Лотосовый Терем

Глава 40. Совет знаменитых врачевателей

Гуань Хэмэн с Гунъян Умэнем тоже обсуждали странные дела последних нескольких дней. Гунъян Умэнь полагал, что Цзинь Маньтан мог страдать от учащённого сердцебиения, и ночью у него внезапно случился приступ, но вот как кто-то повесил Дун Лина? И он не понимал, каким образом тело оказалось в саду; Цзинь Юаньбао же повредился рассудком и сам повесился. Гуань Хэмэн тоже терялся в догадках: убийство Дун Лина — одно дело, но перемещение тела не поддавалось объяснению.

— Простите… герои…

Гуань Хэмэн застыл, увидев в дверях кого-то с улыбкой на лице и травинкой в руках — в свете тёплых солнечных лучей создавалась иллюзия, что этот человек невероятно прекрасен, но когда он зашёл в комнату, оказалось, это Ли Ляньхуа. Гунъян Умэнь приподнял веки и покосился на травинку.

— В чём дело?

— Героям давно известно, что ничтожный Ли способен возвращать к жизни мёртвых, это и есть секрет.

Гуань Хэмэн с Гунъян Умэнем вздрогнули и присмотрелись к траве.

— Это… похоже на щетинник? — нахмурился Гуань Хэмэн.

— Её легко спутать с обычным щетинником, — с серьёзным видом сказал Ли Ляньхуа. — Посмотрите внимательнее на этот ще… э-э-э… эту чудесную траву. У неё сто тридцать пять семян, желтовато-зелёный цвет, на стебле только два листа, на семенах — пушок длиной более половины цуня, но главное отличие — если переломить, то она выделяет ярко-красный сок. — Врачеватели колебались, но невольно отчасти поверили, увидев, как Ли Ляньхуа переломил свою “чудесную траву”, и действительно, из неё сочилась кроваво-красная влага. Он же продолжал: — Если смешать её с красной макушкой журавля, порошком мышьяка, желчным пузырём павлина и другими сильнодействующими ядами, выпарить на медленном огне полчашки и влить в горло, пока не остыло…

— Что за бред! — оборвал его на полуслове Гунъян Умэнь. — Свойства этих ядов противоположны и после вываривания на огне полностью утрачивают силу…

Ли Ляньхуа и глазом не моргнул.

— Главное — добавить эту возвращающую к жизни чудесную траву. Когда я четыре года назад лечил Ши Вэньцзюэ, обнаружил этот нечётный рецепт*. Сварил четыре яда, чтобы излечить подобное подобным и устранить яд в его теле. С его ранами я уже ничего не мог поделать, но предположил, что если ослабить свойства состава на медленном огне, то останется как раз небольшое количество яда, достаточное, чтобы возбудить потоки крови и ци и вызвать сокращение мышц умершего. Помимо этого, чудесная трава выводит яд и укрепляет сердце, не прошло и трёх дней, как Ши Вэньцзюэ вернулся к жизни… Я применял этот рецепт много раз, и всегда успешно.

Нечётный рецепт — количество лекарств в составе — нечётное.

Гунъян Умэнь слегка сдвинул брови. Гуань Хэмэн хотел возразить, но каждое предложение не имело ничего общего с аптекарским делом, и он даже не знал, с чего начать.

— Я только слышал, что яд может сдавить горло, — наконец не удержался он от замечания. — Никогда не слышал, чтобы малая доза яда могла возбудить течение крови и ци.

— Использовать малую дозу яда, чтобы возобновить течение крови и ци и спасти человека, пожалуй, возможно, — слабым голосом проговорил Гунъян Умэнь.

— Именно так, — закивал Ли Ляньхуа. — Вижу, домоправитель Цзинь сильно пострадал, почему бы не дать ему это лекарство, чтобы побыстрее поправился и выяснить, почему он повесился.

— Это… лекарство… — Гуань Хэмэн перепугался. Не то, чтобы он не верил Ли Ляньхуа, но рецепт казался не слишком надёжным — как травинка обыкновенного щетинника, добавленная к четырём сильнодействующим ядам, может вернуть к жизни?

— Можно попробовать, — медленно проговорил Гунъян Умэнь.

— Правда? — улыбнулся Ли Ляньхуа.

— Раз целитель Ли говорит, что это может подействовать, какие у нас причины не верить?

— Вот как? — Ли Ляньхуа принял серьёзный вид. — Я уже приготовил чашку лекарства, она на кухне. Почтенный, прошу, вытащите иглы из шеи домоправителя Цзиня.

Гунъян Умэнь повернулся, чтобы выйти из комнаты. Ли Ляньхуа ладонью ударил его по затылку, и старик тут же упал. Застигнутый врасплох Гуань Хэмэн перепугался.

— Вы!..

Ли Ляньхуа поднял руку и виновато улыбнулся ему. Гуань Хэмэн отступил на два шага назад.

— Вы… вы… неужели это вы…

Ли Ляньхуа поднёс палец к губам.

— Тсс. Боитесь меня?

Гуань Хэмэн не знал, что и сказать. Сначала Ли Ляньхуа нагородил кучу всего про чудодейственное лекарство, способное возвращать к жизни мёртвых, а потом взял и вырубил Гунъян Умэня. Его поведение не поддавалось объяснению, неужели простодушная и мягкая наружность этого человека — лишь обман? Видя его приподнятую руку и улыбку на лице, Гуань Хэмэн почувствовал, как у него на затылке волосы встали дыбом, он и хотел бы сказать, что не боится, но не мог.

— Что вам нужно?

