Дети ада

1

Никогда Иван не предполагал, что грудные дети — это и радость, и Божье наказание! Похудевшая, большеглазая Аня с большой торчащей грудью была бледной и чуть ли не на ходу засыпала. Крошечные, сморщенные, краснолицые, похожие на старичков-гномиков близнецы одновременно просыпались, визгливо и вместе с тем раскатисто орали, пиявками присасывались разом к обеим грудям матери, сосали молоко, захлебываясь и удовлетворенно ворча. Глаза у них были узкие и будто затянутые пленкой. Хорошо еще, что у Ани молока было достаточно. А ведь могло его и не быть, как у многих рожениц. С молоком, как и с другим детским питанием теперь трудно. Близнецы по нескольку раз просыпались ночью, Аня, как лунатик, в длинной ночной сорочке шла к кроваткам с нейлоновой сеткой, меняла мокрые пеленки или кормила. У них и ночью был отменный аппетит. Иван всякий раз просыпался в своей комнате, первое время старался чем мог помогать жене, но вскоре почувствовал, что на работе его все чаще тянет в сон, да и вид у него, будто с похмелья. Тяжелая это штука — систематическое недосыпание. Умница Аня стала закрывать дверь в комнату, где спал муж, старалась побыстрее успокоить разоравшихся близнецов. Он уже не вставал при их пробуждении, да и перестал воспринимать их плач. Оказывается, можно и к этому привыкнуть. Привыкают же люди, живущие рядом с железнодорожными путями, к грохоту проходящих составов? С работы он старался поскорее прийти домой, помочь жене с приготовлением еды, научился стирать, гладить влажные пеленки. В квартире витал запах молока, описанных пеленок и детской присыпки.

Как-то ночью, лежа на узком диване и слыша ласковое бормотание кормящей грудью детей жены, Иван задумался о том, что жизнь при выдуманном большевиками мертворожденном, уродливом социализме совершенно вытравила из сознания людей такие привычные понятия, как прислуга, кормилица, гувернантка, экономка... Эти, так необходимые в нашей жизни профессии исчезли в стране «развитого социализма». А ведь сколько благодарственных слов написано старинными писателями о преданных слугах, лакеях, гувернантах, управляющих домами и имениями. Как бы нужна была Ане сейчас помощница! Но где ее возьмешь? Появились господа, бизнесмены, брокеры, биржевики, миллионеры, а вот для обслуживающего персонала пока названия не придумали. А дело идет к тому, что скоро появятся и слуги, и лакеи, и приказчики, и прочие забытые профессии. Кто-то рожден командовать, управлять, делать большие деньги, а кому-то на роду написано подчиняться, прислуживать, выполнять всю ту мелкую, но так необходимую работу по дому. Любое сравнение настоящего с былым выигрывает в пользу прошлого. Уравниловка никогда не облегчала жизнь людей — наоборот, усложняла ее, подчас делала невыносимой. Наши предки умели наладить свою жизнь, быт, распределить национальное богатство на всех, умные, талантливые люди из низов и тогда выбивались в лидеры, становились богатыми, ворочали экономикой огромной империи. А рожденные в богатстве, неге, но лишенные талантов, проматывали нажитые родителями состояния и становились изгоями. Так уж устроен мир, что рядом сосуществуют работяги и бездельники, богатые и бедные, талантливые и бездарные. И каждому свое. Если ты не можешь что-то создавать, приумножать свое состояние, изобретать, быть мудрым политиком или чиновником, ты должен найти свое место на других поприщах, попроще. Они тоже необходимы. Смешно сейчас звучит, высказанная Лениным-Ульяновым известная фраза: «Каждая кухарка может управлять государством!» Или: «Мы будем делать из золота сортиры...» может, не совсем точно запомнил Иван эти пустозвонные слова, но когда-то их в вузах заставляли зазубривать намертво и цитировать на экзаменах. Сколько всего сатанинского нагородил в России «добрый дедушка» Ильич!

