Лотосовый Терем

Глава 12. Могила первого ранга

Семеро человек сгрудились вокруг прохода, пытаясь что-то разглядеть в кромешной тьме; из-под земли тянуло теплом, запаха пыли не чувствовалось.

— Похоже, внизу есть отдушины, — воодушевился Гэ Пань. — Си-лин и правда полон тайн.

Обычно императорские гробницы опасаются оставлять незапечатанными полностью, откуда могли взяться отдушины? Пока все выражали удивление, Чжан Цинмао послал людей за факелами, приказал охранять проход. Гэ Пань схватил факел и прыгнул в зияющую темноту.

Огонёк загорелся совсем недалеко — на расстоянии около двух чжанов*. Остальные шестеро один за другим спустились в проход. Плиту мог сдвинуть только человек, обладающий божественной силой — можно было не бояться, что кто-то вернёт её на место.

2 чжана — чуть больше 6,5 м

Когда факелы осветили проход, все почувствовали потрясение: сложенные из каменных плит стены были украшены искусной резьбой и испещрены красивыми и утончёнными — однако чужеземными — письменами. В верхней части имелись изображения будд, бодхисаттв и архатов Западного рая — и впрямь похоже на гробницу.

Но если Си-лин — лишь место упокоения императора Сичэна и его наложницы, зачем оставлять подземный ход для связи с внешним миром? Неужели именно здесь умерли Мужун Уянь и У Гуан? Как им удалось попасть внутрь? Бросаясь от одной мысли к другой, они в гробовом молчании продвигались по испещрённому письменами коридору.

— Ляньхуа, — спустя долгое время позвал Фан Добин, — что написано на стенах? Почему надписи никак не заканчиваются?

— Это санскрит, — рассеянно отозвался Ли Ляньхуа. — Здесь рассказывается история о сыновьях.

— О сыновьях? — удивился Фан Добин. — Каких ещё сыновьях?

В коридоре было тихо, казалось, ему нет ни конца ни края. Это вызывало подозрения и беспокойство, к тому же, среди них всё ещё скрывался убийца Чжан Цинши. Все невольно сосредоточились на беседе этих двоих, чтобы отвлечься от тревожных мыслей.

— Это история из “Долголетия Татхагаты”, пятого свитка “Сутры белого лотоса высшего учения”, под названием “Наставления врачевателя”. Татхагата рассказывает об одном чудесном целителе, у которого было много сыновей. Однажды ему пришлось далеко уехать по делам, а сыновья по ошибке приняли яд и испытывали сильные муки. Когда целитель вернулся домой и увидел страдания сыновей, немедленно подобрал снадобье и дал им. Почтительные сыновья, поверили, что это лекарство, непочтительные посчитали его ядом. Первые приняли лекарство и поправились, вторые же предпочли лежать и стонать в муках, уверенные, что отец желает отравить их. Целитель не винил их, оставил записку, что лет ему уже немало, скоро умирать, и все чудодейственные снадобья он оставил в доме, если им понадобится — могут взять. Затем отправился в дальние края, а позже передали письмо, что он умер. Те, кто боялись, что отец отравит их, узнав о его смерти, затосковали по отцовской любви, рассудили, что раз отец не знал, кто примет лекарство, то оно не может быть поддельным. Приняли его — и тут же поправились. Затем целитель вернулся, и непочтительные сыновья осознали, какими глупцами они были. — Мыслями Ли Ляньхуа был словно не здесь. — Татхагата спросил учеников: “Виновен ли целитель во лжи?” Ученики ответили, что нет.

Фан Добин чуть не заснул.

— Император Сичэн выжил из ума, если приказал высечь на стенах такую скучную историю, да ещё так подробно.

— Возведение гробницы — серьёзное дело для правителя, — вмешался Гэ Пань. — В эту историю он наверняка вкладывал какой-то смысл, просто мы пока не можем его разгадать.

За поворотом коридор наконец закончился и показались каменные врата, запертые на засов.

При свете факелов все разглядели, что врата высечены из белого камня: среди бушующих волн два извивающихся дракона сражались за бутон лотоса. Лотос был посередине, а драконы — на левой и правой створках.

Гэ Пань подумал про себя: согласно историческим летописям, обычно за вратами в гробницу должен быть огромный булыжник или каменный шар, чтобы можно было выйти, но нельзя войти; створки этих врат были сомкнуты так плотно, что и волосок не просунуть — а чтобы их открыть, не хватило бы и пятерых таких силачей как Чжан Цинху. Пока он размышлял, Чжан Цинмао толкнул врата — и они бесшумно раскрылись.

Все обомлели. Гэ Пань кинул внутрь факел: коридор продолжался, за вратами действительно был каменный шар, но его большую часть уже кто-то разбил, и осколки валялись рядом.

Они гуськом вошли во врата. Минуя груду осколков, каждый испытывал трепет: тот, кто прошёл здесь первым, не только неведомым способом открыл врата, но и умудрился расколоть каменную глыбу в половину человеческого роста! Если он на самом деле проник внутрь с помощью внутренней силы, не зная, что находится за вратами, то боевое мастерство этого человека превосходит всякое воображение!