— Ничего такого, — вздохнул Ли Ляньхуа. — Идите позвоните в колокольчик, чтобы созвать всех к обеду, затем вытащите из шеи Цзинь Юаньбао те иглы, которые вам покажутся бесполезными, и принесите его на кухню, приглашаю вас на чай.

Гуань Хэмэн надолго лишился дара речи. Ли Ляньхуа с довольным видом схватил Гунъян Умэня за левую щиколотку и преспокойно потащил на кухню, словно мешок с рисом.

Фан Добин как раз раздумывал, стоит ли благородному господину Фану есть приготовленную Ли Ляньхуа лапшу, и уже неохотно сделал глоток бульона, но вдруг увидел, как Ли Ляньхуа медленно тащит за ногу Гунъян Умэня, и с грохотом опрокинул чашку, разлив содержимое по полу.

— Ли Ляньхуа? Ты убил его?

— С тем же успехом, как ты съел лапшу.

Ли Ляньхуа нахмурился, глядя на разлитую повсюду лапшу, вручил ногу Гунъян Умэня Фан Добину и принялся искать тряпку, чтобы вытереть пол. Фан Добин растерялся, то ли отпустить Гунъян Умэня, то ли держать.

— Ли Ляньхуа! — завопил он. — Ты чего творишь? Зачем вырубил этого старикашку?

Ли Ляньхуа вытер лапшу с пола, с довольным видом убрал тряпку и ласково улыбнулся.

— Подожди и увидишь…

Вскоре Гуань Хэмэн принёс Цзинь Юаньбао, однако не стал вытаскивать из него иглы; Хуа Жусюэ с несколькими своими подчинёнными тоже прибыл на кухню, все они удивились, увидев, что Фан Добин держит Гунъян Умэня за ногу. Ли Ляньхуа неторопливо подошёл к левому окну, наклонился и снял с него замок, а затем с улыбкой обернулся.

— Начальник Хуа, есть зацепки по поводу смерти Цзинь Маньтана?

— Есть, — хладнокровно отозвался Хуа Жусюэ.

Фан Добин удивился, Гуань Хэмэн тоже был потрясён.

— Хотелось бы услышать, — улыбнулся Ли Ляньхуа.

— Улик слишком много, я ещё не пришёл к выводу.

Фан Добин насмешливо фыркнул.

— В усадьбе Юаньбао улики повсюду, — почтительно проговорил Ли Ляньхуа, — все они с первого взгляда вызывают подозрения, однако по этим зацепкам сложно прийти к заключению…

— Вздор, — сказал Хуа Жусюэ.

— Это потому, — не моргнув глазом продолжал Ли Ляньхуа, — что в усадьбе Юаньбао произошла не серия убийств, а три отдельных убийства.

Хуа Жусюэ переменился в лице, Гуань Хэмэн испытал потрясение, приказные возмущённо загалдели, только Фан Добин, услышав эти слова, приподнял ногу Гунъян Умэня.

— И один из преступников — этот старикашка?

— Преступник ли он, я ещё не знаю… — сказал Ли Ляньхуа.

— Раз не знаешь, зачем оглушил его? — рассердился Фан Добин.

— Дай мне сказать, — улыбнулся Ли Ляньхуа, перевёл взгляд на Хуа Жусюэ и вытащил из-за пазухи два клочка закладной, найденных Фан Добином в печи. — Это лощёная бумага из Вэньчжоу, на которой оформлена закладная. Заложенная вещь — редкостная драгоценность, “Голова озёрной синевы”, которая таким образом и оказалась в руках Цзинь Маньтана — здесь имеется печать “Ломбарда Юаньбао”.

Хуа Жусюэ кивнул — обрывки закладной он уже видел.

— Такую бумагу изготавливают только в Вэньчжоу, чтобы написать закладное свидетельство на ней, “Ломбард Юаньбао” в те годы должен был тоже находиться там. “Меч Цзиньлин” Дун Лин родом из Вэньчжоу, следовательно, он как-то связан с этой закладной.

— Допустим, “Голова озёрной синевы” изначально принадлежала семье Дун из Вэньчжоу, — сказал Ли Ляньхуа. — Двадцать лет назад её заложили в ломбарде Цзинь Маньтана, а теперь в семье Дун появился талантливый человек, пожелавший выкупить фамильную драгоценность. Он взял закладную и явился в резиденцию Цзинь — такое предположение укладывается в рамки здравого смысла.

Хуа Жусюэ наклонил голову, Гуань Хэмэн тоже покивал.

— Но “Голова озёрной синевы” — величайшее сокровище Цзинь Маньтана, разумеется, он не согласился вернуть её Дун Лину, — продолжал Ли Ляньхуа. — В боевых искусствах он не соперник Дун Лину, к тому же, у него не было повода не возвращать “Голову озёрной синевы”, всем в Поднебесной известно, что она хранится у него, он не мог этого отрицать. Чтобы сохранить сокровище у себя, ему нужно было только убить Дун Лина, лучше всего незаметно, и сделать вид, что ни при чём.

— Это довольно сложно, — задумался Гуань Хэмэн.

— Ничего сложного, — возразил Ли Ляньхуа.

— Неужели в усадьбе Юаньбао правда есть тайная комната, где убили человека? — удивился Фан Добин.

— Можно сказать, есть, можно сказать, и нет, — улыбнулся Ли Ляньхуа.

— Я уже говорил, — спокойно пояснил Хуа Жусюэ, — в усадьбе двери и окна сделаны из стальных листов, стоит их закрыть — и любая комната станет тайной.

Ли Ляньхуа поддакнул.

— Но смерть Дун Лина не была незаметной, — вмешался Гуань Хэмэн, — он лежал за окном, все это видели.

