Старик в длинном влажно лоснящемся плаще — с неба моросил мелкий дождь — вооруженный ржавым металлическим прутом с загнутым наподобии крюка концом увлеченно шуровал им в мусорном баке. У его ног стояла коричневая сумка с перевязанными веревками ручками. Старик был без кепки и мокрая лысина блестела. Худощавое бритое лицо было сосредоточенным, движения неторопливыми, сноровистыми. Подцепив что-либо стоящее, он расправлял находку свободной рукой, долго разглядывал прежде, чем положить в сумку. Что было из мелочи не подцепить крюком, вытаскивал рукой, близко подносил к глазам, рассматривал.
Постоянные жители мусорных баков — кошки, — спрятавшись от дождя под металлическим навесом над подвальным помещением, неодобрительно следили зелеными узкими глазами за незваным гостем. Из-под арки показалась сильно горбящаяся женщина в клетчатом платке. У нее тоже сумка, только вместо прута палка с загнутой рукоятью. Увидев старика, она остановилась, сокрушенно покачала головой, явно недовольная тем, что баки уже оккупированы, но тем не менее подошла к уже обследованному стариком и, по-птичьи нагнув голову, стала рассматривать содержимое. Вскоре засунула туда руку и вытащила гуттаперчевую куклу с оторванной ногой, обтерла вынутой из сумки тряпицей и спрятала, таким же образом она извлекла зачерствевший кусок булки и, зыркнув на старика, мол, чего же ты прозевал? удовлетворенно положила в сумку.
Аня Журавлева стояла у дверей парадной с мусорным ведром в руке и не решалась его вывалить в бак, а мусороискатели продолжали копаться в них и не торопились уходить в следующий двор. Глядя на них, молодая женщина чувствовала себя виноватой: ей вот есть еще что высыпать из пластикового ведра, а у них уже, по-видимому, и мусора не осталось...
В правый бок ощутимо толкнуло, шевелится человечек, просится на Божий свет... Через месяц ей ложиться в роддом. Аня прекрасно помнит ту ночь, когда забеременела. Хотя она и была тогда совсем неопытной девчонкой, сразу почувствовала, что в ней зародилась новая жизнь. Это случилось 24 сентября 1991 года. Ивану же она сообщила о беременности лишь через три месяца, а почему не сразу — она и сама не знала. Может, еще не верилось, что она способна произвести на свет другого человека. Живот у нее огромный, даже в злой длинной очереди за продуктами ее пропускают к кассе. Муж запретил ей стоять в очередях, знал по себе как это нудное стояние выматывает и здорового человека. Иногда в гастрономах выбрасывали колбасу со скидкой, так же мясо, кур. И как только люди узнают? В мгновение ока выстраивается длинная очередь. Но такое случалось все реже и реже. Было такое ощущение, что некто гнусный и расчетливый внимательно следит, как население Петербурга реагирует на повышение цен? Следит и делает свое черное дело, готовя новый скачок цен. Раз люди не возмущаются, не громят магазины и ларьки, значит, все в порядке. А болтовня, возмущение словесное в очередях — этим можно пренебречь.
Взглянув на старика и пожилую женщину, Аня подумала, что эти в очередях не стоят, раз докатились до помоек. Вернее, их довели до такой жизни. По телевидению сообщали, что пенсии при растущей дороговизне хватает лишь на неделю, как бы человек не экономил. Политики из оппозиции открыто говорят, что правительство «мальчиша-плохиша», то есть Гайдара, ограбило народ, а сейчас физически голодом убивает его, то и дело слышится слово «геноцид» — это по отношению к русскому народу. Сами политики и члены правительства иногда с изумлением говорят, что нигде больше в мире нет такого странного народа, как русский! Все терпит, все прощает, всему верит, что ему преподнесут в печати и с экрана!
Старик и женщина, наполнив сумки, наконец, ушли и Аня опорожнила ведро. Наблюдавшие за ней кошки лениво потянулись к бакам. Дождь вроде утих, лишь из водосточных труб брызгали белые струйки, да звонко капало с крыши на железный навес. С громким смехом влетела во двор стайка подростков-школьников. Расположились под навесом и сразу дружно задымили. По 10—12 лет, а смолят как взрослые, правда, неумело. Особенно усердствуют девочки, что уж совсем им не идет. Одна из них посмотрела на идущую к двери Аню, что-то произнесла и грянул дружный смех. «И вас, дурочки, эта чаша не минует!» — без всякой злости подумала Аня.
