Лотосовый Терем

Глава 92. Запятнанный кровью меч

— Эй… Как думаешь, он умрёт?

В пустой комнате между четырьмя вбитыми в пол железными столбами стояла полностью металлическая кровать, прикреплённые кольцами к вершине каждого столба, к ней тянулись цепи из чёрной стали, приковывая человека на кровати за руки и ноги. На столбах висели металлические фонари с горящим маслом, освещая его до мельчайших подробностей.

Двое подростков двенадцати-тринадцати лет перевязывали лежащего на кровати — его принесли уже почти пять дней назад, но он так и не очнулся. Глава приказала лечить его лучшими средствами, и они использовали лекарства на вес золота одно за другим. Пусть он не умер, и рана не ухудшилась, но не наблюдалось и никаких признаков, что выживет.

Всё-таки ему грудь насквозь проткнули, сломали ребро и пронзили лёгкое — кто после такого не останется едва живым?

— Тсс… Как думаешь, зачем глава приказала спасти этого человека? Я здесь уже три года и видела только, как глава убивает, ни разу она никого не спасала, — прошептала девочка в красном. — Он красивый и стройный, неужели… Неужели он… — Её лицо стало пунцовым.

— Что? — не понял мальчик в синем, ещё не познавший чувств.

— Возлюбленный главы, — промямлила девочка.

Подросток в синем расхохотался и с загадочным видом указал на соседнюю комнату.

— Юйде, ты ошибаешься, возлюбленный главы — там, и это может быть только он.

— Там? — удивилась Юйде. — Я знаю, что там уже давно кто-то заперт, но даже голоса не слышно. Кто в той комнате?

— Не знаю, — покачал головой мальчик. — Этого человека глава принесла сама, каждый день лично кормит его и поит — значит, он точно мил её сердцу! — Он указал на лежащего на кровати. — А этот тут уже четыре-пять дней, ни жив ни мёртв, глава даже не взглянула ни разу, точно не он.

— Но он похож на хорошего человека… — Девочка в красном закончила менять повязки и, подперев щёки обеими руками, посмотрела на лежащего. — Как думаешь, почему главе он не нравится?

— А тебе какое дело? — закатил глаза мальчик в синем. — Закончила, так пойдём скорей, хочешь, чтобы глава тебя прибила?

Девочка вздрогнула, собрала вещи, оба они тихо вышли из комнаты и заперли дверь на замок.

Лежащий на кровати был одет в пурпурный халат из блестящего и мягкого атласа, окрашенного соком из определённого вида морских моллюсков, цвета яркого, словно сверкающие розовые облака на заре — совершенно очевидно, что наряд этот принадлежал не ему. Мужчина спал несколько дней — возможно, принял слишком много чудодейственных лекарств, но цвет его лица, сначала желтоватый, теперь значительно улучшился. Черты его лица были тонкими и изящными, с закрытыми глазами он не выглядел растерянным и бестолковым — неудивительно, что девочка-подросток по глупости назвала его красивым.

Когда подростки ушли, человек на кровати медленно раскрыл глаза и чуть приоткрыл рот — лёгкие были сильно повреждены, в горле застрял сгусток крови, но он не кашлял. Перед глазами стояла кромешная тьма, и лишь спустя долгое время начал различать хоть какие-то краски, плавающее тёмное пятно искривлялось, становилось то больше, то меньше, колыхалось, словно дым. Он устало закрыл глаза — долго смотреть на беспрестанно колышущуюся тень было больно, уж лучше не смотреть вовсе. Единственное преимущество — теперь пятно не намертво держалось по центру, и, когда уплывало в уголки глаз, он мог видеть, что перед ним.

Прикованный за руки и ноги, тяжело раненный и на краю смерти.

Не попади он в руки Цзяо Лицяо, его бы уже съели собаки, оставив лишь груду обглоданных костей.

Цзяо Лицяо решила спасти его — не потому, что он Ли Ляньхуа, а потому что он был Ли Сянъи.

Жив или мёртв Ли Ляньхуа, не имело значения, а жизнь или смерть Ли Сянъи могла стать разменной монетой в игре, способной пошатнуть положение дел в цзянху.