Коридор за вратами постепенно наклонялся вниз, на стенах по-прежнему тянулись письмена, а ещё в них на небольшом расстоянии были оставлены щели, через которые поступал воздух — дышалось здесь легче, чем раньше. Они прошли совсем немного, как впереди показались ещё одни каменные врата — на них была изображена морда свирепого демона, и перед ними лежала груда обломков. Преисполнившись сомнений, они двинулись дальше, и менее чем через десять чжанов* перед ними возникли третьи врата.

10 чжанов — 30,3 метра

Эти врата были инкрустированы золотом и украшены филигранью: Гуаньинь с добродушным выражением лица сидела на лотосе с веткой ивы в руках, даруя ощущение благости и покоя. Чжан Цинмао толкнул створки, но врата не поддались. Чжан Цинху тоже попытался — они и не пошатнулись.

Гэ Пань запрокинул голову и огляделся.

— Похоже, Мужун Уянь с У Гуаном умерли здесь.

У Чжан Цинмао мурашки по спине побежали.

— Почему вы так решили?

Гэ Пань поднял факел повыше: помимо надписей на санскрите, на стенах и на полу виднелось множество царапин и засечек, оставленных оружием, искорёженный до неузнаваемости длинный меч торчал из узкой щели в углу.

— Вероятно, когда они вошли, Врата демона уже были открыты, но пока совещались перед этими, кто-то их запер. Коридор идёт под уклоном, если створки врат были открыты, а каменный шар находился сбоку над ними, то когда их закрыли, шар покатился и заблокировал врата. Какими бы великими мастерами ни были Мужун Уянь и У Гуан, выбраться они не могли.

Чжан Цинмао оглянулся на врата, украшенные мордой демона, и по спине его пробежал холодок.

— Не нужно даже слишком прикладывать силу, — вставил Фан Добин, — достаточно слегка толкнуть створки, и под тяжестью каменного шара они сами закроются. Шар огромный, если покатится, боюсь, никому не под силу его остановить. И успеть проскочить, пока врата не закрылись, тоже весьма непросто.

— Смотрите, кусок бараньей шкуры. — Ли Ляньхуа подобрал что-то с пола. — На нём — карта, а на ней… — Он обескураженно уставился на карту. — Гуаньинь? — Ткнул пальцем на каменные врата. — Здесь изображена эта Гуаньинь?

Фан Добин подошёл посмотреть.

— Я тоже подобрал, почти такой же как у тебя.

Ян Цююэ тоже наклонился.

— Тут есть ещё… Ох… — Его факел вдруг осветил груду хлама перед вратами Гуаньинь: под бараньей шкурой лежала уже успевшая почернеть берцовая кость. — Да тут мертвец!

Все подошли к вратам и, подняв факелы, принялись внимательно осматриваться. На полу обнаружилось множество разбросанных костей, большинство из них были раздроблены на мелкие осколки и смешались с грязью — поэтому сначала и не бросились в глаза. Осколки черепов валялись там и тут, так что невозможно было их сопоставить, зато “карт” нашлось не одна и не две, а целых одиннадцать.

От вида этих разбросанных повсюду костей Фан Добина пробила дрожь.

— Неужели эти кости…. они…

Ли Ляньхуа подобрал обломок кости, внимательно рассмотрел и тихонько вздохнул.

— Верно, на них остались следы от оружия, эти люди… послужили пищей для других, поэтому кости так выглядят. Полагаю, много лет назад эта группа людей, как и мы, проникла в гробницу, и кто-то запер их здесь. Случилась потасовка, сильные убивали слабых и питались ими, но в конце концов тоже не смогли выжить. — В его голосе звучала жалость к мертвецам, но у всех остальных волосы встали дыбом от страха, и каждый крепче стиснул своё оружие.

— Карта указывает на вход в подземный дворец, но что за необыкновенные сокровища хранятся в Си-лине, что заставляют идти на риск и вторгаться в усыпальницу императора Сичэна? — пробормотал Ли Ляньхуа.

Гэ Пань с горящими глазами уставился на золотые врата Гуаньинь.

— Если не откроем, всей правды не узнаем.

— К слову об императоре Сичэне… — После печальной истории о людоедстве голос и так уже дрожащего Чжан Цинмао дребезжал. — Говорят, в этой гробнице хранится одно сокровище — флакон с пилюлей, какие подносили в дар из юго-западных удельных земель. Эта штука может вылечить все болезни и придать больше силы мастеру боевых искусств. Говорят… говорят, Сичэн из сотни таких пилюль сделал одну и назвал “Слеза Гуаньинь”.

Фан Добин и Ли Ляньхуа растерянно переглянулись. Похоже, люди, чьи останки усыпали пол, пришли ради “Слезы Гуаньинь”. Редкостные сокровища и правда приводят к несчастьям: ещё неизвестно, существует ли эта “Слеза” на самом деле, а уже свела в могилу одиннадцать человек.

— Очевидно, Безликий убийца и У Гуан раздобыли карту и не устояли перед искушением, — сказал Ян Цююэ. — Каждый из этих людей получил кусок шкуры с картой, и все они умерли от голода перед этими вратами. За картами явно кто-то стоит.

