Той ночью, отужинав, Ли Ляньхуа встал перед свадебным платьем, которое надевали четыре женщины, и по телу у него побежали мурашки.
Четыре женщины, все мертвы, и две из них — уже очень давно.
Успела бы сгореть одна палочка благовоний, прежде чем он начал медленно переодеваться, и прошло достаточно времени, чтобы успеть ещё раз поужинать, когда наконец закончил облачаться в этот громоздкий и сложный наряд. Затем, поколебавшись, он распахнул окно, присел, выпил чашку чая — и направился к зеркальному камню возле амбаров.
Было ещё не слишком поздно. За гостевыми покоями четверо приказных сидели в засаде, но было отчётливо слышно, как они выдёргивали коробочки лотоса и смачно жевали, грызли куриные лапки, тихонько переругивались, хлопали комаров. Возле амбара прятались ещё несколько приказных, но когда Ли Ляньхуа неторопливо дошёл до зеркального камня, раздалось отрывистое “хррр”, отчего он сначала подпрыгнул, но потом осознал, что это храп, и обречённо вздохнул. Подойдя к камню, он посмотрелся в зеркало: в отражении сверкало и переливалось ярко-синее платье, и будь на его месте женщина, она выглядела бы прелестно, но Ли Ляньхуа казалось, что перед ним существо неопределённого пола — обычно он был несравнимо красивее. Поглядев налево-направо и не заметив и тени убийцы, он хотел сесть на землю, но обнаружил, что юбка для этого слишком узкая — пришлось бродить кругами вокруг двух зданий. Приказные, похрапывая, дрыхли на земле, и Ли Ляньхуа, мысленно извиняясь, пришлось пару раз через них перешагнуть.
Го Хо укрылся за зеркальным камнем и во все глаза таращился, как Ли Ляньхуа в свадебном наряде прохаживается туда-сюда между двумя постройками — не слишком ли он спокойный для того, кто играет роль наживки? А если не выманивает злодея, то что он делает? Недоумевая, он вдруг что-то почувствовал и резко обернулся: неподалёку за деревьями, над лотосовым озером покачивалось чёрное как смоль лицо с взлохмаченными волосами, и пара совершенно пустых глазниц мрачно смотрела прямо на него — в них и правда ничего не было. От неожиданности у Го Хо перехватило дыхание и всё тело похолодело, он хотел закричать, но обнаружил, что не может издать ни звука. Он всегда был уверен, что чудищ и призраков не существует, но что же возникло перед ним, как не ходячий мертвец!
Пока он боролся со своим окостеневшим телом, лицо медленно удалилось. Напряжённо застыв, Го Хо не сводил взгляда с этой жуткой рожи, пока она не отодвинулась на пару чжанов, и он вдруг понял — да никакое это не чудище! Это человек с мешком на спине — непонятно, что там в этом мешке, но выглядело оно как всклокоченные волосы, а две дыры были похожи на глазницы! Оказывается, человек стоял к нему спиной, и это его вещевой мешок увидел Го Хо, перепугавшись до полусмерти, а столь бесшумно он передвигался потому, что сидел в деревянной лоханке. В Цзяннани множество водоёмов, и дети часто плавают по озеру на деревянных лоханках, собирая семена лотоса и водяные орехи — так и этот неизвестный. В озеро Цайлян впадают горные ручьи, создавая подводные течения там, где нет корней лотосов — благодаря такому течению лоханка и передвигалось бесшумно.
Кто же это? Го Хо потихоньку успокаивался, хотя от испуга по-прежнему не мог ни пикнуть, ни пошевелиться, только наблюдал, как лоханка медленно доплыла до тропинки между амбарами и там остановилась. Человек, сгорбившись под весом мешка, неуклюже выбрался на берег. В душе Го Хо зародилось подозрение: движения этого человека выглядели знакомыми… неужели…
На его глазах человек подошёл к зеркальному камню и как будто что-то прилепил к зеркалу, а затем укрылся в зарослях поблизости. Ли Ляньхуа как раз повернул из-за угла здания и с удивлённым восклицанием приблизился к зеркальному камню, посмотреть, что там. “В час ножей кара луны…” Го Хо осенило, что раз неизвестный прицепил на зеркало эту странную записку, видимо, он поступал так и десятки лет назад, а значит, это и есть тот, кто убивал женщин семьи Го! Но… как такое возможно? Как он сумел? Как ему это удалось? Бессмыслица какая-то…
Вдруг раздался странный низкий хохот — прятавшийся в зарослях подозрительный человек выскочил наружу, вытащил что-то из мешка и с жуткими криками устремился к Ли Ляньхуа.