Ли Ляньхуа вздохнул.

— Разумеется, его не повесили за окном посреди пустой лужайки. Вы все видели тело Дун Лина, не заметили ничего странного?

— Что? — спросил Фан Добин, однако Гуань Хэмэн и Хуа Жусюэ кивнули.

— Когда я применил “летящий бег”, кое-что показалось мне странным, — сказал Гуань Хэмэн. — На одежде Дун Лина не было ни пятнышка, она была такой чистой, словно кто-то его переодел.

— Верно, — улыбнулся Ли Ляньхуа. — Под окнами Цзинь Маньтана трава очень нежная и сочная, если Дун Лин упал там, то почему на его одежде не осталось ни следа? Очевидно, его переодели, но зачем? Если бы не это, с первого взгляда стало бы понятно, как его притащили в сад.

— Как же он умер? — вытаращил глаза Фан Добин.

— Дун Лина повесили на кухне, — быстро ответил Ли Ляньхуа.

— Повесили на кухне? — Фан Добин онемел от изумления, а потом вдруг прыснул от смеха. — Ли Ляньхуа, ты свихнулся? Как можно повесить кого-то на кухне?

Ли Ляньхуа покачал головой.

— Сначала его обездвижили здесь, а потом повесили.

— На кухне? На кухне… — задумался Хуа Жусюэ.

Фан Добин продолжал хохотать.

— Да здесь же замки на окнах сломаны, даже окна не закрыть нормально, как можно…

— Замки на окнах? — вдруг вздрогнул Хуа Жусюэ.

Ли Ляньхуа потряс замком в руке и с улыбкой постучал им по столу, из замочной скважины со звоном на пол выпало два предмета.

Зубцы жадеитового гребня!

Оказывается, зубцы гребня были сломаны, потому что их вставили в замок от этого окна!

— Тогда… ну… — Фан Добин ошарашенно распахнул глаза. — Как же так?

Ли Ляньхуа наклонился, поднял с пола зубцы и тихонько положил их на стол.

— Это доказывает, что Дун Лин однажды взламывал замок с помощью жадеитового гребня, почему?

— Потому что его заперли в кухне! — сурово воскликнул Хуа Жусюэ.

Ли Ляньхуа радостно улыбнулся.

— Заманить Дун Лина на кухню было очень просто: требовалось лишь сказать ему, что “Голова озёрной синевы” спрятана где-то здесь — и он послушно пришёл на кухню. Но зачем запирать его? — Он окинул всех взглядом. — Кухня небольшая, здесь всего два окна, зато огромная печь на пять котлов. Достаточно закрыть двери и окна, и станет нечем дышать. Дымоход хотя и имеется, но расположен слишком высоко, толку от него мало — внизу всё равно не хватит воздуха. Если к тому же оставить в печи тлеющий огонь, то как думаете, что будет через пару больших часов?

Гуань Хэмэн вздрогнул.

— Удушье… — вырвалось у него.

Ли Ляньхуа слабо усмехнулся. Лицо Хуа Жусюэ исказилось.

— Но почему Дун Лин пошёл в запертую кухню? Разве он мог не заметить ловушку? Неужели нельзя было выбраться через дымоход?

— Это требует некоторой сноровки… — медленно проговорил Ли Ляньхуа. — Начальник Хуа, представьте, что вы Дун Лин, а я — Цзинь Маньтан, известный скряга, и я должен вернуть вам “Голову озёрной синевы”, а затем получить от вас тридцать миллионов серебром в погашение долга. Однако я вдруг говорю вам: вообще-то, “Голова озёрной синевы” спрятана на кухне, как найдёте — забирайте и дело с концом! Вы поверите?

Хуа Жусюэ колебался лишь мгновение.

— Разумеется, не поверю!

Ли Ляньхуа кивнул.

— Если бы Цзинь Маньтан попытался обмануть Дун Лина, естественно, Дун Лин не поверил бы, и таким образом, Цзинь Маньтан потерял бы тридцать миллионов серебра. А значит, указал Дун Лину на кухню и дал ему жадеитовый гребень, точно не Цзинь Маньтан. Это мог быть Чжан Сань или Ли Сы*, старшая служанка или младшая, да даже Цзинь Юаньбао. — Хуа Жусюэ кивнул, Ли Ляньхуа продолжил: — Цзинь Маньтану нужно было лишь надоумить человека намекнуть Дун Лину, что он не собирается возвращать “Голову озёрной синевы”, а спрячет её. Но ведь это имущество семьи Дун, и этот слуга из доброго расположения к Дун Лину, или по какой-то другой причине, рассказал, что “Голова озёрной синевы” спрятана на кухне, и дал драгоценный жадеитовый гребень. Если Дун Лин был невнимателен, то вполне мог поверить.

Чжан Сань, Ли Сы — Чжан Третий, Ли Четвёртый, значение — кто угодно.

— Ну, поверил, и что? — нахмурился Фан Добин.

Ли Ляньхуа бросил на него беспомощный взгляд.

— Поверив в это, он оказался на кухне и принялся искать тайник, скорее всего, прямо как ты этим утром…

— Пусть как я утром, и что? — фыркнул Фан Добин.

Ли Ляньхуа сочувственно посмотрел на него, с такой же нежностью и сожалением, с какими мясник смотрит на поросёнка.

— Если он хотел найти сокровище, то чтобы его не обнаружили во время обхода, закрыл окна, а потом зажёг лампу.

Гуань Хэмэн издал понимающее восклицание.

— Вот оно что… — устыдился Фан Добин.