Хотя Фан Добину и не нравился Ян Цююэ, но в его словах был смысл.

— За последние тридцать лет пропало без вести одиннадцать человек. И судя по одиннадцати шкурам, все эти люди, похоже, умерли здесь. Если кто-то стоит за этим, то он действует по такому плану уже более тридцати лет.

— Тридцать лет — большой срок, — кивнул Гэ Пань.

— И ещё кое-что мне показалось странным, — продолжил Фан Добин. — Мы проникли сюда довольно легко…

Все были согласны с ним.

— Открыли проход! — вдруг с силой произнёс Чжан Цинху.

Фан Добин закивал и одобрительно хлопнул его по плечу.

— Верно, я тоже считаю, что злоумышленник всё тщательно спланировал, подстроив так, что рядом оказались люди, способные открыть проход в подземный дворец. Скрытые ловушки и ядовитые стрелы в этом коридоре уже собрали на себя эти несчастные, так что наш путь оказался лёгким. Вот только Врата Гуаньинь не удалось взломать даже с несравненной силой Железного силача У Гуана и безнаказанно покинувшего Шаолинь Безликого убийцы — им пришлось остановиться и спасаться бегством.

— Мы обязательно должны открыть эти врата, иначе как узнаем разгадку? — тихонько вздохнул Гэ Пань.

Ли Ляньхуа, однако, переводил взгляд с одного на другого.

— Что такое? — нахмурился Фан Добин.

— Думаю… — негромко кашлянув, рассеянно заговорил Ли Ляньхуа. — Перед тем, как открывать врата, не лучше ли выяснить… кто убил Чжан Цинху?..

В коридоре тут же воцарилась гробовая тишина, все с удивлением воззрились на него. Господину Фану показалось, что он ослышался.

— Что… что-что? Что ты сказал? Кто убил Чжан Цинху?

Ли Ляньхуа с извиняющимся видом перевёл взгляд на Чжан Цинху.

— Что ж… хоть ты и отрубил ему голову, и наклеил себе родинку, но она почти отвалилась…

Все взгляды сосредоточились на лице “Чжан Цинху”. Тот невольно коснулся щеки: поднимая каменную плиту, он весь вспотел, под землёй было тепло и сыро, да ещё только что пытался открыть врата — всё лицо взмокло. От неторопливых речей Ли Ляньхуа он переволновался, вытер лицо, не рассчитав силу — и стёр поддельную родинку. Все ахнули: так это “убитый” Чжан Цинши, а не Чжан Цинху!

Фан Добин про себя проклинал Ли Ляньхуа с его враньём, от которого голова шла кругом, вслух же серьёзно спросил:

— Так ты Чжан Цинши или Чжан Цинху?

— Цинши, ты… жив? А умер Цинху? Ох, я совсем запутался… — Чжан Цинмао был ошеломлён. — Что между вами произошло? Кто убил Цинху? Зачем ты выдавал себя за него? — Он резко распахнул глаза. — Неужели ты убил брата?

Ли Ляньхуа внимательно посмотрел на Чжан Цинши, слегка сощурился и так же осторожно покосился на Ян Цююэ.

— Вообще-то… — начал было тот, но в этот момент засвистел ветер, Чжан Цинмао истошно завопил, все перепугались, факелы вдруг погасли, послышались треск и бульканье, звуки сталкивающихся и падающих тел — а затем наступила мёртвая тишина. Фан Добин в темноте крикнул: “Куда, стоять!” — и кто-то быстро убежал.

Наверху медленно загорелся огонёк — Ли Ляньхуа в суматохе успел забраться на выступ и теперь с запалом* в руках осторожно смотрел вниз. Фан Добин переменился в лице: в темноте он сцепился с кем-то в схватке, обменявшись тремя сложными боевыми приёмами, но совершенно не понимал, как рядом с ним оказался убийца — оказалось, что кто-то ударом ладони сразил Чжан Цинши!

Запал — плотно закрывающийся футляр, часто из бамбука, внутрь которого вставлена тлеющая туго скрученная грубая бумага с фосфором и небольшим количеством горючих веществ; загорается при резком поступлении воздуха

— Не ожидал от него такой жестокости, Цинши и правда… — посетовал Гэ Пань и тут увидел: “Чжан Цинши”, который только что был жив-живёхонек, раздробили череп, так что он не успел издать и звука и теперь сидел скособочившись, из-за проломленного черепа рот искривился в странной усмешке. Чем дальше, тем сильнее кровь стыла в жилах от этого жуткой, тёмной и сырой гробницы, полной человеческих костей!

Спрятавшийся на выступе Ли Ляньхуа побледнел. Фан Добин заметил позу мертвеца.

— Вот это удар…

Тем временем Гэ Пань бросился на помощь Чжан Цинмао, которого ранило дротиком в плечо — задело только мышцу, жизни его ничего не угрожало. Командир Чжан в оцепенении уставился на тело Чжан Цинши, душа его едва не покинула тело, а в глазах застыл беспросветный ужас.

Гу Фэнсинь сбежал, Чжан Цинши погиб, Чжан Цинмао был ранен — оставался лишь Ян Цююэ, с мертвенно-бледным лицом сжимавший кулаки.