На маленькой кухне живот ей мешал: задевала им за газовую плиту, углы старинного буфета, за столом тоже стало неудобно сидеть. Иван уже вторую неделю не трогает ее. Неужели его все еще влечет к ней, такой «уродине»? А приятно, что муж с вожделением смотрит на нее. Грудь стала полной, тугой, соски оттопыривают блузку, иногда проступает сквозь материю молоко. Врач-консультант успокаивает, говорит на осмотрах, что беременность развивается нормально, даже не предложил лечь для сохранения плода, а многие задолго до родов ложатся. Вспомнилось, как одна беременная женщина сетовала в приемной консультации на улице Маяковского, что вовремя не сделала аборт, а теперь вот придется рожать...
— Ну, принесу в мир еще одного несчастного? — монотонным голосом говорила она. — Хорошо, если сохранится в грудях молоко, а если нет? Какое у нас сейчас питание? Чем кормить буду? А одевать? Пеленки-распашонки стоят тысячи, а подрастет чадо, вообще волком взвоешь. Не пустишь ведь на улицу голышом? У нас не Африка... А вырастет, так или торговать будет или воровать...
— Напрасно вы так, — не выдержала Аня. — Может, ваш ребенок будет ученым или поэтом.
— Ученый, поэт! — усмехнулась женщина. Живот у нее был острый и выпирал немного в сторону. — Вся наша интеллигенция сейчас обнищала и зарабатывает куда меньше мальчишек, протирающих на перекрестках стекла машин... Да и наследственность, милая дамочка, у нас худая: муж-пьяница, ни на одной работе больше месяца не держат, дрался со мной, раза два ребра сломал, пока я ему молотком башку не проломила...
— Убила? — ахнула женщина, что сидела напротив.
— Оклемался, подонок, но не успел выйти из больницы, напился какой-то дряни и снова кулаки распустил, но тут Бог помог: попался на товарной станции за кражей из контейнера немецких консервов и сухого молока. Срок получил. Тут только я спокойно и вздохнула.
Хотя муж и просил ее не выходить из дома — на работу Аня уже две недели как не ходит — она не могла весь день торчать в комнатах.
После ужина они с Иваном гуляли в любую погоду по набережной Робеспьера. От Невы веяло свежестью, закатное солнце блестело на шпилях Петропавловки, темная вода посередине тоже золотилась, чайки бесшумно летали над Литейным мостом. Рыболовы, как всегда, окруженные любопытными, взмахивали удочками с парапетов. Иван поддерживал жену за локоть, впереди трусил золотой спаниель. В конце апреля муж принес его домой на руках. У собаки с печальными глазами отнялись обе задние лапы. Он страдальчески смотрел на Аню, она пощупала лапы, ребра — муж сказал, что спаниелька, по-видимому, попала под машину — но явных переломов не обнаружила. Собака ей сразу понравилась, она отнесла ее в ветеринарную лечебницу, там сказали, что песик поправится, выписали лекарства. Иван обнаружил спаниеля на улице Восстания во дворе дома, когда ходил по своим делам. Пес лежал на асфальте у клумбы и жалобно повизгивал, перед ним на клочке газеты белели рыбьи головы. Девочка, нагнувшись, гладила собаку по гладкой голове. Она и рассказала Ивану, что спаниелька сегодня утром попала под грузовик, кто-то принес ее с улицы сюда. Странно, что хозяева его не забрали. Один мальчик видел, как девочка в вельветовых брюках, не уследившая за выскочившим за кошкой на проезжую часть спаниелем, завизжала и с плачем куда-то убежала, наверное, подумала, что песик погиб под колесом грузовика.
Спаниелька явно была породистой и ухоженной, словоохотливая девочка сообщила и то, что этого песика она раньше не видела, значит, он не из их дома. Во время этого разговора пес такими несчастными глазами смотрел на Ивана, что он, не раздумывая, взял его на руки и понес домой. На всякий случай он несколько раз повторил девочке номер своего телефона на тот случай, если вдруг обнаружатся хозяева, но вот уже прошла неделя, а звонка не было. Аня и Иван быстро привязались к ласковому, почти с человеческими глазами, песику. Буквально на третий день после лечения он стал самостоятельно передвигаться, а, через неделю уже бегал, правда, чуть прихрамывая. На прогулках он трусил впереди новых хозяев, будто пританцовывая.
