Белое солнце в синем небе, мирные времена.
Городок Пиншань — ничем не примечательное местечко, здесь нет ни редкостных сокровищ, ни прекрасных пейзажей, ни выдающихся деятелей. Как и во многих краях цзянху местные жители несколько скучноваты, земля даёт не слишком хороший урожай, река грязновата, а тем для разговоров после еды… настолько мало, что как только появляется хоть какая-то, все долго обсуждают её взахлёб — тем более, недавнее удивительное происшествие.
А случилось вот что: восемнадцатого числа шестого лунного месяца, когда жители высыпали из домов, чтобы подмести пороги, вдруг обнаружили на прекрасно знакомой им улице возникшее из ниоткуда двухэтажное здание. Дом был высоким, в нём совершенно точно могли жить люди — и жить весьма просторно. Он был построен полностью из дерева и украшен удивительно тонкой и изысканной резьбой, и даже слепой мог бы понять на ощупь — резьба изображала цветы лотоса и предвещающие счастье облака.
За пересудами пролетело полдня, когда благодаря чьему-то зоркому глазу, наконец разгадали внезапное появление здания: оказывается, оно изначально не имело фундамента и не стояло на земле… одним словом, дом привезли на телеге на улицу Пиншаня и установили там. Люди цокали языком от удивления, но не понимали, зачем кому-то под покровом ночи перетаскивать на улицу целый терем, неужели это будет храм Земли? Но говорят, храм Земли уже долгое время находится в упадке, и там не зажигают благовония…
Новость обсуждали три дня, пока не вернулся человек из охранного отряда — только завидел дом, как перепугался и заорал во всё горло: “Благой терем!” — а потом даже домой не зашёл, развернулся и убежал с безумными криками “Благой терем!”. Здание тут же посчитали домом с призраками, один взгляд на которое может свести с ума.
Прошло ещё семь дней, весь охранный отряд вернулся в Пиншань, и тогда люди узнали, что никакой это не дом с призраками.
Мало того, это было благое здание, чрезвычайно благое.
“Благой лотосовый терем” был домом лекаря.
Фамилия хозяина была Ли, а звали его Ляньхуа.
Ляньхуа — «цветок лотоса»
Что за человек был Ли Ляньхуа? Вообще-то в цзянху его никто не знал. Неизвестно было ни из какой он школы, ни его мастерство владения боевыми искусствами, ни возраст, неизвестно было даже красив он или уродлив — этот человек появился в цзянху шесть лет назад и совершил всего два поступка, которые сделали “Благой лотосовый терем” самой любопытной легендой.
Ли Ляньхуа совершил две вещи: во-первых, вернул к жизни получившего смертельное ранение в дуэли первого из сильнейших* по литературе Ши Вэньцзюэ по прозвищу “Учащийся до седин”, который был уже похоронен и покоился в земле несколько дней. Во-вторых, вернул к жизни упавшего со скалы, переломавшего все кости и разбившегося насмерть великого героя Хэлань Те, также пролежавшего в земле много дней.
Первый из сильнейших — победитель на столичных экзаменах, первый кандидат на высокую должность
Только благодаря этим двум свершениям Ли Ляньхуа стал человеком, с которым в цзянху мечтают познакомиться и подружиться, а диковинный передвижной дом делал его ещё более обсуждаемой легендой.
Начальник “Журавлиного клина” во главе всего отряда, подстёгивая лошадей, прибыл в Пиншань, совершил омовение, воскурил фимиам, и через три дня с трепетом направился к дому, украшенному резьбой по наньму*, поклониться в знак вежливости и вручить визитный листок: у начальника “Журавлиного клина” Чэн Юньхэ имелся серьёзный повод для встречи.
Наньму — китайский лавр
Визитный листок пришлось бросать в щель между окном и рамой.
Весь охранный отряд в пятьдесят человек сопровождал Чэн Юньхэ, словно в тереме выносил приговоры сам Яньло-ван*. Вскоре дом, в котором было так тихо, словно никто в нём и не жил, заскрипел. Весь отряд “журавлей” затаил дыхание, даже прохожие замерли в напряжении, с вытаращенными глазами ожидая, что же за чудище выйдет из дома.
