Тем вечером Ли Ляньхуа, Фан Добин и Гэ Пань остались в Си-лине. Чжан Цинмао занимал не последнее место в сотне караульных, поэтому мог разместить гостей у себя. Фан Добин и Ли Ляньхуа ночевали в комнате по правую сторону от него, Гэ Пань — по левую сторону. Напротив своей комнаты он разместил братьев Чжан, напротив Ли Ляньхуа и Фан Добина — Ян Цююэ, а напротив Гэ Паня — Гу Фэнсиня. Вообще-то в сторожевой башне и в пределах крепостных стен не должны жить люди — если в прошлом здесь и размещали войска, то они жили за Си-лином, однако эта сотня польстилась на удобство и устроилась прямо в башне. В лютые морозы караульные не патрулировали холм, а днями напролёт сидели в Си-лине, напивались и играли на деньги, проигравшие же ходили за выпивкой и мясом — словом, чувствовали они себя весьма вольготно.
Снег засыпал крепостные стены, всё заливал блеклый свет луны и звёзд. Фан Добин маялся бессонницей. Если не считать храпа Чжан Цинмао, в башне было необычайно тихо. Отражённые от снега лучи проникали сквозь окно левой комнаты и отсвечивали в комнате справа, отчего возникало неуютное ощущение, что можно сосчитать каждый волосок на теле. Однако Ли Ляньхуа преспокойно заснул, даже не покосившись в сторону друга.
Молодого человека снедала какая-то смутная тревога, возникшая, когда он посмотрел на Чжан Цинши. Но они точно не встречались раньше, откуда же беспокойство?
Так и не сомкнув глаз за всю ночь, на рассвете он вдруг услышал, как кто-то с топотом вломился к Чжан Цинмао с паническими криками.
— Командир Чжан! Чжан Цинши… Чжан Цинши убили, у него нет головы! Кто… кто-нибудь видел его голову?..
Об убийстве доложил Ян Цююэ.
Фан Добин так и подскочил на кровати, Ли Ляньхуа тоже сел в постели. Они растерянно уставились друг на друга: Чжан Цинши мёртв?
Тело было в странном состоянии. Когда Чжан Цинмао оделся и вошёл в комнату братьев Чжан, то увидел мертвеца сидящим на кровати в нижнем платье — голова у него была отрублена, одежда покрыта кровью, от холода застывшей ярко-красной ледяной коркой. На фоне чисто-белой стены окровавленный безголовый труп выглядел ужасающе.
По словам Чжан Цинху, он всю ночь играл на деньги у Ян Цююэ, а утром вернулся в комнату и обнаружил младшего брата мёртвым. Фан Добин и Ли Ляньхуа осмотрелись. На теле Чжан Цинши не было других ран, ему просто отрубили голову. Нищий учёный с растерянным видом всё ещё рассматривал труп, а Фан Добин встревожился: это дело явно превосходило его ожидания. Зачем кому-то убивать Чжан Цинши? Какое отношение он имеет к смерти Мужун Уяня и У Гуана?
— Странно, кому понадобилось убивать Чжан Цинши? — пробормотал себе под нос Гэ Пань. — Неужели он как-то связан с Мужун Уянем и У Гуаном?
— Возможно, он знал, где находится вход в подземный дворец, — кивнул Фан Добин.
— Если точно знал, почему не сказал? — удивился Гэ Пань.
— Если это он заманил их в гробницу и убил, то разумеется, не мог выдать себя.
— Тогда почему его убили? — нахмурился Гэ Пань. — Это доказывает, что в деле замешан не только он. Стоило нам решить, что будем искать вход в подземный дворец, как ночью кто-то устранил свидетеля?
Фан Добин вздохнул.
— Значит, убийца где-то здесь. Не исключено, что кто-то из нас.
— Снаружи нет следов, — вставил Ли Ляньхуа.
Гэ Пань поёжился.
— Получается, ночью никто другой не входил…
— Нет, — уставившись в пространство сказал Ли Ляньхуа. — Это лишь означает, что ещё один человек мог убить Чжан Цинши. Тот же, кто сбросил с платформы Ворот великого благодеяния два трупа и по ним спустился с холма…
Он ещё не договорил, как Фан Добин и Гэ Пань вздрогнули и хором спросили:
— С Ворот великого благодеяния?