Когда Аня вернулась с ведром, спаниель — его назвали Грифом — встретил ее на пороге, обнюхал ведро, ноги и, бросившись к вешалке, где внизу были туфли на низком каблуке, одну в зубах принес ей. Это было приглашение к прогулке. Аня перебрала много собачьих кличек, прежде, чем остановилась на Грифе, точнее, спаниель сам отреагировал на эту кличку. Отзывался он и на Графа, но Аня посчитала, что Граф — это слишком уж претенциозно. Ветеринар сообщил ей, что спаниелю не больше двух лет. Гриф поднимал заднюю ногу во всех тех местах, где собаки оставляют свои отметки. Поначалу это у него не очень энергично получалось, сказывалась травма, но вскоре все пришло в норму. Аня часто задумывалась, что же на самом деле случилось? Не могли хозяева бросить на произвол судьбы пострадавшую собаку. Может, девочка просто перепугалась, боясь наказания, сказала дома, что спаниелька потерялась, убежала? Такое бывает. Или подумала, что песик погиб и в ужасе скрылась от этого места подальше. Ане и Ивану теперь было бы нелегко расстаться с так неожиданно вошедшим в их жизнь золотистым Грифом. Наверное, ни к кому так сильно люди не привязываются, как к собакам. Если и остались в этом мире бескорыстно преданные существа, так это собаки. Спаниелька был деликатным псом, по утрам терпеливо ждал, когда они проснутся, тут же приносил ботинки Ивану, приглашая прогуляться, иногда муж ворчал, не привык еще до завтрака выскакивать с собакой на прогулку, а Гриф упорно не желал возвращаться домой ранее, чем через полчаса. Утром его выводил Иван, в обед — Аня, а вечером гуляли втроем. Это была самая продолжительная и приятная прогулка, иногда длилась больше часа. И Гриф ее ожидал с нетерпением. Странно, что он угодил под машину, так как всегда держался вблизи хозяев, а если куда и отлучался, то стремглав мчался по первому зову. На проносящиеся мимо машины он посматривал равнодушно, будто и не побывал под одной из них. Гриф был смелый пес, не боялся подбегать к большим собакам, а если ему досаждали, прыгая на него, то рычал и огрызался, показывая ослепительные клыки. И весь он был компактный, золотисто-гладкий и вместе с тем пушистый у ног, курчавые уши почти до земли, культяпистый хвост все время в движении. При всей своей природной ласковости держался с достоинством, не позволял обращаться с собой как с избалованной болонкой. И не любил, когда гладили по голове: всячески уклонялся, отворачивался, низко нагибал голову, подметая ушами землю. Ресницы у него были длинные, как у современной модницы, а крупные глаза — карие, в потемках они светились розоватым светом.
Аня решила, что сегодня она прогуляется с Грифом на набережную, погода хорошая, на голубом небе светит солнце, нет ветра. От деревьев исходит запах клейкого молодого листа. Хотя Аня и носила с собой поводок с карабином, как правило, он ей не требовался: Гриф беспрекословно слушался, а после такого потрясения с машиной, никогда не выбегал на проезжую часть, даже если на другой стороне улицы маячила кошка. Надо сказать, что к кошкам он относился терпимо, что очень важно для городской собаки. Чаще всего из-за кошек они и гибнут под колесами машин.
По Неве плыли буксиры, многовесельные байдарки, даже в той стороне, где голубеет златоглавыми куполами Смольнинский монастырь, треугольным вымпелом реял парус яхты. Какой-то счастливчик уплывает из окутанного пепельной дымкой города в синий простор Финского залива. Богатый человек, конечно. Кто сейчас еще может себе позволить иметь яхту или катер, когда бензин стал дороже молока? Но вот парадокс! Сколько ни повышают цены на бензин, на колонках все равно очереди, машин на улицах полно. И все больше появляется иностранных с питерскими номерами. И за рулем сидят совсем молодые люди все в тех же дорогих кожаных куртках и ослепительно белых кроссовках.
Услышав шум и приглушенные крики, Аня сначала глазам своим не поверила: прямо у парапета пять парней в джинсах и безрукавках с иностранными надписями на груди и спине стаскивали с плеч юноши желтую кожаную куртку. Тот отбивался, что-то выкрикивал, но те, стащив ее, стали снимать часы с руки, один из них расстегивал ему ремень на джинсах. Мимо к тоннелю Литейного моста проносились машины, подальше замерли с удочками рыболовы, прохожие сворачивали с тротуара и переходили на другую сторону набережной. Как все дальше произошло, Аня и сама не смогла бы себе толком объяснить. Помнит, что дико закричала на грабителей, бросилась к ним, ее обогнал бесстрашный Гриф и стал, бегая вокруг них, неожиданно басисто и зло лаять. У Ани округлились глаза, выступившие весной веснушки потемнели от гнева, она обеими руками вцепилась в парня, отдирала его от юноши с искаженным лицом. Даже несколько раз хлестнула поводком. Жертве нападения уже успели поставить фонарь под глазом, из носа капала кровь.