— Ха-ха-ха… он мёртв… он мёртв… ты никогда с ним не улетишь! Никогда с ним не улетишь!
Го Хо ужаснулся: в руках безумец держал череп! Эта штука не просто напоминала всклокоченные волосы и пустые глазницы, это и был настоящий череп! А раз есть череп, должен быть и мертвец, только кто же он? Откуда он взялся?
У Ли Ляньхуа явно от страха душа в пятки ушла — вскрикнув, он развернулся и побежал. До главного здания отсюда вело два пути: один — обойти два дома, потом от зеркального камня по тропинке через заросли и дальше через сад, другой — пройти насквозь два амбара, затем через заднюю дверь на кухню, и пересечь дорожку. Ли Ляньхуа не раздумывая рванулся к амбарам, очевидно, намереваясь бежать через кухню — так было быстрее, чем в обход по саду, к тому же “чудище” выскочило из кустов, кто знает, не прячется ли там его сообщник? Го Хо наконец пришёл в себя, выполз из-за зеркального камня и уже собирался закричать, как вдруг увидел такое, от чего у него снова кровь застыла в жилах…
Выбежав из главного входа первого амбара и переступая порог задней двери второго, Ли Ляньхуа запутался в подоле юбки и повалился вперёд, выставив перед собой руки — но тропинка между постройками шла под резким уклоном, и хотя левой рукой он коснулся земли, правая не нашла опоры — утратив равновесие, он ударился шеей о порог второго амбара, упал, скатился по склону в лотосовое озеро и больше не шевелился. У Го Хо по всему телу пробежал озноб — казалось, он увидел, как погибли женщины, включая его жену, Пу Сусу… Одна за другой они спотыкались между двумя порогами, ударялись, падали и тонули в озере — а убийцей был тот сумасшедший с черепом, который загонял их в ловушку! Внезапно к нему вернулся дар речи, и он громогласно закричал:
— Эй, сюда! Скорей! Спасите его!
Вместе с воплями к нему вернулись и силы: он одним рывком схватил всё ещё размахивавшего черепом человека, в его железной хватке тот затрепыхался как цыплёнок. Го Хо не веря своим глазам уставился на него: этот человек… как он мог додуматься до такого? Как мог так поступить?
Потому что схваченным им человеком оказался его внучатый дядя Го Кунь!
Неужели скрывавшийся в его семье более пятидесяти лет демон-убийца — внучатый дядя Го Кунь, родившийся слабоумным? Храпевшие в кустах приказные проснулись, в панике засуетились и забегали, повязали Го Куня и пошли вылавливать из озера Ли Ляньхуа, но свадебный наряд весил не меньше тридцати цзиней, да ещё прибавить вес самого Ли Ляньхуа — двое человек не справились, и пусть глубина была небольшая, он легко мог утонуть.
Услышав новости, поспешно прибежали Ван Хэйгоу и Го Дафу: первый вне себя от радости, второй — полный сомнений. Повязав Го Куня, Го Хо с приказными совместными усилиями вытащили Ли Ляньхуа из воды — он был цел, но не открывал глаза и не приходил в сознание.
— Выходит, в убийстве четырёх женщин виновен Го Кунь! — Вопреки ожиданиям, Ван Хэйгоу светился от радости. — Я раскрыл дело пятидесятилетней давности и поймал преступника, вернул справедливость как честный чиновник!
