Лотосовый Терем

Глава 47. Слеза Гуаньинь

После объявления о возрождении ордена “Сыгу” трое “Фобибайши” не стали надолго задерживаться на пике Сяоцин, а поспешили в усадьбу “Сотня рек”, чтобы разобраться с проблемой нападения на три тюрьмы из ста восьмидесяти восьми. Фу Хэнъян приступил к своим многочисленным обязанностям, таким как устройство людей согласно правилам ордена “Сыгу” и обучение новичков, также следовало разобраться, из каких орденов и школ все эти новоприбывшие — словом, забот полон рот. Фан Добин же, во-первых, не мог распределять обязанности, а во-вторых, не имел таких амбиций, и хотя всей душой горел возрождением ордена, однако лишь предоставлял серебро на всяческие нужды, и последние несколько дней бездельничал, маясь от скуки.

Однако кое-кто на пике Сяоцин ещё больше маялся от безделья и скуки — никто иной как чудесный целитель Ли Ляньхуа. Во-первых, здесь не было ни больных, во-вторых, здесь не было мёртвых, а в-третьих, даже если бы и были — он всё равно не смог бы их вылечить, и потому все эти дни лежал в выделенной ему Фу Хэнъяном комнате и спал в обнимку со свитком “Компендиума лекарственных веществ”.

— Говорят, в ордене “Сыгу” ни в коем случае нельзя провоцировать ФАН ДОБИНА…

Так случилось, что в этот день Ли Ляньхуа не спал, а вооружившись метёлкой убирал пыль. Когда снаружи неожиданно завязалась негромкая беседа, он не собирался подслушивать, но этот голос беспрестанно проникал ему в уши.

— Фан Добин раскрыл, что одна девушка убила другую, и схватил её, так что нам ни в коем случае нельзя делать ничего плохого…

Ли Ляньхуа аккуратно убрал метёлку, взял тряпку и принялся вытирать тумбочку, двери скрипнули и говорившие вошли в комнату.

— А где хозяин Ли?

— А?.. — Ли Ляньхуа обернулся и увидел троих учеников из “Зала ста механизмов”: у одного была высокая переносица и маленькие глазки, у другого — широкий рот и выступающие вперёд зубы, у третьего — выпученные как у лягушки большие глаза. Он знал, что эти трое были талантливыми учениками Сыма Юя из школы “Байюнь”* и вступили в орден “Сыгу” три дня назад.

Байюнь — белые облака

— Ли Ляньхуа нет? Эй, подметальщик, этого господина с головы до ног искусали комары, скорее вылечи, посмотри, может, у Ли Ляньхуа есть какое-то хорошее лекарство от этого. — Говорил большеротый с выступающими зубами, он вытянул ногу — и правда, вся она была покрыта воспалениями от комариных укусов.

— А-а… — снова протянул Ли Ляньхуа.

— Чего акаешь? — разозлился тот, что с высокой переносицей и маленькими глазками. — Тащи сюда лекарство!

Ли Ляньхуа не успел ничего ответить, как заговорил третий, с глазами как у лягушки.

— Слушайте… За-за-за-зачем так-так-так кричать? Он же-же-же не-не-не отказался…

— Лекарства от комариных укусов у меня нет… — извиняющимся тоном сказал Ли Ляньхуа.

— Как это нет? — возмутился большеротый, расчёсывая воспаления. — Фу Хэнъян сказал, что Ли Ляньхуа лучше всех в Поднебесной лечит тяжёлые болезни, способен возвращать к жизни мёртвых — что для него какие-то комары?

— Такого нет… — смутился Ли Ляньхуа.

Говоривший пришёл в ярость.

— Не верю я, что несколько сотен человек, живущих на этой горе, не пользуются мазью от укусов насекомых! Уйди с дороги, я сам поищу!

— Я ещё не вытер стол, прошу, подождите, пока я подмету, тогда и ищите…

Не успел он договорить, как большеротый схватил его за воротник и приподнял, а двое других вытащили ящики и принялись рыться в них, обнаружили внутри “Узы Цзинь и Ши”, “Вышитые туфельки”, “Карту небесного леопарда”* и другие подобные повести о чудесном, несколько тряпок для пыли и метёлок, кроме этого, два комплекта одежды, пару сапог — и хотя нашлось немало склянок, ни в одной из них не было лекарств. Большеротый невольно почувствовал, что укушенные места зачесались ещё сильнее.

