Лотосовый Терем

Глава 26. Пение сутр, пламя

Когда они медленно приблизились к лежащим возле выхода останкам, стало немного светлее, а Цзи Ханьфо с Шишуем, с их острым зрением, хватало и толики света, чтобы отчётливо видеть в окружности многих чжанов. Разглядев облик Ли Ляньхуа, они оба вдруг переменились в лице.

— Ты… ты…

— Я что? — заморгал Ли Ляньхуа.

Невозмутимый Цзи Ханьфо пришёл в некоторое смятение.

— Кто вы такой?

— Кто я такой? — растерялся Ли Ляньхуа. — От неба и земли родились люди, от людей родились люди, сыновья, и внуки, и правнуки. “Кто я такой” — на этот вопрос ищут ответ с незапамятных времён…

Цзи Ханьфо снова пристально его оглядел, издал протяжный вздох и пробормотал:

— Нет…

Лицо Шишуя исказилось, он вдруг зашагал прочь, выскочил в дыру и исчез. Ли Ляньхуа потёр щёку.

— В чём дело?

Цзи Ханьфо кашлянул.

— Вы очень похожи на старого друга, однако у вас не такие густые брови — у него доходили до висков, у вас слегка желтоватая кожа, а у него — сияла как белый нефрит. Будь он жив, сейчас ему было бы двадцать восемь-двадцать девять лет, вы же гораздо младше.

Ли Ляньхуа поддакнул, явно не понимая, о чём речь. Цзи Ханьфо отвернулся, и они прошли еще семнадцать-восемнадцать чжанов, пока не остановились перед обгоревшим до неузнаваемости телом с отрубленной рукой.

Ли Ляньхуа нагнулся осмотреть труп. Цзи Ханьфо тяжело выдохнул: он уверился, что это не Ли Сянъи — помимо того, что брови и цвет кожи отличались, нос у Ли Ляньхуа чуть короче, а на щеках — несколько бледных крапинок, и хотя его нельзя было назвать некрасивым, однако до несравненного изящества Ли Сянъи его внешность не дотягивала, к тому же их манера держаться различалась как небо и земля. Даже если бы глава ордена воскрес, невозможно, чтобы он превратился в Ли Ляньхуа, а внешнее сходство — совпадение, да и только.

— Эту женщину облили маслом, отрубили ей руку, закололи мечом и проломили череп, — заключил Ли Ляньхуа после долгого осмотра. — Её убили четырьмя способами.

Цзи Ханьфо кивнул, всё ещё не сводя глаз с его лица. Не обращая на него внимания, Ли Ляньхуа тихонько вздохнул и, перерыв всё в туннеле, обнаружил подобие подпорки для сковороды, сложенное из трёх толстых веток — вероятно, тут и разогревали масло, только самой сковороды не было видно. На земле валялось множество веток, куриных и утиных костей.

Бай Цзянчунь тоже разглядывал сверху Ли Ляньхуа, как и Цзи Ханьфо, тщательно подмечая сходства и различия, которых с первого взгляда увидел множество, и с душой, полной сомнений, гадал, может ли это быть знакомый. Ученики “Сотни рек” начали наводить порядок в книгохранилище и приготовились унести тело. Ли Ляньхуа долго бормотал, что не может определить внешность и возраст жертвы, и сердито заявил, что вернётся к себе домой изучать искусство врачевания. Цзи Ханьфо хотел уговорить его остаться, но не смог придумать повод, отправил Бай Цзянчуня проводить его, а сам вернулся в свою комнату и долго стоял у окна, как будто в задумчивости.

Вдруг скрипнула дверь, он резко обернулся, заложив руки за спину, посмотрел на вошедшего и слегка сдвинул брови.

— Ты?

Человек в простом платье и с распущенными волосами, ещё не успев перешагнуть порог, закашлялся.

— Кха-кха… я.

Цзи Ханьфо, похоже, не обрадовался ему и холодно спросил:

— Всё же вышел из дому?

У вошедшего были изящные черты лица, но измождённый облик — это был Юнь Бицю; от слов соратника его одолел жестокий приступ кашля.

— Кхэ-кхэ-кхэ… я… — откашлявшись, он сделал медленный вдох. — Я видел главу ордена.

— Это не он, просто очень похожий человек, — всё с тем же равнодушием сказал Цзи Ханьфо.

Юнь Бицю помотал головой и прошептал:

— Я его узнаю, даже если он станет пеплом… Крапинки на его лице… это следы уколов… кха-кха… от акупунктуры… для лечения… кхэ-кхэ… мозга. Тогда я отравил его лазурным ядом, и чтобы избавиться от него, помимо моего уникального противоядия, есть другой способ — акупунктура мозга… И чтобы вывести яд, иглу надо вставлять глубоко… кхэ-кхэ… — Он кашлял не переставая.

