Лотосовый Терем

Глава 60. Вышитая человеческая кожа

Таким образом, Фан Добин с Ли Ляньхуа провели в семье Ци два дня. Чжань Юньфэй тщательно осмотрел тело женщины, вытащенное из красной свечи — ей было около сорока пяти-шестидесяти лет, она вовсе не была юной девицей, умерла от колотого ранения в грудь — её пронзили каким-то очень острым, тонким и длинным предметом, похожим на шило. Помимо срезанной с живота кожи, у женщины отсутствовала правая рука, а на её месте крепилась серебряная коробочка, наполненная оранжевато-коричневатым порошком, в котором покоились три тонкие и длинные серебряные иглы.

Чжань Юньфэй с первого взгляда определил скрытое оружие, но не ожидал, что оно окажется таким сложным. Порошок странного цвета явно был ядовит, никто не осмелился бы к нему притронуться, он чуть приоткрыл коробочку и тут же плотно закрыл.

Ли Ляньхуа называли чудесным целителем, однако Чжань Юньфэй не спросил его, что же это за яд, и вернул коробочку в карман мёртвой женщины.

Эти два дня Ци Чуньлань не решался беспокоить Фан Добина и Ли Ляньхуа, хоть и хотел расспросить, разгадал ли Фан Добин тайну вышитых узоров, но, опасаясь его отвлечь, осмелился лишь послать человека издалека взглянуть на Зал османтусов.

Первым делом друзья хорошенько выспались в роскошных покоях, на второй день набили желудки дарами гор и моря, снова поспали, под вечер опять сели ужинать, и только тогда Фан Добин распахнул глаза.

— Ты же знаешь разгадку этих каракулей?

Ли Ляньхуа как раз жевал последний кусочек куриной ножки.

— Что? — неразборчиво переспросил он с набитым ртом.

Фан Добин дважды фыркнул и оглядел друга с ног до головы.

— Насколько я тебя знаю, если бы ты уже не знал разгадку этих каракулей, то ни за что не смог бы столько съесть.

Ли Ляньхуа изящно вытащил изо рта косточку, достал из рукава полотенце и вытер губы, а затем с серьёзным видом проговорил:

— В жизни есть моменты голода и сытости, как и есть разница между отбросами и деликатесами, а когда голоден и перед тобой стоят такие лакомства, разумеется, можно съесть много…

Не дав ему договорить, Фан Добин насмешливо фыркнул.

— Словам несносного Ляньхуа ни за что нельзя верить! Скорей говори! Ик… Если скажешь, я угощу тебя вином.

— Я не люблю вино.

Фан Добин уставился на него.

— Тогда чего ты хочешь?

Ли Ляньхуа надолго задумался, а потом медленно проговорил:

— Если за следующий месяц наберёшь десять цзиней, тогда объясню тебе разгадку.

— Десять цзиней?! — возопил Фан Добин.

Если он поправится на десять цзиней, разве будет хорошо выглядеть в белом? Что будет с его образом болезненного изящества, подобного яшме, которое очаровывает неисчислимое множество женщин? Но если назавтра он не предоставит разгадку узоров, не будет ли это потерей лица “Печального господина”? Взвесив все “за” и “против” и до боли стиснув зубы, он решился.

— Может, пять цзиней?

— Десять! — Ли Ляньхуа был непреклонен.

Фан Добин растопырил пальцы.

— Пять!

— Десять!

— Пять!

Нахмурившись, Ли Ляньхуа долго размышлял и неохотно уступил.

— Пять цзиней пять лянов.

— Идёт!.. — обрадовался Фан Добин. — Скорей расскажи мне, в чём тут секрет!

Вытянув правую руку с куриной косточкой, Ли Ляньхуа нарисовал на белоснежной стене Зала османтусов знак и с воодушевлением спросил:

— Это гора, так?

— Гора, это каждому ясно, и что дальше?

Ли Ляньхуа нарисовал перед “горой” ещё один знак и неторопливо спросил:

— По-твоему, на что это похоже?

— Гора цветов*! — не раздумывая, брякнул Фан Добин.

Гора цветов — Хуашань

— Верно, это Гора цветов, — улыбнулся Ли Ляньхуа.

— А! — вырвалось у Фан Добина. — Неужели это восемь слов?

— Верно, это восемь слов, однако знакомых образованному человеку. Ты в детстве изучал большой устав*?

Большой устав — один из древних стилей письма

Фан Добин застыл на месте.

— Э-э… ну…

В детстве отец строго наставлял его, но с его характером учёба давалась не очень, поэтому на самом деле он кое-как освоил “Книгу песен” и “Книгу истории”, однако ни за что не признался бы в этом несносному Ляньхуа. Ли Ляньхуа бросил на него понимающий взгляд и сочувственно покачал головой.

