Лотосовый Терем

Глава 21. Смертоносное свадебное платье

Поторговавшись, Ван Хэйгоу и Ли Ляньхуа договорились, что Го Кунь временно останется в усадьбе, в течение трёх дней Го Дафу и другие не станут ставить под сомнение слова и действия Ли Ляньхуа, а дождутся окончания срока в час восхода луны. Хотя Ли Ляньхуа клятвенно заверил, что добьётся успеха, другие люди весьма сомневались в этом. Ван Хэйгоу решил, что если результатов не будет, он первым делом отправит Го Куня наверх — ему всё равно не узнать, что произошло пятьдесят с лишним лет назад. Го Дафу тяжело вздыхал и печально хмурился — мысли о матери, жене и невестке не покидали его. Го Хо же с горячностью следовал за Ли Ляньхуа по пятам и слепо верил каждому его слову.

Ли Ляньхуа перво-наперво отоспался в гостевых покоях, а когда проснулся на следующее утро, из трёх суток прошло уже полдня. Го Хо слонялся у его дверей, мельтеша как встревоженная блоха, но не осмеливался ломиться внутрь. Наконец Ли Ляньхуа поднялся с постели, однако очень долго копался в сундуке с одеждой, вытащил два комплекта, долго их сравнивал, как будто не мог определиться, потом закрыл глаза, выбрал на ощупь и медленно оделся. Окно в гостевых покоях было открыто, и Го Хо так таращился, что чуть глаза не выпали, пока Ли Ляньхуа наконец не вышел наружу.

Сначала он направился в кабинет, существовавший со времён постройки усадьбы Цайлян — Го Цянь и Го Дафу хранили здесь каллиграфию и живопись, старинные и редкие вещи. Го Хо маячил за его спиной, но Ли Ляньхуа не обращал на него внимания. В кабинете стояло несколько шкафов, один принадлежал отцу Го Цяня, второй — Го Цяню, а третий — Го Дафу. Ли Ляньхуа открывал шкафы один за другим, вытаскивал и просматривал произведения каллиграфии и живописи, расчётные книги; там нашлось несколько пейзажей с усадьбой Цайлян, выполненных тушью в монохромной технике — прелестных и весьма реалистичных, а также множество изображений красных и пурпурных лотосов, уток-мандаринок среди лотосов, и каллиграфических работ, подобных “Словно лотосов раскрылись бутоны”. Добросовестно просматривая всё, он почтительно взял в руки свиток со скорописью и зачитал вслух:

— “Стая скрылась вдали, возвращаясь домой, бесприютный, куда ты направишь полёт”… Молодой господин Го, я что-то не разберу, что здесь написано.

Сдвинув брови, Го Хо уставился на это “стихотворение” и с трудом прочитал:

— “Под судёнышком, потерявшись, ждёшь… Хочешь… взбередить город”… — Он не знал несколько слов и не мог разобрать эту скоропись, подобную плывущим облакам и текущей воде. Ли Ляньхуа и не собирался над ним смеяться, вместе с ним склонился над свитком, а потом с воодушевлением заявил:

— Действительно, “взбередить”. Как по-вашему, это похоже на “бредить”?

Го Хо расхохотался, а потом вдруг вспомнил, что Ли Ляньхуа полагается вести расследование, и смех как отрезало.

— Ха-ха… Ох, господин Ли, а как же дело…

Ли Ляньхуа неохотно свернул свиток и убрал на место, тщательно осмотрел кабинет, открыл окно: оно тоже выходило на озеро, только лотосы здесь росли не очень густо, и вид был не такой живописный, как из гостевых покоев. Он с сосредоточенным видом долго стоял перед окном, Го Хо глазел вместе с ним, однако ничего не высмотрел. Наконец, Ли Ляньхуа пробормотал:

— Комаров слишком много…

Го Хо ничегошеньки не понимал, Ли Ляньхуа однако, похоже, утратил интерес к кабинету и, заложив руки за спину, с довольным видом любовался пейзажем, а затем, после долгих размышлений, снова отправился к зеркальному камню.