Глядя на крепкие балки потолка, он мог представить, что Цзяо Лицяо, спасши ему жизнь, использует его, чтобы шантажировать орден «Сыгу» и усадьбу «Сотня рек», примется бесчинствовать, а они, сдерживаемые славным именем Ли Сянъи, будут вынуждены уступить. И тогда Ли Сянъи, который должен был умереть, но выжил, будет навеки опозорен.

Ли Ляньхуа прикрыл глаза ненадолго, а когда открыл, не удержался от смеха: будь он прежним… пожалуй, сам разрушил бы себе меридианы, покончив с собой, лишь бы не предоставить Цзяо Лицяо столь унизительной возможности.

Будь он прежним…

Будь он прежним… Возможно, уже убил бы Бицю, когда тот пронзил ему грудь.

Он вздохнул — к счастью, он уже не тот.

Возможно, из страха, что он умрёт, или попросту не принимая во внимание те немногие силы, что у него остались, Цзяо Лицяо не лишила его боевых навыков. Секретная техника «замедление вселенной» оставалась при Ли Ляньхуа, вот только у него и так были повреждены три меридиана, а когда от удара Юнь Бицю пострадал меридиан лёгких, течение истинной ци стало особенно затруднено. Спустя долгое время его наконец вырвало застрявшим в горле сгустком крови, а затем он уже не мог остановиться и вынужден был сесть, пока не выкашлял всю застоявшуюся в лёгких кровь до конца. Но неизвестно откуда взявшийся на нём пурпурный халат, покрытый большими пятнами тёмной крови, теперь приводил в ужас, словно он с головы до ног искупался в крови.

Раз уж Цзяо Лицяо не хотела, чтобы он умер, Ли Ляньхуа, выплюнув застоявшуюся кровь, восстановил дыхание и замахал руками, так что цепи застучали по железным колоннам, заполняя всё беспрестанным звоном.

Услышав грохот, двое подростков перепугались и поспешили вернуться в комнату — совсем недавно лежавший без сознания человек теперь сидел на кровати, пурпурный халат он скомкал и бросил на пол, а сам, обнажённый по пояс, железными оковами на запястьях стучал по кровати.

Едва девочка в красном вошла в комнату, увидела, как он улыбнулся ей виноватой, но тёплой улыбкой, указал на своё горло и пальцем написал в воздухе слово «чай». Она вдруг поняла, что раз у него повреждено лёгкое, то воздуха не хватает, вдобавок пострадало горло, и он не мог говорить — потому, как только увидела знак, побежала за чаем.

Увидев его неожиданно очнувшимся, мальчик в синем удивился.

— Почему ты бросил одежду? Этот халат пожаловала тебе глава, сказала, что получила его много лет назад, почему же ты так обращаешься с дорогой вещью? — Подобрав халат из угла комнаты, он увидел пятна крови и вздрогнул от испуга.

«Грязный, — начертил Ли Ляньхуа в воздухе. — Хочу новый».

Новый? Мальчик в синем разозлился: еле живой, а ещё каллиграфию тут изображает, едва очнулся — потребовал чаю, а теперь ещё и новую одежду ему подавай.

— Нового нет, глава дала тебе только этот, носить или нет — твоё дело.

«Холодно,» — начертил Ли Ляньхуа.

Подросток указал на тонкое одеяло на кровати.

— Одеяло есть.

«Уродливое,» — упорствовал Ли Ляньхуа.

Подросток едва не задохнулся со злости и чуть не начал сам писать в воздухе, к счастью, успел сдержаться, вспомнил, что может говорить и принялся ругаться.

— В тюрьме какая разница, уродливое или нет? А в одежде красавцем будешь, что ли?

Тут девочка принесла чашку чая, Ли Ляньхуа много дней провёл в забытьи, с трудом очнулся, и она очень волновалась. Кто мог подумать, что он опрокинет чашку и продолжит писать в воздухе: «Новую одежду». Девочка вытаращила глаза, мальчик ещё сильнее разозлился.

— Ах ты…

Ли Ляньхуа вежливо улыбнулся и снова начал изображать «Одеж…».

Не успел закончить, как подросток в синем пришёл в ярость — будь на его месте другой человек, он бы уже избил его, но ничего не поделаешь, перед ним был едва живой, на последнем издыхании, и он столько сил приложил, чтобы спасти его, так что всё же сдержался.

