1

Совместный советско-британский кооператив «Аквик» в одночасье лопнул, как радужный мыльный пузырь: Александра Борисовича Бобровникова арестовали прямо в кабинете, помещение опечатали, в только что запущенной типографии конфисковали весь тираж небольшой книжонки в мягкой обложке: «Царица секса». От нее ожидался изрядный доход. Рогожина тоже вызвали к следователю свидетелем, но Иван был материально не ответственным лицом и мало чем помог тому. Оказывается его шеф Бобровников, кроме издательской деятельности, занимался контрабандным вывозом в Англию ценных произведений искусства и антиквариата. Это и старинные иконы, бронза, картины русских художников, драгоценности. Его английского сопредседателя Уильяма Вильсона куда больше книгопечатания привлекали предметы старинного русского искусства. От всего этого Александру Борисовичу шли неплохие проценты в валюте. Спекулянты и барахольщики, ездившие за границу с товарами и водкой, теперь привозили оттуда не компьютеры и видеотехнику, а доллары и марки. Стоило ли возиться с коробками, спорить с таможенниками, потом все тащить в комиссионки, когда можно такие же деньги легко заработать на продаже валюты? На нее всегда спрос большой.

Рогожин об этой тайной деятельности Бобровникова даже не подозревал, следователь сообщил, что у его шефа изъяли около 80 тысяч долларов, в переводе на рубли по тогдашнему курсу — это близко к миллиону. Вот тебе и Саша Бобровников — бывший партийный деятель!

«Аквик» перестал существовать, кроме Бобровникова и бухгалтера, больше никого не привлекли к уголовной ответственности. Уильям Вильсон и не подумал приехать из Лондона выручать своего советского коллегу. То, что у нас считается подсудным делом, у них там, в капиталистических странах — обычный бизнес. В кооперативе «Аквик» работали 12 человек, не успели они покинуть отремонтированное помещение возле бывшей Думы, как туда въехал другой кооператив, связанный с независимым профсоюзом работников бумажной промышленности.

Иван стоял в комнате у окна и смотрел на величественное здание Спасо-Преображенского собора. День был пасмурный, над зелеными куполами белых со звонницами башен нависло тяжелое набухшее влагой серое небо. Дождя не было, но по стеклам змеились струйки. Высокие двери собора были полуоткрыты и вовнутрь заходили люди. Сегодня пятница — рабочий день, а народу толпится уйма. Может, тоже безработные, как он, Иван? Пойти на биржу и зарегистрироваться, как безработный? Дают какое-то пособие, предлагают работу. Это казалось диким, унизительным. Так можно докатиться до бесплатной чечевичной похлебки по воскресеньям. В США ее дают бедным. Почему у нас перенимают у процветающего капитализма лишь самое плохое: насилие, организованную преступность, порнографию, бизнес, построенный на спекуляции и обмане ближнего? На этот вопрос еще не смог никто ответить.

Крах «Аквика» и арест Бобровникова отбили охоту у Ивана снова соваться в кооперативы. Признаться, ему все время было как-то неуютно в этом совместном учреждении. Вроде бы особенно и не напрягался, а деньги платили большие, скорее всего именно это навевало беспокойство, будто все, что он делает — это не настоящее, а так, — азартная игра, где можно выиграть или проиграть. Вот Саша Бобровников крупно и проиграл: все его имущество, валюта, конфискованы, как нажитые неправедным трудом. Разве что его жена что-либо припрятала, ее имущество не тронули. Какое счастье, что он, Рогожин, не был замешан в махинациях. И не потому, что шеф оберегал его, просто жадность не позволяла ему делиться с кем-либо. И друг Ивана из Плещеевки Антон Ларионов относился к кооператорской деятельности с подозрением, его возмущала эта охватившая почти всю страну жажда наживы. Он говорил, что где кооперативы, там жульничество, бандитизм, рэкет. Кооператоры руководствуются лишь одним стремлением — это обмануть, хапнуть, нагреть партнера. Редко кто-либо что-либо создает, больше занимаются посреднической деятельностью, спекуляцией. И Ивану трудно было возразить приятелю, а он тогда еще не знал про темные дела генерального...

