— Сколько вы получаете в агентстве? — спросил Глобов, сидя в кресле Дегтярева.
— Две тысячи.
— Я вам буду платить пять, нет, шесть тысяч. Вы будете начальником охранного отряда. Мой паренек по прозвищу «Суперок» пытался залезть в постель к Натали и я его выгнал вчера в три шеи.
— Пытался или залез? — с улыбкой поинтересовался Рогожин.
— Натали призналась, что в Санкт-Петербурге есть лишь один мужчина, с которым бы она изменила мне — это вы.
— Надо же какая честь! — покачал головой Иван. Разговор продолжался уже с полчаса в кабинете Тимофея Викторовича. Шеф или по делу отлучился или специально ушел, предоставив им возможность поговорить наедине. Глобов заявился в агентство без предупреждения — обычно он звонил — и потребовал Рогожина. И вот они сидят напротив друг друга и беседуют. На стене красочный плакат с боевым огнестрельным оружием — тоже подарок американских коллег. Оружие у них отличное.
— Она рассказала мне, как вас соблазняла... Но вы выстояли, почти как святой Антоний! — Андрей Семенович рассмеялся. — Только честно, Иван Васильевич, почему вы не воспользовались, а? Ведь Натали неотразима. Ей приходится отбиваться от поклонников, а тут сама предложила себя и вы отказались. Что вас остановило? Ей-Богу, мне это очень любопытно!
— Я на работе не пью и не прелюбодействую, — улыбнулся Иван. — После того как я женился на Ане, я ей ни разу не изменил. Мне это как-то и в голову не приходило. Допустим, я согрешил бы, но как тогда смотрел бы сейчас вам в глаза?
— Натали права: вы несовременный человек, Иван Васильевич! — рассмеялся он. — Кого теперь волнуют ваши проблемы? У меня много людей в фирме, но вряд ли кто-либо из них рассуждает, как вы. Я плачу им — они трудятся на меня. И все. Больше их ничего не колышет. Если им работа выгодна, они будут держаться за меня, работать на полную катушку, потому что отлично знают, что я их всегда смогу заменить. Надо мной партком и профком не довлеют. Даже больше: я уверен, что многие меня не любят, завидуют и готовы в любой момент заложить. Но чтобы этого не случилось, я имею охранный отряд, пользуюсь вашими услугами.
— Вы полагаете, что политические перемены в нашей жизни вытравили у людей такие понятия как элементарная честность, порядочность, благородство?
— Глядя на молодых людей, спекулирующих на улицах всякой-всячиной, на проституток, пьяниц и хулиганов, на школьников и школьниц, курящих в подъездах, я все больше убеждаюсь, что именно так и обстоят у нас дела. А честь, благородство, патриотизм — все это вытравили из россиян еще большевики после семнадцатого. Они ведь истребили лучших людей России — к власти пришли бесы и преступники. Вот почему легко было заставить сына доносить на отца, а жену — на мужа и наоборот. Выживали в те страшные годы лишь принявшие мораль большевизма. Вот почему тюрьмы и лагеря были переполнены зеками. Доносительство, клевета, подлость стали нормой жизни. И сколько поколений за годы советской власти впитали эту мерзкую мораль с молоком матери.
— Мы же с вами не такие? — возразил Иван. — Дегтярев, Бобровников, мой друг Антон Ларионов... — Да разве мало еще осталось в России честных порядочных людей, которых не развратишь, не сломаешь?
— Вы хотите сказать и не купишь?
— И не купишь, — эхом откликнулся Иван. — Как ни старались большевистские бесы искоренить цвет нации России, потомки благородных людей остались и от поколения к поколению передавали все то ценное и хорошее, что досталось им от благородных предков.
— Поздравляю вас с близнецами, как по заказу: мальчик и девочка! Когда крестины?
— В субботу мы с Аней просим вас быть крестным отцом Петра и Наташи.
— Почту за честь, — церемонно склонил крупную голову Андрей Семенович. — В котором часу и где?
— В Спасо-Преображенском соборе в двенадцать дня.