— Юйде, сходи, достань ему одежду.

Обрадованная, девочка в красном снова убежала.

— Я налью ему ещё чая.

— Да ты хоть знаешь, что это за место? — ещё сильнее разозлившись, зло закричал мальчик. — С чего такой наглый? Если бы не доброе расположение главы к тебе, я бы тебя уже зарубил!

Ли Ляньхуа как приличный человек завернулся в тонкое одеяло — он был осторожен, когда его вырвало кровью, и оно осталось чистым, без единого пятнышка. Затем он улыбнулся и написал в воздухе целую последовательность знаков.

К несчастью, мальчик был слишком юн, не обладал ни прекрасной памятью, ни особой понятливостью, долго таращился, но так и не сообразил, что от него хотят.

Видя, что подросток по неведомой причине уставился на него, Ли Ляньхуа радостно улыбнулся и принялся писать в воздухе более терпеливо, вот только тот мрачно смотрел на его жесты, и всё так же совершенно ничегошеньки не понимал.

Отчего Ли Ляньхуа развеселился ещё сильнее.

Тут Юйде вернулась со свежезаваренным чаем и перекинутым через плечо длинным халатом глубокого иссиня-чёрного цвета, правда, ношенным. При виде одежды на лице пленника отразился восторг, он снова начертил в воздухе много знаков.

Юйде растерялась, беспомощно переглянулась с мальчиком в синем.

— Циншу, что он говорит? — шёпотом спросила она.

— Демоны знают, — закатил глаза подросток. — Скорее всего, у него с головой проблемы.

Юйде вручила Ли Ляньхуа одежду и чай, он наконец сделал глоток и начертил девочке «спасибо». Та очаровательно улыбнулась — несмотря на юный возраст, она уже научилась кокетству.

С повреждением кровеносных сосудов лёгких, Ли Ляньхуа не осмеливался пить горячий чай, только подержал во рту, Юйде подала платок, он послушно прополоскал рот и сплюнул — ткань окрасилась кровью.

Затем Юйде принесла ему жидкую кашу. Раз уж Цзяо Лицяо пока не желала его смерти, Ли Ляньхуа самодовольно лечился в этой тюрьме, хотелось ему чая — пил чай, хотелось мяса — ел мясо, пользуясь тем, что не может говорить, знаками он командовал подростками, посылая их в огонь и воду, а им деваться было некуда — и на небо пути нет, и в землю не спрятаться — приходилось доставать всё, чего бы он ни пожелал.

Они промучились с ним таким образом двенадцать-тринадцать дней, и раны Ли Ляньхуа наконец стали заживать. Юйде и Циншу теперь прекрасно знали, что этот изящный и нежный избалованный господин на самом деле страшен, что-то в его словах заставляло повиноваться — не говоря уже о прочем. Одно только то, что Ли Ляньхуа звал их посреди ночи, стуча о кровать железными цепями, уже было невыносимо, и уж тем более, не стоит упоминать о его оригинальных способах безмолвно устраивать сцены вроде «сперва в плач, потом — скандалить, а затем вешаться», сопротивляться которым дети никак не могли.

Спустя тринадцать дней, Цзяо Лицяо наконец ступила за порог тюрьмы.

Предводительница Цзяо по-прежнему выглядела прекрасной как фея — даже в бледно-сиреневом платье, без яшмы и жемчуга в волосах, своим обликом она могла разрушать города. Ли Ляньхуа с улыбкой посмотрел на неё — за все долгие годы он путешествовал и к югу, и к северу от Янцзы, бывал в пустынях Западного края, но нигде не видел человека прекраснее. И что бы ни скрывалось под внешним обликом, посмотреть на красавицу всегда приятно.

Шелковистые волосы цвета воронова крыла уложены в свободный узел сбоку и завязаны одной только лентой — казалось, стоит Цзяо Лицяо пошевелиться, как они распустятся, и невольно хотелось помочь ей затянуть их потуже. В атласных туфельках она ступала беззвучно и, наряженная как юная девушка, совсем не выглядела на тридцать с лишним лет. Юйде и Циншу удалились, когда она вошла плавной походкой и с улыбкой посмотрела на Ли Ляньхуа.