“Узы Цзинь и Ши” — роман времён династии Цин, повествующий о сыне чиновника Цзинь Юе, девушке из старинного рода Ши Уцзя и Линь Айчжу из местной зажиточной семьи, их браку и запутанным взаимоотношениям.

“Вышитые туфельки” — аллегорическое произведение времён династии Цин, рассказывает историю Е Иньчжи, управляющего ведомства по учёту населения и сбору налогов, который вернулся в родную деревню для отбытия траура по матери, но по прошествии срока остался там. Жадный и властолюбивый, жестокий и бесчеловечный, он присваивает чужое имущество, бесчинствует в деревне, и наконец его наказывают по закону.

“Карта небесного леопарда” — роман времён династии Цин.

— Да где же лекарства?

— Все в нашем ордене так хорошо владеют боевым искусством, — сказал Ли Ляньхуа, — что могут направлять циркуляцию ци через кожу, одежда становится прочной как железо — куда там крохотным комарам подлететь…

Переменившись в лице, троица уже собиралась задать ему хорошую трёпку, как большеротый неожиданно охнул и упал на пол, глаза у него закатились, изо рта пошла пена. Его товарищи перепугались и хором воскликнули:

— Твою мать, та ведьма правду говорила!

Ли Ляньхуа, тоже потрясённый, поспешно приподнял пострадавшего и увидел, как красные воспаления вмиг распространились по всему его телу, правая рука пылала жаром.

— Что за ведьму он встретил?

Дополняя друг друга, они рассказали:

— Мы втроём гуляли у подножия пика Сяоцин, собирались поесть, и тут какая-то женщина в странной маске спросила, не ученики ли мы школы “Байюнь”, мы, конечно, ответили, что так и есть. Ещё она сказала, что в школе “Байюнь” не учат ничему толковому и одни ничтожества. Мы, естественно, разозлились, брат Баоя сказал, что хоть в нашей школе “Байюнь” люди невысокого боевого мастерства и уродливые, но зато обладают одним навыком, которого нет больше ни у кого в Поднебесной — и пусть толку от нашей техники внутренней силы немного, но мы можем не спать десять дней и ночей и не чувствовать сонливости. Говорят, основатели нашей школы работали на мосту, поэтому разработали эту технику, а затем передали её нашему наставнику, и так она дошла до нас. В мире только ученикам школы “Байюнь” труднее всего заснуть. Та женщина высмеяла старшего брата, сказала: что толку в том, что трудно заснуть? Брат Баоя возразил, что мы — лучшие охранники в цзянху, любой орден или школа почитают за честь пригласить нас охранять свою резиденцию или тюрьму. Тогда женщина спросила, почему мы трое ничего не охраняем, а пришли на пик Сяоцин? Мы ответили, что, прослышав о славе ордена “Сыгу”, приехали, чтобы стать его привратниками. Она спросила, и что же мы будем охранять? Брат Баоя ответил, что мы стережём девушку по имени Кан Хуэйхэ, несколько дней назад совершившую убийство после свадьбы Сяо Цзыцзиня. Эта женщина спросила, где сейчас эта девушка? Мы сказали, что проголодались и вышли поесть, а девушку связали и спрятали под кроватью наставника — ничего страшного, мы ведь быстро вернёмся. Выслушав, женщина пошла прочь, но из её рукава вылетело несколько чёрных комаров, наш брат прихлопнул одного — и весь покрылся красными пятнами. Женщина обернулась и сказала, раз мы такие честные и покладистые, то и отравить не жалко. Мы посчитали, что она мелет вздор, если можно умереть от укуса комара… то можно и от укуса муравья, и цыплёнок может насмерть заклевать, и блохи искусать до смерти… ха-ха-ха, она думает, нас комары не кусали?..

