2

С таким типом людей, как Болтунов, Рогожин еще не встречался. Редкая пакостность, злобность и коварство, присущие ему, удивительным образом сочетались с эрудицией, находчивостью и даже долей мрачного юмора. Когда Пал Палыч хотел, он мог произвести на незнакомого человека самое выгодное впечатление. Свою истинную сущность он глубоко запрятал в себе. По крайней мере, на первых порах. И еще одно, пожалуй, самое отвратительное, качество было в нем — провокационность. Он мог влезть в душу, выведать самое сокровенное, прикинувшись доброжелателем и другом, а при случае с потрохами предать доверившегося ему человека. И делал это без всяких угрызений совести. Бобровников подозревал, что Болтунов был в те времена профессиональным провокатором и стукачом. Слишком уж часто «горели» люди, имеющие с ним дело.

Однако, кто поумнее, быстро раскусывали его и старались порвать всякие отношения. Болтунов был прилипчив и нахален, особенно, когда ему было нужно что-то от человека. Он разыскивал такого, часто звонил ему, утомляя бесконечной болтовней. Если человек не хотел брать трубку, то Болтунов мог сделать 10—20 назойливых звонков. Не у каждого выдерживали нервы слышать непрерывное звучание аппарата и он снимал трубку. Таким образом, по количеству звонков можно было точно определить, что звонит Пал Палыч. Бобровников сказал, что и мертвого из гроба поднимет к телефону... При любой системе, при любом строе, такие люди, как он, умели быстро приспосабливаться, тут же менять свои принципы, если они у них и были. Болтунов никого не любил, естественно, кроме себя, поэтому предавать людей ему было легко, как плюнуть или чихнуть. Наверное, он это и предательством не считал. Люди были для него пылью под ногами. Сильно выпивший, он и не скрывал своего презрения к ним. Иногда доверительно намекал, что его предки были дворянского происхождения, но это была явная ложь — благородных черт ни в лице, ни в характере у Пал Палыча не наблюдалось.

Компрометирующих материалов на него Рогожин не собрал, зато истинное лицо Пал Палыча узнал. От этого человека можно было ожидать чего угодно. Если он и обманывал Глобова, то так умело, что придраться было не к чему. Взять хотя бы тот случай с покупкой импортных автомашин в Архангельске. Миллионер дал им с Бобровниковым деньги, сказал, сколько хотел бы купить на них машин, а уж как они будут совершать сделки, это его не интересовало, тем более, что никаких документов не требовалось. Деньги переходили из рук в руки, потом оформляли техпаспорта и транзитные номера в местном ГАИ. На это тоже были отпущены средства, не дашь взятку — оформление затянется надолго. Глобов операцией был доволен. Машины он распределил среди своих сотрудников. Конечно, не бесплатно. И в итоге получил прибыль. Он даже как-то заметил Александру Борисовичу: «Ты вот не купил иномарку, а «Тухлый» (в фирме так прозвали Болтунова) приобрел, значит, у него есть коммерческая жилка! У советских людей так въелось в плоть и кровь воровство, что отдай им все в собственность, так они сами у себя будут воровать...» Андрей Семенович любил иногда пофилософствовать и тут уж лучшего слушателя и собеседника, чем Пал Палыч, ему было бы и не найти. И думает Тухлый — довольно меткое прозвище! — привлекал миллионера как индивидуум, активно приспособляющийся к новым условиям существования. Болтунов ведь немало лет проработал в старой советской бюрократической системе. И жил по законам того времени. А сейчас приспособился к другой жизни и надо сказать, довольно быстро и без внутренних сомнений. Глобов полагал, что такие люди полезны в мире бизнеса, где далеко не все средства добывания денег чистоплотны. Он часто повторял, что с волками жить — по-волчьи выть...

Выяснил Иван еще одно: какие бы сделки ни оформлял Болтунов, Глобов никогда в накладе не оставался, фирма получала от спекулятивных операций немалую прибыль, почему бы его помощнику тоже не положить в карман несколько десятков тысяч рублей?