Тот усмехнулся и вдруг заговорил.

— Глава Цзяо владеет искусством сохранять наружность, всё ещё свежа и прекрасна, словно семнадцатилетняя девушка. — За прошедшие дни его горло восстановилось, он лишь боялся, что искренняя Юйде и юный Циншу, узнав об этом, снова разозлятся.

Ничуть не удивившись, Цзяо Лицяо обворожительно улыбнулась.

— Как тебе мой удар в доме Лю Кэхэ?

— Смело можно назвать потрясающим, даже Ян Юньчунь восхитился, — честно похвалил он.

— Похоже, за десять лет упорных тренировок я и правда продвинулась, а вот глава Ли сильно сдал, — ещё больше разулыбалась она.

Ли Ляньхуа слегка усмехнулся, но не ответил. Цзяо Лицяо вздохнула, понимая, почему он ничего не сказал — пусть она и совершенствовалась десять лет, пусть и научилась потрясающим приёмам, а всё же едва смогла сразиться с ним вничью.

Вот только Ли Ляньхуа — не Ли Сянъи, и неясно, кого высмеивали слова «глава Ли сильно сдал». Обладая живым и гибким умом, Цзяо Лицяо не разозлилась, а продолжила болтать и смеяться.

— Величие главы Ли тогда пугало такую юную девочку, как я, мне и присниться не могло, что в один прекрасный день сумею сыграть с тобой вничью. — Её светлый взор оживился, она оглядела Ли Ляньхуа с головы до ног и снова вздохнула. — Но глава Ли есть глава Ли, я и представить не могу, как ты докатился до такого… Много горечи хлебнул за эти годы?

— Сколько я хлебнул горечи, сколько выпил мёда, сколько съел риса и соли… пожалуй, лазутчикам главы Цзяо известно лучше, чем мне самому. Не страдала ли ты эти несколько лет? — ласково спросил он.

Цзяо Лицяо замерла, слегка нахмурив изящные брови — в мягком облике Ли Ляньхуа ничто не выдавало насмешки. За всю жизнь она ни от кого не слышала такого вопроса, потому сильно удивилась.

— Я?

Ли Ляньхуа кивнул, Цзяо Лицяо смотрела на него не отрываясь, неожиданно отбросила свои чарующие манеры и сменила тон.

— Ты ведь понимаешь, почему я тебя не убила.

Ли Ляньхуа кивнул, Цзяо Лицяо посмотрела на него, на сковывающие его цепи.

— Кровать изготовлена из чистой стали, цепи — из тысячелетнего чёрного железа. Ты умный человек и понимаешь, что покончить с собой будет нелегко, и я могу приказать, чтобы за тобой присматривали.

— Хочу спросить кое о чём, — усмехнувшись, невпопад сказал Ли Ляньхуа.

— О чём? — Брови Цзяо Лицяо оставались нахмуренными, она всегда любила улыбаться, и такое выражение ей было несвойственно.

— Вы с Лю Кэхэ сговорились и убили нескольких человек. Он делал это ради семьи, а ты почему? — Ли Ляньхуа взял одну из цепей и легонько подбросил вверх, звонко забряцали, наталкиваясь друг на друга, звенья, он поднял руку и придержал цепь. — Сколько дней ты провела в императорском дворце? Для чего Цинлян Юй, твой подчинённый, украл Шаоши, чтобы противостоять Шишоу? Чтобы свергнуть императора?

— Верно, — медленно проговорила Цзяо Лицяо, по её лицу словно пробежало облачко, с холодным выражением оно и правда сияло как лёд. — Кого хочу, того и убиваю, как и всегда.

— Хочешь занять трон?

Цзяо Лицяо поджала ярко-красные губы и не проронила ни слова.

Ли Ляньхуа улыбнулся, он провёл в молчании больше десяти дней, а теперь сразу наговорил так много, что уже устал, и речь его замедлилась.

— Орден «Сыгу», усадьба «Сотня рек», такие как Сяо Цзыцзинь, Фу Хэнъян, Цзи Ханьфо, Юнь Бицю и другие — тебе не противники, что почтенный Хуан Ци из Удана, что юные смазливые монахи из восемнадцатого поколения Шаолиня — все падают ниц перед твоими чарами. Ты можешь устраивать такие беспорядки в цзянху, какие пожелаешь — тебе это вполне по силам, вот только ты пресытилась — и поэтому возжелала занять императорский трон?

