Глава 19. Смертоносное свадебное платье

Пить вино они с Го Дафу закончили только к третьей ночной страже. Слегка захмелев, Ли Ляньхуа пребывал в прекрасном расположении духа: хозяин хотя и называл себя человеком с изысканными вкусами, но прозорливостью не отличался, а пейзаж был великолепный и кушанья изысканными — ради такого стоило оступиться. Да ещё посмотрел на свадебное платье, передаваемое в семье Го по наследству — великолепной, редкостно тонкой работы, как и играющая красками на свету традиционная фениксовая корона — такой красотой трудно не восхищаться.

Это ярко-синее платье было целиком выткано и расшито различными сюжетами: среди цветов и деревьев люди рыли колодец, пили вино и пели песни, водили хороводы, земля была усыпана овощами и фруктами, а в небе рядом с солнцем, луной и звёздами кружили две похожие на фениксов большие птицы — каждый цунь парчи блистал яркими красками, даже при отсутствии света. От горловины ниспадало семь нитей с серебряными подвесками, а на груди висел сверкающий крупный цветок из драгоценных бусин, с сердцевиной целиком отлитой из золота. В промежутках синяя парча была сплошь расшита золотыми и серебряными нитями и мелкими хрустальными бусинками, переливающимися на свету. Пояс украшали бусы из нефрита, юбка была чрезвычайно узкая, по форме напоминающая бочонок, вышитая хороводами весёлых людей, а по подолу снова шли серебряные цепочки с колокольчиками. Для мужчины это была лишь груда сокровищ, но женщине — пусть даже не слишком красивой, но ещё молодой — казалось, что стоит ей надеть это платье, как она совершенно преобразится.

Однако Ли Ляньхуа отметил в этом причудливом платье, увешанном драгоценностями, очень узкую юбку. Три женщины надевали этот наряд… и умерли не своей смертью… неужели это лишь совпадение? Он лёг на кровать напротив окна с видом на лотосовое озеро, зевнул и задумался о “стихах”, которые написал для Го Дафу — понял ли хозяин, что в них было не так? Он уже засыпал, глядя на мерцающие звёзды, как за окном вдруг медленно всплыла половина лица и уставилась на него из темноты.

Он бездумно смотрел на это странное лицо и долгое время считал, что ему это снится, как вдруг оно шевельнулось и столь же медленно скрылось за подоконником… Ли Ляньхуа тотчас проснулся. Непонятно, кому принадлежало это лицо с чёрными щеками и носом, дико развевающимися волосами и удивительно яркими, однако покрасневшими и равнодушными глазами… Под окном — лишь озеро и крохотный клочок влажной земли, если кто-то там был, то где он стоял? Он услышал удаляющиеся шаги — что бы это ни было, но передвигается оно на двух ногах, как человек.

Призрак? Ли Ляньхуа вздохнул: пусть он и не встречал призраков, но чудище за окном явно было живым. Если это человек — а он считал, что человеку гораздо проще вырядится призраком, чем призраку притвориться человеком — то зачем кому-то из семьи Го посреди ночи молча бродить под его окнами в таком виде? А если бы он заснул и все усилия “чудища” пошли прахом? Странные дела творятся… Он встал с кровати, подошёл к окну и выглянул наружу: на сырой земле остались следы ног.

Так что же это было? Зачем смотреть на него в окно в третью ночную стражу? В семье Го за пятьдесят с лишним лет произошло три несчастных случая со смертельным исходом, связано ли это с чернолицым чудаком, явившимся глубокой ночью? Под тихое кваканье лягушек за окном он размышлял, размышлял — и незаметно заснул.

Уже ранним утром следующего дня Ли Ляньхуа узнал, как связано то возникшее посреди ночи лицо с несчастными случаями — Цуй-эр нашли мёртвой.

Она тоже утонула у Ли Ляньхуа под окном, одетая в великолепное свадебное платье, которым они с Го Дафу вчера любовались — только пропал висевший на груди драгоценный золотой цветок. Го Дафу, вне себя от гнева, выложил кругленькую сумму, чтобы пригласить стражников из управы расследовать это дело, но местные чиновники, едва прибыв, заковали в кандалы Ли Ляньхуа: личность этого человека была неизвестна, он находился на месте преступления, но утверждает, что ничего не слышал, и убийство произошло после того, как он прибыл в усадьбу Цайлян — по их многолетнему опыту в большинстве случаев виновником был посторонний.