Го Дафу оцепенело смотрел на Го Куня, не в силах поверить, что этот семидесятилетний слабоумный старик и есть убийца — однако же его поймали с поличным. Приказные сковали худого и немощного старика восемью железными цепями, так что он согнулся под тяжестью. Вдруг он зарыдал и вцепился в штанину Го Дафу, как будто его несправедливо обидели. Ван Хэйгоу пришёл в ярость, приподнял подол своего чиновничьего платья и пнул его.
— Убивал не моргнув глазом, а теперь в слёзы? По морде ему, чтоб заткнулся!
— Есть! — Один из приказных тут же шагнул вперёд и отвесил Го Куню затрещину.
— Послушайте… Начальник Ван, незаконно назначать наказание и избивать задержанного, не закончив расследование… — обеспокоенно заговорил кто-то. — К тому же… Го Кунь — не главный виновник.
Ван Хэйгоу подскочил от испуга, покрутил головой.
— Кто? — Потом вдруг понял, кто это сказал, и заорал: — Ли Ляньхуа! Бедный чиновник о тебе тревожится, а ты вздумал напугать его, притворившись мёртвым? Эй, сюда…
Ли Ляньхуа медленно принял сидячее положение и весело улыбнулся, хоть с его одежды стекала вода.
— Начальник Ван, неужели вы не хотите узнать про этот череп в руках Го Куня… кому он принадлежит?
— Это… это… — Ван Хэйгоу запнулся и уставился на него. — Ты знаешь? Посмел насмехаться над чиновником! А ну…
— Как можно, как можно… — Ли Ляньхуа вжал шею в плечи.
Теперь-то Ван Хэйгоу поумнел, холодно усмехнулся.
— Что-то по тебе не видно.
— Что вы, что вы, — снова улыбнулся Ли Ляньхуа, отчего у Ван Хэйгоу со злости дым из ушей пошёл, а Го Дафу вытаращил глаза и раскрыл рот.
Ли Ляньхуа сел прямо, с некоторым сожалением оглядел промокшее и испачкавшееся в иле платье и чрезвычайно ласково улыбнулся ошарашенной толпе, словно был образцом порядочности и высоких моральных качеств.
— Вообще-то, когда матушка Цзян рассказала мне о том, как погибли три хозяйки, я подозревал, что убийцей может быть Го Кунь. — Он указал на старика. — В озере Цайлян есть и глубокие места, но рядом с гостевыми покоями — мелководье, странно, что они утонули там, тем более, среди погибших была дочь рыбака. Есть два возможных объяснения этому: одно из них — перед тем, как утонуть, она была ранена и не могла сопротивляться, другое — её сначала убили, а потом замаскировали убийство под несчастный случай. Несколько человек подряд умерло таким образом, и я, как и все, подумал: неужели это чей-то злой умысел? — Он тонко улыбнулся. — Просто всех смущает продолжительность более пятидесяти лет и двадцатилетние промежутки между убийствами — кажется невозможным, чтобы кто-то скрывался в семье Го так долго, только ради того чтобы убить нескольких незначительных женщин, поэтому проще считать это несчастными случаями. Однако я подумал… — медленно проговорил он. — Я подумал: если это чей-то злой умысел, то всё предельно просто, убийца — тот, кто живёт в усадьбе Цайлян более пятидесяти лет, но кто это? Матушка Цзян? Нет, пятьдесят три года назад, когда она стала служанкой деда Го Дафу, ей было всего тринадцать — совсем ребёнок, а когда вышла замуж за дядюшку Цзяна, то пожелай она выйти из дома посреди ночи, разве об этом не узнала бы вся её семья? Кто тогда остаётся? Помимо матушки Цзян, есть ещё один человек, который прожил здесь достаточно долго и может ходить где вздумается, на кого никто не обратит внимания — это Го Кунь.
— Но дядя Кунь же с рождения слаб разумом, как он мог совершить такое… — потерянно пробормотал Го Дафу.
Ли Ляньхуа слегка улыбнулся.
— Он сам не понимает, что делает. Потому я и сказал, что он не главный виновник, и не он совершил первое преступление. Возможно, он случайно увидел, а потом подражал — только и всего.