— Вы же выдающиеся и талантливые герои, разумеется, знаете, что от комариных укусов никак нельзя умереть, — покивал Ли Ляньхуа. — Брат Баоя, вы слышите, что я говорю?

Баоя, у которого изо рта шла пена, слегка кивнул со страдальческим выражением лица. Того, что с высокой переносицей и маленькими глазками, звали Гаоби, а похожего на лягушку — Яньта. Все они уставились на Ли Ляньхуа и увидели, что он улыбнулся, а потом надавил на груди Баоя точку “ци-мэнь”, “цюй-чи” на затылке, “цзу-цяо-инь” на пальце ноги и “чжун-чжу” на пальце руки.

— Теперь полегче?

Баоя кивнул, от пальцев Ли Ляньхуа шло странное тепло, когда он надавил на четыре акупунктурные точки, мучительная боль значительно ослабла.

— Трём героям следует лишь несколько раз ежедневно нажимать на эти точки, и лучше всего несколько дней проводить через них дыхание — тогда поправитесь, — с улыбкой сказал Ли Ляньхуа.

Гаоби обрадовался и приблизился к нему.

— Подметальщик, помоги и мне.

Ли Ляньхуа надавил на четыре точки и ему — и хотя Гаоби ничего не почувствовал, сними он одежду, увидел бы чёткие красные отпечатки: пальцы Ли Ляньхуа несли в себе силу “замедления вселенной”, разве чьи-то руки сравнятся с ними? Когда со всеми тремя закончили, услышав, что им не требуется никакая мазь от укусов, а зуд и так прошёл, они в огромной радости удалились.

— Хозяина Ли не зря называют чудесным целителем, — рассмеялся кто-то за окном. — Яд “чёрный жемчуг” сгубил немало людей, и исцелить от него без лекарств, одними лишь руками — и правда поразительное мастерство!

— Ах, что вы, что вы! Не слышал, как пришёл советник Фу, простите, что не встретил…

Взмахнув белыми одеждами, в двери с непринуждённой улыбкой вошёл Фу Хэнъян.

— Эти шутники запихнули Кан Хуэйхэ под кровать Сыма Юя, и если бы я не перепрятал, то Цзяо Лицяо наверняка уже похитила бы её, — звонким голосом сказал он. — Я беспокоился, что они умрут от отравления, а хозяин Ли не только вылечил их, но ещё и научил этих придурков, как самим избавиться от яда, только сложно сказать, оценили ли они эти старания.

Ли Ляньхуа долго смотрел на него, а потом улыбнулся.

— Ли Ляньхуа восхищён находчивостью юного героя советника Фу.

Раз уж Фу Хэнъян назывался “безумным”, то само собой, такие похвалы его никогда не трогали.

— Хозяин Ли, на пике Сяоцин сейчас двести двадцать восемь человек, и двести двадцать пять из них я знаю как свои пять пальцев, только в троих не уверен.

— И кто же эти трое? — с искренним интересом спросил Ли Ляньхуа.

Фу Хэнъян пристально посмотрел на него и ответил невпопад:

— Не то, чтобы я не могу понять, у меня нет уверенности, чтобы сказать, что понимаю… Хозяин Ли, эти трое: Ли Ляньхуа, Ли Сянъи и я сам.

— Ли Сянъи? — опешил Ли Ляньхуа. — Он тоже на пике Сяоцин?

Фу Хэнъян запрокинул голову и рассмеялся.

— Раз уж он похоронен на этой горе, то можно сказать и так. Ли Сянъи был невероятно упрямым, больше всего ненавидел фальшь, но любил похвалы и лесть, обращался с людьми холодно и сурово, ставил себя выше других — очевидно, что это шло от легкомыслия и сомнений, свойственных юности. Я потратил год на изучение всех поступков Ли Сянъи, этого человека заслуженно можно назвать “высокомерным”, и если бы он дожил до сегодняшнего дня, то наверняка значительно превзошёл бы свои успехи, вот только во всех его поступках столько противоречий, и раз он сам сомневался, разумеется, я тоже не осмеливаюсь заявить, что понимаю его.

— Вы хорошо разобрались в нём, — горько усмехнулся Ли Ляньхуа.