Все это Андрей Семенович, который не терпел жуликов, считал проявлением скрытых деловых качеств у своего советника по культуре. Короче говоря, прощал тому то, что не простил бы другому. У него была слабость к людям искусства, литературы, гуманитариям.

Не желая потерять такого богатого шефа, Тухлый, нутром чуя надвигающуюся опасность, выбирал удачный момент и сам признавался, что кое-что поимел от той или иной сделки... Глобов добродушно смеялся, говорил, что в курсе и прощал ему. А удачный момент Пал Палыч выбирал за хорошо накрытым столом на даче шефа, во время томления под баночное пиво в жаркой сауне, главное, чтобы шеф был в расслабленно-благодушном настроении. Несколько раз Тухлый привозил в великолепно оборудованную сауну жадных до богатых людей девиц, но Глобов был влюблен в свою артистку Натали и по достоинству не оценил расторопность Болтунова.

Иван и Александр Борисович встретились в кафе на улице Марата, когда-то Рогожин здесь бывал с Лолой Ногиной... Как там она в Хельсинки? Лола — единственная женщина, к которой жена сохранила стойкую неприязнь. По долгу службы Ивану приходилось встречаться со многими женщинами, они звонили и домой. К великому счастью Ивана жена его не ревновала, иначе это было бы трагедией. Больше всего на свете он не терпел ревнивых женщин! Катенька — его бывшая жена — замучила своей ревностью. Кстати, он был ей верен, а она имела любовника. Очевидно, склонные к измене люди всегда подозревают в этом пороке и других. Иначе с чего бы Катерине его было ревновать?

Ревность у Ивана ассоциировалась с изменой, а не с любовью, как у других. Сам он не ревновал. По вновь приобретенному опыту в детективном агентстве знал, что ревнуй — не ревнуй, а если женщина хочет тебе изменить, она это рано или поздно сделает. И обманутый муж или любовник, если и узнает обитом, то последним...

Бобровников был озабочен, круглое его розовое лицо обычно улыбчивое, было хмурым, веки припухли, под глазами обозначились мешки. Он любил выпить, но последнее время жаловался на сердце, дескать, с похмелья стало прихватывать, да и наваливалась депрессия... Тем не менее с молчаливого согласия Ивана заказал бутылку шампанского, легкую закуску. Уже было шесть вечера, за окнами кафе сквозь шторы пробивался тусклый уличный свет. День прибавлялся, теперь и в семь было светло, не то, что в декабре, когда электричество зажигали в домах сразу после трех дня. В городе пахло весной, но на душе у людей было тревожно. Мало кто ожидал улучшения жизни весной и летом 1992 года.

Официант сам хотел открыть зеленую бутылку, но Бобровников отобрал и, открутив проволоку, выпалил в потолок. На губах его появилась мальчишеская улыбка.

— Вся прелесть шампанского — это выстрелить вверх! — заметил он, наливая искрящийся пенистый напиток в высокие фужеры. Как и следовало ожидать, белая пена вздыбилась выше краев и тут же опала, оставив лужицу вокруг ножки бокалов.

Рогожин неторопливо изложил приятелю все, что удалось собрать за две недели наблюдений за Тухлым. Прозвище ему все больше нравилось. Все-таки умеют люди подметить в любом человеке самую его суть! Где-то он прочел, что если человеку дают разные прозвища, значит, его крепко не любят. Пытался вспомнить свои прозвища, но ничего не приходило на ум. Уж в детстве-то наверняка как-то прозвали... Рожа-рогожа не в счет, это не прозвище, а оскорбление, которого Иван никому не спускал... Может, поэтому его никак и не прозывали? В детстве драться приходилось часто, да наверное, и не ему одному. А когда стал заниматься спортом и нарастил крепкие мышцы, его вообще перестали задевать. Очевидно, что-то есть во внешности сильного, умеющего постоять за себя человека, что заставляет хулиганов и скандалистов обходить его стороной. Подонство и состоит в том, что сильный хам норовит обидеть слабого человека. А уж когда несколько человек избивают ногами одного — это еще хуже подонства. Новый сотрудник Дегтярева, ранее работавший омоновцем, рассказал, что пять лет упорно занимался каратэ, кон-фу. Мог, не применяя оружия, убить человека. Однако, до поступления в ОМОН ни разу не довелось применить даже в критической ситуации свое страшное умение. Не было критических ситуаций, никто его не задевал, не пытался ограбить даже ночью. Много раз бродил он по самым глухим, темным переулкам в надежде повстречаться с бандитами, но все впустую... Его обтекали, как волны могучий утес. Каким-то шестым чувством ощущают злоумышленники опасность, которую им сулит схватка с таким подготовленным человеком. Да и сам Иван замечал, что наглые юнцы, задевающие прохожих на улице, стараются не привлекать к себе его внимания.