— Ах ты наглец! Посмел отомкнуть оковы! Эй, сюда! Тащите преступника в тюрьму… — Как только начальник уезда городка Сюэюй, Ван Хэйгоу, господин Ван, узнал об убийстве в усадьбе Цайлян, выехал туда в своём паланкине и как раз увидел, как “преступник” сосредоточенно обматывает железной проволокой деревянные колодки.

— Разрешите доложить! — тотчас подскочил сидевший на корточках рядом с “преступником” приказный. — Колодки сломались, он сейчас починит и наденет.

Ван Хэйгоу пришёл в ярость и пнул подчинённого.

— Болван! Сам починить не мог?

Приказный покатился по земле.

— Господин начальник, я не умею.

Ван Хэйгоу широким шагом подошёл ближе и увидел, что деревянные колодки сгнили в двух местах, и “преступник” тщательно соединяет их с помощью железной проволоки.

— Почти готово, — сказал он извиняющимся тоном.

— Давай быстрее! — нетерпеливо прикрикнул Ван Хэйгоу и снова повернулся к приказному. — Как зовут негодяя, откуда он?

— Фамилия Ли, имя — Ляньхуа, бедный учёный.

— Как он убил Цуй-эр?

— Неизвестно.

Пока начальник Ван расспрашивал о деле, Ли Ляньхуа уже починил колодки, сам надел на себя — только запястья у него были тонкие, и оковы в любой момент могли соскользнуть. Всем видом выражая нетерпение, Ван Хэйгоу замахал руками.

— Ладно, ладно! Начальник уже здесь, надеюсь, не вздумаешь сбежать, так что можешь не надевать.

— Да, конечно, — согласился Ли Ляньхуа.

Ван Хэйгоу уселся на стул и лениво начал допрос:

— Каким образом ты вчера убил Цуй-эр? Говори правду иначе умрёшь!

— Кто такая Цуй-эр? — непонимающе спросил Ли Ляньхуа.

Ван Хэйгоу подскочил со стула и снова тяжело опустился.

— Цуй-эр — молоденькая служанка, что подаёт здесь чай. Тебе понравилась юная и красивая девушка, а когда она не ответила на твои приставания, ты её утопил?

Ли Ляньхуа в растерянности уставился на него, всем видом выражая недоумение, как будто не понимал, о чём он говорит.

Го Дафу улыбнулся.

— Хотя господин Ли — незнакомец, но не похоже, что он способен на такое злодейство.

— А ну говори начистоту, что произошло прошлой ночью! — заорал Ван Хэйгоу.

Ли Ляньхуа страдальчески нахмурил брови.

— Прошлой ночью… прошлой ночью… я уже спал… и правда ничего…

— Ничего не знаешь? — Ван Хэйгоу хлопнул по столу. — И как Цуй-эр умерла — тоже не знаешь! Каков нахал! Эй, а ну тащите сюда тиски!

— Ладно, ладно! — поспешно сказал Ли Ляньхуа.

Ван Хэйгоу усмирил свой гнев.

— Выкладывай всё, что знаешь.

Ли Ляньхуа стало немного обидно.

— Я буду знать, когда увижу тело Цуй-эр.

— Идёт, — поразмыслив, согласился Ван Хэйгоу. — Все улики на месте, попробуй только пикнуть, что ничего не знаешь.

Он степенно встал и повёл Ли Ляньхуа в боковые покои, где вчера они с хозяином пили вино: тело Цуй-эр лежало на полу, мокрое свадебное платье с неё ещё не сняли.

Ли Ляньхуа какое-то время осматривал труп: платье на девушке было надето как положено, только насквозь промокло и пропал украшавший грудь цветок. С виду как будто никаких ран, но голова слегка наклонена набок, что напомнило ему тот скелет в могиле первого ранга — да ещё несколько тонких царапин на подбородке.

— Она… Очевидно, она… — пробормотал он, поднял голову и в растерянности посмотрел на Ван Хэйгоу. — Очевидно, ей сломали шею.

— Вздор! — Ван Хэйгоу вскинул брови. — Она явно утонула у тебя под окном, ещё смеешь спорить?

Ли Ляньхуа замолчал как цикада зимой, не осмеливаясь возражать, но приказный подошёл и носком сапога толкнул голову Цуй-эр.

— Начальник, кажется, у девчонки что-то не то с шеей, голова поворачивается только направо.

— Кость сломана? — помолчав, спросил Ван Хэйгоу.

Приказный с отвращением покрутил голову служанки руками.

— Не совсем сломана, скорее, смещена.

