Лотосовый Терем

Глава 62. Гроб Лун-вана

Лун-ван — в китайской мифологии царь драконов

Необъятные горы, поросшие лесом, насколько хватает глаз — бамбуковые рощи. В этот сезон глубокой осени, когда в горах и долинах новый урожай ещё не созрел, а старый подошёл к концу, по пути встречалось множество пятен и немало паутины.

Гора называлась Цинчжушань*, у её подножия текла река Люйшуй* — здесь пролегала единственная дорога из Жуйчжоу до горы Муфушань*.

Цинчжушань — гора зелёного бамбука

Люйшуй — изумрудные воды

Муфушань — гора “Холм-шатёр”

Три добрых скакуна медленно тащились по тропинке в густой бамбуковой роще. Вчера прошёл дождь, и было очень сыро. Лошади нетерпеливо фыркали на тесной тропке, делали три шага вперёд, два назад, и вскоре просто остановились.

— Туман… — пробормотал всадник в белых одеждах. — Ненавижу густой туман.

Влажность здесь достигала предела, похоже, скоро снова польёт дождь.

Другой всадник был высокий, в сине-зелёном, с решительным лицом.

— Здесь в округе десяти ли никто не живёт. Если бросим лошадей и пойдём пешком, возможно, к темноте доберёмся.

— Пешком? — Из-за густого тумана одежды всадника в белом отсырели и слегка липли к телу, отчего он казался ещё более худым, чем обычно. “Печальный господин” Фан Добин сухо хохотнул. — Лошадей-то бросить можно, но когда доберёмся до селения, надо будет ещё переправиться через реку, и всё равно придётся ждать до завтра. По-моему, нам лучше найти укрытие от дождя и дождаться, когда завтра погода наладится — так будет быстрее.

Всадник в сине-зелёном услышал, но не ответил, только перевёл взгляд на третьего всадника — точнее, этот человек уже спешился, нарвал в зарослях травы и осторожно кормил коня. Неожиданно почувствовав на себе взгляд, невольно осмотрел себя с ног до головы, только потом сообразил, что от него хотят, и поспешно ответил:

— Укрытие так укрытие, я не возражаю.

Лошадь кормил, разумеется, давний задушевный друг Фан Добина, Ли Ляньхуа, а человеком в сине-зелёном был причесавший волосы Чжань Юньфэй. После дела о вышитой человеческой коже “Повозка убивающего солнце” ни с того ни с сего бесследно исчезла, однако банда “Юйлун” не свернула знамёна и не перестала бить в барабаны. В последние несколько дней главным поводом для пересудов в цзянху стало то, что была разрушена пятая из ста восьмидесяти восьми тюрем “Сотни рек”, и пятеро демонов спаслись из подземелья горы Муфушань. Одного из них звали “Злым роком небес” — говорят, кожа у него очень чёрная, глаза как бубенчики, а плечи такие широкие, что на три цуня шире, чем у обычного человека, ростом он выше на чи, и только зубы у него невероятно белые. “Злой рок небес” бесчинствовал в цзянху двадцать с лишним лет назад и убил бесчисленное множество людей, он был уже немолод, но всё ещё жив — кто знает, скольких ещё он убьёт теперь. Услышав о побеге этого монстра, люди в цзянху были напуганы, и доверие к усадьбе “Сотня рек” сильно упало.

Что до Фан Добина с товарищами, они откликнулись на просьбу Цзи Ханьфо направиться к горе Муфушань и осмотреть подземную тюрьму — проверить, нельзя ли выяснить, где слабое место, из-за которого их тюрьмы атакуют одну за другой? О местонахождении этих ста восьмидесяти восьми тюрем известно лишь четверым “Фобибайши”, если среди них нет шпиона банды “Юйлун”, то каким образом их разрушают столь стремительно? Да так, что никаких зацепок не найти?

Получив приглашение от грозного Цзи Ханьфо из “Фобибайши”, Фан Добин несколько дней сиял от радости и успеха. Пусть в письме первый глава “Фобибайши” и обращался к Фан Добину, Ли Ляньхуа и Чжань Юньфэю, но молодой господин Фан полагал, что раз уж великий герой Цзи написал именно ему, то яснее ясного и предельно очевидно, что герой Цзи, главным образом, имел в виду именно ничтожного господина Фана, и вдобавок парочку спутников. Выходит, он, сам того не зная, занял уже такое место в сердцах старших мастеров, ах, как неловко, как неловко, ха-ха-ха-ха…

Вот только на пути из Жуйчжоу к горе Муфушань пролегали два горных хребта, протекало некоторое количество рек, дорога шла по пустынным и неплодородным землям — ни тебе лотосовых озёр, ни рыбоводных прудов, ни изобилия несравненных красавиц… С каждым днём его воодушевление постепенно иссякало, и в бамбуковой роще он, наконец, потерял всякое терпение, и ни за что не стал бы и дальше спешить, даже если бы сейчас сам Цзи Ханьфо приставил к его горлу клинок, он всё равно не отказался бы от идеи переждать дождь!

