Дети ада

1

Антон Ларионов вел свой «газик» по центральной улице Великополя. Она еще носила название Октябрьской. Пересекал ее проспект Ленина. До провинции все из столицы докатывалось с опозданием: местную власть еще не охватила страсть переименовывать улицы и предприятия. В городе действовали небольшой инструментальный заводик «Заветы Ильича», трикотажная фабрика «Красное знамя», хлебокомбинат имени Володарского, конфетная фабрика Урицкого. Хотя почти наверняка никто в Великополе не знал, что эти последние двое были злобными палачами русского народа. Образца 1917 года.

Был понедельник, 3 февраля 1992 года. Длинная грязная улица с выбитым асфальтом, лужи на обочинах, снег можно было увидеть только в скверах и на крышах зданий. И еще под кучами мусора. Зима выдалась гнилой, как и все зимы в последние годы, выпадет снег, подморозит и снова оттепель с капелью и лужами. Иногда с утра до 10 градусов мороза, а к обеду уже плюс 6. Такая переменчивая погода угнетала, давила. Многие грипповали. Конечно, в Плещеевке хорошо, там все-таки снега еще много, но даже любитель лыж Игорек не встает на них, потому что снег обледенелый и обдирает полозья. На озере стало много народа, каждую субботу сюда на автобусе приезжают рыболовы. Черными головешками они разбросаны по всему озеру. Есть и такие, кто на виду у всех долбят полыньи и заталкивают туда шестами сети. И пасут их, опасаясь кражи. Никакой рыбинспекции здесь давно не было. В магазинах пусто, кроме хлеба по очереди, ничего не купишь. Даже дорогие колбасы народ разбирает. Горожане бросились к рекам и озерам, надеясь к ужину домой привезти окуней и плотвичек.

В Великополь Антон приехал за насосом «Кама», который отдал в мастерскую на улице Гагарина. Сгорела обмотка. Угрюмый приемщик сообщил, что еще не перемотали. Сдерживая гнев, Антон поинтересовался, мол, почему? Ведь в квитанции указан срок? Мастер ответил, что мотальщик заболел... Бесполезно было спорить, говорить, что ему, Ларионову, пришлось ехать за несколько десятков километров сюда, а бензина в области уже два месяца ни на одной колонке не купишь.

Он остановил «газик» у хлебного магазина, отстоял очередь дважды и купил шесть буханок хлеба. Белого не было, на руки выдавали лишь по три буханки. Взял печенья, пряников, двести граммов конфет. У него оставалось еще одно дело — заехать к начальнику районного Управления милиции. Было около пяти, а в шесть, наверное, даже такое учреждение как милиция закрывалось. Поставив машину в переулке, неподалеку от милицейских «газиков» и «Жигулей», Антон отправился к начальнику. Мимо проходили розоволицые молодые люди в гражданском, подозрительно косились на высокого широкоплечего Ларионова. Как бы ни одевались милиционеры, но их всегда можно узнать: манера идти, вглядываться во встречных, наконец, написанное на лице чувство собственной исключительности и пренебрежения к остальным. В приемной печатала на машинке светловолосая женщина лет 35. При виде Антона она как-то чересчур поспешно поднялась с места — на продавленном кресле он заметил красную плоскую подушечку — и заявила, что у начальника совещание. Антон сказал, что подождет.

— Вряд ли вы дождетесь, — не очень-то приветливо заметила секретарша. — Это допоздна.

— Домой-то они когда-нибудь пойдут?

— А по какому вы вопросу?

— Меня участковый просил зайти к начальнику, как буду в городе, — неопределенно ответил Антон. Вообще-то его приглашал начальник следственного отдела, он толкнулся к нему в дверь, но она была закрыта. Антон знал, зачем его просили зайти: милиция все еще надеялась, что он сдаст автомат и пистолет. Но у них ничего, кроме голословных заявлений осужденных не было. Колю Белого и Петю Штыря осудили, дядя Володя гуляет на свободе — улик не собрали против него — а Пашка-Паук — по-прежнему пьянствовал в Плещеевке, видно, ему кое-что досталось за вещи Ларионовых. Мало того, что сам пил, так еще и соседей угощал, это когда водка стоит таких денег! И если вначале все в деревне были настроены против ворюги-наводчика, то теперь помалкивали, особенно мужики. Антон собирался подсказать следователям, что стоило бы им поинтересоваться, за какие шиши покупает Пашка водку? Участковый Терентьев сказал, что у него нет такой власти обыскивать дома и спрашивать, кто за чей счет пьет? Теперь можно не работать, быть тунеядцем, бомжем — все это законом не возбраняется, а он выполняет поручения районной милиции и расследованием не занимается. Разве что по мелочи: кто украл курицу или увел козу. Такое у них разделение обязанностей. И потом у него такой огромный участок, что и за неделю на мотоцикле не объедешь. Одиннадцать деревень и в каждой что-нибудь да происходит.

Антон все больше раздумывал о том, чтобы пригласить еще кого-нибудь из знакомых горожан в Плещеевку. Списался с родственником из Твери. На местных нечего было и рассчитывать, их мало, да они и не желают жить по-новому, тем более помогать, даже за деньги. Не хотят из захудалого колхоза уходить и брать даже даром землю. А колхозы гибнут на глазах: скот мрет, кормов не хватает, колхоз «Путь Ильича» сдал на мясокомбинат породистых свиноматок. Комбикорма подскочили в цене. Весь тракторный парк развалился, комбайны ржавеют под открытым небом, из мастерской украли фрезерный станок и почти все запчасти. Подъехали на «Камазе» и все увезли, говорят, в соседнюю Белоруссию. Сторожа не было. Поговаривали, что механик-латыш провернул эту операцию. А еще раньше много строительных материалов отправил в Латвию. Еще до разбирательства этого дела быстренько продал богатому великопольцу дом, гараж и укатил на родину — в суверенное государство Латвию.

— Может, все-таки скажите начальнику, что я жду? — сказал Антон.

Секретарша не успела ответить, в приемную чуть ли не бегом влетел невысокий полноватый мужчина с красноватым лицом. В руке у него сумка. Улыбнувшись секретарше, он без стука колобком вкатился в кабинет начальника и плотно притворил за собой дверь. До Антона донеслись разгоряченные голоса, а когда толстячок переступал порог кабинета, в сумке звякнули бутылки.

— Ну теперь ясно, что... совещание не скоро закончится, — проговорил Антон, поднимаясь со стула.

— У начальника вообще-то есть приемные часы...

— Я ведь не местный, — сказал Ларионов.

— Приходите лучше завтра с утра, — вдруг сжалилась над ним секретарша.

— Передайте начальнику, что заезжал Антон Ларионов, — сказал он уже с порога. — Если я еще кому-нибудь из них понадоблюсь — пусть сами приезжают в Плещеевку... Мне там, понимаете, не с кем совещаться... — кивнул на обитую дерматином дверь. — Всегда на месте. До свидания.

— A-а, Ларионов... Вас ведь обокрали? — вспомнила секретарша.

— А вас еще нет? — улыбнулся Иван, выходя из приемной. На пороге задержался. — Это не вашего начальника недавно обокрали? Говорят, все ценное из дома вынесли, пока он... совещался?

— Было дело, — неохотно ответила секретарша. — И до сих пор никого не нашли.

— И не найдете, — сказал Ларионов. — Преступники умнее сыщиков стали. И они, говорят, на «работе» не пьют...