёганый гамбезон, дважды поклонился:

— Простите, милорд. Простите, миледи. У меня задница примёрзла к седлу, вот и сидел.

— Куда держишь путь? — спросил Киаран, всматриваясь в обветренное лицо солдата.

— В Фамаль.

— На коронацию?

— Нет, милорд. К Святейшему отцу. Мне велели сообщить ему, чтобы он не ждал из Хлебной долины пожертвований к новому году. Обоз разграбили, сборщиков даяний искромсали.

Лейза прижала руку к груди:

— Кто это сделал? Разбойники?

— Нет, миледи, — мотнул головой солдат. — Крестьяне. Обоз остановился на ночь в деревне. Сборщики, похоже, не знали, что там живут фанатики старой веры.

— Много людей погибло? — спросил Киаран.

— Полсотни сборщиков и пятеро детей хозяина холостяцкого угла. Когда началась эта катавасия, сборщики взяли их в заложники.

— Езжай, — разрешил Киаран и помог Лейзе сеть на лошадь.

Остаток пути они проделали в молчании.

Ворота крепости были закрыты. На главной башне не успели установить флаг короля, которого избрали этим утром. Но пурпурный штандарт торчал из бойницы, оповещая о том, что новость успела долететь до замка.

Под слабеющим снегопадом Лейза, Киаран, несколько гвардейцев и Выродков осторожно прошли по узкому мостику-трапу, перекинутому через ров. Миновали низкую калитку и ступили во внутренний двор цитадели. Ничего не объясняя кастеляну, Лейза потребовала показать ей опочивальню королевы Эльвы.

Тесная палата, обставленная старой мебелью, находилась на втором этаже главной башни. Узкое окно почти не пропускало света. В спёртом воздухе до сих пор витал запах смерти. В полумраке чудилось движение теней.

Кастелян предложил принести факел или лампу, но Лейза отказалась. Обогнув кровать с выцветшим атласным балдахином, перевернула напольный серебряный шандал вверх основанием, вытащила из полой стойки свёрнутый в трубочку лист бумаги и быстро покинула комнату. Отряд незамедлительно отправился в обратный путь.

На землю опускались ранние сумерки. Следы припорошило, но кони уверенно двигались рысью в нужном направлении. Оказавшись в роще, перешли шаг, прядая ушами и недовольно фыркая, когда с крон деревьев падали с шелестом снежные шапки. Громкие звуки были им более привычны.

Киаран поглядывал на Лейзу. Чего она ждёт? Почему не проверяет находку? Вдруг это не то, что она искала, и придётся возвращаться. Словно прочтя его мысли, Лейза осадила лошадь, спешилась и побрела, утопая в сугробах, между молочными стволами. Киаран жестом приказал Выродкам и гвардейцам оставаться на месте и, спрыгнув с коня, двинулся следом.

Она шла неровной походкой, как человек, поднявшийся с постели после продолжительной болезни. Подол плаща лизал снег, припорашивая углубления, оставленные сапогами. Тихий снегопад укутывал ей плечи, покрывал берет белой вуалью. Лейза спотыкалась, и снежинки осыпались с одежды, как тополиный пух.

Киаран смотрел ей в спину и пытался понять, чей голос он слышит: тела, разума или души. Рэн быстро бы с ними разобрался, а для Киарана было всё внове: бурлящая в жилах кровь, что-то острое и нежное в груди и беспомощность перед притяжением этой женщины.

Лейза уселась в сугроб и вытащила из манжеты рукава сложенный вчетверо листок. Сообразив, что она хочет прочесть стихотворение супруга одна, без свидетелей, Киаран остановился. Секунды складывались в минуты, а Лейза смотрела на лист, будто ожидая, когда его засыплет снегом. Затем легла навзничь, прижимая находку к груди.

Киаран потоптался на месте. Собравшись духом, сел рядом с Лейзой, избегая смотреть ей в лицо. Она зубами стянула с руки перчатку и мазнула пальцами по глазам.

— Вы плачете?

— Снег, — ответила Лейза.

— Воспоминания, — произнёс Киаран, впервые в жизни испытывая ревность. К кому? К человеку, умершему двадцать лет назад! С ним точно творится что-то странное.

— Лучше бы я этого не видела, — сказала Лейза и скомкала бумагу в кулаке.

— Что вы делаете?! — Киаран разжал её пальцы и забрал лист.

Бумага намокла, буквы смазались, но текст ещё можно было прочитать.

Белую кость проверяя на прочность,

Жизнь истязала упрямое тело.

Тьмой окружённая, злобой и ложью,

Изнемогала душа и слабела.

Щедро омытая кровью пурпурной,

Ввысь воспарила птицей свободной.

И засверкали золотом крылья,

Мрак превращая в свет первородный.

— Обычное стихотворение. Чем оно вам не понравилось?

Лейза протяжно вздохнула:

— Человек, обречённый на смерть, зачастую обладает двойным зрением. Он видит прошлое и будущее одновременно.

— Думаете, это пророчество? — Киаран пробежал глазами по строчкам. — Ничего пророческого не вижу.

— Смысл предсказания познаётся только после того, как оно сбудется.

— Пророчества сбываются, если в них верить! — возразил Киаран. — Ваш сын не верит. И вы не верьте!

Сложив листок, спрятал в карман и склонился над Лейзой:

— Вы похожи на тающего снеговика. — Вытер ладонью бисеринки-капли с её щёк. — Ну вот… Так-то лучше.

И не совладав с внезапным порывом, коснулся губами её губ:

— Это сложно назвать поцелуем, но, если хотите, можете дать мне пощёчину.

Лейза посмотрела на него тоскливо:

— Странно… Вы не обросли корой. С вашим родом занятий вы должны были стать железным деревом с корнями-цепями. Все ваши предки были прикованы к Ночному замку, а вы…

— Я рядом с вами, — прошептал Киаран и впился ей в губы.

Она упёрлась руками ему в грудь.

— Вам неприятно?

— В вас слишком много жара и слишком мало света, — сказала Лейза и, выскользнув из-под Киарана, протянула руку. — Отдайте бумагу.

Спрятав листок за манжету рукава, встала и, отряхивая плащ, направилась к отряду. Не сводя с неё глаз, Киаран сел. В таких делах не бывает слишком много жара. Мало света… Какой ей нужен свет?