Синяя черепица, красные стены, внутренний дворик утопает в пышной растительности, звонко щебечут птицы.
— Сюцинь? — раздался среди ив и тополей голос молодой женщины. — Сюцинь, ты где? Сюцинь? — В безлюдном дворике её зов прозвучал очень отчётливо, но негромко, даже опавшие листья не шелохнулись.
— Я здесь, матушка, — послышался в тишине слабый голосок.
— Сюцинь? — испуганно воскликнула молодая женщина и стремительно ринулась через дворик. — Опять ты у него дома, ты… а!.. — Она вдруг взвизгнула, закрыв лицо руками: в тени густо растущих деревьев, за круглым проёмом стоял мальчик семи-восьми лет, а с него… стекая ручьями, капала свежая кровь, словно его только что окатило целым фонтаном! — Сюцинь? Сюцинь… — Она с криками подбежала и подхватила на руки своего сына. — Что произошло?
Мальчик по имени Сюцинь легонько погладил её уложенные в рог волосы окровавленной ручкой и тихонько сказал:
— Матушка, так странно, от дядюшки Лю осталась только одна рука.
Молодая женщина вскинула голову. На её гладком и белом лбу алел кровавый след, оставленный сыном, в широко раскрытых глазах плескался ужас, что придавало ей жутковатый вид.
— Что значит, “осталась одна рука”?
— Просто кроме руки, остальных частей дядюшки Лю нигде не видать, — шёпотом ответил мальчик по имени Сюцинь.
Раскрыв рот, молодая женщина словно окоченевший труп осела на землю, крепко прижимая к себе сына.
— Других частей нигде не видать?
— Да, — медленно ответил Сюцинь, — других частей нигде не видать…
Синяя черепица, красные стены, дворик утопает в пышной растительности, звонко щебечут птицы… На край старого колодца опустилась пташка и наклонила голову, наблюдая, как из дома медленно вытекает кровь; ярко-оранжевая ящерица пробежала по кровавому следу и замерла на пороге.