— Уйди, сука! — замахнулся на молодую женщину один из парней. Внешне ни один из них не походил на бандитов, которых показывают в кино и по телевидению. Он бы ударил ее, но тут с протяжным визгом затормозила легковушка — Аня не разбиралась в иномарках — и оттуда выскочили трое спортивного вида мужчин. Без лишних слов они бросились в гущу дерущихся, замелькали кулаки, послышались сдавленные крики, оханье, двое нападавших сразу же оказались на асфальте, остальные трое, оставив полураздетого юношу, сопротивлялись, но мужчины были явно опытными бойцами, когда они, свалив еще одного, обернулись к оставшимся двоим, те бросились наутек, поднявшиеся с асфальта тоже припустили в разные стороны. У юноши была разорвана у ворота рубашка, джинсы с него не успели снять, но они спустились и он беспомощно стоял в синих трусах и рукавом стирал с лица кровь.
— Каратэ нужно заниматься, дружок! — сказал ему один из мужчин.
— Они мою куртку унесли, — облизал распухшие губы паренек.
— Джинсы-то надень, Аполлон! — усмехнулся другой.
Юноша торопливо подтянул штаны, застегнул ремень. Засохшая струйка крови спустилась от носа к подбородку, отчего он напоминал сейчас раскрашенного индейца далеких времен.
— До чего дошло: среди бела дня раздевают прямо на улице! — покачал головой другой мужчина. Он внимательно осматривал сжатый кулак, по-видимому, костяшки немного сбил.
— А вы, мадам, прямо-таки львица! Не испугались пятерых! — улыбнулся мужчина с плечами борца. Лицо приятное, длинные до плеч волосы. Он чем-то напоминал известного американского артиста с косичкой сзади, который исполняет роль в фильме «Нико».
— Наверное, муж? — предположил второй.
— Нет, — ответила Аня. — Спасибо, что помогли, а то я было подумала, что в Петербурге не осталось порядочных людей. Все делали вид, что ничего не видят и не слышат.
— Ваши знакомые? — повернулся к пострадавшему тот, который походил на артиста. — Что-то не поделили?
— Я их никогда раньше не видел, — облизывая разбитые губы, ответил тот.
— В вашем положении лезть в драку... — усмехнулся один из мужчин, поглядев на Аню.
— Это была не драка, а грабеж среди бела дня, — резче, чем следовало бы, ответила Аня. Их реплики почему-то вызывали у нее раздражение. Глядя на ее огромный живот, они переглядывались и улыбались.
— А что им все-таки от вас было нужно? — допытывался один из мужчин. У него были узкие рыжеватые усики, мощные мускулы вздували рукава голубой рубашки.
— Они шли сзади и задирали меня, — стал рассказывать потерпевший. — Я молчал. Надо было перейти на другую сторону, там народу больше, но из-за каких-то подонков... — юноша на секунду умолк. — А потом они сразу все налетели сзади, сказали, чтобы я снял куртку, часы, джинсы, не то они оглушат меня кастетом и сбросят в Неву. Показали маленький пистолет, наверное, газовый.
— И все-таки на людной набережной...
— По телевидению сообщали, что один кавказец тоже на глазах прохожих набросился на девушку и хотел ее изнасиловать, — заметила Аня.
— Значит, мы вовремя подоспели, — заметил похожий на Нико мужчина.
— Надо в милицию заявить? — беспомощно посмотрел на них юноша. Он прикладывал к носу окровавленный платок, шумно втягивал в себя воздух, стараясь остановить вновь начавшееся кровотечение... — Я целый год работал, чтобы купить такую куртку.
— Моя милиция меня бережет, — усмехнулся усатый. — Может, так и было когда-то, хотя я в этом сильно сомневаюсь, но милиция вам, молодой человек, не поможет. Милиция убийц-то не может разыскать, а уж на вашу куртку ей наплевать.
— Обратитесь в частное сыскное агентство, — подсказала Аня. — Например, в «Защиту» на Жуковской улице.
Тимофей Викторович Дегтярев внушал своим сотрудникам, что реклама для агентства просто необходима. Он даже перечислил приличную сумму в газеты на рекламу. Люди привыкли за всем обращаться в милицию и проходят мимо частных агентств. Да их еще и немного в Петербурге. Первыми поняли значение сыскных агентств бизнесмены и кооператоры: они платили деньги и были уверены, что частные детективы все возможное сделают, чтобы помочь им. Сыщики шли по следу, как собаки-ищейки, не жалели сил и энергии, чтобы добиться результатов. Тимофей Викторович всех предупреждал, что огнестрельное оружие можно применять лишь в самом крайнем случае и стрелять в ноги, плечи. Пистолеты брали с собой, когда шли на операцию совместно с работниками милиции. Но и в этом случае, если он убьет преступника, то с частного детектива спросится во много раз строже, чем с милиционера. Поэтому сотрудники Дегтярева больше надеялись на свои мышцы и умение нападать и защищаться.