При свете дня здесь тихонько шелестели цветы и травы, негромко пели птицы, деревья скрывали амбары — уютное и тенистое местечко, и не подумаешь, каким мрачным и жутким оно может быть ночью. Ли Ляньхуа снова принялся неторопливо прохаживаться вокруг двух зданий, вокруг не было ни души, только Го Хо следовал за ним словно тень: Ли Ляньхуа направо — и он направо, Ли Ляньхуа налево — и он туда же. Вдруг учёный остановился перед зеркальным камнем и, наморщив лоб, оглядел его со всех сторон: за зеркалом камень был чёрный как железо, ни следа так называемой “нефритовой жилы”. Он протянул руку и ощупал его.

— Как изначально выглядел этот камень?

— Матушка Цзян рассказывала, — мучительно вспоминал Го Хо, — что когда строили усадьбу, то нашли здесь нефрит, но низкого качества. Прадеду он показался интересным, поэтому он установил здесь зеркало. По ночам в этом месте луна светит особенно ярко, и большую часть времени света, отражённого в бронзовом зеркале, достаточно, чтобы сидеть под ним и читать. Но вот где тут нефрит, отец тоже не рассмотрел. Матушка Цзян говорит, были серые… кружочки, но их закрыли зеркалом.

Ли Ляньхуа кивнул, как будто удовлетворённо, постучал по камню, а потом спокойно подошёл к зарослям, из которых прошлой ночью выскочил Го Кунь, и наклонился посмотреть: землю устилал слой опавших листьев толщиной в чи, над головой — пышная и густая крона большого дерева, сорняков под которым почти не было — свет сюда почти не достигал. Рядом однако росли кусты дикого жасмина, в это время года покрытые крохотными белыми цветами, от которых разливалось изысканное благоухание. Чуть выше, за жасмином — буйная поросль сорняков с висячими бело-жёлтыми цветочками, а у озера — несколько ярко-зелёных камфорных деревьев.

— Когда умерла старая госпожа? — спросил Ли Ляньхуа.

— Где-то в седьмом-восьмом лунном месяце, матушка Цзян говорила, лотосы тогда были в полном цвету, — ответил Го Хо.

Ли Ляньхуа снова удовлетворённо кивнул, отвернулся от зеркального камня и внезапно нырнул в кусты, направляясь вглубь рощи.

Го Хо поспешил догнать его, совершенно сбитый с толку: усадьба Цайлян построена на островке посреди озера, протянувшегося на десять ли — если идти дальше в рощу, то войдёшь в воду. Продираясь сквозь заросли, Ли Ляньхуа прошёл около шестидесяти чжанов; выбранные утром опрятные одежды превратились в лохмотья. Когда перед его глазами снова оказалось озеро с лотосами, он как будто разочаровался и хмуро уставился на водную гладь, неизвестно о чём задумавшись.

Го Хо громко зевнул, встревоженные рыбёшки в озере с плеском рассеялись во все стороны. Ли Ляньхуа что-то пришло в голову — он прыснул со смеху и потянулся, глядя на бескрайнюю озёрную гладь.

— Ха, а здесь ведь отличное местечко, хочешь — собирай семена и корни лотоса, хочешь — можно наловить рыбы и лягушек.

— И диких уток, — рассеянно добавил Го Хо.

— Земля здесь повыше. — Ли Ляньхуа постоял в роще и снова медленно спустился. — Неудивительно, что тропинка так резко идёт под откос, хоть места и красивые, вот только рельеф неудобный для строительства.

Сбитый с толку, Го Хо только поддакивал, недоумевая. Ли Ляньхуа, похоже, увидел достаточно и заложив руки за спину спокойно пересёк рощу и вернулся в гостевые покои. Го Хо, в надежде на какое-то удивительное открытие, подплыл на деревянной лохани к закрытым дверям, но услышал внутри только плеск воды: Ли Ляньхуа помылся, сменил одежду, уютно устроился в постели и принялся читать книгу, чтобы скоротать время.