Глобов придвинул к себе радиотелефон, набрал номер и коротко пробурчал в трубку:
— Подписывайте контракт, я все обдумал.
Беседуя с Иваном, он одновременно обдумывал какую-то сделку! Рогожина поражала кипучая энергия миллионера. Не любил он лезть в чужие дела, но тут не выдержал:
— Крупная сделка?
Андрей Семенович пристально посмотрел ему в глаза и очень серьезно ответил:
— Двадцать миллионов. Через полгода они принесут мне еще десять. Я покупаю деловую древесину в Твери, строю под Выборгом дачный поселок для иностранцев. Продавать им и сдавать в аренду буду только за валюту.
— Под ключ?
— А как же иначе? Я ведь буду дело иметь с цивилизованными людьми! В строительной бригаде у меня нет ни одного пьяницы.
Они помолчали. Глобов опять что-то обдумывал, потянулся было к телефону, но очевидно вспомнив, зачем сюда приехал, повернул голову с серебряной шевелюрой — за последний год он сильно поседел — к Рогожину.
— Так как, Иван Васильевич, по рукам? Идете ко мне?
— Сначала по рукам, а потом по морде... — вдруг вспомнил студенческую поговорку Иван.
— Что?! — вытаращил на него глаза миллионер. У него даже на скулах выступили розовые пятна.
— Мы так в университете шутили, — мягко заметил Иван. — И чего я вдруг вспомнил?
— К людям, которым я доверяю, отношусь хорошо, — отчеканил Андрей Семенович. — Еще никто не пожалел, что работал у меня. Конечно, встречались и такие людишки как Тухлый, этот Суперок, но это редкость. А Суперка я особенно и не виню — Натали совратила бы и святого Августина вместе с Антонием и толстовским отцом Сергием... Просто должность его очень ответственная и такому человеку я должен доверять как самому себе. А Суперок слабаком оказался. Кто раз оступился, тот... Не отказывайтесь, Иван Васильевич? — в твердом голосе Глобова прозвучали несвойственные ему просительные нотки. — Если дело в деньгах...
— Бога ради! — поднял руку Рогожин. У него тоже на щеках вспыхнул румянец. — Ваша зарплата выше некуда, но, дорогой Андрей Семенович, я ведь не просто служащий — мы компаньоны с Дегтяревым. Мы вместе организовали агентство... Вы не терпите предательства, как и любой честный человек, зачем же на это толкаете меня?
— С Тимофеем я договорюсь...
— Хорошо, — скрывая улыбку, проговорил Иван. — Если Тимофей Викторович отпустит меня — я перехожу к вам.
— Это другой разговор! — обрадовался миллионер, приоткрыл дверь и попросил Суходольскую позвать шефа. Дегтярев тут же вошел, будто только и ждал приглашения в свой кабинет. Глобов напрямик заявил ему о своем желании забрать Рогожина на должность начальника отряда, даже назвал сумму оклада. Ничего не дрогнуло в бесстрастном лице Тимофея Викторовича. Он неторопливо поднял руку, почесал свой солидный нос, внимательно посмотрел на Ивана, потом перевел спокойный взгляд своих светло-серых глаз на Андрея Семеновича.
— И что решил мой коллега? — спросил он.
— Он предоставил право решать тебе, — бросил Глобов. Если с Рогожиным он говорил на «вы», то с шефом на «ты». Они давно были знакомы, потому миллионер так часто и обращался к ним. И надо сказать, что на первых порах его материальная помощь была как нельзя кстати. Это Глобов прислал в-контору своих рабочих, которые и произвели полный ремонт запущенного нежилого помещения.
— Андрей Семенович, — голос Дегтярева звучал все так же ровно и спокойно, — разве мы тебе хоть раз отказали в чем-либо? Любые твои, надо сказать, даже не очень удобные для нас поручения... — он сделал паузу и взглянул на Ивана. — Всегда добросовестно выполнялись.
— Куда ты гнешь? — нахмурился Глобов. Пальцы его нервно застучали по столешнице, а правая нога заерзала по полу, будто нащупывая шлепанец — верный признак раздражения.