— А эти замки… Как только они защёлкнулись, открыть их стало невозможно, если только у вас нет особого ключа усадьбы Юаньбао — таким образом, никто не запирал Дун Лина. — Ли Ляньхуа лучезарно улыбнулся Фан Добину. — Он сам запер окна и двери.

— Затем от горения воздух закончился, а когда Дун Лин понял, что что-то не так, стало уже поздно, и даже если бы ему удалось взломать замок, он не сумел бы спастись бегством. — Хуа Жусюэ поднял голову, посмотрел на дымоход и холодно усмехнулся. — Дымоход и правда расположен очень высоко, без первоклассного владения цингуном добраться до него невозможно.

Ли Ляньхуа тоже бросил взгляд на дымоход и неторопливо продолжил:

— По замыслу Цзинь Маньтана, Дун Лин должен был или потерять сознание, или умереть от удушья, и всё было бы кончено. Однако… — Он повернулся к Гуань Хэмэну и улыбнулся. — Однако… Как говорится, богомол хватает цикаду*… “Голова озёрной синевы” способна исцелить множество болезней и ценится дороже золота, ни Дун Лин, ни Цзинь Маньтан не хотели отказываться от неё, естественно, нашлись и другие желающие.

Полностью выражение звучит так: “Богомол хватает цикаду, а позади него воробей”

У Гуань Хэмэна дрогнуло сердце — он согласился приехать издалека только лишь чтобы взглянуть на это сокровище.

— Цзинь Маньтан дождался, пока Дун Лин потеряет сознание, чтобы совершить убийство незаметно, он определённо собирался замести следы, — продолжал Ли Ляньхуа свою мысль. — Избавиться от трупа он мог поручить только доверенному лицу, следовательно этим занимался Цзинь Юаньбао.

— Цзинь Юаньбао? — забормотали все, одновременно посмотрев на домоправителя.

— Цзинь Юаньбао следовал за Цзинь Маньтаном несколько десятков лет, разумеется, он заслужил стать доверенным лицом. Но Цзинь Маньтан забыл кое о чём.

— О чём же? — изумился Фан Добин.

Ли Ляньхуа посмотрел на Гуань Хэмэна.

— Герой Гуань наверняка ясно видел, что Цзинь Юаньбао заражён цепнями, и хотя болезнь не смертельная, но когда цепни проникают в мозг, это причиняет немыслимые страдания.

— Бесспорно, — кивнул Гуань Хэмэн.

— Таким образом, Цзинь Юаньбао тоже нуждался в “Голове озёрной синевы”, Цзинь Маньтан однако весьма дорожил этим сокровищем и за двадцать лет лишь считанным людям довелось пить из неё вино, конечно, он не мог просто так поделиться ей с домоправителем. Говорят, каждый раз, когда в “Голову озёрной синевы” наливают вино, её сила немного уменьшается. Цзинь Маньтан так берёг её в надежде продлить свои дни, Цзинь Юаньбао же, простой слуга, мог лишь вытянув шею смотреть на неё, однако он знал, где она спрятана, — медленно проговорил Ли Ляньхуа. — Очень мучительно видеть, но быть не в силах заполучить что-то, поэтому когда Цзинь Маньтан приказал ему избавиться от тела Дун Лина, возможно, у него уже зародился план.

— Какой план? — бесстрастно спросил Хуа Жусюэ.

— План, который бы позволил ему украсть “Голову озёрной синевы” и остаться вне подозрений. — Ли Ляньхуа перевёл дух. — Если он тайком утащит тело Дун Лина, а Цзинь Маньтану скажет, что Дун Лин потерял сознание, но выжил, внезапно очнулся и прячется где-то в усадьбе, то чтобы завладеть “Головой озёрной синевы” ему достаточно лишь подгадать и во время “исчезновения” Дун Лина оказаться рядом с Цзинь Маньтаном, тогда все ему поверят.

Фан Добин слушал с возрастающим удивлением.

— Он хотел устроить так, чтобы быть рядом с Цзинь Маньтаном, но чтобы тело Дун Лина вдруг исчезло?

— Верно, — улыбнулся Ли Ляньхуа, — он хотел, чтобы Цзинь Маньтан думал, что Дун Лин жив.

— Теперь мне ясно… — медленно проговорил Хуа Жусюэ, посмотрев на дымоход.

Гуань Хэмэн проследил за его взглядом.

— Мне понятно, но не всё.

Ли Ляньхуа с сожалением посмотрел на Фан Добина.

— Чтобы труп “внезапно” исчез из кухни, есть только один способ — вытащить его через дымоход.

— Через дымоход? — нахмурил брови Фан Добин.

Ли Ляньхуа разочарованно вздохнул.

— Попробуй представить, если здорового… э-э-э… мёртвого человека выбросить из окна, то каким бы плохим ни было зрение, всё равно заметишь. Но вот вытащить его наверх — другое дело, не забывай, что Дун Лина повесили на пеньковой верёвке. Когда он потерял сознание от удушья, его могли зарезать кухонным ножом, утопить в чане с водой, почему именно повешение? — Он раздельно проговорил: — В кухне пять котлов, поэтому и дымоход очень большой. В усадьбе Юаньбао много цветущих деревьев, ветки у них очень гибкие и упругие, Цзинь Юаньбао нашёл два дерева подходящей высоты и натянул между ними стальную проволоку как струну, чтобы получилась прямая линия, затем завязал на ней верёвку скользящим узлом, а другой конец спрятал в дымоходе для повешения — и готово. Как только Цзинь Маньтан убедился, что у Дун Лина не осталось сил сопротивляться или он уже мёртв, приказал Цзинь Юаньбао замести следы. Перед уходом Цзинь Юаньбао вытянул верёвку и обвязал вокруг шеи Дун Лина. Поскольку этот конец верёвки был короткий, проволока натянулась, оба дерева согнулись, тем самым создав сопротивление. Цзинь Юаньбао требовалось лишь разжать руки — распрямившись, деревья выдернули тело Дун Лина из дымохода, и оно повисло в саду. Ночью в усадьбе мало кто бродит там, наверняка никто и не заметил.