Что, если господин Ли утром всего лишь прогуливался? Когда твердолобому Го Хо наконец пришла в голову мысль, что такое возможно, он ошарашенно уставился на Ли Ляньхуа — неужели учёный и не занимался расследованием? Но разве тогда всех старых и малых в семье Го… не повесит у дверей тюрьмы Ван Хэйгоу? Как такое может быть…

Трое суток пролетело в мгновение ока.

Ли Ляньхуа эти дни сидел в кабинете и читал, и больше ничем не занимался, разве что своевременно выходил поесть. Го Дафу несколько раз посылал сына проследить: Ли Ляньхуа читал всё тот же трактат по медицине, да ещё и, как разглядел Го Хо своим тренированным острым зрением, одну и ту же страницу.

Наконец зашло солнце.

На западе поднялась луна, и тенистое место с ярко-зелёным деревьями снова стало мрачным и пугающим.

Ван Хэйгоу прибыл к назначенному сроку с десятком приказных, Го Дафу отослал слуг и с угодливой улыбкой крутился рядом. Все попрятались. Го Кунь с полудня уже несколько часов выдёргивал траву в зарослях, и занятие ему не наскучило, даже на еду не отвлекался.

Лунный свет постепенно становился ярче, освещая бронзовое зеркало, и, усиливаясь в отражении, озарял клочок земли перед рощей. Ли Ляньхуа подготовил ведро чистой воды, привязал свадебное платье к Го Хо спереди. Го Хо предполагал, что ведро воды — чтобы помыть руки или умыться, а он вдруг вылил его на себя, промочив с ног до головы, подвязал рукава, закатал штанины, непринуждённо подошёл к зеркальному камню и уверенно продекламировал стихи:

— Стая скрылась вдали, возвращаясь домой,

бесприютный, куда ты направишь полёт?

Потерявшись, зовёшь под студёным дождём,

хочешь броситься в пруд, только страх не даёт.

Над рекой низко стелется туч полотно,

лишь луна над заставами горных хребтов.

Может, чья-то стрела твою жизнь оборвёт —

кто всегда одинок, тот уже обречён.

И он принялся медленно расхаживать туда-сюда, сокрушённо вздыхая.

Все озадаченно переглянулись, Го Кунь же вдруг издал низкий гортанный крик, схватил с земли палку и бросился на Ли Ляньхуа, Ван Хэйгоу хотел закричать “Хватай его!”, но подумал и сдержался, а потом увидел, как Ли Ляньхуа упал, и Го Кунь потащил его под дерево, выкрикивая странным голосом:

— Вы у меня полетаете! Полетаете! Говори правду, вы с ней… А-а-а! — Последний вопль был преисполнен ужаса. — Чудовище!

Этот выкрик “чудовище” был для всех неожиданностью, Го Кунь со свирепым взглядом схватил палку и яростно ударил Ли Ляньхуа, словно пытаясь отрубить ему голову.

— Чудовище! Чудовище!

Ли Ляньхуа, очевидно, тоже не ожидал такой реакции и распахнул глаза; Го Хо, видя, что дела плохи, подбежал на помощь.

— Ты…

Не успел он договорить, как Го Кунь обеими руками схватил Ли Ляньхуа за голову и потянул, пронзительно вопя:

— Смотри, он чудовище! Он мёртв, мёртв, ты с ним никуда не улетишь!..

Ли Ляньхуа вскрикнул от боли, когда его потянули за шею, и Го Кунь резко разжал руки и уставился на него, по видимому, озадаченный, что “мертвец” ещё разговаривает. У Ван Хэйгоу от воплей “чудовище” сердце в пятки ушло, он приказал схватить Го Куня.

— Ли Ляньхуа, ты что вытворяешь?

Ли Ляньхуа поднялся на ноги, похоже, не предполагавший такого поворота событий.