— Мне всё ясно, — холодно произнёс Гэ Пань. — Братьев Чжан убил ты, а не Гу Фэнсинь.

Ян Цююэ вскинул голову и пристально уставился на него, но не произнёс ни слова.

— Из вас двоих, ты вызываешь больше подозрений, — неспешно продолжил Гэ Пань. — Гу Фэнсинь не дурак, даже если и виноват в чём-то, раз сбежал. Но настоящий злоумышленник сумел заманить сюда Безликого убийцу и У Гуана и убить братьев Чжан — он явно незаурядный человек, и не совершит такой глупости…

Ян Цююэ отступил на шаг, бросил взгляд на Фан Добина. Господин Фан совсем запутался — в словах Гэ Паня был смысл — посмотрел на Ян Цююэ, на Чжан Цинмао, нахмурился.

— Дай-ка испытаю, мог ли ты убить братьев Чжан, — холодно глядя на Ян Цююэ, сказал Гэ Пань и напал.

Удар под дых караульный парировал, но затем Гэ Пань нанёс рубящий удар по вене на запястье, и он оказался загнан в угол — выставил один палец, и взметнулся порыв ветра. Фан Добин слегка переменился в лице, Гэ Пань резко остановился.

— И в самом деле, ученик даочжана* Байму из Удана, неудивительно…

Даочжан — служитель даосского храма, даосский монах

Даочжан Байму из Удана был знаменит в цзянху своим владением быстрым фехтованием, пальцевым методом и техникой ударов ладонью. Ян Цююэ применил его коронный удар под названием “коготь сизого пса”*.

“коготь сизого пса” — от выражения 白云苍狗 báiyúncānggǒu — то тучки белые плывут, то вдруг как сизые собаки (обр. о быстрой смене обстановки, неожиданных переменах)

Молодой караульный тяжело выдохнул и холодно произнес:

— Не знаю, кто убил Чжан Цинши и Чжан Цинху, я не имею к этому никакого отношения.

— Ученик Байму из Удана, — вздохнул Фан Добин, — зачем забираться так далеко и охранять гробницу в Си-лине? Необычный выбор занятия.

Ян Цююэ сжал губы и не ответил. У него был мрачный вид, и хотя лицо мертвенно побледнело, он предпочёл хранить молчание.

— Так что?.. — осторожно спросили с выступа. — Убийца пойман?

Гэ Пань почтительно сложил руки перед Ли Ляньхуа и Фан Добином.

— Неплохо сработано.

Фан Добин покосился на друга и подыграл:

— Ах, ученик из “Фобибайши” действительно заслуживает свою репутацию! Я восхищён вашей проницательностью. — Про себя же ругался: проклятый Ляньхуа, ты же знал, что мертвец был не Чжан Цинши, и ему наверняка тяжело было притворяться погибшим братом, когда оказалось, что убить-то хотели его. Ты прекрасно понимал это, но предпочёл раскрыть, и теперь погиб ещё один человек, ну что, доволен? Ян Цююэ явно вынашивает коварные планы, непонятно почему сбежал Гу Фэнсинь, откуда мне знать, не надо ли подозревать и Чжан Цинмао? Пока он мысленно негодовал, Ли Ляньхуа ощупал стену над вратами Гуаньинь.

— Тут есть какая-то щель… — Изначально он забрался наверх по выбоинам, но когда принялся ощупывать стену, то потерял равновесие и чуть не упал — пришлось медленно спускаться, цепляясь руками и ногами. — Наверху…

Не успел он договорить, как Гэ Пань вдруг подскочил к Ян Цююэ и ударил его по плечу, запечатав меридианы.

— Господин Фан, поручаю преступника вам. — Он с силой рванулся наверх, потянул на себя — и каменная плита упала прямо на смешанные с грязью человеческие кости. Толщиной она была целых два с половиной цуня* — неудивительно, что даже Чжан Цинши не смог её сдвинуть.

2,5 цуня — почти 8,5 см

Эти каменные врата были невероятно прочными, но из-за того ли, что они сотни лет выветривались, или от ударов улиньских мастеров — хоть сами врата и уцелели, но на стене над ними образовалась трещина длиной в три цуня*. Если бы Ли Ляньхуа, спасаясь от драки, не забрался туда и не зажёг запал, то её бы и не заметили.

3 цуня — примерно 10 см

Над Вратами Гуаньинь теперь зияла дыра около трёх чи*, словно глаз демона из преисподней, мрачно и жутко взирающий на мир людей. Фан Добин принюхался к прохладному воздуху — пусть он и был смелым и самоуверенным и часто действовал наобум, но помня о костях под ногами, вслепую лезть не решался.

3 чи — примерно 1 м

Гэ Пань с радостным выражением лица зажёг запал и сунул голову в дыру. Ли Ляньхуа, цепляясь всеми конечностями, медленно забрался наверх за ним и запыхавшимся голосом спросил:

— Гэ Пань, что там?

— Пока не вижу… — ответил Гэ Пань. Почувствовав у поясницы лёгкий ветерок, он по наитию выставил локоть назад, чтобы ударить, но потом вспомнил, что уже наполовину пролез в дыру, дёрнулся назад, ударился о каменную стену, так что вся рука онемела, а потом что-то щёлкнуло его по точке яо-ян-гуань* — и не в силах пошевелиться он повис над вратами Гуаньинь.