Чем же теперь заняться? Антон предлагал стать его компаньоном и расширить ферму, ему обещали в «Сельхозтехнике» кредит, готовы предоставить трактор, другую сельхозтехнику, если коммерческий банк даст гарантии, но банк пока что их не давал. Фермерство для Рогожина не подходило, он горожанин, привык иметь дела с людьми, а не со скотиной и птицей. Хорошо побыть на природе летом, а когда зарядят осенние дожди, наступит распутица, холода? Там и телевизор-то берет всего одну программу, ближайший клуб в семи километрах, можно со скуки подохнуть! Разве что Зинка-почтарка не даст скучать... Земля и живность требуют столько отдачи, что Антону скучать некогда. В городе в любой момент может начаться голод, холод — отключат газ или электроэнергию и катастрофа! Не будет в достатке хлеба или картофеля, а в этом году урожай низкий, и опять беда! Антон в своей Плещеевке выстоит. Как бы ему не вредили, но у него натуральное хозяйство, он с голоду не умрет, да и дровами обеспечен. Иван помнит, как в одну холодную ленинградскую зиму ходил по квартире в пальто и валенках. Трубы замерзли или лопнули, температура около десяти градусов тепла держалась в квартире с неделю. А в новом 1992 году все от ученых до астрологов и ясновидящих дружно предсказывали народам многострадальной России бедственную голодную и холодную зиму.

Уже месяц он безработный. Его высшее университетское образование теперь никому не нужно, смешно звучит: преподаватель философии марксизма-ленинизма! Все пять лет учебы строились на том, что наш социалистический выбор — это лучший выбор в мире! У социализма и коммунизма впереди светлое будущее, а загнивающий капитализм — уходящая в прошлое формация... И вдруг оказывается капитализм-то и есть самый нормальный, надежный в мире строй, где личность может проявить себя, почувствовать хозяином, собственником. В свое дело человек всегда вкладывает больше души, таланта, чем в общественное. Такая, казалось бы, простая истина! Там «за бугром», люди сызмальства развивались в личности, а у нас личности нивелировались уравниловкой, народ превращали в послушное стадо боготворящее и боящееся своих пастухов. Не Горбачев «родил» перемены, а, пожалуй, Брежнев и его тупое мордатое окружение. Любившие произносить речи по бумажке и покрасоваться перед миллионами телезрителей, они показали всю свою никчемность, пустоту, лживость. И мыслящие люди ахнули: и это наши вожди? Отцы народа? Даже самые темные, необразованные разочаровались в партии, правительстве, навязанном им большевистским строем. Разочаровались, но по-прежнему цепко держались за этот строй, худо-бедно есть-пить при нем можно было вволю, не то, что в рыночные времена. Да и выкорчевать из своего сознания впитанные с молоком матери бредовые идеи ленинизма-марксизма оказалось не так-то просто для многих. Ладно, юные поколения, они не заражены большевистской идеей, а пожилые люди, ветераны, пенсионеры? Как им признаться, что они всю свою сознательную жизнь поклонялись ложным идолам?..

Продолжительный звонок в дверь заставил Ивана очнуться от невеселых мыслей. Эта чертова политика хочешь — не хочешь, каждый день вторгалась в жизнь, где собирались больше двух, тут же заговаривали о политике, лидерах, депутатах, демократах, допустивших развал всего городского хозяйства, о распаде СССР, о переименовании Ленинграда в Санкт-Петербург... Многие высказывались, что все это где-то за рубежом задумано и делается сознательно, так же как и наглое обирание народа. Люди положили свои сбережения в сберкассы, а они из-за инфляции таяли с каждым днем. Разве это не грабеж?..

К удивлению Рогожина, к нему пожаловал следователь Тимофей Викторович Дегтярев, моложавый капитан милиции. Кстати, в форме Рогожин и видел-то его всего один раз, когда пришел в управление по его вызову. Дегтяреву было 35 лет, светловолосый, носатый, серые узкие глаза, острый подбородок, впалые щеки. Роста среднего, на вид не богатырь, но, по-видимому, натренирован, знает приемы. Их там обучают всему, сейчас важно быть подготовленным, когда преступность захлестнула всю страну. Странно, что он не позвонил — Ивана ведь в это время могло и не быть дома.