— Верно, — растерянно продолжил Ли Ляньхуа, — за Воротами великого благодеяния находится глазурованный каменный экран, а за ним — сторожевая башня. Раз в башне живут люди, а кухня расположена сбоку от Ворот, то по этому участку постоянно ходят, на нём убирают снег, а значит, следов не останется. Так… на кухне ночью никого не бывает, за платформой растут сосны — других вариантов нет…
Фан Добин хлопнул его по плечу и воскликнул:
— Отлично, приятель! Похоже, вход в подземный дворец рядом с Воротами великого благодеяния.
Всё ещё в замешательстве, Ли Ляньхуа помотал головой.
— Нет, постой, если Чжан Цинши убил тот, кто вынес из подземного дворца трупы, откуда ему было знать, что сегодня утром мы собираемся искать вход в усыпальницу?
— Значит… — ошеломлённо проговорил Фан Добин.
— Значит, убийца Чжан Цинши — один из тех, кто вчера был в той роще и слышал, что мы собираемся искать вход в подземный дворец! — вырвалось у Гэ Паня.
От этих слов Ян Цююэ и Чжан Цинху побледнели. Вчера в роще находилось всего восемь человек: братья Чжан, Ян Цююэ, Гу Фэнсинь и Чжан Цинмао, а также Ли Ляньхуа, Фан Добин и Гэ Пань. Кто из оставшихся семерых — убийца? Зачем он отрубил Чжан Цинши голову?
Чтобы разрешить все загадки, нужно было попасть в подземный дворец. Что же за тайна таится в этой веками безмолвствовавшей императорской гробнице, из-за которой два непревзойдённых мастера умерли от истощения, а один караульный лишился головы?
Чжан Цинмао тут же созвал тех, кто вчера охранял трупы, и все вместе они потащились за Ли Ляньхуа, Фан Добином и Гэ Панем к Воротам великого благодеяния.
Миновав величественные каменные колонны и врата, они подошли к платформе Ворот Си-лина, украшенным двумя барельефами тонкой работы: девять драконов парили среди предвещающих счастье облаков и ещё один сидел, неся почётный караул. Семеро человек принялись искать вход в подземный дворец. Без малейшего почтения к покойному императору они мечами и ножами простукивали барельефы, так что повсюду разносился лязг.
— Ляньхуа. — Фан Добин потянул его в сторонку и прошептал: — Скажи мне, кто подозреваемый, я с него глаз не спущу.
— А, — улыбнулся Ли Ляньхуа, — я и сам не знаю…
Не успел он договорить, как Фан Добин зыркнул на него.
— Твой попугай ведь ещё у меня дома?
Ли Ляньхуа замер и наморщил лоб.
— Неужели тебе вдруг захотелось отведать мяса попугая?
— Раз не знаешь, может статься и захочется, — хитро усмехнулся Фан Добин.
— О великий мой господин Фан, — вздохнул Ли Ляньхуа, — держать в заложниках крохотную птичку не слишком-то вас достойно… — Он понизил голос, изогнув губы в едва заметной улыбке. — Ты разве не заметил, в комнате Чжан Цинши нигде не было крови, кроме как на его теле?
Фан Добин задумался.
— Ну и что с того? Или ты хочешь сказать, что его убили в другом месте?
— Ты обратил внимание на пятна крови? Она постепенно пропитывала одежду, а не хлынула фонтаном, на стене же не было ни капли.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурился господин Фан.
— Что он был уже мёртв, когда его обезглавили.
— Чтобы устранить свидетеля, достаточно его убить, зачем отрубать голову? — опешил Фан Добин.
Ли Ляньхуа слегка улыбнулся.
— Убили его — вероятно, чтобы устранить свидетеля, а вот зачем обезглавили — другое дело… Так или иначе, если бы Чжан Цинши был жив перед тем, как ему отрубили голову, то стену за кроватью непременно забрызгало бы кровью. Мы с тобой знаем, если ранить человека мечом, то сколько-то крови останется на оружии, при рубящих же ударах, чем более сильный и быстрый удар, тем более резко брызнет кровь в направлении движения. В комнате не было ни капли, можно только сказать, что голову отрубили когда кровь уже почти застыла — потому она и не хлынула фонтаном.
— Откуда ты знаешь, что голову отрубили в комнате? — удивился Фан Добин. — Может быть, снаружи.