Хуа Жусюэ нахмурился и надолго задумался.

— Пока что вполне вероятно… И это объясняет, зачем Дун Лина переодели — если его протащило через дымоход, то к ткани наверняка прилипло бы характерное для кухни масло.

Ли Ляньхуа слегка усмехнулся.

— Согласно этому предположению, на деревьях должны остаться следы трения. Цзинь Юаньбао полагал, как только Дун Лин исчезнет, украсть “Голову озёрной синевы” и свалить всё на Дун Лина, но Цзинь Маньтан, услышав новости, неожиданно тут же вернулся в спальню охранять своё сокровище. У Цзинь Юаньбао не было шанса совершить задуманное, но в этот момент произошло кое-что, чего он не предвидел…

— Дун Лин ожил? — пошутил Фан Добин. — Стал ходячим трупом?

— Угадал, — широко улыбнулся Ли Ляньхуа.

— Правда, стал ходячим трупом? — опешил Фан Добин. — Не пугай меня.

Ли Ляньхуа указал на спальню Цзинь Маньтана вдали за окном.

— Дымовая труба в этой кухне достаточно высокая, чтобы тело Дун Лина вылетело на высоту около четырёх чжанов. Во всей усадьбе Юаньбао есть только два дерева такой высоты, одно — за кухней, а другое — перед спальней Цзинь Маньтана. Цзинь Юаньбао натянул проволоку через сад, но он не мог привязать её на одинаковой высоте, конец перед спальней Цзинь Маньтана, очевидно, был привязан ниже, образуя наклон, и после того, как Дун Лин повис на проволоке, вскоре он начал соскальзывать по ней…

Тут слушатели ахнули — картина представлялась ужасная.

Однако улыбка Ли Ляньхуа стала ещё более приятной и расслабленной.

— Когда Цзинь Маньтан побежал в свою комнату сторожить “Голову озёрной синевы”, увидел в окне жуткую картину — со свирепо исказившимся лицом и высунутым языком, весь в пятнах Дун Лин плыл в его сторону, не касаясь ногами земли…

У Гуань Хэмэна заколотилось сердце.

— Если у него кровь и ци изначально были не в порядке, то неудивительно, что от такого потрясения у него случилось кровоизлияние в мозг.

Ли Ляньхуа одобрительно кивнул.

— Когда с Цзинь Маньтаном произошёл несчастный случай, Дун Лин, скользя по проволоке, пронёсся ногами по траве, оставив две странные борозды.

Фан Добин глубоко вдохнул и выдохнул.

— И Цзинь Маньтан умер… А напугало его тело Дун Лина…

— Цзинь Юаньбао поджидал момента, чтобы украсть “Голову озёрной синевы”, — продолжал Ли Ляньхуа. — Однако увидев, как всё сложилось, перепугался, тут же снял тело Дун Лина и бросил в траве, срезал проволоку, оборвал верёвку, а затем забрал “Голову озёрной синевы”, притворился, что тронулся рассудком от потрясения, и приготовился на все вопросы о событиях той ночи отвечать, что ничего не знает. Внезапная смерть Цзинь Маньтана не входила в планы Цзинь Юаньбао — если кто-то начнёт расследование, то может выяснить, что “Голова озёрной синевы” была украдена. К тому же, резиденция Цзинь известна своими богатствами, а когда дерево падает, обезьяны разбегаются — после смерти хозяина ему требовалось какое-то время, чтобы подготовить побег, поэтому публично он заявил, что Цзинь Маньтан жив. Но тело Дун Лина было уже не спрятать, тем более, им можно прикрыть трупный запах Цзинь Маньтана — поэтому он расположил его неподалёку.

— Но я обыскал Цзинь Юаньбао, и при нём тоже не было “Головы озёрной синевы”, — холодно сказал Хуа Жусюэ. — На сей раз ваши доводы — лишь полёт воображения и хотя объясняют многое, но косвенных улик нет.

— Неважно, как именно умерли Дун Лин и Цзинь Маньтан, — медленно проговорил Ли Ляньхуа, — “Голова озёрной синевы” не покидала пределы усадьбы Юаньбао, однако “неожиданно” исчезла… Фан Добин! — вдруг позвал он.

— Чего? — от неожиданности подскочил Фан Добин.

— Если бы тебе достался эликсир бессмертия, ты бы выпустил его из виду? Например, закопал бы в саду под деревом или в каком-нибудь горшке с цветком?

— Нет. — Фан Добин долго не раздумывал. — Я бы или целыми днями сидел сверху, или сразу выпил его.

Ли Ляньхуа радостно рассмеялся.

— Таким образом, когда дело касается жизни и смерти, Цзинь Юаньбао ни за что бы не расстался с сокровищем, однако не только при нём нет этой вещи, он ещё и собирался повеситься, почему же?

— Неужели он её проглотил? — помрачнел Хуа Жусюэ.

Ли Ляньхуа вздрогнул и криво усмехнулся.

— Проглоти он “Голову озёрной синевы”, подавился бы насмерть. Я хочу сказать, что кто-то другой украл её или отобрал у него.

— Кто-то другой? — удивился Фан Добин. — Есть ещё кто-то?

Ли Ляньхуа вытянул палец, указал на Фан Добина, на Гуань Хэмэна, на Хуа Жусюэ, на Гунъян Умэня, наконец, на себя и улыбнулся.