— Подражал? — Ван Хэйгоу вздрогнул всем телом.
— Подражал? Что это значит? — Го Хо с отцом обменялись растерянными взглядами.
— Это значит, что… — медленно начал Ли Ляньхуа. — Первую женщину убил не Го Кунь, он только был свидетелем убийства, а потом, увидев похожие обстоятельства, подражал действиям преступника, принимая это за игру, — раздельно проговорил он. — Боюсь, что таким “обстоятельством”, побуждающим совершить убийство, было свадебное платье, семейная реликвия семьи Го, что дороже золота, такое прекрасное, что нравится каждой женщине — время от времени, глубокой ночью они надевают его и тайком бегут к зеркальному камню полюбоваться собой. Почти наверняка так и делали женщины семьи Го, включая и служанок. Но Го Кунь видел, как убили женщину в свадебном платье, поэтому как только кто-то так наряжался и подходил к зеркальному камню, он, подражая преступнику, загонял их к амбарам, где они запинались за порог, падали в озеро и тонули.
— Порог? — Го Дафу в ужасе уставился на порог в паре шагов от них. — Что не так с этим порогом?
Ли Ляньхуа приподнял подол промокшего платья.
— Эта юбка слишком узкая. — Го Дафу и Го Хо согласно кивнули, затем он указал на порог. — Эти пороги выше, чем все остальные в усадьбе, а разница между передним и задним порогами — не меньше цуня. — Ван Хэйгоу послал человека проверить, так ли это. Ли Ляньхуа продолжал: — Когда я забежал внутрь, то прикинул высоту, но всё равно не смог перешагнуть — второй порог создавал обман зрения, будто они одинаковы по высоте. Пусть даже порог высоковат или вы споткнулись — если идёте широким шагом, то это не проблема, однако… — Он расправил юбку. — Платье очень узкое, да ещё по подолу пришита цепочка с колокольчиками, стоит при беге попытаться высоко поднять ногу, то если не запнёшься о порог, то споткнёшься о цепочку — и упадёшь в этот промежуток.
У Го Дафу волосы встали дыбом: выходит… выходит, высокие пороги и узкая юбка и стали орудием убийства!
— Расстояние между порогами небольшое, если женщина низкого роста, то ударится лбом о второй порог, если высокая, как Цуй-эр, то сломает шею. Платье сшито из плотной парчи и невероятно узкое, как ни крутись, не получится свернуться калачиком — только падать прямо. Кроме того, все эти украшения весят немало, как может хрупкая женщина удержать двадцать шесть цзиней в момент падения? Её собственный вес, тяжеленный свадебный наряд, скорость падения — всё это усиливает удар… — Ли Ляньхуа вздохнул. — Даже если она не расшибёт голову, то потеряет сознание, или сломает шею, или что-то в этом роде — всё это закономерно. Помните, с Цуй-эр слетела подвеска-цветок, а на подбородке у неё были царапины? В момент падения цветок подлетел вверх, а когда она ударилась подбородком о порог, серебряные цепочки порвались, и он полетел по тропинке и упал в воду, где его и подобрала матушка Цзян. — Помолчав, он добавил: — Что до человека… Тропинка идёт под слишком резким уклоном, если кто-то упадёт, то покатится по ней прямо в озеро, а сильно пострадавший, да ещё в платье весом в двадцать шесть цзиней, легко может утонуть.
Выслушав, Ван Хэйгоу сосредоточенно нахмурился и пробормотал:
— Не сходится, почему же тогда труп нашли под окном гостевых покоев? Как он там оказался?
Ли Ляньхуа указал на свободные протоки между лотосами.
— В озере Цайлян вода не стоячая, здесь имеются подводные течения. Когда человек упадёт в воду, подводное течение медленно относит его к гостевым покоям, там оно замедляется, лотосы растут гуще, преграждая путь телу. Го Кунь пользуется подводными течениями, чтобы приходить и уходить, наверняка всем в усадьбе это известно. — Он ненадолго остановился, посмотрел на вытащенный стариком из мешка череп и вздохнул. — Разумеется, есть и другая возможность: после того, как они тонули, Го Кунь, подражая убийце, подбирал тела и с помощью подводного течения относил под окно гостевых покоев.
