Дети ада

1

Они сидели на толстом бревне, перед ними широко расстилалось подернутое рябью озеро Велье. Когда оно тихое перед заходом солнца, то густое-синее, а в ветреную погоду — стального цвета. Громоздкие облака закрыли солнце, ветер шуршал в камышах и осоке, макал в воду ветви низко пригнувшихся ив. Середина сентября и уже на мелководье можно увидеть распластанные желтые и красные листья. Валялись они и на берегу, просыпались на шиферную крышу бани. Падающие, будто с неба, листья, навевали тихую грусть. Всегда немного печально расставаться с летом. Когда Иван в предыдущий раз был здесь у друга, деревья на том берегу стояли плотно, без просветов, а теперь сквозь них золотисто просвечивало сжатое ржаное поле. Белела на бугре молочная ферма с истоптанным копытами спуском к воде. Из-за кустарника не видно было ни людей, ни коров.

— Думаешь, местные? — спросил Иван.

Антон смотрел на озеро, глаза его были прищурены, в зубах зажата потухшая сигарета. Это Рогожин привез ему блок «Родопи». Сильные загорелые руки лежали на коленях. На одном пальце обручальное кольцо. Темные волосы на крупной голове шевелил ветер, только сейчас Иван обратил внимание, что усы у него с рыжинкой. Летом они были маленькими, а сейчас тяжелой подковой нависли над верхней губой. Усы Антону шли, делали его лицо еще более мужественным.

— Я уже и не знаю, на кого и думать, — негромко проговорил он. — Кто-то из местных безусловно участвовал. По крайней мере навел на меня. Очень уж хорошо все продумали и рассчитали.

— Не скажи, — возразил Рогожин, сталкивая ногой в воду круглый камешек. — Ворье фермеров сейчас тоже щиплет везде. Фермеров и дачников. Тащат все, вплоть до вилок-ложек.

Антон Ларионов вызвал Ивана в Плещеевку телеграммой: «Нужна твоя помощь. Приезжай». Дегтярев без звука отпустил на неделю, когда Иван объяснил, что друг без нужды не позовет. Что-то случилось у него серьезное.

А случилось вот что.

Антон, его жена Таня и сын Игорь уехали на автобусе с ночевкой в Великополье. Это в пятидесяти километрах от Плещеевки. У Антона были дела в «Сельхозтехнике», а жене и сыну необходимо было хотя бы немного развеяться в городе: сыну ботинки купить, в кино сходить, повидаться со знакомыми. Точнее с приятелем. Когда-то он «шабашил» вместе с Антоном, не один скотник построили в колхозах и совхозах района.

Приятель с семьей тоже наведывался в Плещеевку порыбачить, а Антон, когда бывал в городе, останавливался у него. Подружились и их жены. Даже Игорь нашел общий язык с дочерью приятеля — его ровесницей.

Отсутствовали они всего сутки — обширное хозяйство Антона не позволяло покинуть дом на больший срок. А когда вернулись на другой день к вечеру, то обнаружили, что в доме побывали воры и дочиста выгребли все, что было у них ценного: почти новый ковер, цветной телевизор, верхнюю одежду, обувь, а главное похитили мясные и рыбные консервы из подвала. Консервами Антон запасался не один год, их накопилось больше сотни банок. Пока кролики и птица подрастали, они и питались почти одними консервами с картошкой. В магазинах ничего не купишь, иногда даже хлеба. Сушили сухари. Водки в доме не было, а несколько бутылок шампанского из старых запасов, заготовленных на новый год, тоже были украдены. Батарейный приемник, бинокль, автомобильный аккумулятор, часы, тостер — все исчезло. Газик — он стоял в гараже без аккумулятора — не тронули, хотя замок с дверей сбили. Взяли самый ценный инструмент, фирменный набор ключей, кое-какие запчасти, электрический рубанок.

Вызванная бригада милиции проявила полное равнодушие и безразличие к беде Ларионовых. Стало ясно, что на них и надеяться нечего. По всей стране начались грабежи и не только квартир, но и дач. Милиция регистрировала кражу и, как говорится, умывала руки. Наверное, сказывалось и укоренившееся негативное отношение к дачникам, мол, это не наши местные — чужаки. Антон знал про грабежи в окрестных деревнях, где были дома дачников, но не слышал, чтобы милиция хотя бы одного вора поймала.

Вот тогда он и вызвал телеграммой Рогожина. Но что тот мог сделать? Прошло больше недели, если и были какие следы, так дождь давно смыл их. Антон сказал, что сотрудник уголовного розыска сделал в помещении несколько снимков, были отчетливые следы отпечатков пальцев на мебели, окне, но никто этим не стал заниматься, да и на следы под окном не обратили внимания. Даже протектор колес машины, в которую воры погрузили все награбленное, не заинтересовал милицейскую группу. Или это провинциальная некомпетентность, либо полная незаинтересованность в раскрытии преступления. Попросили составить опись украденных вещей, продуктов, инструмента, поинтересовались, есть ли страховка, потолковали с соседями и отбыли восвояси. Больше из милиции никаких вестей не было. Знакомого начальника Управления районной милиции майора Соловьева перевели с повышением в Псков, а нового Антон не знает.

Воры вынули верхнее стекло из рамы и через него все и вынесли из дома. В гараже вырвали скобу вместе с замком. Действовала группа из нескольких человек. Не так-то просто тяжеленный телевизор передать наружу через окно, а огромный ковер со стены? Это были самые ценные вещи в доме Ларионовых.