— Есть.

— Хотите сказать, среди нас… — вдруг испуганно воскликнул Гуань Хэмэн.

— Кто-то из нас раскусил план Цзинь Юаньбао и забрал у него “Голову озёрной синевы”, — мягко ответил Ли Ляньхуа.

Фан Добин приподнял левую ногу Гунъян Умэня.

— Ты имеешь в виду этого старикана?

— М-м, — слегка улыбнулся Ли Ляньхуа.

— Гунъян Умэнь и мне показался подозрительным, — вдруг сказал Хуа Жусюэ.

— Вот как… — протянул Ли Ляньхуа.

Хуа Жусюэ бросил суровый взгляд на Гуань Хэмэна.

— Вы мне тоже кажетесь подозрительным.

— Я… я… — снова напугался Гуань Хэмэн.

— Вы назвались “Божественной иглой Жуянь”, однако ничего не смыслите в искусстве врачевания… — пропустив мимо ушей его попытки вставить слово, мрачно произнёс Хуа Жусюэ.

Фан Добин едва сдержал хохот, чуть не подавившись слюной — неужели не только Ли Ляньхуа — мнимый целитель, но и Гуань Хэмэн? Однако выражение лица Ли Ляньхуа оставалось тёплым, словно он не услышал ничего необычного.

— У мёртвого Дун Лина было покрасневшее лицо, — сумрачно сказал Хуа Жусюэ. — Обычно у повешенных такого не бывает, он явно умер от удушья, однако вас это ничуть не смутило.

Гуань Хэмэн побледнел, Хуа Жусюэ бросил взгляд на Ли Ляньхуа, однако тот широко улыбнулся, словно уже тогда знал, что Дун Лин умер от удушья, зато Фан Добин всё же неестественно хохотнул.

— Хотя я не слишком разбираюсь во врачевании, — продолжал Хуа Жусюэ, — но всякий, кто владеет акупунктурой, не может не знать, что на шее человека не наберётся и десятка акупунктурных точек. Гунъян Умэнь воткнул в шею Цзинь Юаньбао больше десяти игл, мне это показалось странным, почему же вы ничего не заметили?

Гуань Хэмэн прикусил губу.

— Я…

— Когда Цзинь Юаньбао повесился, вы с Гунъян Умэнем стояли за дверью, мне действительно непонятно, как человек с боевым мастерством Гуань Хэмэна мог не услышать, что в доме что-то происходит.

Фан Добин с удивлением наблюдал, как красивое лицо Гуань Хэмэна то краснело, то бледнело, а затем этот человек тяжело вздохнул, топнул ногой и сердито сказал:

— Ладно… я… не Гуань Хэмэн, я… — Ли Ляньхуа тоже выглядел удивлённым, однако “Гуань Хэмэн” уставился на него. — Вы же знаете, кто я…

— Я ничего не знаю, — возразил Ли Ляньхуа с очень вежливой и нежной улыбкой.

“Гуань Хэмэн” замер и медленно опустил голову.

— Моя фамилия Су…

— Су? — Хуа Жусюэ быстро перебрал в памяти всех людей Улиня по фамилии Су. — Вы — младшая названая сестра “Божественной иглы Жуянь”, “Летящая парой” Су Сяоюн?

“Гуань Хэмэн” кивнула, она действительно была его младшей названой сестрой, но настоящий Гуань Хэмэн всей душой ненавидел Цзинь Маньтана и никогда не согласился бы его лечить, ей же было любопытно посмотреть на “Голову озёрной синевы”, поэтому она вырядилась под него и приехала. Фан Добин усмехнулся: цингун Су Сяоюн был неплох, но внутренней силы маловато и в акупунктуре она не слишком разбирается — неудивительно, что не слышала шорохи в нескольких чжанах за спиной и не поняла, что игл в шее Цзинь Юаньбао слишком много. Су Сяоюн украдкой глянула на Ли Ляньхуа — когда он столкнулся с ней в дверях, то явно понял, что она женщина, почему же… почему же сделал вид, что не знает? Ли Ляньхуа однако с интересом смотрел на задницу Гунъян Умэня.

— Названая сестра героя Гуаня наверняка не может быть злодеем, принудившим человека повеситься. На самом деле, с самого начала этот почтенный… герой Гунъян показался мне странным.

— Чем именно? — На этот раз Фан Добин нарочно подыграл.

Ли Ляньхуа с чрезвычайно довольным видом продолжил:

— Цзинь Юаньбао явно притворялся безумцем, однако он сделал вид, что не заметил этого, Дун Лин умер от удушья, а он сказал, что его повесили, а самое странное…

— Как вы узнали, что Цзинь Юаньбао притворялся? Он явно болен. — Теперь его перебила Су Сяоюн.

Ли Ляньхуа был особенно терпелив с женщинами, поэтому мягко объяснил:

— У него на поясе висела мандариновая кожура и цзунцзы, их используют для защиты от трупного яда, он не находился целыми днями рядом с телом Дун Лина, так что если действительно считал Цзинь Маньтана живым, зачем носил такие подвески?

Су Сяоюн покраснела и промолчала.

— Самое странное, — продолжал Ли Ляньхуа, — когда Цзинь Юаньбао повесился, он и барышня Су стояли снаружи. Барышня Су забрела туда случайно, а вот почтенный Гунъян пришёл раньше, и возникает вопрос, что же он там делал до её прибытия? Когда мы разделились, чтобы искать тайник, все потратили на это немало часов, чем в это время занимался Гунъян Умэнь? Никто не знает.

Фан Добин и Су Сяоюн молча обменялись растерянными взглядами.