— Кха-кха… Начальник Ван, господин землевладелец, у кого Го Кунь учился писать?

— У моего отца, — нерешительно ответил Го Дафу.

Ли Ляньхуа кивнул.

— Какие у них были отношения?

— Отец всегда был добр к нему, — нахмурился Го Дафу.

— Он подражал вашему отцу? — со вздохом спросил Ли Ляньхуа.

Как только эти слова прозвучали, всё стало ясно как день. Го Дафу округлил глаза.

— Хочешь сказать… — вырвалось у Ван Хэйгоу.

Ли Ляньхуа беспомощно пробормотал:

— Хочу сказать… полагаю… это только предположение… Вы можете со мной не согласиться… Полагаю, хотя он и слабоумный, по-видимому, он учится глядя на других, и способен научиться чему-то, следуя за самым близким и знакомым человеком. Возможно, обычно этот человек учил его чему-то, и подражая ему, он выражал своё восхищение.

— Это… — Ван Хэйгоу нахмурился. Это не повод признавать Го Цяня убийцей.

Ли Ляньхуа вдруг усмехнулся.

— Давайте пока не будем обсуждать, подражал ли Го Кунь Го Цяню или нет. Начнём с мертвеца — у нас есть череп, значит, должно быть и тело. Но ни матушка Цзян, ни господин землевладелец не помнят, чтобы пятьдесят с лишним лет назад в усадьбе принимали гостя, а потом он бесследно пропал. Если бы что-то подобное произошло, то как бы семья Го ни пыталась скрывать, слухи о пропавшем в усадьбе Цайлян всё равно бы разлетелись, разве о таком забудешь? А значит, покойник не был почётным гостем, во всяком случае, большинство людей не знало о его прибытии.

Го Дафу кивнул: пятьдесят лет назад усадьба Цайлян ещё не стала популярным местом, где останавливались именитые и учёные мужи, Го Цянь занимался торговлей, друзей у него было немного, гостили они редко.

— Тогда… Каким образом этот человек попал в усадьбу так, что об этом никто не знал? — продолжил Ли Ляньхуа. Все переглянулись, а он помолчал и улыбнулся. — Странно, правда? — Все дружно покивали: действительно, странно. Он весело рассмеялся. — В таком случае… каким же образом сюда проник Ли Ляньхуа?

Го Дафу остолбенел, внезапно осознав.

— По воде! Он приплыл!

Ли Ляньхуа кивнул.

— Неважно, сам он приплыл или его принесло потоком — хотя усадьба обнесена стенами, здесь есть места, которые находятся у воды. Если плыть не на лодке, незаметно проникнуть сюда не составит труда.

— Ты мелешь языком уже полночи, а толку как от пердежа! — взорвался Ван Хэйгоу. — Ну и что, что какой-то ребёнок приплыл?

— Не ребёнок, — кашлянул Ли Ляньхуа.

— Откуда тебе знать? — фыркнул Ван Хэйгоу.

— Ребёнок не мог владеть каллиграфией, декламировать стихи, и уж тем более, соблазнять женщину.

Все только ахнули, вытаращив глаза.

— Соблазнять женщину? — вырвалось у Го Дафу.

Ли Ляньхуа оглянулся на скрытый далеко за деревьями кабинет во внутреннем дворике и улыбнулся.

— Господин землевладелец… Вы наверняка хорошо знакомы со всеми этими прекрасными произведениями каллиграфии и живописи, которые храните в кабинете?

Го Дафу застыл, утратив дар речи.

— Э-э-э… только… только с теми… — Он был знаком лишь с теми произведениями, которые оставили его гости.

Ли Ляньхуа об этом догадывался и сверкнул улыбкой.

— Значит, куча неподписанных свитков принадлежала старому хозяину Го?

— Это… ну… — Го Дафу нахмурился. — Большей частью, они собраны моей матушкой.