Ли Ляньхуа вздохнул.
— Если бы это произошло снаружи, то пятна крови на одежде выглядели бы иначе. После того, как ему отрубили голову, кровь вытекала очень медленно, постепенно пропитывая одежду — и тело не двигали, поэтому она не залила всё вокруг.
— Даже так, его могли убить снаружи… — упорствовал молодой господин.
Ли Ляньхуа снова вздохнул, с некоторой обречённостью.
— Я лишь говорю, что его сначала убили, а обезглавили уже в комнате… Когда я утверждал, что его убили в комнате? Ну что ты пристал ко мне?
Фан Добин фыркнул.
— И что с того, что его сначала убили, а потом обезглавили?
— Это свидетельствует, что Чжан Цинши, можно сказать, убили дважды. Возможно, это был один человек, и его целью было отрубить голову. Или же убийство совершил один, а голову отрубил другой, — медленно объяснил Ли Ляньхуа. — Важное тут не убийство, а обезглавливание.
— Но почему?
— Голова — странная штука, — улыбнулся Ли Ляньхуа, — может раскрыть множество секретов, неважно, живая или мёртвая.
— А? В каком смысле? — Он уже ничего не понимал.
Ли Ляньхуа прошептал ему на ухо:
— Если отрубить голову… к примеру… ты не узнаешь, кем был мертвец.
От неожиданности молодой человек вскрикнул, дёрнулся — и стукнулся лбом с Ли Ляньхуа.
Все искавшие вход резко обернулись. Лекарь стоял с виноватым лицом, Фан Добин пихнул его кулаком в бок.
— Дорога там, не дерись, — смиренно сказал Ли Ляньхуа с невинным видом.
Глядя на них, Гэ Пань не удержался от вопроса:
— Что вы там обсуждаете? Нашли вход в гробницу?
— Сяо-Фан говорит, что нашёл.
— Да? — снова подскочил Фан Добин.
Ли Ляньхуа растерянно уставился на него и нерешительно спросил:
— Разве ты не сказал, что за каменным экраном?
— Ммм… — Он с силой провёл рукой по волосам.
— Ты ведь сказал, что обычно в императорских захоронениях тоннель в подземный дворец находится на одной линии с мавзолеем, а вход часто делают за каменным экраном, — протараторил Ли Ляньхуа.
— Именно так я и сказал, — кивнул Фан Добин.
Гэ Пань тут же поспешил к каменному экрану за Воротами великого благодеяния.
Обычно на таких барельефах изображают дракона и феникса, чтобы эти мифические существа защищали живых и охраняли духов, однако на глазурованном каменном экране императора Сичэна узор выделялся сложностью и оригинальностью. Все долго его рассматривали и наконец определили: это карп с двумя длинными хвостами, крыльями и головой дракона, плещущийся вокруг цветка лотоса. По идее, превращению карпа в дракона не место среди императорских орнаментов, но удивительным образом этот сюжет обнаружился в гробнице много лет правившего императора.
Гэ Пань ощупал барельеф, простукал кончиком меча — ничего необычного.
— Странно, где же тут вход?
— Вход в гробницу не могли раскопать, — вдруг подал голос Чжан Цинмао. — Я служу здесь больше трёх лет, мимо каменного экрана постоянно ходят люди. Здесь точно никто не копал, и свежей земли тоже не видели.
У Фан Добина загорелись глаза.
— Значит, механизм?
— Механизм… — пробормотал Гэ Пань. — Но ни за одним кирпичом нет полости… — Он снова огляделся. — Здесь нет ничего, что можно было бы потянуть или повернуть, где же спрятан механизм? Изобретательность предков повергает в трепет.
Фан Добин покосился на Ли Ляньхуа: раз сказал, что нашёл, ну не мог же соврать? Но для этого человека ложь — обычное дело, удивляться надо, скорее, когда он не врёт. Ох, нет, мошенник ведь сказал, что это господин Фан нашёл, а если входа тут нет, разве он не потеряет лицо? Стоило ему воспылать гневом, как что-то щёлкнуло его по точке сюэ-хай*, ноги подкосились, и он упал ничком. Все вскрикнули от неожиданности.
Сюэ-хай — акупунктурная точка, находится на 2 цуня выше верхнего внутреннего края надколенника при согнутой в коленном суставе ноге
— Господин Фан!