яо-ян-гуань — акупунктурная точка на пояснице в области почек

У Фан Добина отвисла челюсть: разумеется, тем, кто запечатал Гэ Паню меридианы, был неуклюже карабкавшийся вслед за ним Ли Ляньхуа. Ян Цююэ и Чжан Цинмао вскрикнули от удивления, мнимый лекарь же снова сполз со стены и оправил одежду. Разинув рот, Чжан Цинмао ткнул в сторону повисшего на вратах Гэ Паня.

— А? Он… что… вы…

— Как вы узнали, что это он? — хрипло спросил Ян Цююэ.

Ли Ляньхуа бросил взгляд на безвольное тело и слегка улыбнулся.

— Потому что это не Гэ Пань.

От этих слов все оцепенели.

— Не Гэ Пань? — нахмурился Фан Добин. — Ты знаком с Гэ Панем из “Фобибайши”?

— Не встречал его, — покачал головой Ли Ляньхуа и тут же добавил: — Я лишь знаю, что “Фобибайши” весьма небогаты, даже Бицю не может позволить себе одежду из шёлка, что уж говорить о его учениках?

Фан Добина наконец осенило.

— Вот как. Разумно. Одежда этого человека стоит не меньше десяти лянов серебра, всего на сорок меньше, чем моя.

— Я определил, что он — не Гэ Пань, ещё по трём признакам. Во-первых, слишком образованный.

— Что не так с тем, что он образован?

Ли Ляньхуа едва сдержал смешок.

— Ты не знаешь, что Ли Сянъи смотрел на всех свысока и всегда презирал церемонии. Его последователи никогда не учились манерам и не стали бы говорить как благородные люди, и уж тем более, складывать руки в приветствие.

— Вот уж точно, — фыркнул Фан Добин. — Мой отец от “Фобибайши” и слова вежливого не слышал.

Слушая их, Чжан Цинмао обомлел и подумал про себя: похоже, Ли Ляньхуа знаком с нравами ордена “Сыгу”, но откуда же у этого лекаря такие давние связи?

— Во-вторых, он хорошо изучил устройство императорских захоронений, узнал из летописей, что вход в подземный дворец чаще всего делают в сторожевой башне. Насколько мне известно, Бицю пристрастился к Конфуцию и Мэнцзы, перечитал тысячи сочинений. И как раз его помешательство вызвало у Ли Сянъи отвращение, поэтому он поклялся, что не станет требовать от своих последователей начитанности. Так что среди учеников Бицю больше половины и читать-то не умеют, а остальных вряд ли интересуют каноны и летописи.

Фан Добин расхохотался.

— А герой Ли был забавный человек! Но откуда ты столько знаешь о внутренних делах ордена “Сыгу”?

— В-третьих, — с лёгкой улыбкой продолжал Ли Ляньхуа, — когда убили Чжан Цинши… — Его тон постепенно стал серьёзным. — Шесть факелов погасли одновременно — очевидно, что у того, кто их погасил, факела не было.

Ян Цююэ не мог пошевелить конечностями, но не удержался от кивка.

— Я понял! — воскликнул Чжан Цинмао. — Шесть факелов погасили одновременно с помощью скрытого оружия. Если бы этот человек тоже держал факел, то он погас бы не в тот же момент, что остальные пять, да и скрытое оружие было бы легко заметить. Факела тогда не было только у “Гэ Паня” — он бросил свой, чтобы разведать путь. Раз факелы погасил “Гэ Пань”, то воспользовался темнотой, чтобы убить Чжан Цинши “рассекающей ладонью”, тоже он. А раз Чжан Цинши убил он, то кто убил Чжан Цинху — ясно как белый день.

— Чжан Цинху убил “Гэ Пань”, — неспешно проговорил Ли Ляньхуа. — Чтобы открыть проход в подземный дворец, требовался человек, способный поднять тысячу цзиней, а чтобы заманить туда множество людей, злоумышленнику требовался сообщник из караульных. Полагаю… один из братьев Чжан открывал вход все последние годы. Чжан Цинху прекрасно владел железным шестом, нужно лишь приложить усилие — и шест можно использовать как рычаг. Основной навык Чжан Цинши — “кулак архата”, а когда он притворялся братом, то поднимал плиту стальным крюком, который явно не выдерживал такой нагрузки — если бы не дубинка Фан Добина, ещё неизвестно, смог бы он открыть вход. Если это он был в сговоре с “Гэ Панем”, то почему не использовал десяток таких крючьев? Поэтому я полагаю, что сообщник — Чжан Цинху. Однако они родичи и живут вместе, так что Чжан Цинши не мог не заметить — поэтому когда “Гэ Пань” прибыл вместе с нами в Си-лин, у него было такое странное лицо: он узнал в “Гэ Пане” человека, который часто связывался с его братом. Если всё обстояло так, то злодей, конечно, захотел устранить свидетеля. Но братья Чжан — близнецы, в потёмках “Гэ Пань” убил не того и не понял. Чжан Цинши, обнаружив, что брат убит, испугался за свою жизнь, отрубил трупу голову, а себе наклеил родинку, чтобы выдать себя за Чжан Цинху.