Ли Ляньхуа уже подумал о том, что хорошо образованный человек не назвал бы своего сына “Дафу”. Кашлянув, он продолжил:

— Большинство произведений, собранных в семье Го — о лотосах, неважно, голубых, белых, красных или пурпурных — главное, чтобы лотосы были, не ошибёшься. Среди них есть несколько работ, написанных женской рукой — по-видимому, вашей матушкой Сюй Хэюэ.

Го Дафу снова кивнул, остальные слушали, ничего не понимая — кто хмурил брови, кто качал головой, кто застыл глупо моргая — мысли их перемешались. Окинув их взглядом, Ли Ляньхуа с улыбкой сказал:

— Работы тушью от благородных гостей усадьбы Цайлян наверняка подарены господину землевладельцу, а более ранняя коллекция — скорее всего, или собрана жёнами и наложницами, или написана ими, вот только несколько произведений каллиграфии отличаются от других. Го Цянь занимался торговлей лекарственным сырьём, опасаясь быть непонятым, он писал в стиле кайшу, и Го Куня научил именно этому стилю. Он не был силён в игре на цине, облавных шашках, поэзии и живописи, и, по всей видимости, произведения созданы госпожой Го. Почерк у неё был мелкий, в стиле кайшу, но тонкий и изящный. Тогда откуда же в кабинете взялась эта работа? Кто её написал? — Он принял из рук служанки Сюфэн свиток и развернул его.

— Стая скрылась вдали, возвращаясь домой,

бесприютный, куда ты направишь полёт?

Потерявшись, зовёшь под студёным дождём,

хочешь броситься в пруд, только страх не даёт.

Над рекой низко стелется туч полотно,

лишь луна над заставами горных хребтов.

Может, чья-то стрела твою жизнь оборвёт —

кто всегда одинок, тот уже обречён… *

Стихотворение “Одинокий гусь” танского поэта Цуй Ту

На этом свитке, который безуспешно пытался прочесть Го Хо, было написано стихотворение поэта Цуй Ту “Одинокий гусь”.

— Во-первых, это скоропись, а во-вторых — не поздравление и не пожелание благополучия, не работа именитого мастера, совсем не похоже, чтобы её могли поднести Го Цяню в подарок, тем более, что любителем литературы он не был. Да и зачем зачем ему такие оторванные от мира стихи? Лирический герой здесь разочарован в себе, бесприютный скиталец, бродит по опустевшим и мрачным местам — если он не взывает о помощи, то изливает душу. Если кто в усадьбе Цайлян и мог сохранить такую вещь, то это не Го Цянь, а госпожа Го, — медленно проговорил Ли Ляньхуа. — Крайне сомнительно, что кто-то из прислуги мог спрятать это в хозяйском кабинете.

— Это… — Го Дафу хотел было возразить, но язык его не слушался, так что пришлось промолчать.

Ли Ляньхуа вздохнул.

— Так откуда взялась эта скоропись? Кто её написал? Кто просил о помощи госпожу Го или же, точнее, кто сделал ей подарок? Очевидно, тогда в усадьбе Цайлян находился человек, близкий к госпоже Го, кто был её другом и мог доверить ей свои переживания. Но кем был этот человек и как проник в усадьбу Цайлян — по-видимому, ни Го Цяню, ни прислуге не было известно…

— Вы хотите сказать, что матушка изменяла моему отцу? — наконец не выдержал и выпалил Го Дафу. — Что здесь скрывался мужчина? Как такое возможно?

— Нет, нет, — покачал головой Ли Ляньхуа, — никто не скажет с уверенностью о делах тех дней. Моё предположение таково, что этот мужчина случайно попал в усадьбу Цайлян, его увидела ваша матушка, но по какой-то причине не рассказала об этом вашему отцу, а спрятала незнакомца здесь. Он написал этот свиток со скорописью, чем завоевал сочувствие вашей матушки — она ведь родом из образованной семьи — или же она посчитала его одарённым человеком, и поэтому приняла подарок. Я говорю, что у него были дурные намерения соблазнить вашу мать не из-за этого свитка, а из-за строк “В час ночной, когда луна в зеркале отражена, в платье свадебном одна, приходи, я буду ждать”. Эти строки… эти строки явно написаны тем же человеком, почерк такой же неразборчивый, вплоть до того, что Го Кунь, переписывая, наделал столько ошибок. В стихах он приглашает вашу матушку встретится под луной, просит её надеть свадебное платье, что подозрительно легкомысленно и, по меньшей мере, неприлично для замужней женщины. Когда ваш отец увидел эту записку, то подобрал её и отнёс в амбар…