Складочка между изящных бровей Цзяо Лицяо стала ещё глубже, она ничего не признавала, но и не отрицала, не сводя с него блестящего взгляда.

Ли Ляньхуа не собирался больше ничего говорить, но видя, что она будто ждёт объяснения, перевёл дух и неторопливо продолжил.

— В императорском дворце ты встретила Лю Кэхэ — возможно, изначально планировала просто убить императора и занять его место — но императорский двор не цзянху, убей ты хоть десять императоров, чиновники тебя не признают… Поэтому тебе требовалось другое решение. — Он ласково посмотрел на Цзяо Лицяо. — Когда его величество призвал ко двору Лу Фана и остальных, ты находилась рядом с Лю Кэхэ и по его странным действиям поняла, что император на самом деле — не кровный родич Тайцзу. Узнав столь огромную тайну, ты поняла, что необязательно убивать, чтобы оказаться на троне… Ты могла воспользоваться этой тайной как рычагом давления, угрозами превратить императора в свою марионетку.

Цзяо Лицяо смотрела на него равнодушно, словно на собственное отражение или на какое-то неведомое чудище.

— Ты всегда осторожна, прежде чем что-то делать, всегда должна тщательно подготовиться и убедиться, что у тебя нет слабых мест. У тебя в руках был рычаг воздействия на императора, а ещё тебе требовалась несокрушимая сила, которой ему пришлось бы подчиниться. У его величества есть «Высочайше одарённый небесный дракон» Ян Юньчунь, не тот соперник, с кем легко справиться, а у тебя? — Он слегка улыбнулся. — Однако ты потеряла Ди Фэйшэна.

Теперь строгое ледяное лицо красавицы на самом деле дрогнуло.

— Ты… — В её глазах внезапно вспыхнула жажда убийства, она замахнулась и уже хотела ударить.

Ли Ляньхуа посмотрел на её руку, как на что-то любопытное, и продолжил.

— С Ди Фэйшэном и два Ян Юньчуня не составили бы проблемы, однако ты приказала Цинлян Юю украсть меч — украсть Шаоши, способный противостоять Шишоу. Неужели во всей своре бычьих демонов и змеиных духов из твоей банды никто не поддерживает планы по захвату трона, и ты одна впала в безумие? В резиденции Лю Кэхэ ты напала на Ян Юньчуня из засады, и атака правда была великолепной, как чистый ветер и ясная луна — вот только убить его ты не смогла. — Он смотрел на Цзяо Лицяо необычайно ласково. — Цинлян Юй говорил, что хотел спасти кого-то — он стремился спасти тебя, не хотел, чтобы ты погибла от руки Ян Юньчуня. Лю Кэхэ оставил ему лист из «Пагоды блаженства» — он предупреждал, чтобы ты замолчала. Ты и правда безумна, — мягко закончил он.

Цзяо Лицяо медленно опустила занесённую руку, её взгляд, полный жажды убийства, постепенно слегка заблестел.

— Не устал так много говорить и обдумывать столько всего? — тихо проговорила она. — Знаешь, моя прабабка была наложницей императора Сичэна, моё желание занять трон… что в нём неправильного? Семья Сяо отняла у моей семьи Ван реки и горы, что неправильного в том, что я хочу их вернуть?

Ли Ляньхуа смотрел на неё некоторое время, но на вопрос не отвечал.

— Ты хочешь стать императором, а как же Ди Фэйшэн? — неожиданно спросил он, с любопытством взглянув на неё. — Неужто… хочешь сделать его императрицей?

Цзяо Лицяо вдруг замерла, растерянно глядя на него.

— Если хочешь сделать его императрицей, не уверен, что многие поддержат тебя в стремлении захватить власть над страной… — деловито заметил Ли Ляньхуа.

Прекрасное лицо Цзяо Лицяо мгновенно побелело, вдруг снова порозовело, затем она медленно выдохнула и негромко рассмеялась, словно наконец пришла в себя.