Лёжа на земле, подбородком упёршись в плиту, Фан Добин вдруг обнаружил перед собой кое-что необычное.
Солнце только взошло, света было достаточно. Господин Фан увидел, что от кончика его носа до нижней границы каменного экрана гравий был крупный, на краю плиты рядом с ним почти не было песка, он весь скопился у края ближе к барельефу, а под ним — лишь мелкие осколки и пыль. Он отполз на шаг назад — картина оставалась неизменной, ещё на шаг — и лишь отступив к порогу заднего здания Ворот великого благодеяния, увидел неровный мелкий песок.
— Командир Чжан, как часто здесь убирают снег?
— Если снега нет, то и не подметают. Люди-то редко приходят, — ответил Чжан Цинмао. — Всё равно ведь это место для призраков, а не для живых.
Фан Добин поднялся на ноги и отряхнулся.
— Значит, давно не подметали?
— Ага, снег выпал больше полумесяца назад и не растаял — столько и не убирали.
— Тогда… — Фан Добин отфыркался. — Вход здесь.
— А? Где? — Ли Ляньхуа удивлённо уставился на него.
Этот негодяй стрельнул чем-то по его точке сюэ-хай, так что колено онемело и подкосилось. Заткнуть бы ему рот кляпом! Но он прокашлялся и объяснил:
— Весь песок и камни скапливаются у каменного экрана, если их не сметают к нему нарочно. Значит, эта плита стояла вертикально или была приподнята — иначе песок не скатывался бы в одном направлении. Кто-то может её поднять? Думаю, вход под ней.
— Разумно, — закивал Гэ Пань. — Но плита очень тяжёлая, как её сдвинуть?
Замявшись, Фан Добин разозлился от смущения.
— Владеющие боевыми искусствами могут и руками поднять.
Гэ Пань сдвинул брови.
— Нужно владеть либо божественной силой от природы, либо шаолиньскими техниками. “Железный силач” У Гуан наверняка бы справился, но нам с вами это не под силу.
— Говоря о силе, мы, братья Чжан, владеем шаолиньским боевым искусством, голыми руками поднимаем тысячу цзиней, — вклинился Чжан Цинмао. — Может, будет от нас польза?
Гэ Пань с Фан Добином удивились. Чжан Цинху был среднего роста, не толстый и не худой, со страдальческим выражением лица — кто бы мог подумать, что он от рождения обладает невероятной силой?
Чжан Цинху кивнул, достал из-за пазухи стальной крюк, зацепил за тонкую щель между ступенями лестницы Ворот великого благодеяния, поднатужился, шумно покряхтел — и плита сдвинулась с места, взметнув облако пыли и дыма. Крюк тут же искорёжило до неузнаваемости. Гэ Пань успел подставить в увеличившуюся щель свой длинный меч в ножнах, а Фан Добин — короткую дубинку, которую носил в рукаве. Все дружно подсунули своё оружие, Чжан Цинху отбросил крюк, взял дубинку Фан Добина, закричал изо всех сил и приподнял плиту.
— Открывайся!
Плита вдруг беззвучно приподнялась на три чи*, пыль и мелкие камешки с шорохом покатились в зияющую тьму прохода и к подножию каменного экрана. В Ян Цююэ, Гу Фэнсиня и Чжан Цинху из темноты вылетело какое-то потайное оружие, они подскочили и увернулись, когда же опустились на землю, проход полностью открылся и больше никаких ловушек не срабатывало.
На три чи — т. е. почти на метр
Под тяжестью плиты оружие у всех погнуло, только дубинка Фан Добина была как новенькая. Чжан Цинху почтительно вернул её владельцу.
— Отличное оружие.
Господин Фан расплылся в улыбке, спрятал дубинку в рукав и, вытянув шею, ошеломлённо заглянул в проход.
— Ничего себе дыра.
Закрывавшая проход каменная плита была толщиной почти в один чи, пять чжанов по сторонам, и на вид весила более тысячи цзиней*. Всех повергла в трепет сила рук Чжан Цинху — ученики Шаолиня и впрямь невероятны!
1 чи — 33,33 см; 5 чжанов — чуть больше 16,5 м; 1000 цзиней = 500 кг, употребляется метафорически для обозначения огромной тяжести