— Это у нас “Гора цветов”, а что касается этого знака, если бы ты учился, то знал, что это слово “под” — изогнутая линия, подобная радуге, означает “небо”, а точка под ней — всё, что под небом, отсюда и его значение.

Фан Добин сухо хохотнул.

— Вот оно что, а остальные? Если это “под”, то цыплёнок в скорлупе, наверное, означает “яйцо”?

Ли Ляньхуа с ещё большим сожалением покачал головой.

— Нет… Это слово не из большого устава. Раз ты в детстве недостаточно усердно учился, наверняка должен был слушать истории, которые рассказывал тебе отец. Слышал о “золотом вороне, несущем солнце”?

Фан Добин про себя ругался — несносный Ляньхуа поучает его как отец! Но этой истории он не слышал, так что помрачнев, вынужденно спросил:

— Что за история о золотом борове, несущем солнце?

— В “Книге гор и морей” “Каталог Великих пустынь Востока” гласит: “в Долине кипящих ключей растёт дерево Фу. Как только одно солнце заходит, другое солнце всходит. Каждое несёт на себе воронов*,” — ласково заговорил Ли Ляньхуа. — Иначе говоря, в море растёт большое дерево со множеством солнц, одно солнце погружается в воду, а другое восходит, их по очереди несёт на спине ворон… В разделе “О духе” “Хуайнань-цзы*” говорится: “В центре солнца живёт вознёсшийся ворон…”

Цитата из “Каталога гор и морей” приведена в переводе Э.М. Яншиной

“Хуайнань-цзы” — важнейший памятник даосской философской мысли (II в. до н. э.), созданный в период наивысшего расцвета культуры Древнего Китая

У Фан Добина лопнуло терпение.

— Терпеть не могу, когда мне в лицо не к месту сыплют цитатами… — вспылил он.

— Я лишь хотел сказать, древние верили, что внутри солнца живёт птица, и только, — неторопливо объяснил Ли Ляньхуа.

— Ну и что с того? — злился Фан Добин.

— Ничего. Так называемая “вознёсшаяся птица” имеет три лапы, кто-то считает, что это ворона, кто-то нет.

— Что за неразбериха… а! — Его вдруг осенило. — Это слово “солнце”?

— Ты и правда сообразительный.

— Тогда что значит этот топор с каплями крови? — Фан Добин затаил обиду, что Ли Ляньхуа обращается с ним как с ребёнком. — Это не сабля, а клинок, имеет значение убийства.

— Это слово самое узнаваемое, — извиняющимся тоном сказал Ли Ляньхуа и начертил на стене слово “уничтожать”. — Смотри — горизонтальная черта, откидная влево, откидная вправо, точки…

Фан Добин раскрыв рот проследил за его движениями.

— Ну как, похоже? — со смехом спросил Ли Ляньхуа.

Фан Добин посмотрел на рисунок, затем на начертанный знак, и неохотно признал:

— Сходство есть, но на рисунке две капли крови.

Ли Ляньхуа добавил ещё кружок на начерченное и расплылся в улыбке.

— А теперь?

Утратив дар речи, Фан Добин долго разглядывал получившийся знак, а потом воскликнул:

— Уменьшать!

— Это слово “уменьшать”, — кивнул Ли Ляньхуа. — Оно образовано из слова “уничтожать”, имеющего форму боевого топора, и в древности означало “убивать”.

— Твою мать, ты и до этого додумался… — пробормотал Фан Добин. — Однако с каким умыслом можно нарочно вышить не нормальные слова, а коварно изменённые?

Ли Ляньхуа усмехнулся.

— Умысел, разумеется, в том, что она хотела, чтобы лишь некий человек их понял.

— Кто бы это ни был, точно не Вэй Цинчоу. Он явно не понял, иначе бы не стал убивать её, срезать кожу и копировать эти восемь слов, а сразу разгадал бы их значение.

Ли Ляньхуа слегка улыбнулся.

— А что значат эти два человечка? — спросил Фан Добин.

Ли Ляньхуа начертил на стене ещё один знак.

— Это слово тоже понятное. Два человека, два колеса, что это может быть?

— Что ещё за два человека, два колеса?

Ли Ляньхуа вздохнул и набрался терпения.

— У чего есть и люди, и колёса?

— Телега, карета?

— А если без лошадей, только с людьми?

— Паланкин?

Ли Ляньхуа уставился на него, указывая на рисунок.

— Разве подходит? Два человека, два колеса, одно место.

Всё ещё не понимая, Фан Добин надолго замер, а потом вдруг осознал.