— Опасно с тобой говорить, только посмотри, сколько всего выболтала тебе, — кокетливо произнесла она, протянула руку и покрутила лицо Ли Ляньхуа, рассматривая его. — Ты был так тяжело ранен, а кожа всё ещё такая хорошая, на зависть многим юным девушкам… Если захочу взять себе императрицу, возьму в жёны тебя. — Ещё через мгновение её улыбка расцвела подобно цветку. — Что теперь говорить об этом, раз уж не убила Ян Юньчуня, об истории Пагоды блаженства узнали другие, и мои намерения занять трон раскрыты, придётся мне отступить.

— А о господстве над цзянху ты когда забудешь? — вздохнул Ли Ляньхуа. — Даже императором больше не хочешь быть, ну какой смысл во власти над цзянху?

Чарующе глядя на него, Цзяо Лицяо взмахнула воздушными рукавами.

— Я не ради себя захватываю цзянху, само по себе оно не интересно, однако… — Она слегка улыбнулась, и эта полуулыбка волновала гораздо больше, чем её обворожительный и прелестный смех. — Кое-кому суждено господствовать над цзянху.

— Ты захватываешь цзянху для него, но он тебя не желает, — вздохнул Ли Ляньхуа.

— Вот подожди, добьюсь своего, — сверкнув прекрасными глазами, шутливо сказала Цзяо Лицяо, — отрублю тебе руки и ноги, выколю глаза, проткну уши, посажу в клетку и каждый день буду отрезать от тебя кусочек и есть.

— Беседа с главой Цзяо в самом деле будто омывает весенним ветерком, неудивительно, что столько выдающихся мужчин цзянху слетаются сюда стаями словно утки, умоляя утолить жажду, — усмехнулся Ли Ляньхуа. — Радостная и печальная, потерянная и одинокая, в любом облике ты привлекаешь людей.

Наконец улыбка сползла с лица Цзяо Лицяо, она всегда одерживала верх над мужчинами, но, как назло, Ди Фэйшэн и Ли Ляньхуа были её злым роком — один холодный и равнодушный, совершенно бессердечный, другой отвечает не по существу и мелет всякий вздор. Она притопнула ногой, вдруг вспомнила кое-что и покосилась на пленника.

— По сравнению с тобой, с Юнь Бицю гораздо приятнее общаться, — с любовью произнесла она, прикусив ярко-красную, как у лисицы, губу, и удалилась в прекрасном настроении.

Юнь Бицю…

Ли Ляньхуа нахмурился, глядя ей вслед.

После ухода Цзяо Лицяо немедленно вернулись Юйде и Циншу. Девочка несла поднос с лекарствами. Увидев, что на Ли Ляньхуа ни царапинки, она застыла столбом, руки, крепко сжимающие поднос, задрожали, отчего посуда задребезжала — словно испугалась сильнее, чем если бы встретила призрака.

Ли Ляньхуа широко улыбнулся ей.

— Чаю.

Юйде никогда не слышала, как он говорит, от неожиданности вскрикнула и убежала вместе с подносом.

Ли Ляньхуа не выдержал и рассмеялся. Циншу побледнел — впервые кто-то остался без единой царапины после беседы наедине с главой, обычно… в общем, после посещения главы пленники оказывались или без рук и ног, или слепыми и глухими, а кому повезло — те просто целиком в синяках и ранах, этот же человек непринуждённо смеялся, да ещё вдруг… неожиданно заговорил.

Видя, что у подростков от страха душа с телом рассталась, Ли Ляньхуа вежливо улыбнулся.

— Чаю, — повторил он.

Ли Ляньхуа не придирался ни к качеству чайных листьев, ни к тому, откуда набрали воду для заваривания — он пил любой чай. Циншу даже думал, если подать ему чашку воды и назвать чаем, мужчина и её бы с радостью выпил. Но, хотя эта мысль долго его не покидала, поступить так он всё же не решался.

Юйде высунула голову из-за дверей, с трепетом поднесла чашку чая. Пусть пленник и не был привередлив, она честно заварила листья высшего сорта.

Сделав глоток, Ли Ляньхуа указал на соседнюю комнату.

— Кто там находится? — спросил он с улыбкой.