Бог каждому человеческому существу от рождения определяет его судьбу: одного готовит к великим деяниям, другого оставляет без внимания, но тут, как говорится, дьявол не дремлет: он тут же подчиняет своему тлетворному влиянию слабых, никчёмных людишек и готовит из них воров, убийц, насильников. Опекает их, защищает. Одухотворенный, верующий человек не может стать негодяем, он осенен Божьим благословением, над ним от рождения до смерти реет Ангел-хранитель. Умно и ненавязчиво направляет на пути к истине, оберегает от дьявольских козней. А не осененные — это дети Ада. У них нет бессмертной души. Ведь только Всевышний знает, кто чего стоит. У детей Ада совсем иная мораль, иная логика, иное существование в нашем мире, хотя они внешне и похожи на нормальных людей. И только святые и провидцы безошибочно определяют их сущность. Как и нечистая сила в черных подземельях, куда не проникает и луч света, дети Ада творят зло в потемках. Будь это грабители или убийцы, или хитроумные политиканы, внушающие обманутому народу одно, а делающие совсем другое. Бесы пролезли в религию, на ответственные посты в правительстве, они заседают в парламентах, ложах, их чаще, чем других, показывают по телевизору такие же маленькие бесы с камерами. И самое отвратительное — видеть беса в священническом одеянии с крестом на груди. Но бесовское обличье рано или поздно вылезает наружу и даже непосвященные начинают их отличать от православных. Дети Ада связаны друг с другом невидимыми сатанинскими путами. Они легко находят друг друга, объединяются. Вот почему нечистая сила, захватившая власть в обществе, в первую очередь стремится облегчить участь подонков, воров, убийц, находящихся в тюрьмах, лагерях. Это ее армия. Тут и амнистии, и принимаемые законы, дающие преступникам чуть ли не открыто творить зло. Дети Ада ненавидят верующих в Бога людей и, вырвавшись на свободу, начинают их притеснять, травить, убивать. Сразу после революции бесы в кожаных тужурках с маузерами на боку стали убивать священнослужителей, осквернять и разрушать храмы. Теперь-то известны всем распоряжения Ленина о расстреле десятков тысяч служителей культа. Некоторые пророки видели в вожде революции типичного Сатану. И даже внешний облик его в кепочке и с хитрым прищуром, как и его окружение, соответствовал бесовскому воинству. Кто еще, кроме сил тьмы и Ада, мог поднять руку на самое святое для праведного человека — на его веру в Бога. Только иноверцы, идолопоклонники, поклоняющиеся Дьяволу. Дети Ада захватили власть в некогда великой Боголюбивой державе и устроили вселенский бесовский шабаш!..

Несчастна та страна, в которой правят народами дети Ада. И трижды несчастен народ, который не понимает этого и терпит все притеснения.

Все эти мысли были навеяны Рогожину беседой со священником, крестившим близнецов. После обряда прямо от Спасо-Преображенского собора на белом микроавтобусе «Мерседес» Глобова все присутствующие поехали к нему в Комарово отпраздновать это событие. Был приглашен и молодой, с тонким, красивым лицом священник, отец Никодим. Высокий, худощавый, русобородый, с длинными, до плеч, белокурыми волнистыми волосами и большими светлыми глазами, он сразу понравился Ивану. На его длинной приталенной черной рясе — большой серебряный крест. Приятно было смотреть на его доброе лицо, слышать мягкий мелодичный голос. Было завопившие Наташа и Петр, попав к нему на руки, тут же умолкли и даже не расплакались, побывав в купели. Обычно светло-голубые глаза придают лицу холодное выражение, у отца же Никодима ничего подобного не наблюдалось. Его глаза были родниково-прозрачными, добрыми. Они излучали любовь к людям, внимание. Он закончил Духовную академию и уже пять лет служит в петербургских храмах Господа Бога. Отец Никодим был убежден, что в России сейчас правят сатанинские силы, он и употребил выражение «дети Ада». Эти силы проникли на радио, телевидение, особенно в прессу — не надо быть очень уж грамотным человеком, чтобы не видеть и не слышать, как нагло и безапелляционно стараются все эти смазливые теледикторши, комментаторы, советники, консультанты, социологи, психологи и даже астрологи в конфедератках внушить людям безверие, нигилизм, разврат — в общем, весь набор чуждых православным «истин», которые варятся в подземельях адских лабораторий. Стоит лишь повнимательнее присмотреться к обличию этих «оракулов» и видишь, что они прототипы издревле известных ликов Сатаны! Разве что не заметны на головах маленькие рожки, а на ногах — копыта... К позору церкви на волне демократии пролезли в депутаты и несколько псевдосвященнослужителей, их миряне знают не по душеспасительным Божьим делам, а по тенденциозным выступлениям вместе с бесами на митингах, пресс-конференциях, в депутатском зале. Уж если окунулся с головой в мирские дела, позабыв про церковные, так уйди из церкви, не марай ее непотребными деяниями! А высшие иерархи церкви будто и не видят, что происходит. Слава Богу, сам патриарх вроде бы отошел от мирской суеты-сует, но зарвавшихся бесов-попов не отлучает...