— Допустим, Го Кунь — слабоумный, но откуда ты знаешь, что он подражал убийце, а не сам случайно напугал первую женщину в свадебном платье, а потом пошёл по проторенной дорожке и таким же образом пугал остальных? — Ван Хэйгоу был начальником уезда, и пусть человеком ленивым и невежественным, но не полным идиотом.
Ли Ляньхуа указал на прицепленный к зеркалу листок.
— “В час ножей кара луны, в зерне ли образы жены, в платье свадебном фея, приходи, я блуждаю”. — Он вздохнул. — Эта записка…
— О чём в ней говорится? — не выдержал Го Дафу.
Ли Ляньхуа вдруг хитро улыбнулся.
— Это же любовная записка с уговором о встрече, разве не ясно?
Го Дафу опешил от внезапной перемены в его мимике.
— Что… какая ещё… любовная записка?
Ли Ляньхуа поднялся на ноги, сорвал с зеркала лист бумаги и спокойно оглядел всех.
— Вы правда не понимаете, что здесь написано?
Го Хо помотал головой, Ван Хэйгоу и Го Дафу недоверчиво сощурились, приказные протиснулись поближе и с горящими глазами уставились на записку.
— Хотя слова “ножей кара” довольно чётко различимы, но если написать их слегка небрежно… — Ли Ляньхуа подобрал с земли камешек и начертил на влажной земле несколько слов. — Вот так, разве не больше смысла, чем в “В час ножей кара луны”? — Все сгрудились посмотреть и увидели, что он написал “в час ночной, когда луна”.
— Это… это… — Ван Хэйгоу вдруг понял, но снова засомневался.
— Предположим, Го Кунь подражал действиям убийцы той ночью, и конечно, скопировал записку, вот только не разобрал, что там написано, поэтому наделал ошибок — так и получились эти загадочные слова.
— Получается, “в зерне ли” он тоже переписал с ошибками, и должно быть “в зеркале”, — кивнул Го Дафу.
Уставившись на листок, Го Хо мучительно размышлял.
— “В зеркале образы жены, в зеркале образы жены”…
Ли Ляньхуа кашлянул.
— Раз уж вначале “в час ночной, когда луна”, то можно предположить, что и следующая строка будет в размер, в “образы жены” два слова накладываются друг на друга и получается одно…
— “Отражены”! — воскликнул Ван Хэйгоу.
— Если это “отражены”, то эта строка получается “в зеркале отражены”, уже на что-то похоже, но если “ы” записать небрежно, то разве она не похоже на “а”? Выходит “в зеркале отражена”, что ещё более осмысленно.
Ван Хэйгоу притопнул ногой.
— “В час ночной, когда луна в зеркале отражена” — действительно похоже, как будто кто-то назначает свидание. Точно, точно. “В платье свадебном” — тут всё понятно, записка явно адресована женщине.
— Раз уж у нас стихи, то “фея”, скорее всего, это “одна”, выходит “в платье свадебном одна, приходи, я блуждаю”.
— “В час ночной, когда луна в зеркале отражена, в платье свадебном одна, приходи, я блуждаю”… — забормотал Го Дафу. — Постойте, по идее, в последней строке тоже должна быть рифма.
Ли Ляньхуа снова взял камешек и размашисто начертил “блуждаю”, а потом неспешно провёл пару черт.
— Всё очень просто…
Го Дафу проследил за его движением, задрожал всем телом и вскричал:
— “Приходи, я буду ждать”!
Все столпились вокруг написанного на земле, теперь содержимое записки стало совершенно ясно: “В час ночной, когда луна в зеркале отражена, в платье свадебном одна приходи, я буду ждать”.
— В этой любовной записке мужчина назначает женщине встречу ночью… — неторопливо проговорил Ли Ляньхуа.
Эти стихи, разумеется, написал не Го Кунь. Ван Хэйгоу долго смотрел на них и наконец сдался.
— Так кто же убил первую женщину?