— К тому же… — неторопливо говорил Ли Ляньхуа. — Что касается местонахождения “Головы озёрной синевы”, она должна быть по-прежнему в усадьбе, однако начальник Хуа не нашёл её, он обыскал всех в усадьбе, но не смог найти вещицу размером с кошачью голову… Но кое-кто прибыл сюда раньше начальника Хуа — и это Гунъян Умэнь. — Он пристально посмотрел на Хуа Жусюэ. — Вы обыскивали Гунъян Умэня?

— Нет, — помрачнел Хуа Жусюэ.

Ли Ляньхуа глубоко вздохнул.

— Я не знаю, сам ли повесился Цзинь Юаньбао, или это дело рук Гунъян Умэня, но если Гунъян Умэнь из-за своего раннего приезда узнал больше зацепок о том, что Цзинь Юаньбао украл “Голову озёрной синевы”, благодаря своим высоким навыкам врачевания, он понял, что домоправитель притворяется безумцем, угрозами вынудил его отдать сокровище и спрятал у себя — то в этом нет ничего удивительного. Заполучив “Голову озёрной синевы”, он не мог оставить Цзинь Юаньбао в живых и чувствовать себя в безопасности.

Су Сяоюн тихонько вздохнула.

— Раз вы уже подозревали его, почему же не сказали сразу начальнику Хуа? Зачем было дурачить его травой, воскрешающей из мёртвых?

Ли Ляньхуа вдруг улыбнулся.

— Фан Добин.

— Здесь, — воодушевлённо отозвался Фан Добин, слегка взмахнув рукавами.

Ли Ляньхуа показал ему высохшую жёлто-зелёную травинку щетинника и улыбнулся.

— Это чудодейственное лекарство, с помощью которого я воскрешаю мёртвых, его легко спутать с обыкновенным щетинником, прошу, взгляните, у этой чудесной травы сто тридцать пять семян, желтовато-зелёный цвет, на стебле только два листа, на семенах — пушок длиной более половины цуня, но главное отличие — если переломить, то она выделяет ярко-красный сок, похожий на кровь… — Су Сяоюн опешила, услышав, как он снова повторяет ту же историю, но затем он спросил Фан Добина: — Веришь?

— Верю я тебе как большеголовому призраку! — разразился бранью Фан Добин. — Слепому видно, что это щетинник, что я, по-твоему, щетинника не видал?

— Но она отличается от щетинника, — серьёзно сказал Ли Ляньхуа, — выделяет красный… э-э-э… тёмно-красный сок… — Он вдруг увидел, что “сок” на месте слома уже потемнел, и быстро поправился.

Фан Добин помрачнел.

— Думаешь, я не знаю, что ты порезал руку, когда собирал траву?

Ли Ляньхуа помахал травинкой, заметил презрительный взгляд Су Сяоюн и слегка улыбнулся.

— Даже Фан Добин в такое не поверит… Гунъян Умэнь прожил восемьдесят семь лет, он хитрый старый лис, разве его обманешь? Раз он сказал, что верит, дело нечисто. Всем известно, что если влить в горло смесь из четырёх сильнодействующих ядов, это верная смерть. К тому же, не остывшую — даже если они вдруг не подействуют, то человек может умереть от ожогов горла. Но я рассчитывал, что он засомневается, ложь ли это, всё же я наговорил с три короба, кто знает, может, правда смог вылечить подобное подобным у пары-тройки человек и теперь считаю, что могу вернуть к жизни мертвеца? Если бы я действительно дал Цзинь Юаньбао это “воскрешающее мёртвых лекарство”, конечно, он бы только обрадовался; если же я его обманываю, ему нужно было сперва выяснить, для чего, и под предлогом вытаскивания игл, несмотря на опасность быть обнаруженным, заколоть Цзинь Юаньбао; однако он не ожидал, что всё представление с “чудодейственным лекарством” я затеял лишь для того, чтобы ударить его в спину. — Ли Ляньхуа бросил взгляд на Су Сяоюн. — Вот только барышня Су по доброте душевной всё не давала мне применить “воскрешающее мёртвых лекарство”.

Су Сяоюн снова покраснела.

— Откуда мне было знать, что ваши… хитроумные планы… такие странные?

— Юной барышне незачем следовать моим замыслам, — тепло ответил Ли Ляньхуа.

— В ваших поступках нет ничего плохого, — возразила Су Сяоюн, — мне просто досадно, что я оказалась недостаточно умна.

Ли Ляньхуа слегка улыбнулся и больше ничего не сказал. Фан Добин посмеялся про себя: эта барышня всего лишь боялась, что влюбится в Ли Ляньхуа и у неё в душе распустятся цветы персика.

Пока они говорили, Хуа Жусюэ обыскал Гунъян Умэня с ног до головы, и действительно, у этого похожего на барана старика обнаружилась шарообразная вещь. У Су Сяоюн загорелись глаза.

— Разверните, посмотрим!

Фан Добину тоже было любопытно — он столько слышал о “Голове озёрной синевы”, но какова же она с виду? Хуа Жусюэ размотал парчовый свёрток, и они втроём остолбенели.

Это был светло-голубой прозрачный камень, красиво переливающийся, в нём и правда были выточены глазницы и переносица, и с помощью золота ему была придана форма чаши. Но трое человек были весьма разочарованы.

— Похоже на сапфир в форме черепа… — не удержался Фан Добин. — Не более, чем обычная драгоценность.

— Хоть и красиво, но… — нахмурилась Су Сяоюн. Совсем не похоже на великую и ужасную “Голову озёрной синевы”, какую она себе представляла.