Ян Цююэ снова кивнул.

— Но как вы догадались, что убийца — “Гэ Пань”?

— Очень просто, — ответил Ли Ляньхуа. — Чжан Цинху явно погиб не успев ничего понять. Комнаты в сторожевой башне расположены так: слева вы, братья Чжан, Гу Фэнсинь, справа — мы с Фан Добином, Чжан Цинмао, “Гэ Пань”. Той ночью было ясно, свет из окон отражался слева направо. Если бы кто-то прошёл в комнату братьев Чжан, чтобы совершить нападение, то его тень заметили бы в комнатах справа. Все восемь из нас практикуют боевые искусства, и пусть мастерство может быть как высоким, так и низким, но разве мы могли ничего не заметить? Следовательно, злоумышленник не входил в комнату Чжанов.

Чжан Цинмао осел на пол и пробормотал:

— Я тоже ничего не видел…

Ли Ляньхуа усмехнулся.

— Я могу придумать только один способ, как можно было совершить убийство, не заходя в комнату, да ещё и не того человека…

— Скрытое оружие! — сообразив, хрипло воскликнул Фан Добин.

— Так вот оно что! — выпалил Ян Цююэ.

— Неплохо, — кивнул Ли Ляньхуа. — Вероятно, крохотная стрела, выпущенная от дверей комнаты, попала сразу в мозг, и Чжан Цинху умер на месте, не успев даже пошевелиться. После голова его была отрублена, но на теле не было ран.

— Проклятье, — буркнул Фан Добин, — ладно, ты просто постоял перед безголовым трупом и заметил все эти дверные проёмы. Допустим, Чжан Цинху убили скрытым оружием. Но как с этим связан “Гэ Пань”… А! Он ранил дротиком командира Чжана и погасил факелы, значит, мастер скрытого оружия. Нет, постой, это всё было позже, но ты уже знал, кто убийца?

Ли Ляньхуа вздохнул.

— Использовать скрытое оружие нужно под подходящим углом, поэтому те, кто занимал комнаты по обе стороны от братьев, исключаются: у Ян Цююэ и Гу Фэнсиня не вышло бы просто встать в дверях и выстрелить в него. Только ночевавшие в комнатах напротив могли совершить убийство, не выдав себя. Мы с Фан Добином, разумеется, никого не убивали. Если убийца — командир Чжан, то зачем приглашал “Фобибайши”, чтобы расследовать это дело? К тому же, “Гэ Пань” вовсе и не Гэ Пань, а значит, он и есть преступник. — Помолчав, он медленно произнёс: — Я только не думал, что он рискнёт напасть, поняв, что Чжан Цинши жив, да ещё станет валить вину на Ян Цююэ с таким напором.

— Раз ты знал, кто убийца, почему не сказал мне, когда я спрашивал? — взорвался Фан Добин.

— Боялся, что он заметит, как ты сверлишь его взглядом, и сбежит.

Фан Добин сердито зыркнул на него.

— Когда это я не мог скрыть намерения?

— Ну-у… — рассеянно протянул Ли Ляньхуа.

Господин Фан рассердился ещё сильнее.

— Хотя мы с Цинши и подозревали, что это “Гэ Пань” убийца, но не могли быть уверены наверняка, — выдохнул Ян Цююэ.

Ли Ляньхуа оглядел его с головы до ног и осторожно спросил:

— Теперь-то… юный герой Ян, можешь поведать нам, почему ты предпочёл стерпеть несправедливые обвинения, но не осмелился рассказать правду?

Фан Добин добавил про себя: и зачем ученику Байму из Удана с высоким положением в цзянху становиться простым караульным и сторожить мертвеца? Может, тоже польстился на хранящееся в гробнице сокровище?

— Я пытался выяснить местонахождение пропавшего много лет назад Хуанци-шишу, — ответил Ян Цююэ. — Одиннадцать лет назад он исчез в окрестностях Си-лина, я вступил в караул гробницы, чтобы разузнать тайны этого места.

— Даос Хуанци был среди пропавших одиннадцати человек? — ахнул Фан Добин. — Ого, слышал, этот старик — мастер цимэнь багуа*, кто знает, может, поэтому его и заманили сюда. Ох, неужели его съели те люди?

Цимэнь багуа — древняя форма гадания, первоначально разработанная для помощи в формировании военной стратегии и тактики

Ян Цююэ слегка разозлился, но поскольку у него всегда был угрюмый вид, на лице это не отразилось, он лишь сказал с прохладой в голосе:

— Я провёл в Си-лине три года, изучил надписи, прочитал летописи предыдущей династии и нашёл кое-какие зацепки.

— Имеющие отношение к смерти императора Сичэна? — спросил Ли Ляньхуа.

Ян Цююэ кивнул.

— Си-лин похож на место захоронения, но не является им: это будто бы императорская гробница, но в неё можно попасть, в сторожевой башне можно жить, а ещё число лошадей, которое здесь содержат, намного превышает количество караульных. В летописях и памятных надписях говорится, что после скоропостижной кончины Сичэна на престол взошёл его сын, однако вскоре пропал без вести, наступила смута и страна пришла в упадок.

