Дети ада

1

Иногда я думал об этом. Пролетая на громадной высоте, я смотрел на туманную землю и думал, где же та точка, на которой я окончательно приземлюсь? Безмолвная, расчлененная реками, железнодорожными и шоссейными дорогами, коричневая земля крутобоко выгибалась под узким белым крылом реактивного самолета. Она всегда была окутана розовой дымкой, моя земля. Будь то раннее утро или звездная глубокая ночь, я всегда чувствовал ее могучее дыхание. Мой друг летчик-высотник Саша Сильвестров, которого в нашем полку прозвали Сильва, говорил, что, отрываясь от земли, он лучше чувствует небо. Оно ближе, доступнее, чем земля. Нет, я всегда ближе чувствовал землю. Небо же было надо мной. Свистящий вихрь в пустоте. Далекие звезды. Я их видел днем. Я видел небо, а землю чувствовал. Да и Сильва, по-моему, грешил против истины. Он немного поэт. А поэты чаще всего витают в облаках.

И земля меня чувствовала. Она меня не видела, но слышала. Я был далеко впереди, а за мной над самой землей летел пушечный раскат. Знакомый рыбак рассказывал мне, что, когда мы пролетаем над тихим озером, после нас слышится гулкий взрыв и рыба взлетает над водой.

Я знал, что служить мне в сверхзвуковой авиации не вечно. Знал, но думать об этом не хотелось. Я привык к своей мощной машине, полюбил ее как доброго друга. Она уносила меня с бетонной дорожки ввысь. Я и она были одно целое. Мы доверяли друг другу. Я понимаю Сашу, настоящий летчик всегда немного поэт. Пока в наушниках не послышится скрипучий голос диспетчера, ты в кабине один. Но один человек никогда не бывает. С ним мысли. И, конечно, думается в полете не о блинах и танцах в клубе. Больше о возвышенном. Хотя Леша, прославившийся в полку своим завидным аппетитом, рассказывал, что на «потолочке» он вспоминает камчатского краба в майонезе, поданного к кружке пива.

Вот и сегодня я думал о земле. Только высоко в небе думаешь о земле с нежностью, как о матери. Думаешь о том, кто остался там, на земле. И даже на небе думаешь о земном. И ощущаешь, что тысячи невидимых нитей связывают тебя с землей. Я бы не хотел на слишком большой срок разлучаться с землей. И сочувствовал космонавтам, которые долгие месяцы кружили на орбитах. Сильва говорил, что он готов хоть сегодня отправиться в космическое путешествие. Там иное измерение времени и расстояния. И Саше очень хотелось бы после многолетнего полета вернуться и посмотреть, что за это время произошло на земле. Мне бы все-таки не хотелось на такой срок разлучаться с землей. Хотя и очень заманчиво вернуться из звездного путешествия лет этак через двести.

Внизу земная равнина. Гор с такой высоты не видно, да их на моем маршруте и нет. Зато озер много. Они будто синие глаза вдруг выглядывают из туманной дымки. И может быть, на одном из них сидит мой знакомый рыбак. Я уже далеко, а он лишь услышит мой небесный привет. И пусть рыба выскакивает из воды. Это хорошо, когда в озерах много рыбы. Я и сам не прочь посидеть с удочкой на тихом лесном озере.

Об одном я не хотел думать... Это случилось неделю назад. Я потерял на какое-то время сознание. Вдруг откуда-то пришел гул. Он становился все громче, наполнил всю кабину, дышать стало трудно. Когда я очнулся, машина пролетела сто километров. Выручил автопилот. Там, на земле, я мучительно вспоминал: не нарушил ли я перед полетом режим. И не мог ничего подозрительного припомнить. К врачу я не обратился. Зачем? Через две недели очередной осмотр.

Я не хотел об этом думать, но все же где-то в сознании затаился страх. Я ждал, когда придет этот непонятный гул. Прислушивался к себе. Как ни успокаивал себя, я знал, он придет. Себя не обманешь. Я догадывался, что он придет, когда я увеличу скорость до предела.

И все-таки, как я не был подготовлен, гул и желтая вспышка перед глазами застали меня врасплох...

Уже там, на аэродроме, по лицам ребят я понял, что это был мой последний полет. Когда я потерял сознание, меня несколько раз запросили с земли. Я не смог сразу ответить.