Хуа Жусюэ без всякого выражения распорядился, чтобы приказные внесли её в список улик.

— Так называемая “Голова озёрной синевы” на самом деле выточенный из “камня озёрной синевы” череп. — Ли Ляньхуа встал рядом и радостно заговорил: — Этот камень — разновидность сапфира, но на просвет в нём видно не только голубое, но и бледно-зелёное сияние, совсем как у воды в озере, отсюда и название. Если выпить вино из этой чаши, это не продлит ни молодость, ни жизнь, что же до “защиты от сотни ядов” и “исцеления от всех болезней” — это лишь дошедшие до нас легенды, возникшие из-за величины камня и его необычной обработки. Ли Сянъи некогда пил из этой чаши, если бы вино из неё действительно могло защитить от сотни ядов, разве бы он… — Он не договорил, только слегка улыбнулся.

Все изумлённо ахнули: так вещь, за которую велась скрытая и явная борьба, забравшая несколько человеческих жизней — всего лишь обман…

— “Разве бы он” что? — Фан Добин однако удивился другому.

— Разве бы он утонул в море? — сказал Ли Ляньхуа.

— Откуда ты знаешь, что он утонул из-за того, что был отравлен? — поразился Фан Добин.

— Я подумал, если уж он был таким невероятным, — смутился Ли Ляньхуа, — то с неуязвимостью к сотне ядов стал бы ещё сильнее? А такой непобедимый человек разве мог бы утонуть в море? Значит, что-то было не так.

— Несносный Ляньхуа, ты такой странный… — наконец выдал Фан Добин, и веря, и не веря другу.

— Ли Ляньхуа, — вдруг обратилась к нему Су Сяоюн, утратив интерес к сокровищу. — Вы знаете, что в следующем месяце в Улине грядёт грандиозное событие?

— Какое событие? — заморгал Ли Ляньхуа.

Су Сяоюн сверкнула ослепительно белой улыбкой.

— В следующем месяце “Избранный в фиолетовом” Сяо Цзыцзинь женится на Цяо Ваньмянь. Мой названый брат поедет поздравить их, и я с ним, а вы поедете?

Ли Ляньхуа вдруг чуть заметно замер.

— Сяо Цзыцзинь женится на Цяо Ваньмянь?

Су Сяоюн кивнула с некоторым восхищением и завистью.

— Герой Сяо десять лет страдал от неразделённой любви и наконец завоевал сердце красавицы, это так чудесно. Говорят, Цяо-дацзе* была сердечной подругой “Первого меча Сянъи” Ли Сянъи, и после его исчезновения несколько раз бросалась в море, но герой Сяо её спасал. Потом они вместе путешествовали по цзянху, и спустя десять долгих лет Цяо-дацзе наконец решила выйти замуж за героя Сяо. Даже тем, кто младше меня, это кажется историей про небожителей.

Дацзе — старшая сестра, барышня

Ли Ляньхуа вздохнул.

— Вот… вот как? — И немедленно улыбнулся. — И правда, чудесная история, если бы не герой Сяо, барышня Цяо уже погибла бы.

— Именно! — воскликнула Су Сяоюн. — Терпеть не могу, когда кто-то называет её непостоянной женщиной, захомутавшей двух мужей. Ли-дагэ, а вы поедете поздравить?

— Я… — задумался Ли Ляньхуа.

— Конечно, поедешь! Раз барышня Су едет, как может Ли-дагэ не поехать? — Фан Добин расплылся в улыбке и с силой хлопнул Су Сяоюн по плечу. — Не волнуйтесь, если несносный Ляньхуа упрётся, я найду способ его заставить.

Су Сяоюн радостно захихикала, прикрыв рот ладошками. Ли Ляньхуа вздохнул, потом ещё раз вздохнул и пробормотал:

— В следующем месяце нужно починить дом, купить новое одеяло, сшить зимнюю одежду, зима уже на носу…

Хуа Жусюэ привёл Гунъян Умэня в чувство и заставил его вытащить иглы из шеи Цзинь Юаньбао, вернув его с порога того света.

Несколько дней спустя, когда горло Цзинь Юаньбао почти восстановилось, он рассказал всю правду о событиях в усадьбе. Дун Лин действительно принёс закладную и потребовал назад “Голову озёрной синевы”, однако лишь потому, что его возлюбленная Фужун была отравлена. Всё происходило почти так, как предполагал Ли Ляньхуа, только Цзинь Юаньбао не сам повесился — это Гунъян Умэнь собирался его задушить, но, услышав шаги Су Сяоюн, повесил на поясе, полагая, что тот и так умрёт, однако к счастью, вскоре его обнаружил слуга. Цзинь Юаньбао и Гунъян Умэня отправили в тюрьму. Хуа Жусюэ допросил Гунъян Умэня, зачем он силой забрал “Голову озёрной синевы”? В итоге старик сознался, что уже много лет мечтал завладеть этой вещью, хотел один обладать ею, а затем изучить, каким образом она “защищает от сотни ядов” и “исцеляет множество болезней”.

— Так чтобы спасать людей, вы решили совершить убийство? — холодно спросил Хуа Жусюэ.

Гунъян Умэнь прикусил язык, а потом разрыдался прямо в камере, мучимый угрызениями совести — ему придётся дожить до девяноста лет, прежде чем он сможет выйти из тюрьмы и снова спасать людей. Если ему предначертано дожить до этого момента, то наверняка он станет порядочным человеком.

Однако Цзинь Юаньбао из-за заражения цепнями вскоре сошёл с ума и умер, никто так и не узнал, где он заразился ими, но державшие его под стражей тюремщики поговаривали, что он любил питаться мертвечиной.