— В общем, это типичный мелкий бес... Ты читал Сологуба? — подытожил Рогожин.

— Сологуба я пробовал читать, но это такая тоска! — признался Александр Борисович. — Кроме классиков, таких, как Достоевский, Толстой, Тургенев, других писателей прошлого столетия невозможно теперь читать. Серо, наивно, неинтересно. Пробовал тут Федора Булгарина одолеть — не смог. Боборыкина «Китай-город» с трудом дочитал.

На эту тему можно было и поспорить, Ивану нравились литераторы прошлого: Данилевский, Валишевский, Карамзин, Бестужев-Марлинский, но это не было темой нынешнего разговора.

— Я вот к какой мысли пришел, Саша, — продолжал Рогожин. — Нынешнее время вывернуто наизнанку в человеке все то, что он раньше тщательно скрывал в себе, чтобы ничем не отличаться от других членов коллектива.

А интеллигенция, люди литературы, искусства, науки, в нынешние времена стали париями, бесправными, беззащитными от всех.

— К какому же типу ты относишь Болтунова? — спросил Бобровников.

— К самому страшному и опасному для общества. Эти мелкие коварные бесы взяли на вооружение у капиталистического бизнеса самые неприглядные и отвратительные методы добывания денег. В силу своего скудоумия люди, подобные Тухлому, считают, что весь мир принадлежит им, соответственно этому и ведут себя: все берут и ничего не дают взамен. Болтунов искренне возмущается, как его, хозяина жизни, Соня Лепехина предпочла другому? Наживаясь у Глобова, он считает, что берет лишь то, что ему принадлежит, он и у тебя может что-либо украсть, считая, что все твое — это все и его. Он ведь хозяин жизни! Для него пишутся варварские законы, при которых жулье всех мастей расцвело пышным букетом. Заметь, Пал Палыч скорее найдет общий язык с преступником, чем с честным, порядочным человеком. У них ведь общая идеология воров.

— Мерседес — задумчиво проговорил Алексей Борисович, разливая шампанское по бокалам. Пена не так яростно закипала. — Похоже ты попал в самую точку— он засмеялся — Просто Тухлый тоже задумал неплохо.

— Глеб будет держать это при себе — сказал Рогожин. Мелкие бесы опасны потому что они изобретательны. На данном этапе миллионерам будет больше пользы, чем убытку. И потом самого коварного врага не стоило бы заводить…

— Андрей Семенович никого не боится — убежденно ответил Бобровников.

— Ты еще не знаешь, на что способен Тухлый!

— Думаешь? — как-то болезненно улыбнулся приятель.

Иван рассказал о пороховой сигарете, которую Тухлый бросил на сиденье «Мерседеса, упомянул о пощечине, полученной от Сони Лепехиной. Это сообщение доставило Бобровникову истинное удовольствие.

— Молодец, Соня! — заметил он. — Тухлый такого высокого мнения о себе... И говоришь, плюнула ему в золотушную рожу?

— Но каков негодяй! — сказал Иван. — Машину поджег. Не мытьем, так катаньем, лишь бы нагадить людям!