Поскольку и Ли Ляньхуа, и Фан Добин пожелали укрыться от дождя, они втроём повели лошадей к горе в надежде, что под скалой найдётся пещера, где можно будет переждать непогоду. Фан Добин подумал было, что Чжань Юньфэй недоволен решением и предпочёл бы при луне и звёздах во весь опор мчаться к горе Муфушань, однако тот, похоже, нисколько не возражал, принял их мнения всерьёз и даже первым повёл лошадь на поиски укрытия.

Цинчжушань обладала мягким рельефом, без крутых утёсов и отвесных скал — что издалека казалось обрывом, при приближении оказалось склоном. Они покружили по роще, но повсюду, куда ни глядели, видели лишь зелёный бамбук различной высоты и толщины, и не только “не знали, что это за вечер сегодня”*, но из-за густого тумана понятия не имели, в каком направлении движутся.

“Шицзин”/”Книга песен”, строка из “ДВАЖДЫ ХВОРОСТ КРУГОМ ОПЛЕТЯ, Я ВЯЗАНКУ СЛОЖИЛА (I, X, 5)”, пер. А.А. Штукина: “Этот вечер — не знаю, что это за вечер сегодня?”

Сделав три круга, они полностью промокли. Поскользнувшись в третий раз, Ли Ляньхуа наконец кашлянул.

— Послушайте… мне кажется, пещеру тут не найти, к тому же… похоже, мы… заблудились…

Шедший впереди Чжань Юньфэй тоже кашлянул. Фан Добин по привычке принялся спорить.

— Заблудились? Да я с шести лет никогда не сбивался с дороги и даже в пустыне на десять тысяч ли нашёл бы направление…

К этому моменту туман сгустился так, что на расстоянии десяти шагов ничего не было видно. Ли Ляньхуа радостно посмотрел на него.

— Тогда где мы сейчас?

Фан Добин поперхнулся и уверенно заявил:

— Так ведь это не пустыня на десять тысяч ли.

— Боюсь, мы в трёх-четырёх ли от дороги, по которой ехали, — бесстрастно сказал Чжань Юньфэй. — Время уже позднее, пусть и не нашлось, где укрыться от дождя, все мы обучались боевым искусствам, присядем и отдохнём. — Не обращая внимания на грязь и сорняки, он тут же сел, поджав под себя скрещенные ноги, и закрыл глаза.

Ли Ляньхуа с Фан Добином переглянулись — вскоре от макушки Чжань Юньфэя начал подниматься пар, он задействовал внутреннее дыхание и выдыхал через кожу, таким образом, несмотря на моросящий дождь и густой туман, его промокшая одежда постепенно высыхала. Фан Добин однако уставился на грязь под его задницей, явно не впечатлённый.

Пока Фан Добин таращился, Ли Ляньхуа привязал лошадей к бамбуку. Опустив головы, кони принялись щипать траву и успокоились. Фан Добин поднял голову и уставился на друга.

— У тебя есть вино?

— Вино? — Привязав лошадей, Ли Ляньхуа осматривался по сторонам и подскочил от неожиданного вопроса. — Откуда у меня взяться вину?

— В такую мерзкую погоду разве не чудесно было бы сделать пару глотков вина, чтобы разогнать холод и согреться? — самодовольно заявил Фан Добин. — Изумрудные горы и рек синева, висит над водой желтоватый туман, уйти-позабыться есть средство одно: волшебный напиток — Ду Кана вино!..*

Фан Добин здесь неверно цитирует стихотворение Цао Цао, присочинив на свой лад первые две строки. На самом деле стихотворение звучит так (перевод М.Е. Кравцовой):

Я вновь изнываю, объятый тоскою

От дум потаенных не знаю покоя…

Уйти-позабыться есть средство одно:

Волшебный напиток — Ду Кана вино!

— Будь моя фамилия Цао, я бы, наверное, рассердился… — вздохнул Ли Ляньхуа.

Фан Добин только собирался спросить, почему некто по фамилии Цао рассердился бы, как вдруг замер, вглядываясь на восток бамбуковой рощи.

— Что такое? — Ли Ляньхуа проследил за его взглядом, но увидел только темноту, не понимая, что заметил его друг.

Всё ещё вглядываясь вдаль, Фан Добин спустя некоторое время пробормотал.

— Я как будто видел свет…

— Свет? — Ли Ляньхуа долго смотрел в ту сторону, как неожиданно в тумане мелькнул жёлтый огонёк. — Что это?

— Не знаю, может… Неужто… блуждающие огни? — Фан Добин делано хохотнул. — Сейчас идёт дождь… — Он подразумевал, что раз сейчас всё ещё идёт дождь, откуда может взяться огонь?

Ли Ляньхуа покачал головой — в таком густом тумане даже Эрлан-шэнь* своим третьим глазом не разглядел бы, что там светится. Чжань Юньфэй ещё медитировал, так что лучше послушно оставаться на месте.

Эрлан-шэнь — божество китайского даосско-буддистского пантеона, бог-драконоборец, контролирующий разлив рек, и величайший воин Небес. Персонаж ряда классических легенд, включая “Возвышение в ранг духов” и “Путешествие на Запад”. Основной атрибут — всевидящий третий глаз.