Поняв, что больше не заснет, Иван встал, сделал зарядку перед открытой форточкой, умылся. В ванной обнаружил в тазу замоченные пеленки, прямо в раковине выстирал их и повесил на металлическую сушилку. Радио не стал включать, пусть Аня поспит. Солнце уже заливало двор желтым светом, внизу шумели моторы легковых машин. Бензиновая гарь проникала через форточку в квартиру. Случалось, ночью срабатывала сигнализация, и они просыпались от пронзительных прерывистых гудков. Наверное, все, у кого окна во двор, слышали этот раздражающий сигнал. Дворничиха говорила, что это кошки прыгают на капоты, а сигнализация тут же срабатывает. И ждут все проснувшиеся в доме, когда хозяин спустится вниз и отключит. Иногда Ивану хотелось с балкона швырнуть в надрывно ревущую машину чем-нибудь тяжелым. Например, бутылкой из-под шампанского. Но такова жизнь: много стало ворья и машины угоняют в Санкт-Петербурге каждый день.

Как-то Глобов предложил Рогожину подержанные «Жигули», но он отказался: бензин страшно дорог и все одно, не так-то просто заправиться в городе — километровые очереди на бензоколонках. Нет гаража, потом Дегтярев обещал предоставить ему в постоянное пользование служебный «газик» с мигалкой. Опять же миллионер помог приобрести по безналичному расчету прямо на заводе. У Андрея Семеновича везде связи и полезные знакомства. Машину он предлагал Ивану в рассрочку и не очень дорого, но нынешние цены на машины таковы, что это «недорого» обошлось бы под миллион! Пришлось бы десять лет расплачиваться. Разве что Дегтярев в связи с прогрессирующей инфляцией снова не увеличит зарплату. Помнится, когда весной шахтеры Кузбасса пригрозили забастовкой и правительство в несколько раз повысило им зарплату, так они, бросив работу, примчались в столицу, где проходил съезд народных депутатов и правительству Ельцина грозила полная отставка, примчались, чтобы поддержать столь щедрое к ним правительство. Что им до других? Вырвали для себя жирный кусок и за него готовы всем глотки перегрызть, но их быстро раскусили в стране и новоявленные миллионеры в желтых пластмассовых касках — они как театральные статисты пришли к Кремлевскому дворцу в шахтерской форме — вынуждены были с позором под улюлюканье собравшихся москвичей удалиться. Информационные агентства передавали, что в шахтерских городах начались бессрочные забастовки людей других специальностей: учителей, медиков, заводчан. Получается, что одним повышают зарплату за счет других. Хитрые шахтеры пригрозили забастовкой как раз перед съездом, когда еще зимний отопительный сезон не кончился — от добычи каменного угля зависели здоровье и, жизнь миллионов людей — и добились своего. Вот и вся цена их политическим заявлениям! Делали вид, что борются за лучшую участь всего народа, требовали отставки правительства, а стоило астрономически увеличить зарплату, как сразу полюбили президента и коррумпированное правительство. Гурьбой кинулись в Москву защищать их от голодных, доведенных нищетой до последней крайности, людей. Такую же шкурническую политику взяли на вооружение и авиадиспетчеры. Потребовали увеличить как и шахтеры, зарплату в 20—30 раз, иначе, мол, в сезон летних отпусков устроят забастовку... Правда, после повышения цен на билеты только очень богатые люди могут теперь летать на самолетах. Железнодорожники тоже не отстают: тихой сапой повышают и повышают цены на билеты.

Умница Гриф осторожно носом открыл дверь из комнаты, где спала жена, подошел к Ивану и положил курчавую, с длиннущими шелковистыми ушами голову на колени. Золотистые выразительные глаза его с черными ресницами красноречиво говорили: «Я готов. Идем гулять?» Если бы все встали, он более бурно проявил бы свои чувства. Для городских собак прогулка — это праздник. Особенно для охотничьих. Грифу можно было и не надевать ошейник, он вел себя на улице послушно, а после того, как побывал под машиной, больше никогда не выбегал на проезжую часть. Переходил дорогу только рядом с хозяевами. Маршрут их известен: выйдя на улицу Пестеля, направятся вокруг собора, свернут в переулок и выйдут к американскому консульству, где шоссе перерыто и машины не ходят. Тут теперь раздолье собакам.