— Какая у вас красивая собачка, — попытался погладить Грифа по голове мужчина, похожий на артиста, но спаниель решительно уклонился от ласки. — И гордая!
— Это он, а не она, — улыбнулась Аня.
— Огромное вам спасибо, товарищи, — поблагодарил своих защитников юноша. — Если бы не вы, я остался бы и без штанов... — он попытался улыбнуться, но из этого ничего не получилось: жалкая гримаса исказила его в общем-то, симпатичное лицо.
— Вы кооператор? — спросил один из мужчин.
— Я работаю на телевышке, — ответил юноша.
— А что вы там делаете? — удивился тот.
— Я — техник-смотритель.
— Плохо же вы там смотрите... — усмехнулся «Нико». — Такую муть теперь показывают! А реклама? Гнусь какая-то!
— Это не от нас зависит, — вяло возразил паренек. — Мы обеспечиваем качественный показ в Санкт-Петербурге.
— Не телевидение стало, а помойка, — поддержал приятеля другой мужчина. — Я только информационные программы смотрю, так и там тележурналисты все искажают, пытаются протащить свои идейки, обмануть доверчивых зрителей.
— И «Богатые тоже плачут», — вставила Аня. — Эту бесконечную эпопею все в стране смотрят.
— Кроме меня, — рассмеялся «артист», — как услышу гнусные слова переводчиков, так бегу из дома. Жена глаза выцарапает, если захочу выключить телевизор.
— А мне нравится, — тихо произнес юноша. — Даже не верится, что на свете есть страны, где люди так хорошо живут... И не о политике думают, а о самих себе.
— Была бы голова на плечах, — грубовато сказал молчавший до сих пор третий мужчина в тенниске. — И. здесь можно неплохо жить.
— Кроме головы, еще сила нужна, чтобы себя защитить, — печально произнес юноша. — А если ты родился слабаком?
Мужчины забрались в «Жигули» и уехали. Гриф задумчиво смотрел им вслед. Молодец, пес! Как смело бросился на грабителей и кажется, одному порвал джинсы, а другого укусил за ляжку. И не дал себя ударить ногой — вовремя отскочил.
— Куда уехать отсюда? Куда спрятаться от всего этого кошмара?! — вдруг вырвалось у юноши. Он смотрел на Анну, но глаза были отстраненные. — Что же это за страна — Россия? Что здесь живут за люди? Да и люди ли это? Не зря нас за рубежом прозвали «совками». Мы и есть совки. Я шел на свидание с девушкой... Вот приоделся в самое лучшее. Я не кооператор и не продавец, я — техник-смотритель. Работаю и заочно учусь в Политехническом. А на кожаную куртку я заработал во время отпуска. Знаете, что я делал? Помогал на товарной станции разгружать вагоны с гуманитарной помощью. И никогда ни одной консервной банки или пачку печенья не взял. Другие брали, а я — нет. Я не могу брать чужое, а они, эти... — он посмотрел в сторону арки на той стороне набережной, куда убежали бандиты. — Какие у них лица! Пустые, холодные глаза, от них пахнет чем-то нехорошим. Наверное, гнилью...
— Это вы правильно заметили — они и есть гниль, — сказала Анна.
— Меня зовут Никитой, — запоздало представился он. — А вас?
— Аня.
— А песика?
— Гриф.
— Он скорее похож на эльфа, — на этот раз сумел выдавить из себя кривую жалкую улыбку Никита. — Гриф — птица хищная, питается падалью, а ваша спаниелька — прелесть!
— А как зовут вашу девушку?
Никита потрогал разбитую губу, отвернулся.
— Как и вас — Аня.
— Подождите, — видя, что он собрался уходить, сказала Аня. — У вас кровь.
Она носовым платком стерла ее, платок сунула ему в руку.
— Идите на свидание, — посоветовала она.
— В таком виде?
— Она все поймет. Хуже будет, если вы не появитесь.
Они еще немного поговорили и он, понурившись, зашагал к Литейному мосту. Возвращаясь домой, она подумала, что вряд ли ее тезка Аня обрадуется, увидев его в таком виде. Впрочем, если любит, то обойдется. Никите сейчас нужно участие близкого человека.