Цзи Ханьфо вздрогнул всем телом.

— Хочешь сказать… Он правда глава ордена? Но как за десять лет он почти не постарел… — Ли Ляньхуа выглядел не старше двадцати пяти лет, перенеся столь тяжёлые раны, как он мог остаться таким молодым?

— Ты забыл про его “замедление вселенной”? Основу этого приёма не разрушить даже лазурному яду, благодаря ей он и сохранил внешность, что тут удивительного?

— Ты всё ещё так хорошо помнишь то отравление, — холодно произнёс Цзи Ханьфо.

— Тогда на меня нашло затмение… — прохрипел Юнь Бицю. — Я… я…

— Если глава жив, то почему не вернулся в “Сотню рек”? — воскликнул Цзи Ханьфо.

— Потому что… — медленно проговорил Юнь Бицю. — Возможно, потому что думал… кхэ-кхэ… думал, что мы все… предатели…

Цзи Ханьфо хлопнул по столу и, понизив голос, мрачно произнёс:

— Юнь Бицю, замолчи, или я не выдержу и прибью тебя одним ударом!

Юнь Бицю согнулся в приступе кашля.

— Дагэ*!

— Не смей звать меня “дагэ”! — зло ощерился Цзи Ханьфо.

Дагэ — старший брат, обращение не обязательно к родственнику

Юнь Бицю несколько раз глубоко вдохнул, сокрушённо развернулся и неверной походкой вышел за дверь. Гнев Цзи Ханьфо ещё не рассеялся: перед сражением между Ли Сянъи и Ди Фэйшэном на Восточном море, Юнь Бицю, очарованный красотой Цзяо Лицяо, подсыпал яд в чай Ли Сянъи. Этот лазурный яд — самое страшное снадобье в Поднебесной, он не только рассеивает боевую силу, но и повреждает мозг, что влечёт за собой безумие и смерть. Юнь Бицю тогда лишился рассудка: не просто отравил Ли Сянъи, но и привёл весь орден “Сыгу” в полностью покинутый главный дворец секты “Цзиньюань”, так что Ли Сянъи пришлось сражаться в одиночку на Восточном море, где он бесследно пропал. После этого Бай Цзянчунь схватился за меч, чтобы свести с ним счёты. Юнь Бицю, раскаявшись, не защищался, позволил Бай Цзянчуню пронзить ему грудь и даже пытался перерезать себе горло, но был спасён Шишуем. Учитывая, что он искренне осознал свою вину и ужасно мучился, когда “Сыгу” распустили, его не выгнали из ордена. Но даже несмотря на то, что Юнь Бицю все эти десять лет прожил затворником и не выходил из дома, Цзи Ханьфо всё равно так и не простил его.

В “Сотне рек” Цзи Ханьфо был взволнован, Юнь Бицю ужасно страдал — всё потому, что обнаружилось, что Ли Ляньхуа и есть Ли Сянъи. Ли Ляньхуа же беззаботно вернулся в “Благой лотосовый терем”, подмёл пол, а потом тоже пожалел — пожалел, что не остался в “Сотне рек” на обед, и придётся потратить ещё пять медяков и пройти два ли до маленького посёлка у подножия горы, чтобы поесть лапши.

Половину большого часа спустя.

Послышалось, как кто-то положил ладонь на дверь “Благого лотосового терема”, но не постучал и не толкнул, чтобы войти, а как будто просто стоял в глубокой задумчивости, рассеянно поглаживая створку. Ли Ляньхуа закончил подметать полы, тщательно вытер пыль, долго ждал, но так и не дождался, когда же гость постучит, поэтому, протирая окно, со скрипом открыл его.

— Кто там? Заходите… э?

Перед его дверями стоял, не решаясь ни войти, ни сбежать, Юнь Бицю. Когда он увидел высунувшееся из окна перепачканное в пыли лицо Ли Ляньхуа, его губы задрожали, словно он не знал, плакать или смеяться.

— Глава… ордена…

Ли Ляньхуа с грохотом закрыл окно.

— Вы ошиблись.

Юнь Бицю долго безмолвствовал, а потом медленно заговорил:

— Верно… Юнь Бицю слишком отсрочил свою смерть и стыдится, что всё ещё жив… Глава ордена, Бицю тогда утратил рассудок и виноват перед вами. — Он шевельнул запястьем, и в руках его оказался кинжал, который он направил себе в грудь, намереваясь покончить с собой. Тут двери с хлопком распахнулись, левая створка ударила Юнь Бицю по плечу, отчего он пошатнулся и промахнулся.