— Всё ясно! — осенило Ван Хэйгоу. — Го Кунь следовал за Го Цянем, увидел, как тот забирает из комнаты листок бумаги и приносит сюда, ну и он за ним. Поэтому он делал копии или же подбирал оставленные на столе другими записки и притаскивал в амбар.

Ли Ляньхуа кивнул.

— Вероятно, Го Цянь по некоторым признакам обнаружил, что его жена тайком встречается с каким-то мужчиной, да ещё увидел это послание, пришёл в ярость и, прихватив оружие, приклеил записку на зеркальный камень, а сам спрятался в амбаре. Загадочный незнакомец прибыл к назначенному времени, скорее всего, опять-таки по воде, Го Цянь вырубил его палкой, а когда схватил его, то что-то увидел и закричал “Чудовище!”…

Все тут же вспомнили вопли Го Куня и внутренне похолодели.

— Какое ещё, мать его, чудовище? — пробормотал Ван Хэйгоу. — Да он сам чудовище…

— Затем Го Цянь отрубил ему голову, — продолжал Ли Ляньхуа. — В этот момент подошла госпожа Го в свадебном платье. Взбешённый, Го Цянь схватил отрубленную голову и погнался за женой с криками: “Он мёртв! Не лететь вам крылом к крылу!” — и тому подобным. Госпожа Го сильно испугалась, побежала, запнулась за порог, скатилась в озеро и утонула.

У Го Дафу поджилки затряслись от этих слов.

— Так значит, эти пороги не специально такие? — воскликнул Ван Хэйгоу.

— Это, главным образом, случайность, — улыбнулся Ли Ляньхуа. — Для убийства гораздо проще наточить клинок или выкопать яму — куда быстрее, чем строить два здания.

Ван Хэйгоу что-то пробурчал себе под нос, а потом внезапно вспомнил:

— Этому незнакомцу отрубили голову, а где же тело? Как вышло, что его никто не обнаружил? Неужели скормили собакам?

Ли Ляньхуа глубоко задумался.

— Оно… оно… Если я не ошибаюсь, оно… — Он вернулся к зеркалу и спокойно сказал: — Молодой господин Го, разрубите-ка этот камень.

Го Хо кивнул, с шелестом вытащил меч из ножен; клинок сверкнул словно снег, так что Ли Ляньхуа вздрогнул от неожиданности — этот молодой господин Го хоть и дурак дураком, а боевым искусствам выучился безупречно. Раздался звон, меч в руках Го Хо разломился пополам, а чёрный камень остался почти без повреждений, только откололся маленький кусочек. Ван Хэйгоу с Го Дафу вскрикнули и приказали повыше поднять факелы, чтобы рассмотреть: поверхность скола была серого цвета, гладкой и нежной, совершенно не похожей на внешний слой, неужели это и была та “нефритовая жила”?

— Похоже, это… агат, — с сожалением произнёс Ли Ляньхуа. — Наиболее ценится красный агат, а такой вот серый денег не стоит, однако… однако агат… — Его речь замедлилась. — Я слышал, что агаты формируются глубоко под землёй в результате плавления пород, и слой за слоем затвердевают, прорастая в пустотах и щелях между камнями, так что, скорее всего… Если агат такого размера, то… возможно… вероятно… его сердцевина пуста.

— Пуста? — воскликнули в толпе. — Этот камень внутри пустой?

Ли Ляньхуа замахал руками.