Но пока он качал головой, Фан Добин уже бесшумно метнулся в сторону огонька. Ли Ляньхуа широко распахнул глаза, посмотрел вслед другу, потом глянул на Чжань Юньфэя, который всё ещё пребывал в медитации — не успел решить остаться или догонять, как Фан Добин уже вернулся.

— Что там? — чутко спросил он.

Фан Добин ликующе указал в сторону огонька.

— Там есть дом.

— Дом? — Ли Ляньхуа задрал голову и посмотрел на небо. Было поздно, но ещё не слишком темно. — Странно, что мы его не заметили, — пробормотал он.

— Мы бродили по склону горы, а этот дом в глубине рощи. В окне горит свет, наверняка внутри кто-то есть. — У Фан Добина бурно расцвели цветы сердца — раз есть дом, значит, больше не придётся мокнуть под дождём, и неважно, хочет хозяин того или нет, он, молодой господин Фан, войдёт внутрь и сядет, выпьет чаю и заодно поужинает.

— Выходит, кто-то всё же живёт в такой густой роще, наверняка это не отшельник, а образованный человек. — Ли Ляньхуа не спеша отвязал лошадей. — Раз ты боишься холода, тогда…

Не успел он договорить, как Фан Добин уже пришёл в ярость.

— Кто боится холода? Да если бы я не видел, что ты, чудак, промок до нитки, весь в грязи и на последнем издыхании, то даже в такую погоду прошёл бы ещё сотню ли!

— Э-э… а… м-м-м… — только и отвечал Ли Ляньхуа на его тираду. — Чжань Юньфэй ещё отдыхает, ты тогда посторожи его, а я отведу лошадей и посмотрю.

— Сначала постучи, скажи хозяину, чтобы заварил чай и налил вино, приготовился встречать гостей, — обрадовался Фан Добин. — Заодно спроси, нельзя ли переночевать у него, разумеется, я заплачу. — Молодой господин из великого клана Фан, естественно, не станет обдирать дикого деревенщину.

Ли Ляньхуа согласно хмыкнул, прошёл пару шагов и вдруг сказал:

— Я слышу недалеко к западу звук воды, наверное, там река.

— Река? — нахмурился Фан Добин. — Какая река?

— Река… хм… — Ли Ляньхуа надолго задумался, затем с серьёзным видом продолжил: — Помню, десять с чем-то лет назад у подножия Цинчжушань на берегу реки Фумэй… Ли Сянъи подрался с “Не имеющим слив” Дунфан Цинчжуном…

Не успел он закончить фразу, Фан Добин вдруг вспомнил и радостно подхватил:

— Да-да-да! Как я мог забыть? Дунфан Цинчжун был знаменит своим глубоким пониманием и мастерством сокровенного знания и в особенности любил разводить цветы. Ли Сянъи состязался с ним здесь ради цветущей сливы. Барышня Цяо любила цветы сливы, а орден “Сыгу” тогда проезжал по горе Цинчжушань, чтобы принять меры против Ди Фэйшэна. Она увидела необычное дерево в сливовом саду Дунфан Цинчжуна и не могла налюбоваться. Ли Сянъи попросил Дунфан Цинчжуна подарить ордену “Сыгу” ветку красной сливы, но чтобы на ней непременно было не меньше семнадцати цветков. Потому что тогда в ордене было семнадцать девушек. Дунфан Цинчжун не согласился, из-за чего они сразились в сливовом саду, он потерпел сокрушительное поражение, а Ли Сянъи получил ветку сливы и уехал. По слухам, потом Дунфан Цинчжун пришёл в такую ярость, что сжёг весь свой сад и пропал неизвестно куда. Хотя это нельзя назвать доблестным поступком, но он очаровал многих женщин в цзянху. Говорят, немало жаждали вступить в орден “Сыгу” хоть служанкой, хоть рабыней лишь бы их одарили цветком красной сливы, готовы были даже расстаться с жизнью, ха-ха-ха…

Ли Ляньхуа бросил на него взгляд и вздохнул.

— Если когда-нибудь у тебя будет дочь, ни за что не соглашайся выдать её за жениха, который так вредит людям. Я хотел сказать, что сливовый сад находился у реки Фумэй, а раз река близко…

Фан Добин был счастлив.

— Тогда потом надо обязательно взглянуть, может, та слива раздора всё ещё цела, а может, остались и другие следы минувших дней, Чжань Юньфэй наверняка об этом знает. Несносный Ляньхуа, скорей иди постучись, а я отломлю ветку сливы и покажу тебе эту редкость.

— Конечно, конечно! — покивал Ли Ляньхуа, медленно шагнул в густой туман, потянув за собой лошадей одной рукой. Кони, на удивление послушные, шаг за шагом спокойно пошли за ним.

Фан Добин всей душой обожал всевозможные истории о “Первом мече Сянъи” Ли Сянъи, и неожиданно узнав, что оказался неподалёку от места “Битвы за цветущую сливу”, само собой, испытал волнение.