— Откуда мне знать? — тяжело вздохнул Ли Ляньхуа.
Не слушая его, Ван Хэйгоу пробормотал себе под нос:
— Так чей же череп вытащил Го Кунь?.. Нет, не сходится! — вдруг воскликнул он. — Если Го Кунь подражал убийце, значит, пятьдесят с лишним лет назад убийца уже размахивал чьей-то головой? В таком случае, разве не кроется здесь ещё одно нераскрытое убийство?
— Я не зна… — с сожалением начал Ли Ляньхуа, но не успел договорить, как Ван Хэйгоу схватил его за грудки и заскрежетал зубами.
— Да плевать мне, знаешь ты или нет, если за три дня не раскроешь правду, тебя ждёт смертная казнь!
Ли Ляньхуа задрожал и замахал руками.
— Я не…
— Эй, а ну тащите тиски! — в ярости заорал Ван Хэйгоу.
— Есть! — отозвался приказный. — Докладываю начальнику, тиски остались в приказе!
— Затрещину ему! — подскочил Ван Хэйгоу.
Го Хо разозлился и схватил Ван Хэйгоу.
— Ах ты, крыса чиновничья! Слыхал я, что бывает, принуждают вступить в брак, но чтобы принуждать раскрыть преступление! Только попробуй ещё угрожать господину Ли, я тебя выкину в сточную канаву!
Го Дафу, сетуя на свою горькую участь, выдохнул: “Смело!”, Го Хо отпустил Ван Хэйгоу и прогудел:
— Шифу всегда ненавидел чинуш, притесняющих простой народ!
Ли Ляньхуа бросил на него странный взгляд.
— Начальник Ван…
Ван Хэйгоу был вне себя от злости, что Го Хо его схватил, и сурово ткнул пальцем в Го Дафу.
— Если за три дня не найдёте мне преступника, я вас всех посажу в тюрьму и казню!
Го Дафу посерел от страха.
— Как же… это…
Го Хо разъярился, снова схватил Ван Хэйгоу и приподнял. У Го Дафу от страха душа ушла в пятки, он бухнулся на колени и принялся умолять начальника приказа и сына перестать. Вокруг воцарился хаос: жители усадьбы Цайлян услышали, что их всех хотят отправить в тюрьму, женщины громко зарыдали, кто-то бросился на землю и молил о пощаде — как говорится, куры полетели, утки ощетинились, народ повалился на колени, собаки залаяли.
— Ну… тогда… — Ли Ляньхуа вздохнул. — Если молодой господин Го согласится помочь мне, может, и получится за три дня…
У всех тотчас загорелись глаза; Го Хо, поколебавшись, отпустил Ван Хэйгоу.
— Конечно, помогу!
Ли Ляньхуа посмотрел на него с подобающим восхищением, как на героя, и медленно произнёс:
— Поскольку Го Кунь, вероятно, во всём подражал убийце, ему наверняка известно, где спрятано тело, которому принадлежит этот череп. Если он знает, где спрятан труп, то возможно, видел, как убили этого человека, и тогда, если увидит кого-то похожего, не исключено, что повторит увиденное, поэтому… — Он с очень извиняющимся видом посмотрел на Го Хо. — Попрошу молодого господина Го переодеться старой хозяйкой, а я сыграю роль этого черепа…
Го Хо сначала кивнул, а потом воскликнул:
— Мне переодеться бабушкой?
Ли Ляньхуа мягко и вежливо кивнул.
— Молодой господин Го силён в боевых искусствах, вместе с вами, даже если столкнёмся с опасностью, наверняка сумеем найти выход из положения.
Го Хо остолбенело уставился на него, думая про себя: раз господин Ли просит, я сделаю всё, что в моих силах, вот только методы у него какие-то странные… Под полными сомнений взглядами Ли Ляньхуа весело сказал:
— Дайте мне три дня срока, а потом в час ночной, когда луна в зеркале отражена, приходите, буду ждать.
Хотя все слышали, что эти слова произнёс он, но по спине у них пробежал холодок, словно рядом с зеркальным камнем стоял призрак.