Яньло-ван — в китайской мифологии владыка подземного мира
Деревянные двери распахнулись, а не медленно приоткрылись, как ожидала собравшаяся толпа.
Двери хлопнули, взметнув облако пыли прямо в лицо Чэн Юньхэ, кто-то внутри ойкнул и извиняющимся тоном произнёс: “Надо бы прибраться, даже гостей не заметил, стыдно-то как…”
“Журавли”, с ног до головы в опилках и пыли, с изумлением наблюдали, как в дверях появился человек с веником, к которому прилип ярко-красный листок. Он был молод, не старше двадцати восьми лет, а если бы не серые залатанные одежды, то мог бы выглядеть ещё моложе, кожа его была белой, а черты лица — изящными, но красоту его нельзя было назвать несравненной, которую раз увидишь и не забудешь. В правой руке он держал веник, а в левой — совок, и с извиняющимся видом смотрел на всю толпу, собравшуюся перед дверьми.
Чэн Юньхэ негромко произнёс:
— Прошу господина Ли, Ли Ляньхуа, о встрече. У вашего покорного имеется серьёзное дело, которое следует обсудить.
Молодой человек в серых одеждах опустил веник.
— Я и есть Ли Ляньхуа.
У Чэн Юньхэ глаза полезли на лоб и отвисла челюсть, прохожие уже подумывали, не закинуть ли ему в рот три-пять яиц. Наконец он закрыл рот и закашлявшись выдавил:
— Премного наслышан о господине Ли… — Он не знал, как начать следующую фразу, поскольку изначально старательно написал всю речь на визитном листке — который ныне застрял в венике Ли Ляньхуа.
— Ах, как неловко… — сказал Ли Ляньхуа. — В моём скромном жилище столько мусора… — Он жестом пригласил Чэн Юньхэ зайти в дом и присесть.
Внутри “Благой лотосовый терем” и вправду был завален хламом: здесь валялись молоток, пила и топор, тряпки для пыли и веник, всё было покрыто опилками и слоем пыли, ещё стояло несколько сундуков неизвестно с чем, в передней был только один стол и один стул из бамбука, не дороже двадцати медяков. В душе Чэн Юньхэ зародились сомнения, но у “Благого лотосового терема” была такая репутация, а этот человек в серых одеждах сидел здесь, так что он не смел усомниться в его подлинности — оставалось только почтительно сесть напротив Ли Ляньхуа и от начала до конца поведать обо всех страшных происшествиях, с которыми он столкнулся полмесяца назад.
Та ночь, третья ночная стража, постоялый двор “Сяо-мянь”.
Когда Чэн Юньхэ проснулся посреди ночи и обнаружил, что за окном мерцают изумрудные тени, а снаружи доносится странное пение, в голове у него тотчас возникло слово “призрак”, но он сам же прыснул от смеха — проскитавшись по белу свету больше двадцати лет, в призраков он не верил. И тут из соседней комнаты, где остановился первый ученик, раздался истошный крик. Чэн Юньхэ испугался и поспешил туда. Его первый ученик Цуй Цзянькэ тоже увидел зелёные призрачные тени за окном, поднялся проверить товар, распахнул сундук с ненарушенной печатью, но оказалось, что товар пропал без следа — виденные во время перевозки сокровища словно обрели крылья и улетели. Но не это заставило Цуй Цзянькэ, доставлявшего грузы более десяти лет, закричать от ужаса, настолько небывалый вопль у него вырвался потому, что в сундуке не только не было товара — внутри лежал необработанный камень, весь покрытый кровавыми отпечатками пальцев.
Эти отпечатки выглядели, как будто кто-то спешил выбраться из запечатанного сундука, но не мог его открыть, однако внутри, очевидно, никого не было. Посреди ночи за окном парили зелёные призраки, слышались странные прерывистые звуки, да ещё в сундуке обнаружились кровавые отпечатки — тут и Цуй Цзянькэ, больше десятка лет бродившему по свету, немудрено закричать от страха. Чэн Юньхэ, дрожа от гнева, приказал подчинённым открыть сундуки. В десяти из шестнадцати действительно находились жемчуга и драгоценные камни, каждый — редкостной ценности, но шесть оказались пусты — в одном были кровавые отпечатки, в трёх — таблички для поминовения усопших, что же касается двух оставшихся — в одном лежал только бугристый камень, а в другом, ко всеобщему ужасу — мёртвое тело.