— Это лишь предположение, агат твёрже стального клинка. Как узнать, пустой он внутри или нет, прежде чем откроешь? Я лишь говорю “возможно, вероятно”…

Не успел он закончить свою многословную речь, как Го Хо стремительно подошёл, обеими руками схватился за прикреплённое к камню зеркало, с силой выдохнул, в два счёта расшатал — послышалось, как ломается бронза — и с трудом оторвал его от камня!

Все ахнули и обратили взгляды к камню — под бронзовым зеркалом действительно обнаружилась дыра. Этот чёрный камень был восемь чи в высоту, шесть в ширину и семь в толщину, глубоко сидел в земле, кто бы мог подумать, что внутри он окажется пустым? Да не просто пустым: при свете факелов внутри камня искрило и переливалось множество кристаллов, вот только… Между зубчатых кристаллов было что-то засунуто, неразличимое на первый взгляд. Ван Хэйгоу подоткнул подол чиновничьего платья, приказал подчинённому поднять факел повыше и сунулся внутрь.

— Человеческие кости! — заорал он.

Го Дафу побледнел и затрясся от страха, Го Хо глубоко вздохнул.

— Вот и тело.

Ван Хэйгоу приказал стражникам вытащить кости и сложить их: вместе с черепом, который таскал с собой Го Кунь, действительно получился целый скелет. Помимо костей в камне нашлась ещё ржавая сабля и несколько сгнивших лохмотьев.

— Эге! — удивился Ли Ляньхуа, разглядывая скелет. — Да у него по шесть пальцев на руках!

Все блуждающие взгляды тут же снова сосредоточились на скелете, и вскоре один из приказных вдруг вскричал:

— У него… у него две костные улитки*!

Улитка является органом слуха. Она представляет собой костный спиральный канал, имеющий у человека примерно два с половиной оборота вокруг костного стержня, от которого внутрь канала отходит костная спиральная пластинка.

Ван Хэйгоу пригляделся — действительно, в черепе была лишняя улитка, у этого человека что, при жизни было четыре уха?

— А ещё… хвост… — неожиданно воскликнул Го Хо.

Все с подозрением уставились на задницу скелета и увидели ниже таза странную косточку, не длиннее трёх цуней, и впрямь очень похожую на “хвост”. Ли Ляньхуа удивлённо осмотрел эти останки.

— Я всё никак не мог понять, почему Го Цянь, лишь увидев любовную записку, адресованную жене, пошёл на убийство — не слишком ли велики его гнев и ревность, а оказалось… оказалось… Когда Го Цянь в ночи увидел, каков этот незнакомец наружностью, боюсь, он не считал, что убивает человека, а думал… думал, что защищается от монстра.

— Эт-т-т-то… ч-ч-что это… за чу-чу-чудовище?.. — У Го Дафу от страха стучали зубы.

Ли Ляньхуа с сочувствием коснулся лежащих на земле останков.

— Посмотрите, пальцы его рук и ног длиннее, чем у обычных людей, и между ними есть надкостница — вероятно, он был умелым пловцом. У него была лишняя пара ушей, хвост и на два пальца больше, чем положено — такая внешность наверняка принесла ему немало горя, заставила отдалиться от людей и прятаться в местах, где его не могли увидеть. Усадьба Цайлян находится посреди лотосового озера, в которое с востока и запада впадают несколько ручьёв, создавая подводные течения. Здесь нет какой-то особенной рыбы и креветок, и помимо благородных гостей, люди редко углубляются в сердце озера. Поэтому, когда этот человек прибыл в городок Сюэюй, то незаметно пробрался к лотосовому озеру и спрятался здесь. — Он потопал по земле. — Это место находится у воды, скрытое неиспользуемыми амбарами и деревьями, здесь есть корни лотоса и водяные орехи, карпы и лягушки — если спрятаться, то не будешь испытывать недостатка в еде и воде. Однако у этого места имеется одна особенность, о которой этот человек не подозревал, и поэтому его быстро обнаружили.