— Не ждали? — улыбнулся Дегтярев, протягивая руку. Пожатие было сильным, энергичным, что еще раз убедило Ивана в его скрытой силе. Чтобы уметь нападать и обороняться, не обязательно быть рослым, могучим на вид, здесь главное — натренированность мышц, ловкость, знание разнообразных приемов. В этом Рогожин еще в армии убедился. Он и сам не производил впечатление супермена, но в соревнованиях побеждал атлетов куда крепче его на вид и выше ростом.

— Ваш брат милиционер просто так в гости не приходит, — заметил Иван, закрывая за ним дверь.

Следователь был в джинсах, темной футболке с надписью «Спорт» и серой куртке, под мышкой папка из кожзаменителя. Зачесанные назад волосы влажно блестели, будто он только что из душа.

— Шлепанцы надо надевать? — пошарил он глазами под вешалкой.

— Заходите, — пригласил Иван на кухню, здесь удобнее всего было за столом разговаривать. В комнатах у него нет даже стульев, кресло-качалка и вмонтированный в стенку диван.

— Слышал, что у вас, Иван Васильевич, украли «Ниву», — усевшись на табуретку, произнес Виктор Тимофеевич.

— Пришли обрадовать, что нашли ее?

— У нас тысячи нераскрытых дел по угонам личных машин, — сказал он. — Не поспеть нашей милиции за ростом преступности. Угоны, квартирные кражи, бандитизм, убийства — все это как из рога изобилия сыплется на наши головы. И потом в милиции как и везде работают разные люди: одни честно выполняют свой долг, другие думают только о собственной выгоде, а есть и такие, что заодно с преступниками,

— Я даже не застраховал машину, — сказал Иван, наливая в чайник из крана воду. — Кооператив наш «Аквик» долго приказал жить, «Ниву» украли... Вот сижу уж который день дома и ломаю голову, чем бы заняться, чтобы не подохнуть с голоду? В газетах пишут, что скоро по росту безработицы перегоним все развитые страны.

— Мне это знакомо, — улыбнулся Дегтярев. — Сам был совсем недавно безработным.

Иван удивленно смотрел на него, он полагал, что следователь пришел снова по поводу того неудавшегося грабежа его квартиры. А тут видно что-то другое...

— Я читал, что в милиции расширяют штаты, — заметил он. — Зарплату повысили, оснащают современной техникой, транспортом.

— В городе милицейское начальство переменилось, — продолжал гость. — Неугодных да ершистых увольняют. Новая метла...

— И вы попали в «неугодные»?

— Я на милицию не в обиде. Дерьмовый начальник — это еще не вся милиция. При моей нынешней работе я все равно поддерживаю самые добрые отношения со своими бывшими сослуживцами. О том, что ваш «Аквик» накрылся, я недавно узнал. Помните, я вас предупреждал, что эта совместная контора подозрительна. Я не мог вам всего сказать, сами понимаете, но за Бобровниковым следили... То, что лично вы ни в чем не замешаны, я тоже знал.

— Моего шефа посадили, — вздохнул Иван. — Кто бы мог подумать? Он ведь в Смольном работал.

— Думаете, там и сейчас мало жуликов и хапуг? — усмехнулся Тимофей Викторович. — Только я полагаю, что вашего бывшего шефа скоро выпустят. Новый начальник, да и в мэрии его знают... Считают, что очень уж строго наказали. То, что раньше считалось преступлением, теперь — бизнес, предпринимательство.

— И что же у вас за работа? — помолчав, поинтересовался Иван.

— По этому поводу я и заглянул к вам, Иван Васильевич, — сказал Дегтярев. — Мы — несколько бывших офицеров милиции, открыли частное детективное агентство «Защита». Все документально оформлено, получено разрешение властей, сняли неподалеку от вас в аренду помещение. У меня высшее юридическое образование, многолетний опыт, в общем, меня выбрали руководителем агентства.