— Когда я получил и обставил квартиру — я еще работал в обкоме — устроил новоселье, ну и каким-то образом вместе с моими знакомыми и Тухлый затесался. Когда ему нужно что-либо, или пахнет дармовой выпивкой, он в любую щель пролезет. Ну, вот, гости разошлись, а на утро я обнаружил на новеньком раскладном югославском диване две прожженные сигаретами дырки. Жена в ужасе... Все выходили курить на кухню, а Тухлый нахально курил в комнате. И дырки как раз в том месте, где он сидел. Нарочно, подонок, прожег! От зависти, наверное, чтобы испортить людям настроение... И еще одно я заметил: интеллигентные люди с улицы норовят вытереть ноги в прихожей, просят тапочки, а Мелкий бес прется в комнаты в грязной обуви. Для него удовольствие испачкать ковер, паркет.

— Я смотрю, ты не особенно огорчен, что я не смог найти явно противозаконных действий со стороны Болтунова?

— Ты сделал все, что мог, Ваня, открыл мне глаза на другую сторону жизни этого... Мелкого беса! А теперь послушай, что я тебе расскажу.

Оказывается, Бобровников знает Тухлого почти 20 лет, еще с комсомола. Тот участвовал в каких-то полулегальных патриотических обществах, а на самом деле был чистой воды провокатором. Таких тогда много было... Обо всех деяниях этого общества сообщал куда положено, где состоял, по-видимому, штатным осведомителем. Вызывал за рюмкой товарищей на откровенные разговоры, а затем закладывал. Несколько человек даже свободой поплатились. Частым гостем Болтунов был в обкоме ВЛКСМ, в обкоме КПСС. И туда потоком шла от него информация. Партийные чинуши очень любили таких людей, поощряли, приближали к себе, бросая в награду кость... Потом они эту полезную информацию использовали в своих целях: то ли начальству сообщат, то ли прищучат кого-либо неугодного им. Это они умели мастерски проворачивать. Помнишь, наш Первый говорил: «Мы люди, коммунисты, особого склада...»

— Что он имел в виду? — спросил Рогожин.

— Мол, нам все можно и законы для нас не существуют. Мы — сами закон!

— Верно, доносчиков, информаторов они любили...

— Грянула перестройка и, почуяв, что запахло жареным, Тухлый быстро отошел от идеологии и бросился в культуру, книгоиздательство, но и там дела шли к полному краху, тогда он и переметнулся к бизнесменам. Вместо цензурных книжек стал издавать нецензурные, малость разбогател, а тут и подвернулся Глобов. К нему-то Мелкий бес и присосался, как рыба-прилипала к акуле...

Александр Борисович больше всего не мог себе простить, что сам познакомил, еще будучи генеральным директором «Аквика», их. Даже порекомендовал того на работу. Тухлый сумел и его, Бобровникова, обкрутить, когда надо это умеет, как никто. Уже гораздо позже выяснилось, что за услугу Тухлый отплатил ему черной неблагодарностью: из зависти или просто из-за врожденной подлости помог засадить его, Бобровникова, в тюрьму. Одно время он работал консультантом в «Аквике», еще до прихода туда Рогожина — пронюхал про незаконные сделки с Уильямом Вильсоном и накатал донос. Недавно Александр Борисович прочел его... И этого Тухлому показалось мало: он надоумил жену Бобровникова подать на развод, выписать того из квартиры, задурил голову глупой бабе и с полгода был ее любовником. Выпил с ней все его запасы французского коньяка и шампанского, виски, марочных вин. Много чего крепкого и вкусного было в кладовке Александра Борисовича до ареста... Взял за моду приводить к ней приятелей, которые тоже хлестали дармовую выпивку, уходя, Тухлый прихватывал с собой несколько бутылок и банок с консервами. Брал деньги в долг без отдачи. Наконец, эта дура сообразила, зачем она нужна бесу, и порвала с ним. Сейчас он всячески копает против него, Бобровникова. Наверное, действительно, нужно быть мелким бесом, чтобы за все добро, что сделал для него Александр Борисович, отплатить такой черной неблагодарностью. Есть люди, которые всегда за добро платят злом. Не способные сами творить добрые дела, они ненавидят тех, кто это делает.

— Глобов-то про все это знает?