— Ли Ляньхуа! — заорал Ван Хэйгоу. Ли Ляньхуа вздрогнул от испуга и растерянно уставился на него, а тот, тыча в него пальцем, разразился бранью: — Переломил шею хрупкой девушке, а потом ещё и утопил её! Да ты просто демон убийства!..

Ли Ляньхуа страдальчески нахмурился.

— Если я свернул ей шею, то она уже была мертва, зачем ещё и топить, тем более, под своим окном?

Ван Хэйгоу замер, на мгновение в покоях воцарилась тишина — на вопрос Ли Ляньхуа непросто было ответить.

— К тому же… — неторопливо добавил Ли Ляньхуа.

— “К тому же” что? — вдруг громко спросил кто-то. Голос был звучный и сильный, Ли Ляньхуа подскочил от неожиданности, но увидел высокого человека с решительным лицом — это был сын Го Дафу, Го Хо.

— К тому же… к тому же… я никак не пойму одну вещь, — пробормотал Ли Ляньхуа. — Говорят, за последние пятьдесят с лишним лет в усадьбе Цайлян погибло три женщины, и все утонули в озере, однако… однако первая жена господина Го была из рыбацкой семьи. — Он с недоумением посмотрел на Го Дафу. — Неужто дочь рыбака могла утонуть в лотосовом озере?

Поражённый, Го Дафу утратил дар речи. Его первая жена и правда была дочерью рыбака, только когда вышла за него замуж, не подходила к рыболовным лодкам, вот он и позабыл об этом.

— А если первая жена господина Го не утонула, тогда… тогда… — Он окинул всех смущённым взглядом.

— Тогда выходит, трёх женщин из нашей семьи умышленно убили? — вскричал Го Дафу.

Ван Хэйгоу снова вскинул брови. Ли Ляньхуа только тихонько поддакивал — не он сказал, что все женщины семьи Го были убиты, а сам Го Дафу.

— Даже если в деле есть сомнительные моменты, Ли Ляньхуа, ты вызываешь больше всего подозрений! Даже не думай выкрутиться с помощью красноречия!

Ли Ляньхуа нахмурился, но тут подал голос Го Хо.

— Если это правда дело рук убийцы, я непременно его поймаю! Я — ученик “Фобибайши”, ловить преступников — мой долг!

Слышал бы это утверждение от своего талантливого ученика Юнь Бицю, его простуда бы снова ухудшилась.

Тут подбежал другой приказный и доложил, что пропавший драгоценный цветок обнаружился в гостевых покоях, где ночевал Ли Ляньхуа, прямо на столе у подоконника. Ван Хэйгоу покосился на него и зло расхохотался, Ли Ляньхуа в замешательстве помотал головой: как украшение оказалось у него на столе? Чудеса какие-то, утром, когда он встал, точно ничего не видел.

— А “стихи” на столе были? — поразмыслив, спросил он.

— Стихи? — удивился приказный. — Какие ещё стихи? На столе лежал этот цветок, никаких стихов не было.

Ли Ляньхуа горько усмехнулся: утром он встал пораньше и написал “стихи”, а теперь они пропали. Пока он недоумевал, подоспела бабушка Цзян с метлой в руках и принялась проклинать приказных на местном диалекте. Ли Ляньхуа не понял ни слова, Ван Хэйгоу и Го Дафу узнали, что этот драгоценный цветок подобрала бабушка Цзян, когда утром убирала увядшие лотосовые листья, и, проплывая на своей лодочке под окном Ли Ляньхуа, забросила ему на подоконник, крикнув, чтобы передал хозяину. Она не знала, что Ван Хэйгоу уже взял его под стражу. Но так и не выяснилось, кто стащил со стола “стихи”.

Ван Хэйгоу взял в руки драгоценность — этот большой цветок был видоизменённым нагрудным украшением народности мяо, и под ним висела серебряная бабочка — композиция увесистая, он прикинул — не меньше двадцати лянов. На цветок налипла всякая грязь — похоже, его вытащили со дна озера.

— Госпожа Цзян, где вы подобрали эту вещь?

Бабушка Цзян глянула на восток.

— За амбарами, где старый хозяин поставил для жены бронзовое зеркало.

Дед Го Дафу некогда установил для жены бронзовое зеркало высотой в человеческий рост, оправив его в большой камень с прожилками нефрита низкого качества. Этот камень стоял недалеко от амбаров, в уединённом и тихом месте. Цветы и деревья полностью скрывали постройки, можно было увидеть только тропинку между ними.