— Поздравляю, — буркнул Иван, все еще не понимая, куда он гнет.

— Мы успешно раскрыли четыре весьма запутанных дела, связанных с хищением и вывозом предметов старинного русского искусства за рубеж...

— Приложили руку и к нашему «Аквику»? — осенило Рогожина.

— Короче, агентство набирает силу, к нам последнее время обращается все больше граждан, но мы пока не добились разрешения на пользование огнестрельным оружием... Делаем одно дело, а законы пока у нас такие, что... — он махнул рукой. — Мои бывшие коллеги обещали в этом вопросе помочь. Нам, Иван Васильевич, нужны крепкие подготовленные парни, умеющие и без оружия справиться с преступниками. Милицию мы, конечно, не подменяем, как раз занимаемся теми делами, от которых она отмахивается: разыскиваем квартирных воров, шантажистов, рэкетиров, ну, иногда выполняем и деликатные поручения...

— Выслеживаете распутника-мужа или изменницу-жену?

— Диапазон работы у нас широкий...

— Вот уж не думал, что когда-нибудь стану милиционером!

— Частный детектив — это не милиционер, — возразил Дегтярев. — С сыщиком еще можно сравнить. Наверное, слышал, что в цивилизованных странах полиция пользуется огромным авторитетом у населения. Чтобы стать полицейским, нужно пройти конкурс, закончить чуть ли не академию.

— К этому делу нужно иметь способности.

— Мы принимаем к себе людей с испытательным сроком, — заметил Тимофей Викторович.

— Думаете, я выдержу?

— Иначе я не пришел бы к вам, — улыбнулся Дегтярев. Иван заметил, что он стал больше улыбаться, чем раньше, когда вел дело об ограблении квартиры. Вот что значит — человек стал самостоятельным, а не зависимым от службы, начальства.

— Не знаю, что вам и сказать... — заколебался Рогожин, хотя уже склонялся к тому, что предложение заманчивое, да и особенного выбора у него не было.

— Профессия частного детектива очень перспективная, — продолжал Дегтярев. — Дело для нас новое, интересное. И, главное, нет над нами вздорного начальства, глупых инструкций, приказов... Так как, Иван Васильевич, согласен стать частным детективом?

— Ты знал, что я безработный? — взглянул на него Иван тоже переходя на «ты». Он выключил горелку, достал из буфета сахарницу, банку растворимого кофе, печенье.

— Как можно знать — это тоже входит в нашу профессию... Уверен, что у тебя получится, работать будешь по договору, каждый день ходить в контору не обязательно. Зарплата приличная по нашим временам.

— Я подумаю, — разливая по чашечкам кипяток, сказал Иван. Предложение его заинтересовало. Про частные детективные агентства он читал в романах и повестях зарубежных авторов, запомнилось, что они не очень-то пользовались у полиции почетом, чуть что — комиссары и инспекторы грозились лишить их лицензии, иногда победы частных детективов присваивали себе... Да вроде бы и прав-то у частного детектива маловато.

— Я бы на твоем месте долго не раздумывал, — сказал Тимофей Викторович. — Охотников работать с нами хватает...

— За что же мне такая честь?

— У меня чутье на настоящих людей. Если хочешь, называй это интуицией.

— Я никогда никакими расследованиями не занимался... Даже не захотел шпионить за своей женой.

— За женой и я следить бы не стал, — прихлебывая горячий кофе, проговорил Дегтярев. — Если она задумала наставить рога или уйти к другому, то никакая профилактика не поможет. Женщина — это сфинкс.

— Кто? — удивился Рогожин. Подобное сравнение еще никогда не приходило ему в голову.

— Загадка, тайна... Кстати, из женщин получаются отличные шпионки.

— Или преступницы... — мрачно уронил Иван.

— Тут я с тобой не согласен — к преступным действиям все-таки больше тяготеют мужчины. Особенно подростки.

— Говоришь, свободный режим, — задумчиво произнес Иван. — Это мне подходит. Не люблю являться на работу по звонку. И вообще не терплю начальников над собой, особенно глупых!