Было еще не жарко, хотя солнце светило вовсю, оно в белые ночи почти не заходит в городе. На пару часов спрячется за Петропавловской крепостью, растопив багрянцем густую синеву ночного неба, и снова уже вскоре пускает золотые стрелы лучей на сияющие купола соборов. Причудливо смотрятся на Неве вздыбившиеся в прозрачное небо двумя створами разводные мосты, а бесшумные белые корабли, проплывающие между ними в утренней дымке в Финский залив, кажутся «Летучими голландцами». Красив Санкт-Петербург в белые ночи, в тени спрятались кучи мусора, оставленные вдоль тротуаров уличными торговцами, не так уродливо выглядят телефонные будки с разбитыми стеклами и оторванными трубками. Все еще не уехавшие от нас наемные вьетнамцы все, что можно, скупают и отсылают на родину, будь это трубки или украденные счетчики. Работают ли они где-нибудь? Или только скупают ворованное, очищают магазины, стоят в длинных очередях на почтах с увесистыми посылками в руках. Прямо-таки жучки-могильщики! Точат и точат нашу экономику. Парадокс! В России все больше безработных на улицах, а какие-то умники поназаключали договоры на наемную рабочую силу из-за рубежа!

В один прекрасный день на всех этажах дома, где живет Рогожин, «умельцы» в рабочих робах, полосатых шапочках, что носят строители, быстро и ловко справились с замками на металлических стенных щитах, отсоединили счетчики, а чтобы жильцы не ударились в панику, лишившись электроэнергии, напрямую соединили провода. Все было сделано, когда жильцы были на работе. Никто бы и не заметил, если бы впопыхах не забыли подключить одну квартиру. При нашей всеобщей безответственности и неразберихе новые счетчики никто и не подумал ставить. Да и какой смысл? Снова тут же украдут.

Гриф тщательно обнюхивал вывороченный бульдозером из земли огромный камень, на него с интересом смотрела и молодая овчарка. Она натягивала поводок, но хозяйка не отпускала, а Гриф первым к незнакомым собакам не кидался. Наверное, тоже когда-нибудь обжегся: собаки разные, одни радуются встрече, другие равнодушны, а третьи, не долго думая, норовят сбить с ног и цапнуть побольнее. Тысячелетия живя с людьми, собаки многое переняли у них...

Два парня лет по 18—20 расположились на гранитном парапете, между ними несколько разноцветных банок заграничного пива. Иван всегда удивлялся, как это могут молодые люди покупать такое пиво, платя за банку бешеные деньга! В ней и пива-то чуть больше 300 граммов. Оба в мешковатых светлых брюках, один в футболке с иностранными надписями. Они сидели спиной к Неве и, болтая ногами в кроссовках, насмешливо отпускали ядовитые реплики вслед проходящим мимо женщинам, впрочем, те не обращали на них внимания. Петербуржцы предпочитали не связываться с обнаглевшей молодежью. Обматерят в ответ на самое невинное замечание, могут толкнуть и кулаки в ход пустить, особенно когда их много. У ног стояла бутылка из-под шампанского, которое они еще раньше опустошили. Увидев приближающегося к ним Грифа, парень в майке осклабился:

— Эй, длинноухий, не хочешь по утрянке выкупаться?

Иван принял это за обычный пьяный треп, но парнишка, поощряемый приятелем, проворно соскочил с шершавого парапета и хотел сграбастать поравнявшегося с ним спаниеля, тот зарычал и отпрянул в сторону, тогда парень схватил увесистую бутылку и запустил в собаку. Бутылка вдребезги разлетелась на тротуаре, рассыпав сверкающие осколки. Второй в варенке принялся со смехом швырять пустые банки. Гриф повернулся к хулиганам и стал их яростно облаивать, однако держался на приличном расстоянии.

Рогожин даже не подозревал, что в нем вспыхнет такая неудержимая злость к этим подвыпившим подонкам. Ну что им нужно было от собаки, причем, на редкость миролюбивой. Большинство прохожих, увидев трусившего навстречу им золотистого кудрявого песика, улыбались, а некоторые вслух восхищались им. Дети стремились погладить. Им это Гриф разрешал. А тут — тяжеленной бутылкой в собаку! Так и убить можно. Тот, кто имеет четвероногого приятеля, знает, какое возмущение поднимается в тебе, когда обижают его. Иван с побагровевшим лицом за руку сдернул одного с парапета, в это, время второй в майке, оказавшийся за спиной Рогожина, двинул того кулаком в челюсть.