— Какая особенность? — удивился Го Хо.

Ли Ляньхуа указал на заросли сорняков за кустами жасмина.

— Эта бело-жёлтая трава называется полынь сантолинолистная.

— Полынь? — все непонимающе переглянулись.

— Цветы и листья этой травы обладают сильным запахом, отпугивающим насекомых. Усадьба Цайлян построена посреди пресного озера, здесь тучи комаров, и только в этом месте их нет. Этот вид полыни солнцелюбивый и растёт на сухих почвах. В усадьбе Цайлян из-за особенностей рельефа только это место находится на возвышенности, его не достигает вода, и только на этом клочке сухой земли растёт полынь. Поэтому если кто-то захочет сбежать от комаров и посидеть в тенёчке, вероятно, придёт сюда. — Он слегка улыбнулся, как будто миролюбиво. — Думаю, в тот день госпожа Го пришла сюда, чтобы почитать стихи, повышивать или порисовать, и встретила этого человека. У неё было доброе сердце, она не относилась к нему как к монстру, а тихонько приютила его, вдвоём они читали стихи и занимались каллиграфией, её восхищал его талант. Этот мужчина влюбился в госпожу Го и однажды тайком подбросил в её покои записку с просьбой о свидании, которую и увидел Го Цянь… — Ли Ляньхуа нахмурился. — Или же Го Цянь вырвал записку из рук жены, иначе неясно, почему Сюй Хэюэ пришла к назначенному времени. Когда Го Цянь прибыл сюда и увидел странного незнакомца, он был сильно потрясён и убил его — однако его жена увидела это, испугалась его устрашающего вида, споткнулась о порог и упала в озеро. Го Цянь посчитал, что она сбежала, наспех расчленил труп, спрятал в этом агате, но из-за торчащих внутри кристаллов голова уже не влезала, и он спрятал её в другом месте. Когда он избавился от тела, то обнаружил, что жена утонула. Разумеется, нельзя было, чтобы тело Сюй Хэюэ нашли в этом месте, иначе раскрылась бы и смерть странного незнакомца. Поэтому он сел в лоханку и перевёз тело жены к окнам своих покоев, изобразив, будто она утонула там — вот только он и представить не мог, что той ночью за всеми его действиями наблюдал Го Кунь, и накрепко их запомнил. Он распустил слуг и оплакал жену — боюсь, по большей части, чтобы никто не узнал об останках в зеркальном камне. Однако двадцать с лишним лет спустя жена господина землевладельца вдруг тоже утонула в лотосовом озере — и тоже под окнами тех покоев, точно так же как Сюй Хэюэ. Го Цянь был уже стар, он не ожидал, что Го Кунь научится у него убивать — и умер от страха, это в рамках здравого смысла.

В ночь, когда погибла Цуй-эр, тем жутким лицом был череп, который Го Кунь тащил на спине, проходя мимо его окна.

Ван Хэйгоу и Го Дафу в оцепенении надолго уставились друг на друга, а потом выдохнули с облегчением. Догадки Ли Ляньхуа были всего лишь “предположением”, но то, что Го Кунь подражал убийце, не вызывало сомнений, и если останки в зеркальном камне схоронил не Го Цянь, то кто ещё мог спрятать их там, так, что за пятьдесят с лишним лет никто не обнаружил? В том, кто убийца, сомнений почти не осталось. Но почему Сюй Хэюэ позволила остаться этому незнакомцу? Неужели между ними правда зародились чувства? Кем был этот человек? Добрым или злым? Го Цянь совершил убийство из ревности или от испуга? Теперь уже не узнать наверняка, как всё было на самом деле, но слушая догадки Ли Ляньхуа, все крепко сжали кулаки и вновь невольно почувствовали исходящий от зеркального камня холодок.

Случайность, несчастье, обман, любовь и страх привели к убийству, и это сокрытое злодеяние странным образом на протяжение десятилетий возмездием отражалось на потомках семьи Го…