— Не отдам я тебе Рогожина, — жестко сказал Тимофей Викторович. — И с твоей стороны было неумно даже разговор об этом заводить... — наверное, чтобы сгладить резкость, более миролюбиво прибавил: — Есть у меня один нужный тебе паренек. Самбист, повоевал добровольцем на Днестре, честен, неустрашим, чемпион по стрельбе, в рукопашном бою равных не имеет.
— Прямо-таки Шварценеггер! — хмыкнул Андрей Семенович.
— У него другая весовая категория, — сказал Тимофей Викторович. — Уж скорее — Чак Норрис.
В кабинете повисла тяжелая пауза. Не любил миллионер, когда ему отказывали. Он не смотрел на них, на широком лбу его собрались складки, на синеватых бритых щеках заходили желваки. И вдруг неожиданно для них он громко рассмеялся.
— Черт с вами! Раз вы не разлей вода, работайте вместе... — он пружинисто поднялся с кресла. — Извини, я тут расположился как хозяин...
— Ты — наш самый уважаемый клиент, — невозмутимо заметил Дегтярев и занял свое место за письменным столом.
— И только?
— И мой хороший приятель, — прибавил тот.
— Если бы ты сказал друг, я тебе бы не поверил, — продолжал ухмыляться Глобов. — Друг бы не пожалел для друга последнюю рубашку! Да, а этого паренька-самбиста пришли ко мне завтра на дачу.
Пожал им руки и стремительно вышел из кабинета. В окно они видели, как он забрался в «Ниву», там сидел шофер, а на заднем сидении — плечистый охранник.
— Обиделся, — вздохнул Тимофей Викторович.
— Взял бы, да и продал меня подороже ему, — фыркнул Иван.
— Ты ведь у нас неподкупный, — улыбнулся Дегтярев. — И не продажный.
— Слово-то какое! — скривился Рогожин. — Уж лучше неподкупный... Ты слышал, шеф, какую мне зарплату предложил Глобов?
— Ваня! — взмолился тот. — Больше тысячи в месяц прибавить к зарплате никак не могу. Понимаю, вас теперь четверо, жизнь все дорожает... Кстати, мы тебе преподнесем роскошную коляску на двоих и комплект для новорожденных.
Рогожин не ожидал такой щедрости. Тысяча к зарплате ему теперь не помешает, а Аня и не могла мечтать о коляске. Их перестали выпускать, очевидно, потому, что стало невыгодно: в России теперь умирает больше, чем нарождается людей... Нет, такого шефа он ни за какие тысячи не покинет!..
— В субботу будем крестить моих близнецов, — сказал Иван. — Надеюсь, не откажешься прийти в церковь?
— Согласен даже быть крестным отцом.
— Крестный отец... — задумчиво проговорил Иван. — Наш миллионер сам вызвался быть им...
— Нравишься ты ему!
— Я вспомнил фильм «Крестный отец»... — улыбнулся Иван. — А ведь Андрей Семенович чем-то напоминает главу многочисленной мафии, роль которого исполнял Марлон Брандо?
— Фантазер ты, Ваня! — сказал Тимофей Викторович. — Глобов сам ненавидит мафиози всех мастей. Знаешь, сколько он рэкетиров уже сдал в милицию? Нам с тобой, братец, пора бы уже научиться отличать честных российских предпринимателей от мафиозных бандитов. Дай Бог, чтобы таких людей, как Глобов, было побольше. Он не только театр содержит — помогает церкви, кормит детдомовских ребят. Даже жертвует на кормежку зверей в зоопарке. Ты, кстати, напиши своему другу Ларионову, что Андрей Семенович готов ему в любое время прислать на подмогу пять-шесть закончивших десятилетку ребят из детдома, над которым он шефствует.
— А я, дурак, отказался работать с таким замечательным человеком! — притворно вздохнул Иван.
— Тебе что, делать сегодня нечего? — так же притворно нахмурил свои темные брови шеф. — Возьми у Надежды Павловны новое дело об угоне «Мерседеса».