— А что, Бобровников был дурак?

— Был бы умный, не стал заниматься криминальной деятельностью.

— Ты у нас станешь выполнять сначала простые задания...

— Набить морду рэкетиру, прищучить квартирного вора... — в тон ему проговорил Иван.

— И такое не исключено, — усмехнулся Тимофей Викторович. — Начальником твоим буду я. Вроде бы за дурака меня никто не держал...

— Я тебя и не имел в виду, — улыбнулся Иван.

— Ты уже смог убедиться, что начальник я не строгий, но без дисциплины в нашем деле нельзя, сам понимать должен. День не нормированный, но при нужде могут и ночью поднять с постели.

— При такой работе оружие необходимо.

— У нас кое-что есть, — заметил Дегтярев. — А когда мы твердо встанем на ноги, я думаю, нам официально разрешат иметь оружие. Милиция завалена нераскрытыми делами, а мы будем их тоже распутывать, правда, за деньги, которые нам будут платить клиенты. И за риск — тоже.

— Почему все-таки ты ушел из милиции? — спросил Иван.

— У меня был сволочь начальник, — помолчав, ответил Дегтярев. Улыбчивое лицо его помрачнело, глаза сузились. — Что карьерист и некомпетентный ладно, так он еще оказался и взяточником. Заставлял меня прекращать дела на жулье, которое совало ему в лапу... У него тесть — депутат, заседает в правовой комиссии. Он его в обиду не дает. В общем, задержал мне очередное звание; отодвинул очередь на квартиру... Не хочу, Иван, об этом говорить! Такое зло накатывает... Попробовал обличать его, так его подхалимы всем скопом набросились на меня, как бешеные собаки!

— Ну, а другие? Честные, твои коллеги? Что же они молчали?

— Иван, в какое время мы живем? Каждый теперь держится за свое теплое местечко и думает только о себе.

— Хороши же у нас порядки в демократическом правовом государстве!

— Уже нет государства, дружище, — серьезно заметил Тимофей Викторович. — Нет крепкой власти, нет порядка, нет справедливости. Почему сейчас такой всплеск преступности? Да потому, что вся эта мразь почувствовала свою безнаказанность, а это всегда случалось, когда к власти приходили болтуны и демагоги. Гуманность по отношению к преступникам, долой смертную казнь! Вон чем вся эта сволочь зарабатывает себе авторитет! И у кого? У народа, который грабят и убивают или у преступников? Посмотри, кто в первых рядах на демократических митингах? Они самые, преступники, кооператоры, спекулянты, жулье. Немало их попало и в руководящие органы страны.

— Но это же хаос, беспредел! — вырвалось у Ивана.

— Но люди живут, люди верят в лучшее будущее, — сбавил тон Тимофей Викторович. — И мы с тобой должны им помогать, защищать их от озверевших от безнаказанности преступников.

— Кого же мы будем защищать: новоиспеченных миллионеров, кооператоров или несчастных, попавших в беду людей?

— И тех, и других. Мы будем бороться с преступниками, а не с системой — это я тебе твердо обещаю. К черту политику! И не надо теперь думать, что каждый разбогатевший предприниматель или бизнесмен — жулик и негодяй. Это не так, Иван. Закон защищает в цивилизованных странах одинаково всех: и богатых, и бедных. Уравниловки больше в нашем обществе не будет. Пьяница, бездельник никогда не разбогатеет, а способный, работящий человек сможет нажить себе состояние. Если он в Бога верит и у него есть совесть, то он скорее, чем государство, поможет бедному. Как не все богатые жулики, так и не все бедные преступники. У нас с тобой одна должна быть политика: помогать и защищать честных людей и давить, разоблачать тех, кто их грабит!

Эта горячая взволнованная речь Дегтярева больше сказала Рогожину, чем разговоры о зарплате и перспективах частных агентств. Слова нашли отклик в душе Ивана и он, протягивая руку Дегтяреву, сказал:

— Я согласен, Тимофей. Спасибо, что вспомнил обо мне.

Загрузка...