— Я только знаю, что сын императора Сичэна, император Фанцзи был чрезвычайно уродлив, с неровными бровями и косоглазием, — перебил Фан Добин.

— Император Фанцзи был увечным, безобразной наружности, и взойдя на престол, редко посещал столицу, опасаясь, что придворные будут тайком насмехаться над ним. Однако если верить историческим записям, родился он нормальным, с детства был умён и сообразителен, весьма проницателен в государственных делах, и Сичэн в нём души не чаял. В “Хрониках аудиенций” говорится, что в юности он был красив, имел прекрасные манеры и возвышался над людьми; но в семнадцать его поразил недуг, от которого лицо исказилось в судорогах, навсегда обезобразив. С того года, когда Сичэну исполнилось тридцать пять, а Фанцзи — семнадцать, на императора начались покушения, и однажды его тяжело ранили. Кто-то дерзнул заявить, что это Фанцзи подослал убийц, Сичэн разгневался и приказал обезглавить наглеца. У Сичэна было одиннадцать сыновей, но благоволил он только Фанцзи. — Помолчав, Ян Цююэ продолжил: — С семнадцатилетия Фанцзи император осыпал его бесчисленными драгоценностями, титулами и даже даровал прекрасных наложниц, но как ни удивительно, сын вёл себя с отцом крайне непочтительно, в летописях сохранились его бранные слова — однако отец его не наказывал. После внезапной смерти Сичэна Фанцзи взошёл на престол, хотя говорится, что завещания не было, но возражений ни у кого не нашлось: все знали, что на троне может быть только он.

— И впрямь странно, — пробормотал Фан Добин. — Отец и сын явно были не в ладах…

Ян Цююэ обратил взгляд к Ли Ляньхуа.

— Господин Ли, как признанный целитель, не могли бы вы подтвердить кое-что для меня?

— Что именно? — отозвался тот.

Молодой караульный поколебался и спросил:

— Это искривление рта и лицевые судороги — не могли они быть результатом отравления или травмы?

Ли Ляньхуа уставился на него. Фан Добин про себя расхохотался — фальшивый лекарь натолкнулся на задачку не по зубам, но не успел пошутить, как услышал вежливое: “Разумеется”. Он поперхнулся — этот мошенник сказал лишь “разумеется”, но не уточнил “разумеется, могли” или “разумеется, нет”. Ян Цююэ не заметил этой уловки и продолжал говорить.

— Если причиной уродства императора Фанцзи был яд или травма, то кто совершил это злодеяние?

— Неужели ты хочешь сказать, что это был его отец? — ошеломлённо спросил Фан Добин.

— Не знаю, — покачал головой Ян Цююэ и посмотрел на висящего на вратах “Гэ Паня”. — Тайны императоров Сичэна и Фанцзи, разгадка смерти этих одиннадцати человек — все ответы за Вратами Гуаньинь.

— Юный герой Ян, — медленно начал Ли Ляньхуа, — я спросил, почему ты предпочёл терпеть несправедливые обвинения, а не выступить против “Гэ Паня”, но ты так и не ответил мне.

Ян Цююэ вдруг побледнел.

— Я…

— “Гэ Пань” перед всеми свалил на тебя вину, а ты не стал оправдываться, о чём это говорит? — пробормотал Ли Ляньхуа. — Ты один из лучших учеников Байму, по доброй воле скрывался среди караула гробницы три года — действительно ли только ради поисков даоса Хуанци? Само собой, в поисках пропавшего шишу нет ничего дурного, вот только пока “Гэ Пань” не вынудил тебя применить “коготь сизых псов”, ты и не собирался признаваться, что Байму — твой учитель. Ты проявляешь интерес к тайнам Силина, внимательно изучил жизнеописания — это можно было бы назвать необычным увлечением, но кое-что увлечением не объяснишь. — Он вдруг поднял голову и пронзил Ян Цююэ взглядом, ясным и уверенным, совершенно не похожим на его обычное поведение — и раздельно произнёс: — Когда я сказал, что Чжан Цинху убили скрытым оружием, ты воскликнул “вот оно что!”, однако это ведь ты отрубил ему голову, как же мог не знать?

В лице Ян Цююэ не осталось ни кровинки.

Фан Добин вытаращился на него, утратив дар речи, Ли Ляньхуа же неторопливо продолжал:

— Ты отрубил Чжан Цинху голову чтобы помочь Чжан Цинши выдать себя за брата или чтобы помочь “Гэ Паню” скрыть улики? Ведь не выйдет определить причину смерти без его головы, верно?

Молодой караульный хранил молчание.

— Ты не сказал “Гэ Паню”, что Чжан Цинши выжил, помог ему выдать себя за Чжан Цинху — не для того ли, чтобы остаться его пешкой? И он свалил вину на тебя, потому что узнал, что Чжан Цинши выжил и был недоволен тобой? Какой рычаг воздействия был у “Гэ Паня”, чтобы связать ученика Байму из Удана по рукам и ногам и заставить действовать исподтишка?