— А этот бородатый алкаш, что числится сторожем на молокоферме? — спросил Иван. — Рожа у него подозрительная, а глаза воровские.

— Без него не обошлось, — ответил друг. — Он частенько бывал у меня в доме: то придет выпрашивать в долг без отдачи бутылку водки, то предлагает что-нибудь по хозяйству из украденного, надо полагать. Раз молочный бидон приволок с фермы, другой раз — счетчик. Пропойца у нас тут известный, но вроде бы к своим в дома не забирался. И вообще до этого случая тут было спокойно. Колхозное, совхозное деревенские волокут себе, все кому не лень.

— Как в городах фабричные и заводские, — вставил Иван.

— Если это и он, то не один. Скорее всего кто-то был с ним из города. Ну, зачем Пашке-Пауку ковер? Телевизор? Инструмент? Не спрятать в доме, не продать. Живем-то в одной деревне, кто-нибудь рано или поздно заметит консервную банку или какую вещь... Была машина. На нее все погрузили.

— Неужели соседи ничего не слышали?

— Соседи... — покачал головой Антон. — Может, и слышали, да побоялись выйти.

— Пашка-Паук, — проговорил Иван. — За что так прозвали?

— Маленький, волосатый, с бегающими глазками и трясущимися руками. Шепелявит. Он и похож на суетливого паука. Отпустил редкую каштановую бороденку...

— Кстати, многие воры теперь отпускают бороды, — вставил Иван. — Может, считают, что при бороде и усах они выглядят интеллигентнее.

— Живет один — родители один за другим лет пять назад умерли. Где только не кантовался — отовсюду за пьянство выгоняли, ну и за воровство, конечно. Где бы ни работал, везде воровал. Пристроился сторожем на молокоферму, там и охранять-то нечего, но вроде при деле и зарплата идет. По-моему, он туда неделями не ходит, работа-то ночная. Напьется где-нибудь и спит себе дома.

— Ты с ним толковал? С Пауком?

— Юлит, ручонками разводит, клянется, что такое ему и в голову не могло прийти. — Антон выплюнул изжеванную сигарету, закурил новую. В берег плескалась небольшая волна, на плесе белели гребешки пены. Над их головами пролетели несколько уток, ветер заглушил свист их крыльев. Серая хохлатая гагара поплавком покачивалась невдалеке. Иногда надолго исчезала под водой, потом снова появлялась, но уже значительно дальше. Лодок на Велье не видно, в такую погоду на озеро не выезжают рыбачить. Да и не сезон — дороги от осенних дождей раскисли, с бензином перебои. А рыбачат здесь в основном городские.

— Разве признается? — продолжал Антон. — Мол, в ту ночь пьяный проспал, на ферме, доярка, дежурившая при стельной корове будто бы видела его.

— Будто бы?

— Она и соврать может. Паук-то хоть и пьяница, а незамужних вдовушек не обходит стороной. Может, у него с этой дояркой шашни.

— Где он сейчас? — поинтересовался Иван.

— Утром видел, как с брезентовой сумкой пошел на стоянку автобуса.

— Когда вернется?

— Автобус приходит из Великополя в шесть вечера, но Пашка там может и переночевать — знакомой пьяни там у него хватает. Он сбывал умельцам герметические бидоны от доильных аппаратов. Их приспосабливают для самогонных.

— И часто он в город наведывается?

— Не сказал бы... — Антон повернул большую голову к нему. — А и верно, чего бы это ему туда шастать? После кражи уже второй раз намылился.

— У тебя фонарик есть?

— Были два аккумуляторных — оба украли, сволочи! Батарейный найдется.

— Если Паук не приедет с автобусом, отправимся в потемках к нему в дом, — решился Иван.

— Но это же... противозаконно!

— Из угрозыска обыскивали его хату?

— У них тоже не было ордера, я спрашивал у следователя.

— Раз милиция у нас такая беспомощная, мы сами с тобой проведем следствие, Антоша! — Иван поднялся с бревна. — Зачем же ты меня тогда вызвал?

— Сами? — Антон задумчиво посмотрел на друга. — Только Тане не надо ничего говорить — не отпустит из дома.

— Скажем, что раков пойдем ловить с фонариком, — улыбнулся Иван.

— Игорек бы не увязался, — озабоченно заметил Антон. Решительность друга рассеяла его меланхолию! Сильный и отчаянный человек, он был подавлен случившимся и даже признался Ивану, что готов все бросить и уехать отсюда, противно стало жить в доме, где похозяйничали ворюги: все перерыли, повсюду сунули свои поганые носы, даже цветные слайды рассыпали по полу, а коробку с игрушками Игорька сапогами раздавили, копались в белье, кухонном столе...

— Местные должны что-то знать, — сказал Иван.

— Они же все тут родственники. Разве выдадут своего? Да и частенько пьют вместе с Пауком. Хоть и вор, но свой, а я для них — чужак!

— Условия жизни меняются и люди становятся другими, — изрек Иван.

— Будем молить Бога, чтобы Паук не вернулся из города, — поднимаясь с бревна, вздохнул Антон.

— Темнеет в пятом часу, — сказал Иван. — Или даже раньше? — он посмотрел на пасмурное небо. — Пожалуй, натянет дождь... Вот что, дружище, как стемнеет, я один задами по пожне пойду к его дому, а ты покарауль у дороги: увидишь Паука — дай знать мне.

— Как? Свистнуть?

— Там брошенная кузня — ударь железякой в рельс.

— Дом-то он запирает.

— Это моя забота, — сказал Иван, глядя на камыши. — В такую погоду лещ подходит к самому берегу... Слышишь, всплескивает.