— Босс все знает, — усмехнулся Александр Борисович. — По-моему, его забавляет этот мерзкий тип! Глобов философски относится к человеческим индивидуумам, ему хочется докопаться до истоков человеческой подлости, предательства. И подобные люди не вызывают у него отвращения. Поверь мне, рано или поздно он его вышвырнет, а пока наблюдает, делает выводы, точнее, изучает... Он теперь поручает Тухлому самые грязные дела, на которые еще способны лишь наемники из его охранного отряда. Те хоть применяют силу, а этот обман, коварство, шантаж!

— Я тебе сочувствую, — помолчав, обронил Иван. Он вдруг подумал, что, покончив с делом мелкого беса, теперь в самую пору прихватить из дому бельишко, веник и сходить в баню. — Жена тебе про него рассказала?

— Бывшая жена, — поправил Александр Борисович. — Она хоть и недалекая, а раскусила Тухлого. Как только перестала поить его моими коньяками и виски, да отказала в заеме денег, так и его любовь к ней кончилась! Это ее больше всего и возмутило. Баба есть баба, как-то позвонила ему и сказала, что пора бы долги вернуть, на что он пространно объяснил, что среди его любовниц она самая старая. И должна быть благодарна, что такой молодец, как он, обратил на нее внимание...

— Переживаешь?

— Знаешь, Ваня, нет, — ответил приятель. — Избавиться от плохой жены — это тоже чего-то стоит! Тюрьма, конечно, штука страшная, но она на многое мне открыла глаза. Там совсем другой мир, другие люди, если некоторых можно назвать людьми... Там было много времени, чтобы подумать о своей жизни... И пройдя весь этот ад, снова вернуться к изменнице-жене?

— Отомстишь... мелкому бесу?

— Я думаю, его Бог накажет!

— Не скажи: Сатана тоже своих подручных старается не давать в обиду, — улыбнулся Иван. — Если бы он не защищал их, то всенародная ненависть давно бы испепелила многих государственных деятелей, доведших сейчас народ до скотского состояния. Ненависть тоже убивает почище пули. Моя Аня много уже прочла книг на эту тему, искренне верит, что нынче у нас у власти бесово воинство. И Тухлый один из них. Не потому ли Глобов и не прогоняет его?..

— У тебя очень симпатичная жена, — сказал Бобровников, рассчитываясь с официантом. — Ей сейчас нужно хорошо питаться: я тебе завтра занесу кое-какие продукты. Не возражаешь?

Иван не возражал, только попросил взять за них деньги, иначе ни он, ни Аня не согласятся.

— Я приложу счет, — улыбнулся Александр Борисович.

— И сколько такой мрази развелось... — задумчиво проговорил Рогожин. У него осталось тяжелое впечатление от рассказа Бобровникова.

— Понимаешь, Иван, я наверное и сам заслужил подобное наказание, что греха таить, закружилась головенка, когда дела пошли в гору, хитрый англичанин и подбил меня на эту авантюру с антиквариатом. И что ты думаешь? Как меня прихватили за жабры — как в воду канул! Так вот Бог, если он есть, и наказал меня и женой и Тухлым!.. Чего же мне ему мстить? Как пути Господни неисповедимы, так и власть Сатаны неодолима.

Они расстались на углу Марата и Невского. Дождь перестал моросить, асфальт мокро блестел, расчистилось небо. Незамутненное смогом, оно нежно зеленело над крышами. Ночью подморозит, звезды выглянут. А луну Рогожин не видел в городе уже Бог знает сколько.

Да и кто в Санкт-Петербурге смотрит на небо? Люди и друг на друга-то не смотрят...

Возвращаясь домой, он размышлял, Бобровников, отсидевший в тюрьме: в душе в сто раз порядочнее несидевшего Болтунова. И подумать только, сколько гадостей сделал Тухлый ему? И одному ли ему? Мелкий бес хуже преступника-рецидивиста, от того хоть знаешь, чего ожидать, а вот он живет на воле в свое удовольствие и творит свои черные дела под защитой дьявола. И сколько их в России расплодилось в наше смутное время, этих мелких бесов?..

Загрузка...