— За амбарами? — удивился Го Дафу. — Но это далеко от гостевых покоев, как цветок мог туда попасть?

Го Хо же стремительно направился прямо к амбарам. Не сговариваясь, все последовали за ним на восточную сторону. Усадьба Цайлян занимала площадь окружностью в десять ли, и эти две постройки когда-то использовались для хранения хозяйственных принадлежностей, книг и прочих вещей, но давно стояли пустые — когда их строили, то не подумали, что они будут находиться слишком далеко от главного здания.

— Амбары расположены не очень удачно, — сказал Го Дафу. — Говорят, когда размечали участок, то ошиблись — земли рядом с озером не так и много, и когда закончили строительство, между ними осталось места только на дорожку.

Между двумя строениями тянулась узенькая тропинка, по которой мог пройти лишь один человек, да ещё и шла она под крутым уклоном в сторону озера.

— Вот здесь-то и подобрала. — Бабушка Цзян указала на берег. — Лежало неглубоко, протяни руку — и достанешь.

Ли Ляньхуа постучал по дверям амбара, и они неожиданно открылись, даже Го Дафу застыл на месте. Внутри всё покрывала пыль и паутина, как будто туда давно никто не заходил, на полу — следы, но слишком много, и слишком разных, чтобы распознать, кому они принадлежали. Ещё там обнаружилось несколько листков бумаги, один из которых, трепещущий в углу, совершенно пожелтел — похоже, пролежал немало десятилетий, остальные казались поновее, и среди них один выглядел особенно знакомо — да это же пропавшее “стихотворение” Ли Ляньхуа!

Кто же бережно припрятал здесь написанную им с утра чепуху? Ли Ляньхуа опередил приказного на шаг, поднял листки и увидел на пожелтевшей бумаге начертанные в стиле кайшу слова: “В час ножей кара луны, в зерне ли образы жены, в платье свадебном фея, приходи, я блуждаю”. Подписи не было, но ниже нарисована луна. На другом листке были “стихи” Ли Ляньхуа, ещё на одном — записи счетовода: мелким почерком перечислено: за такие-то товары — столько-то серебра, за такие-то — такая-то сумма, самые обычные вещи, ничего из ряда вон. На всех прочих листах белой бумаги также значились странные слова “в час ножей кара луны”.

Ли Ляньхуа огляделся, покосился на Ван Хэйгоу и осторожно заговорил:

— Начальник Ван, убийца, похоже, охотится на женщин в этом свадебном платье.

— Чушь! — отмахнулся Ван Хэйгоу.

— Может… — помолчав, начал Ли Ляньхуа. — Если кто-то станет наживкой, мы его выманим.

— Это смертельно опасно, кто решится на такой риск?

— Я, — заявил Ли Ляньхуа.

Все застыли столбом.

— В-в-вы? — заикаясь, выдавил Го Дафу.

— Такое опасное дело — долг ученика ордена, — прогудел Го Хо, — лучше я…

— Годится! — хлопнул по столу Ван Хэйгоу. — Будешь наживкой, я отправлю приказных устроить засаду в усадьбе Цайлян. Хе-хе, если преступник не появится, значит, это ты убил Цуй-эр, и уже не отвертишься!

Го Хо всё ещё настаивал, что рисковать лучше ему, но Го Дафу притянул сына к себе и оглядел: если на Ли Ляньхуа свадебное платье ещё налезет, то на него? Го Хо однако не понимал отцовских возражений и всё рвался искоренять зло.

Подробно обсудили, как ловить преступника, но пришли только к тому, что когда Ли Ляньхуа увидит злодея, должен громко закричать — тогда приказные бросятся на помощь и схватят его. Начальник Ван был чрезвычайно доволен этим планом и, как самый талантливый и мудрый, доблестный и неподкупный чиновник, какого свет не видывал, уехал в сопровождении свиты, чтобы снова вернуться вечером. Го Дафу нахмурился: хотя идея Ли Ляньхуа с приманкой имела некоторый смысл, но почти вся семья Го только что была в боковых покоях, все всё видели и слышали — неужели преступник настолько глуп, что снова пойдёт убивать? Может ли быть, что злодей — не из усадьбы? Тогда откуда ему знать, кто и когда надел свадебное платье? И как он успевал убивать?

Го Хо же подумал: Ли Ляньхуа — всего лишь учёный, силёнок у него не хватит даже чтоб курицу поймать, нужно во что бы то ни стало тоже затаиться в боковых покоях и схватить преступника.


Загрузка...