Тело принадлежало юной девушке в белых одеждах, чьё прелестное лицо перед смертью исказилось в гримасе ужаса.
При виде трупа лица Чэн Юньхэ и Цуй Цзянькэ исказил ещё больший ужас: девушку в белых одеждах в цзянху знали. Это была дочь градоначальника улиньского* Нефритового города — Юй Цюшуан, по прозвищу “Острый меч осеннего инея”. Градоначальник Нефритового города, Юй Мулань господствовал над юго-западным горным регионом, монополизировал добычу нефрита в горах Куньлуня, стал самым богатым человеком в Улине, и все в Поднебесной знали, что он души не чает в дочери. Как Юй Цюшуан могла оказаться мёртвой в сундуке, перевозимом никому не известным отрядом “Журавлиный клин”?
Улинь — сообщество, мир мастеров боевых искусств
В других комнатах постоялого двора “Сяо-мянь” поднялся переполох, и в мгновение ока десятки людей вломились в комнату Цуй Цзянькэ, все перепуганные и бледные.
Чэн Юньхэ к этому времени догадался, что Юй Цюшуан тоже остановилась в “Сяо-мянь”. В то время, как сопровождавшие её шестьдесят воинов в испуге проснулись из-за изумрудных призрачных теней, близкая подруга Юй Цюшуан, Юнь Цзяо, вдруг заметила, что Юй Цюшуан исчезла без следа, её начали повсюду искать, а в итоге обнаружили мёртвой у Чэн Юньхэ в сундуке с товарами!
На протяжении полумесяца весь Улинь стоял на ушах, обсуждая “убийство с зелёными призраками за окном”. Юй Мулань был раздавлен горем по беспричинно погибшей обожаемой дочери и в гневе приказал покончить с собой почти всем воинам, кто сопровождал Юй Цюшуан в ту ночь, а также издал указ, чтобы изловить и убить весь “Журавлиный клин”. Чэн Юньхэ ничего не оставалось, как забрать из дома старых и малых, распустить отряд и спасаться бегством, как вдруг он услышал новость о “Благом лотосовом тереме”.
Ли Ляньхуа смог вернуть к жизни мертвецов — и Чэн Юньхэ вдруг пришло в голову: если Ли Ляньхуа сумеет оживить Юй Цюшуан, тогда и проблем не будет? Если полмесяца назад Чэн Юньхэ ни за что бы не поверил в воскрешение мёртвых, то сейчас был готов пойти на крайние меры, и раз уж довелось повстречать Ли Ляньхуа, то почему бы не попытаться? Если… слухи не врут, то всё сложится благополучно.
Но закончив рассказывать историю об убийстве и заоконных зелёных призраках, он так и не услышал от Ли Ляньхуа какого бы то ни было поразительного мнения — тот только сказал “а” и кивнул.
Допив чай, Чэн Юньхэ не нашёл причины, чтобы оставаться в доме, заваленном хламом, и сидеть напротив Ли Ляньхуа, на чьём лице было написано некоторое недоумение.
Чэн Юньхэ ушёл.
Со второго этажа “Благого лотосового терема” раздался спокойный голос:
— Прошло уже пять лет, а ты всё так же знаменит…
Ли Ляньхуа сидя на стуле продолжал пить чай, только снова издал неопределенное “а”.
— Мне и самому непонятно. — Человек медленно спустился со второго этажа — худой, кожа да кости, и очень бледный. Набери он двадцать цзиней*, пожалуй, выглядел бы грациозным прекрасным юношей, но сейчас походил на умирающего от истощения — этот скелет, тем не менее, был облачён в ослепительно чистые и пышные белые одежды, на поясе у него висел очень изящный меч и яшмовые подвески, какие нравилось носить только избалованным отпрыскам благородных фамилий. — Как ещё находятся в мире люди, которые верят в воскрешение из мёртвых? Пять лет прошло, а никто так и не забыл о паре твоих неловких поступков…
1 цзинь = 0.5 кг, т. е. 10 цзиней = 10 кг
— Не все такие умные, как ты, — усмехнулся Ли Ляньхуа, встал, немного размялся, взял веник и продолжил мести.