— Заткнись! Смирно садись на кровать и жди, пока глава не скажет, что ты ей не нужен — тогда-то я тебя и прибью! — пришёл в ярость Циншу — странно уже то, что этот человек выжил после разговора с главой, так он ещё и стал вести себя всё больше будто хозяин.

— Мы с барышней Цзяо знакомы больше десяти лет, ты тогда ещё даже не родился… — сказал Ли Ляньхуа.

— Чушь! — вспылил Циншу. — Мне уже тринадцать!

— Но мы с барышней Цзяо знакомы уже четырнадцать лет, — спокойно заметил Ли Ляньхуа.

— Ну… ну и что с того? — покраснел Циншу. — Глава кого хочет, того и убивает, будь хоть сам Ди Фэйшэн… — Он резко умолк, с лица схлынула краска — уже понял, что сказал лишнего.

Он украдкой бросил взгляд на того, кто заставил его оговориться — если сначала мужчина весело улыбался, то теперь вдруг перестал.

С чего бы расстраиваться этому нахалу? Поражённый, Циншу растерянно переглянулся с Юйде — по логике вещей, он должен радоваться, узнав, что глава с Ди Фэйшэном рассорились, почему же он недоволен?

— Что она сделала с Ди Фэйшэном? — вздохнул Ли Ляньхуа.

Циншу и Юйде не сговариваясь замотали головами.

— Как по-вашему, что за человек Ди Фэйшэн?

Молчание.

— Дядюшка Ди — первый в Поднебесной… — спустя долгое время еле слышно прошептала Юйде, глаза её засияли. — Я… Я…

— Что? — прикрыв глаза, улыбнулся Ли Ляньхуа.

Юйде долго молчала.

— После того, как увидела дядю Ди, я больше не хочу замуж, — прошептала она.

— Почему? — удивился Ли Ляньхуа.

— Потому что другие мужчины не сравнятся с ним.

— Даже я? — указал он на себя.

Юйде замерла, долго смотрела на него в растерянности, а потом кивнула.

Ли Ляньхуа переглянулся с Циншу, мальчик сначала не хотел говорить, но наконец не выдержал и фыркнул.

— Да что в нём хорошего… Ты не видела, как он людей убивает…

— Хоть и убивает, он справедливее других, — тихо сказала Юйде.

— Что справедливого в беспричинных убийствах? — снова фыркнул Циншу. — Совершенно ничего…

— Ты совсем не понимаешь дядюшку Ди! — рассердилась Юйде.

— Да что тут понимать? — звонко закричал Циншу. — На слуг вроде нас, он даже не смотрит, одним небрежным взмахом руки может убить троих-пятерых таких, будто ты сама не видела! Убьёт и даже бровью не поведёт, да какой справедливости ждать от такого человека?

— Такого, как ты, убить — невелика потеря! — разозлилась Юйде.

У Циншу от гнева аж лицо позеленело, он выхватил меч и направил на неё.

— Эй-эй… — взывал Ли Ляньхуа. — Эй-эй-эй…

Юйде тоже обнажила меч, оружие зазвенело, сталкиваясь — зло сверкая взглядами, подростки сцепились в схватке не на жизнь, а на смерть. Юйде отразила колющий удар Циншу, прикидывая, как бы половчее проделать в нём сквозную дыру, как перед глазами вдруг что-то блеснуло, раздался звон, её меч и меч противника ударили по одной и той же вещи.

Блестящий предмет был им прекрасно знаком — сковывающая Ли Ляньхуа цепь из чёрного железа.

Сила цепи воздействовала мягко, мощь удара обоих мечей словно песок погрузилась в море, исчезла бесследно, а затем и их самих силы неожиданно покинули, будто истаяли, не осталось ни капли. Они упали, охваченные ужасом, и даже пальцем не могли пошевелить, как услышали над головой вздох.

— Пусть Ди Фэйшэн — первый в Поднебесной, пусть для него человеческие жизни — ничтожные былинки, — прошептал он, — пусть он самый мужественный из мужчин, да будь он хоть самой мужественной из женщин… Что тут такого?

Они почувствовали, как их ласково погладили по головам, словно обычных двенадцати-тринадцатилетних детей.

— Разве это стоит того, чтобы драться друг с другом? Глупые дети, — с нежностью произнёс он.