Ян Цююэ тяжело вздохнул, но продолжал безмолвствовать, сжав губы. Он не мог ответить на вопросы Ли Ляньхуа и не желал оправдываться.

— Ученик даочжана Байму, даже сговорившись с “Гэ Панем”, не сможет заглушить голос совести. Я верю, что ты не убивал, — спокойно сказал Ли Ляньхуа, а потом протянул руку и разблокировал его меридианы.

Пока он говорил, Ян Цююэ молчал, услышав же последнее предложение, задрожал всем телом.

— Я…

— Если у тебя какие-то трудности, так и скажи, — вздохнул Фан Добин. — Неужто думаешь, что мы с несносным Ляньхуа причиним тебе вред? — Он ударил себя в грудь. — Клан Фан в моём лице оказывает тебе покровительство, чего боишься?

— Я больше не ученик Удана, — Ян Цююэ преодолел свою нерешительность и слабым голосом произнёс: — Три года назад шифу изгнал меня, как посмею я теперь называться учеником Байму?

— У тебя неплохие боевые навыки, с чего Байму тебя выгонять? — не поверил Фан Добин.

Ян Цююэ отвернулся.

— Я украл Золотой меч Удана и заложил за пятьдесят тысяч лянов серебра.

— Пятьдесят тысяч лянов? — удивился господин Фан. — На что они тебе?

— Играть на деньги, — помолчав, сознался молодой караульный.

Фан Добин и Ли Ляньхуа растерянно переглянулись: они не ожидали, что Ян Цююэ, с его отнюдь не слабыми навыками и утончённой наружностью, погряз в порочной пучине азартных игр и был изгнан из учеников.

— Я знал, что не смогу побороть своё пристрастие, и не надеялся на прощение шифу, но хотел вернуть Золотой меч, — снова заговорил Ян Цююэ. — Но ювелир уже успел переплавить его на украшения. Чтобы вернуть Золотой меч Удана, нужно отыскать Хуанци-шишу.

Золотые мечи Удана — пара коротких мечей, которые с древности передаются от одного главы к другому. Один меч, принадлежавший нынешнему главе, даочжану Байхэ, украл Ян Цююэ, второй же бесследно исчез вместе с Хуанци.

— Я служу в Си-лине три года, дважды проникал в подземный дворец… — Ли Ляньхуа с Фан Добином ахнули, но он продолжил: — Но не нашёл способа взломать эти врата. Хоть мне и не удалось разыскать Хуанци-шишу и Золотой меч, но в этих краях я обрёл жену.

Фан Добин не сдержал удивлённого смешка.

— Мои поздравления.

На лице Ян Цююэ однако радости не было.

— Фамилия моей жены — Сунь, зовут её Цуйхуа.

Ещё не отсмеявшись, Фан Добин чуть не прикусил язык.

— Хозяйка гостиницы “Рассветная луна”? Так она не вдова?

— Мы не кланялись земле и небу, но она стала моей женой, — мрачно сказал Ян Цююэ. — Она пропала.

Фан Добин подумал про себя: так ты её любовник.

Ли Ляньхуа вздохнул и пробормотал:

— Потому мне и казалось, что долгое отсутствие хозяйки, которая вышла за соевым соусом, куда любопытнее, чем смерть Безликого убийцы, а вы мне не верили.

— Чушь! — буркнул Фан Добин. — Если ты такой умный, почему сразу не разоблачил “Гэ Паня”?

Ли Ляньхуа горько усмехнулся.

— Он схватил мою жену, — сказал Ян Цююэ. — Пообещал, что если пойду в подземный дворец, то не только поможет мне вернуть Золотой меч Удана, но и даст десять тысяч лянов сверху.

Фан Добин фыркнул.

— Сделка выгодная, я бы тоже согласился. Неудивительно, что ты держал язык за зубами и сотрудничал с ним.

— Человек держит в заложниках мою жену, но обещает мне десять тысяч лянов — в такие сделки я не верю, — холодно произнёс Ян Цююэ. — И неважно, правду он говорит про деньги или нет, жена есть жена.

Фан Добин мысленно порадовался: пусть этот человек мрачен до отвращения, да ещё и игрок, но всё-таки придаёт большое значение любви и справедливости.

— Кто знает, что скрывается за этими вратами. Боюсь, если не откроем, ночью не уснём, — страдальчески вздохнул Ли Ляньхуа.

Фан Добин не удержался от смеха.

— По-моему, тридцать лет назад тоже кто-то не мог заснуть. Если найдём внутри сокровища, не забудь половиной поделиться со мной.

— Конечно, конечно, — улыбнулся Ли Ляньхуа.

Посовещавшись, они вчетвером стащили “Гэ Паня” с ворот. Господин Фан блеснул своим мастерством и запечатал ему восемнадцать акупунктурных точек. Чжан Цинмао, насмотревшись на груды костей, растерял всю смелость и только повторял, что надо пойти позвать ещё людей, чтобы осмотреть тут всё. Фан Добин проводил его в сторожевую башню и снова вернулся в подземный дворец. Сбежавший в ужасе Гу Фэнсинь не оставил ни следов ни тени — кто знает, куда он направился?