— А вы, хозяин Ли… Я никогда не верил, что можно вернуть к жизни мёртвых, но кое-то прославился именно этим, кроме того, в последнее время в цзянху произошло множество загадочных убийств, и вы всегда имели отношение к поимке преступника. И когда такой человек несколько дней спит, это невольно наводит на мысли о дремлющем Чжугэ, который только и ждёт, что кто-то трижды посетит его хижину.*

Здесь отсылка к “Троецарствию”: Чжугэ Ляна называли “Дремлющим драконом”, также говорилось, что он спит целыми днями да возделывает огород. Лю Бэй трижды приходил в его хижину, но только на третий раз застал Чжугэ Ляна дома и обрел советника.

Только и ждёт, что кто-то трижды посетит его хижину? Ли Ляньхуа сухо рассмеялся.

— Просто погода в последнее время хорошая, а на этом кресле весьма удобно лежать, так что…

— Хозяин Ли — скрытный человек, я не решаюсь сказать, что понимаю вас, — перебил его Фу Хэнъян.

Несмотря на слова “не решаюсь сказать, что понимаю вас”, Ли Ляньхуа услышал в его тоне непоколебимую уверенность, и возразить было трудно, так что пришлось с неохотой признать себя “скрытным дремлющим Чжугэ, который только и ждёт, что кто-то трижды посетит его хижину”. Он вздохнул.

— Почему же вы и себя не понимаете?

— Я из поколения безумцев, — без прикрас сказал Фу Хэнъян. — Сейчас я возглавляю “Зал ста механизмов” для ордена “Сыгу”, но если “Сыгу” будет с каждым днём становиться всё сильнее, сложно сказать, останутся ли мои помыслы о благополучии цзянху столь же чистыми, как ныне.

— Тогда вы решите захватить Поднебесную, подражая Ди Фэйшэну? — слабо усмехнулся Ли Ляньхуа.

Фу Хэнъян покачал головой и вдруг расхохотался.

— Не знаю — поэтому и говорю, что не понимаю сам себя… Ха-ха-ха-ха…

Ли Ляньхуа тоже поспешно рассмеялся вместе с ним.

Смех Фу Хэнъяна резко оборвался, он бросил проницательный взгляд на Ли Ляньхуа.

— От моих глаз не укрылось, что вы человек незаурядный. Пик Сяоцин — место возрождения ордена “Сыгу”, здесь нет места нарушителям, и неважно, что вы замышляете, если вы пойдёте против правил ордена, прошу, хозяин Ли, хорошенько подумайте — к тому же, здесь есть я.

Слушая его, Ли Ляньхуа покивал.

— Согласен, всё верно… — серьёзно сказал он.

Фу Хэнъян взмахнул рукавами.

— И ещё… Если хозяин Ли считает себя невероятно быстрой лошадью, что не видала просвещённого государя и потому не желает проявлять свои таланты, то Фу Хэнъян готов стать Бо Лэ*. Орден “Сыгу” в плачевном состоянии и нуждается в способных людях, хозяин Ли обладает величайшими навыками и может внести большой вклад в дело, о котором в цзянху будут помнить веками.

Отсылка к идиоме “Бо Лэ оценил лошадь”. Согласно китайской легенде, изначально Бо Лэ было именем бога, ответственного за небесных лошадей. Он мастерски определял качества лошади по её внешнему виду. Идиома используется для обозначения тех, кто способен распознать у людей редкий талант или открывает для людей возможности продемонстрировать свои навыки.

— Премного благодарен, я не заслуживаю таких похвал… — всё повторял Ли Ляньхуа.

— Я всё сказал, — улыбнулся Фу Хэнъян и ушёл.

— Всего доброго, — поспешно добавил Ли Ляньхуа, дождался, пока Фу Хэнъян отошёл подальше, и тяжело вздохнул: этот советник Фу бесспорно очень умён и талантлив, вот только не слишком готов к роли руководителя…

За окном по-прежнему грело солнышко, он вернулся в кресло, на него снова незаметно навалилась сонливость, он невольно опять прикрыл лицо “Компендиумом о лекарственных средствах” и широко зевнул.