— Кто вы такой? — удивлённо воскликнул Ли Ляньхуа. — Вы что тут вытворяете?

— Кто я? — остобенел Юнь Бицю. Перед ним явно стоял Ли Сянъи, и хотя он бы никогда так не вскрикнул, но и внешность, и рост, и голос этого человека — всё принадлежало Ли Сянъи, как он мог спрашивать “кто вы”?

— Да, кто вы? — Ли Ляньхуа осторожно оглядел его, с некоторым трепетом бросил взгляд на кинжал в его руках и вжал шею в плечи. — Вы… вы-вы… что собираетесь делать?

— Глава ордена? — растерянно спросил сбитый с толку Юнь Бицю.

Ли Ляньхуа огляделся по сторонам.

— Огород? У меня маленький дом, двора нет, так что и огорода нет…

Юнь Бицю уставился на него в недоумении.

— Глава ордена, это же я, Бицю… Вы… Как же вы так… изменились?

— Битюг? — удивился Ли Ляньхуа.

— Битюг? — снова вздрогнул Юнь Бицю.

— Послушайте… герой… — сердечно проговорил Ли Ляньхуа. — Фамилия этого ничтожного — Ли, зовут — Ляньхуа. Я немного владею врачебным искусством, однако мои боевые навыки невысоки, да и познания невелики, не знаю, кто такой этот… “глава огорода”, которого вы ищете…

Его слова звучали искренне, без малейшей насмешки, отчего Юнь Бицю совсем запутался.

— Вы… не Ли Сянъи?

— Нет. — Ли Ляньхуа помотал головой.

Юнь Бицю долго разглядывал его.

— Но вы с ним одно лицо.

Ли Ляньхуа с облегчением перевёл дух и тепло улыбнулся.

— А… Дело вот в чём: моя мать родила близнецов, одного ребёнка назвали Ли Ляньпэн, а другого — Ли Ляньхуа. Ли Ляньпэн — мой старший брат. Только семья жила бедно, и вскоре после рождения старшего брата отдали в названые сыновья прохожему старику, так что я его с детства не видал, но в мире существует человек, похожий на меня как две капли воды.

— Ли Ляньпэн? — Юнь Бицю уже не знал, чему верить. Выходит, если Ли Сянъи — брат Ли Ляньхуа, то имя, данное ему при рождении — Ли Ляньпэн?

— Верно, совершенно верно, — закивал Ли Ляньхуа. — Я никогда не вру.

Юнь Бицю глубоко вздохнул, в голове у него теперь всё перемешалось.

— Если вы из бедной семьи, то откуда же у вас дом такой искусной конструкции с изысканной резьбой? Он не может быть дешёвым.

— Это подарок от настоятеля храма Пуду, Уляо, — с честным видом заявил Ли Ляньхуа.

Такого Юнь Бицю не ожидал.

— Настоятеля Уляо?

Ли Ляньхуа смущённо улыбнулся.

— До того, как уйти из мира, настоятель Уляо был… героем-повстанцем… Однажды он был тяжело ранен и оказался в нашем доме, и я с помощью семейного искусства врачевания спас ему жизнь. У него тогда была большая телега, нагруженная досками, потом из досок и построили этот дом, настоятель Уляо счёл его слишком громоздким и подарил мне. Теперь он ведёт скромную жизнь в монастыре Пуду. Я вовсе не крал этот дом, если хотите, можете сами спросить у него.

Настоятель Уляо в молодости действительно был знаменитым героем-повстанцем, Юнь Бицю это было известно, но Ли Ляньхуа рассказывал всё более и более странные вещи, вся история звучала невероятно, однако он говорил уверенно, да ещё и привёл в доказательство настоятеля Уляо, так что кое-что казалось заслуживающим доверия. Обычно Юнь Бицю мыслил ясно и отчётливо и не стал бы терпеть подобную чушь, но сейчас он был растерян и подавлен, и не мог различить, что в словах Ли Ляньхуа правда, а что — ложь, только таращился на его лицо.

— Вы… если… если вы — глава ордена… то ведь должны ненавидеть меня до мозга костей? — пробормотал он. — Я виноват… перед всем орденом “Сыгу”… и давно… заслуживаю смерти… — С этими словами он развернулся и пошёл прочь, всё ещё рассеянно прижимая к груди кинжал — кто знает, когда он решит его вонзить?

— Эй, герой Битюг! — окликнул Ли Ляньхуа. — Вижу, вы расстроены, раз уж пришли сюда, почему бы вам не зайти на пару чашечек чая?

Юнь Бицю застыл и потрясённо обернулся.

— Чая?

