Дети ада

4

Рано утром Иван проснулся от пронзительного голоса Зинки-почтарки. По тональности он понял, что это не обычное утреннее «приветствие» ее мужу Василию Андреевичу... На часах было половина шестого, Рогожин обычно вставал в восемь, он натянул на голову тонкое одеяло, собираясь еще поспать, но тут в комнату вошел Антон, а вслед за ним жена. Лица у обоих взволнованные.

— Иван, почтарка ночью зарубила топором Василия, царствие ему небесное!

— Рядом с такой соседкой теперь страшно и жить, — всхлипнула Татьяна Васильевна. — Она грозилась нашему Игорьку руки-ноги оторвать.

— Просто так взяла и зарубила? — протер глаза, спуская голые ноги с кровати Иван.

— Только что была у нас, рассказала, что пришел ночью пьяный, стал буянить, требовать еще водки... Давай, мол, орет, бутылку — я знаю ты спрятала — не то весь дом переверну! Стал метелить ее, последние зубы выбил, волосенки повыдрал, ну она схватила с лавки топор и...

— Нашла топор под лавкой... — пробормотал Иван, вспомнив поговорку. — Неужели насмерть?

— В висок угодила...

— Что делать-то будем?

— Надо вызвать милицию, — сказала Татьяна Васильевна. — Что в таких случаях делают?

— Мир сошел с ума, — сказал Иван. — Женщины становятся убийцами!

— Такое теперь случается не так уж редко, — вздохнул Антон. — В Глубокозерске жена пьяного мужа вилами заколола...

Не завтракая, они отправились в дом соседа, там уже толпился народ. Василий Андреевич лежал вниз лицом на полу у печки, голова его была рассечена до посиневшего уха, на железный лист и крашеный пол натекла густая почерневшая кровь. Клетчатая старенькая рубашка у плеча тоже потемнела от крови, по-видимому, почтарка рубанула и по ключице. Окровавленный топор с налипшими волосами валялся рядом с помойным ведром. В открытую дверь в комнату была видна разобранная постель с цветным ватным одеялом и смятой подушкой. Неужели Зинка, отправив на тот свет мужа, спокойно улеглась и проспала до утра? Бучу-то она подняла на рассвете, когда сельчане коров и коз выгоняли на пастбище.

К великому удивлению Ивана и Антона, впрочем, как и всей Плещеевки, молодой лейтенант милиции, отправив покойника в морг и потолковав с почтаркой и соседями, восвояси уехал на милицейском «газике», оставив убийцу на свободе. Антону он заявил, что ордера на арест у него нет да и вряд ли почтарка до суда сбежит. Местные обычно никуда не убегают, даже убийцы. Муж ее был известный пьяница, в милиции больше десятка заявлений от его жены, видно, довел бабу до ручки, если она на такое решилась... Не исключено, что ее вообще оправдают. Соседи говорят, что покойник был пустой человек да и на руку нечистый...

Зинка по очереди обходила всех сельчан и своим крикливым голосом рассказывала, какой Васька-дурак был, горький пьяница и бездельник и что ей за это ничего не будет, советский закон завсегда защищает женщину, убившую пьяного мужа-фулигана. От него и проку-то никакого не было — ни хозяин на дворе, ни мужик в постеле... Соседи молча слушали, качали головами и старались поскорее уйти. Она снова было сунулась к Ларионовым, все-таки совесть у нее была нечистой, но Антон бесцеремонно выставил ее за дверь и резко сказал, чтобы она больше на пороге не появлялась.

— Гореть тебе, женщина, в аду на том свете за такое злодейство, — бросил он ей в спину.

— Я ада не боюсь и геенны огненной, — живо повернулась к нему Зинка. Злые тусклые глаза ее зловеще блеснули. — Это не я ево порешила — моей рукой двигал...

— Сатана, — вставил Антон. — Ты — дочь Сатаны.

— Вот он меня и защитит... — изобразила на своем худощавом неприятном лице подобие улыбки почтарка. — Еще не известно кто сильнее — Божьи анделы или черти.

— Она и впрямь дочь ада, — сказал Антон, когда треснула за ней снаружи калитка.

— У нее глаза ведьмы, — сказала Таня. — Антоша, она будет нам пакостить, вот увидишь. Говорят, порчу на человека или скотину может напустить.

— Бог не выдаст, свинья не съест, — ответил муж. — Может, и придется ей за это злодейство ответить.

— Вряд ли, — пророчески сказал Иван. — Ничего ей не будет. Экспертиза покажет, что он был пьян, заявления на него лежат в милиции. Верно она сказала: суд будет на ее стороне.

В наступившей ночи долго выла их коричневая собака, привязанная на цепи за хлевом. Неожиданно вой оборвался на тоскливой ноте, а утром стало известно, что охотничий добродушный пес сорвался с цепи и удрал из этого проклятого Богом дома. Хорошее настроение у Рогожина улетучилось, вскоре состоялись похороны. Почтарка вместе со всеми пошла на кладбище, выставила сельчанам несколько бутылок водки, полученных по справке, даже всплакнула на могиле, запричитав: «На кого же ты, Васенька, покинул меня сироту неприкаянную!»

Антон сказал, что пойдет добровольным свидетелем в суд и будет требовать осуждения этой твари в синих трикотажных штанах с высохшим злобным лицом ведьмы. А сельчане после похорон поговорили, посудачили и забыли о случившемся. Здесь покойников быстро забывали. Вспоминали лишь в Троицу. Зинка-почтарка по-прежнему носилась по деревне, пронзительный голос ее раздавался то в одном конце, то в другом. Единственные меры, которые были к ней приняты властью — это взята подписка о невыезде. Кроме райцентра, почтарка никогда нигде и не бывала. Больших городов она боялась, мол, там много машин и легко под колеса можно угодить, да и жулья хоть отбавляй, что им стоит бедную деревенскую женщину обмануть, ограбить?..

Жизнь шла своим чередом. Приспела пора и Ивану уезжать из Плещеевки.