Несмотря на ласковый голос, душа Циншу вспыхнула яростью — что хочет, то и делает, кто тут ещё учить его будет? Он не мог говорить, но этот человек будто знал, о чём он думает, похлопал его по голове и не стал ничего добавлять, однако пылавший в сердце мальчика гнев почему-то угас.

Он подумал, что ему всего тринадцать, но уже очень давно никто не относился к нему как к ребёнку.

Никто, кроме этого человека… не считал, что, будучи ребёнком, естественно, он может ошибаться, и за промахи его можно простить, а потом не принимать их за что-то ужасное.

Ему вдруг стало горько.

Он упал неудачно, так что не мог видеть Ли Ляньхуа. Но Юйде лежала на спине, обзор у неё был прекрасный, и если бы Циншу мог повернуться к ней, то увидел бы на её лице ужас, если бы она могла говорить, точно бы закричала.

Ли Ляньхуа встал с кровати и сначала нагнулся к железному столбу по правую руку. Чёрное железо нельзя просто так разрубить. В его серых одеждах был спрятан гибкий меч, рубивший железо как глину, по имени Вэньцзин.

Но этой одежды здесь не было, принадлежавшие Ли Сянъи длинный меч Шаоши и гибкий меч Вэньцзин известны всей Поднебесной, разве могла о них не знать Цзяо Лицяо? Она сама немало пострадала от этих мечей, потому предусмотрительно убрала их.

Цзяо Лицяо была уверена, что без необыкновенного острого оружия он не сумеет разрубить цепи из чёрного железа, потому и не лишила его боевых способностей.

Разумеется, она понимала, что у Ли Ляньхуа осталась часть защищавшей его основы «замедления вселенной», но боялась, что если лишить его боевых способностей, он не протянет достаточно долго для успеха её замыслов.

На глазах Юйде Ли Ляньхуа встал рядом с железным столбом и принялся расшатывать его, раз уж не мог разрубить цепь. Чёрное железо не повредить клинком, оно плохо поддаётся ковке, потому цепи невозможно было сплавить со столбами, только повесить на них кольцами. Столбы вбили в землю, но не на глубину десять или восемь чжанов, да и почва под домом не была какой-то особенной. Расшатав столб, Ли Ляньхуа применил истинную силу, потянул вверх — синие кирпичи на полу затрещали и раскололись — и выдернул его целиком.

Казалось, это не потребовало у него много усилий, он расшатал другой столб, и не успели бы сгореть две палочки благовоний, а он выдернул все четыре и сорвал с них цепи из чёрного железа.

Глаза Юйде наполнились отчаянием — теперь этого человека больше ничего не сдерживало, а как только он сбежит, Цзяо Лицяо наверняка расправится с ней.

Однако, сорвав цепи со столбов и обмотав их вокруг себя, он не торопился бежать, а аккуратно поправил одежду, налил себе чая, спокойно выпил — и только тогда медленно вышел из комнаты.

Да ещё и с серьёзным видом закрыл за собой дверь.

За дверями обнаружилась длинная галерея, очень тёмная, без единого фонарика на протяжении десяти с лишним чжанов, но можно было разглядеть, что с одной стороны — семь-восемь комнат. С другой стороны тянулись изумрудные воды, но в прозрачной воде не плавали карпы — яснее ясного, что с пристрастиями Цзяо Лицяо, ни черепахи, ни карпы здесь не выжили бы, даже крокодилам и ядовитым гадам приходилось несладко.

Это место никем не охранялось.

Должно быть, это секретная запретная территория, в конце концов, Цзяо Лицяо никому не доверяет.

Такие, как Циншу и Юйде, пожалуй, очень юны — и даже не покидали этого места — потому сохранили хоть какую-то душевную чистоту.

Он тихо подошёл к соседней двери, уже догадываясь, но не желая подтверждения этой догадки.

Раздалось два щелчка. Он не стал возиться с медным замком тысячекратной ковки и стократной закалки, а попросту сломал две пластины, которыми дверь крепилась к стене, и таким образом снял левую створку.

Внутри тоже горел огонь, только не такой яркий, как четыре лампы в его камере.

Ли Ляньхуа шагнул вперёд, а потом вздрогнул от ужаса.