— Повозка?

Глядя на него, Ли Ляньхуа снова вздохнул.

— Верно, повозка.

— Под Горой цветов повозка убивающего солнце… — задумчиво пробормотал Фан Добин. — Ерунда какая-то, какой в этом смысл? — Он с сомнением посмотрел на друга. — Может, ты ошибся в чём-то?

Не обращая на него внимания, Ли Ляньхуа постучал куриной косточкой по стене.

— Над оставшимися двумя словами я думал долго.

— Выходит, и ты можешь не сразу сообразить, — сердито заметил Фан Добин.

— Это похоже на бутылку, вроде бы в ней ничего странного, но я никак не мог понять, что же это за штука, пока вдруг не догадался, что означает последнее слово. — Он добавил ещё один знак. — Это флагшток со знаменными лентами, в древности его использовали для определения направления ветра, а также в качестве солнечных часов, по тени от древка определяя время — куда падала тень, такой и был большой час. Это называлось измерять длину тени по солнечным часам.

— А-а, — протянул Фан Добин с замешательством на лице.

На этот раз Ли Ляньхуа посмотрел на него с искренним участием.

— Поэтому место, куда воткнуть шест для солнечных часов, выбирали тщательно. Это слово “середина”, и означает оно особенное место.

— А-а… — снова протянул Фан Добин, по-прежнему в растерянности.

— В древней письменности на вертикальной линии слова “середина” сверху и снизу имелись точки, так что здесь наверняка нет ошибки.

Фан Добин крайне недоверчиво посмотрел на него.

— Стало быть, эти семь слов означают… — наконец заговорил он. — “Под Горой цветов в повозке убивающего солнце”. Скорей поехали на Хуашань, чтобы разобраться до конца.

— Но мы в Жуйчжоу, отсюда до горы Хуашань больше семисот ли. Если в загадке правда имеется в виду Хуашань, то как эта женщина и Вэй Цинчоу очутились в Жуйчжоу?

— Откуда мне знать?

— Но в Жуйчжоу есть Гора яшмовых цветов*…

Гора яшмовых цветов — Юйхуашань

Фан Добин тут же обрадовался.

— Значит, эта женщина точно собиралась на Юйхуашань, а эта бутылка впереди означает “яшма”.

— Я тоже так подумал. Слово “яшма” в древности использовалось для обозначения ритуальной утвари, сам я не видел, но судя по описанному в книгах, должно быть похоже на эту бутылку.

— Короче говоря, эти восемь знаков означают: “Под Горой яшмовых цветов, в повозке убивающего солнце”, — нетерпеливо подытожил Фан Добин. — Не ошибёмся, если поедем на Юйхуашань.

— С Юйхуашань ошибки быть не может, но что “в повозке убивающего солнце”? — Ли Ляньхуа покосился на друга. — Ты знаешь, что такое “повозка убивающего солнце”?

Фан Добин застыл на месте. Ли Ляньхуа улыбнулся.

— Так что нам с тобой следует отдохнуть душой, хорошенько насладиться благами жизни, выспаться, наесться, укрепить телесное и душевное здоровье, и только потом отправляться к подножию Юйхуашань искать, что же за штука в “повозке убивающего солнце” заставила кого-то убить и содрать кожу с человека.

Фан Добин со свирепым видом налил себе чашу вина и сделал большой глоток.

— Что могло заставить Вэй Цинчоу отказаться от того, чтобы породниться с Ци Чуньланем, и сбежать в первую брачную ночь — явно ничего хорошего.

Ли Ляньхуа тоже сделал крохотный глоточек вина и вдруг добавил:

— Если бы я не хотел, чтобы ты за месяц набрал пять цзиней и пять лянов, то попросил бы тебя сделать кое-что другое…

— Я сделаю всё, что захочешь! — поспешно воскликнул обрадованный Фан Добин.

Ли Ляньхуа с довольным видом охотно указал на безнадёжно испорченную жирными следами белую стену, на которой рисовал знаки, и слегка зевнул.

— Оставляю это на тебя, а я спать.

Он удовлетворённо снял обувь, забрался на кровать, поразмыслив, протянул руку и взял со стола чашку чая, с наслаждением выпил, затем улёгся, закрыл глаза и заснул. Фан Добин ошарашенно уставился на заляпанную жиром стену и собирался было разразиться бранью, как Ли Ляньхуа неожиданно заговорил:

— Кстати, завтра, когда Ци Чуньлань спросит, ты должен хорошенько объяснить ему разгадку этих узоров…

Фан Добин не успел раскрыть рта, как Ли Ляньхуа добавил:

— Сколько вина сегодня выпили?

— Три ляна.