— Ты не мог бы не подметать? — Спустившийся скелет вдруг широко распахнул глаза. — Старший сын благородной семьи Фан стоит прямо перед тобой, а ты спокойно подметаешь пол? Ты хоть понимаешь, что если бы этот Чэн Юньхэ знал, что я в доме, то пал бы передо мной на колени и молил, чтобы я убедил старика Юя не убивать его семью? Перед тобой привлекательный и элегантный человек, с блестящим положением в обществе, а ты подметаешь пол?
— Что поделать, — ответил Ли Ляньхуа. — Я уже давно не наводил порядок в доме, не подметал, тут слишком грязно, а в дождь протекает крыша.
Скелет в белых одеждах похлопал огромными глазами, а потом вдруг вздохнул.
— Приятель, ты не можешь ни сражаться, ни лечить больных, даже земледелием не способен заняться, как же, спустя столько лет, ты всё ещё настолько знаменит? Ну правда? Ума не приложу…
Этот скелет в белых одеждах был старшим сыном улиньского клана Фан — Фан Добином, по прозвищу “Печальный господин”. Он был знаком с Ли Ляньхуа уже целых шесть лет, и всё равно так до конца и не понимал, как прославился этот человек: Ши Вэньцзюэ, получив в поединке тяжелую рану, применил “черепашье дыхание”, чтобы притвориться бездыханным и исцелиться. Местные жители посчитали его мёртвым и похоронили. Ли Ляньхуа выкопал его, и, естественно, Ши Вэньцзюэ ожил. Что же касается Хэлань Те, этот негодник, когда ему не удалось жениться, разыграл целое представление с прыжком со скалы, прикинулся мёртвым, организовал собственные похороны, Ли Ляньхуа случайно проходил мимо и выкопал и его. А весь мир теперь удивляется, как Ли Ляньхуа мертвецов воскрешал! Но Фан Добина больше волновало, откуда он знал, что в земле лежит живой человек, которого нужно откопать?
— У меня ещё осталось немного серебра с прошлых времён. — Ли Ляньхуа старательно подмёл переднюю и собрал мусор в совок. — Нужно только тратить с умом, и жить можно.
Фан Добин закатил глаза.
— И сколько у тебя денег?
— Пятьдесят лянов, — улыбнулся Ли Ляньхуа, — по-моему, на всю жизнь хватит.
Фан Добин фыркнул.
— Кто бы мог подумать, что в Улине есть ещё такое отребье, как ты, кто планирует за всю жизнь потратить пятьдесят лянов — позор всего цзянху! Знай Чэн Юньхэ, что перед ним такой человек, посмотрел бы я, пришёл бы он к твоим дверям умолять тебя, того… ммм… кто не имеет ни малейших познаний во врачевании и настолько скуп, что живёт не в гостинице, а таскается повсюду с домом, даруя “чудесное исцеление” мертвецам! А он ещё думал, что из этого что-то выйдет! — Дважды закатив глаза, Фан Добин оглядел Ли Ляньхуа с ног до головы. — Однако, отправишься ли ты, негодник, поднимать для него мертвеца, я так и не понял.
Ли Ляньхуа сел на стул и принялся тщательно водить пальцами по соединениям скрипучего бамбукового столика, услышав эти слова, улыбнулся.
— Почему бы и нет? Я ведь всё равно не умею ни возделывать землю, ни продавать овощи, недостатка в деньгах не испытываю — если нечем заняться, разве не скучно жить?
— Если старик Юй поймёт, что ты шарлатан, и захочет истребить весь твой род, даже старший сын клана Фан не сможет тебя спасти, — ровным голосом сказал Фан Добин. — Если пойдёшь, проводы устраивать не буду.
Ли Ляньхуа три дня наводил порядок в “Благом лотосовом тереме”, затем, не зная, что поместится у него в котомке, написал подробное длинное письмо, в котором на время перепоручал терем в руки “Учащегося до седин” Ши Вэньцзюэ, и наконец отправился в путь.
Он собирался в Нефритовый город, осмотреть тело Юй Цюшуан.