Ли Ляньхуа указал внутрь дома. На деревянном столе над чайником зелёного чая изящно струился пар, хозяин приветливо улыбался — в груди у Юнь Бицю вдруг разлилось тепло, и он быстрым шагом вошёл в дом.

Ли Ляньхуа убрал веник и тряпку и, видя, что Юнь Бицю положил кинжал на стол, не выдержал и спрятал это “орудие убийства” в самый дальний выдвижной ящик, затем оправил одежду и мягко и вежливо улыбнулся.

— Прошу, не стесняйтесь.

То, как Ли Ляньхуа двумя пальцами осторожно унёс кинжал, немного позабавило Юнь Бицю, комната была опрятной, а на столе стоял горячий чай — вопреки всему, на душе у него стало спокойнее, и он медленно выпил чашку чая. Ли Ляньхуа тоже пил чай, настороженно поглядывая на него, как будто боялся, что он в любой момент может покончить с собой. Юнь Бицю вдруг стало смешно.

— Ха-ха… кхэ-кхэ… разве я не смешон?

Ли Ляньхуа покачал головой и слегка улыбнулся.

— Такие уж люди, случается, ведут себя так, иначе жить было бы невесело.

— Что уж тут весёлого! — пробормотал Юнь Бицю. — Ли Ляньхуа, скажите, если человек ради женщины отравил своего самого уважаемого друга, из-за чего тот утонул в Восточном море, и не нашли даже косточки — разве не заслуживает смерти?

— Заслуживает. — Ли Ляньхуа даже глазом не моргнул.

Юнь Бицю горько усмехнулся и опустошил чашку, словно в ней был не чай, а вино.

— Всё потому что… эта женщина сказала ему, что нельзя, чтобы Ли Сянъи появлялся в Восточном море, она собирается погибнуть вместе с Ди Фэйшэном. Она безответно любила Ди Фэйшэна тринадцать лет, но сколько цветок ни склонялся к ручью, воды были бесчувственны. Она сказала, что не может позволить ему умереть от рук другого человека… Я… Откуда мне было знать, что она лжёт… Ваше… нет, боевое мастерство главы ордена было несоизмеримо, если бы я не подсыпал самый сильный яд, то как бы удержал его от того, чтобы отправиться на битву? Я подумал, надо лишь задержать его ненадолго, у меня ведь есть противоядие, ничего страшного, но… Но всё вышло не так, и всё из-за моей смехотворной глупости… — пробормотал он. — Будь вы главой ордена, возненавидели бы меня до мозга костей?

Ли Ляньхуа тихонько вздохнул и мягко ответил:

— Будь я главой ордена, конечно, возненавидел бы вас.

Юнь Бицю задрожал всем телом и вдруг сильно закашлялся. Ли Ляньхуа поспешно налил ему ещё чая и добавил:

— Но ведь прошло уже десять лет, и какой бы скверный ни был поступок, пора его забыть, не так ли?

— Такое правда можно забыть? — с дрожью в голосе спросил Юнь Бицю.

Ли Ляньхуа улыбнулся и очень терпеливо и мягко объяснил:

— Разумеется. За десять лет он мог столкнуться с ещё более скверными и несчастливыми вещами, а потом обнаружить, что многие поступки, которые раньше считал непростительными преступлениями, на самом деле не настолько ужасны, ну а потом позабыл о них.

Юнь Бицю вдруг поднялся на ноги.

— Если он забыл, то почему не вернулся?

Ли Ляньхуа уставился на него.

— Откуда мне знать?

Юнь Бицю в растерянности посмотрел на него, совершенно сбитый с толку, словно видел густой туман, и медленно сел.

— Герой Битюг. — Ли Ляньхуа подлил ему ещё чая и неторопливо произнёс: — Мне кажется, есть дело поважнее событий “тех лет”…

— Какое?

Ли Ляньхуа перевёл дух и весело улыбнулся.

— М-м… я тут подумал, почему бы нам не пойти… поесть лапши или пельменей?

Вздрогнув, Юнь Бицю поднял голову — оказалось, уже полдень.

Юнь Бицю с Ли Ляньхуа прошли два ли до маленького посёлка и съели в лапшичной две чашки лапши с луком. Ли Ляньхуа купил новый веник, Юнь Бицю, наевшись до отвала, как в тумане вернулся в усадьбу. Сначала он был твёрдо уверен, что Ли Ляньхуа и есть Ли Сянъи, но поев лапши, не только совершенно позабыл, что собирался покончить с собой, но и начал верить, что у Ли Ляньхуа правда был брат по имени Ли Ляньпэн, а “Лотосовый терем” ему подарил настоятель Уляо.