Не отпуская первого, Иван наотмашь ударил напавшего на него сзади — тот отлетел к парапету, но на ногах удержался. Маленький Гриф наскакивал на парней, нацеливался на ноги, но почему-то не кусал. Спаниели очень добрые собаки, а, может, думал, что люди играют? Тот, что в черной майке, оказался довольно настырным, он снова ухитрился ощутимо стукнуть Ивана по голове. Пришлось, отпустив первого, заняться им. Уверенные в своем превосходстве парни вскоре убедились, что имеют дело с профессионалом. Хулиган в черной майке нагнулся, чтобы подобрать с тротуара острый осколок зеленоватого стекла, но Иван наступил ему на руку, тот завопил и плюхнулся на колени, лицо его исказилось от боли. Не снимая ноги с его ладони, Иван свалил второго парня мощным ударом в подбородок. И Гриф — добрая душа — подбежал к нему и стал лизать лицо. Только тут злость отпустила Рогожина, да и парни враз присмирели. Самое удивительное, что прохожие, обычно с любопытством наблюдавшие за подобными стычками, переходили дорогу и поспешно удалялись по другой стороне к Литейному мосту.

— Подберите осколки, — сказал Иван.

— Чего ты, дядя, ошалел? — хриплым голосом произнес парень в майке, шевеля разбитыми пальцами на руке... — Мы же тебя не трогали.

— Это его собака, — сообразил парень в варенке. У него подбородок стал вдвое больше, а нижняя губа отвисла. Этакий верблюдик.

— А ну быстро! — повысил голос Иван, а чтобы они не пустились наутек, прихватил их сумку.

Парни, поколебавшись, нагнулись и стали подбирать осколки. Один из них хотел было бросить в Неву, но Рогожин остановил:

— В урну!

Выматерившись, хулиган, скрежеща зубами, понес зеленые осколки в ближайшую урну, то же самое пришлось сделать и второму. Потерявший к ним интерес Гриф уже крутился возле подошедшего от Литейного моста рыболова, раскладывающего у парапета свои снасти. Здесь он нашел полное взаимопонимание: мужчина в пятнистой куртке десантника и солдатских башмаках разговаривал с ним, погладил по спине. Обычно Гриф не очень-то общителен с незнакомыми, но тут явно симпатизировал незнакомцу.

— Отдай сумку! — угрюмо потребовал парень в майке. Они подобрали крупные осколки и теперь стояли у парапета и мрачно смотрели на Рогожина.

— Я вот раздумываю, — сказал тот, помахивая сумкой. — В милицию вас сдать или... — он умолк, потому что насчет «или» и сам еще не знал. Да и в милицию их вести — пустая трата времени, их тут же отпустят. Подумаешь, в собаку запустили бутылкой!

— Что мы такого сделали? Сидели себе...

— На чаек смотрели, — вторил второй.

— Вы чуть мою собаку не убили. Вы оскорбляли прохожих, сквернословили, — спокойно перечислял Иван. — Вы два мерзавца, считающие, что вам все позволено, два ублюдка, позорящие Санкт-Петербург...

— Не надо нотаций, дядя, — прервал парень в черной майке.

— Пускай травит, он, наверное, депутат, — усмехнулся приятель.

Они уже пришли в себя после стычки и снова наглели на глазах. Понимали негодяи, что им ничего не будет за такой пустяк, да и свидетелей нет.

— Ты мне на руку наступил, дядя, — продолжал парень в майке, подув на ладонь с растопыренными пальцами.

— А мне в подбородок заехал, — вторил ему второй. — Если знаешь приемы, то не имеешь права их применять.

— Молодцы, все-то вы знаете.

— Да уж как-нибудь... шурупим!

— Жарко сегодня, верно? — подойдя к ним, миролюбиво заметил Иван. — Не хотите искупаться? — И, размахнувшись, швырнул тяжелую сумку в Неву. В ней что-то звякнуло. Парни выпучили на него глаза и тут он одного за другим перебросил через парапет вслед за сумкой. Громкие всплески и злобные вопли разнеслись окрест, но петербуржцы давно стали равнодушны к уличным скандалам и шли себе своей дорогой. Да и прохожих-то было мало в этот ранний час на набережной Робеспьера.

Тут же неподалеку был каменный спуск к Неве, так что они смогут быстро выбраться, если плавать умеют. Он проследил, как один, подхватив полузатопленную сумку, стал выбираться на мокрые широкие ступени, второй уже был там. Свистнув Грифа, Иван пошел домой. Пес оглядывался, по-видимому, и сам был не прочь выкупаться, но тут рядом выходила канализационная труба и у самого гранитного берега плавали белые хлопья пены и грязь. У того, что был в черной майке, к волосам на голове прилепился скрученный презерватив.