Лотосовый Терем

Глава 94. Запятнанный кровью меч

Всего за одну ночь Цзяо Лицяо умерла, банда «Юйлун» была разгромлена, а её владения превратились в выжженную землю.

В цзянху поднялся шум, репутация ордена «Сыгу» стремительно взлетела, даже превзойдя прежнюю славу, крупные школы и ордена приезжали с визитами, всех непомерно поражало — дела Цзяо Лицяо только что шли в гору, как же она за одну ночь потерпела крах?

Благодаря каким сверхъестественным способностям советник Фу сумел нанести Цзяо Лицяо столь сокрушительное поражение?

Фу Хэнъян и сам не вполне понимал, как ему удалось одержать победу.

Он расследовал, как Цзяо Лицяо удавалось громить сто восемьдесят восемь тюрем «Сотни рек», отправил множество лазутчиков, но выяснил лишь, что она нанимала огромное количество людей, планы строила громадные, всевозможными средствами переманивала на свою сторону и брала под контроль независимые силы цзянху, похоже, покушалась на столицу и замышляла большое нападение на крупные ордена и школы. При воплощении этих планов погибло много народа, и немало мастеров бесследно исчезли, столкнувшись с ней.

Сдвинуться с мёртвой точки никак не удавалось, но тут из банды «Юйлун» ему неожиданно пришло письмо, в котором неизвестный доброжелатель рассказывал о построениях и тактике «Юйлун» и советовал тренировать своих бойцов в соответствии с полученным сведениями, а также прилагал подробную карту владений с расположением всех ловушек и механизмов. Фу Хэнъян сперва не поверил и счёт это западнёй, однако неизвестный продолжал присылать письма одно за другим, сообщая о передвижениях банды — и всегда безошибочно.

Взволнованный Фу Хэнъян отправил людей тайно расследовать указанное место и обнаружил, что в целом сведения в письме оказались верными. Поэтому он собрал бойцов и начал тренировать построение, а также несколько раз обменялся посланиями с неизвестным лазутчиком в «Юйлун», сговорившись, что фейерверки и поджог во владениях банды станут сигналом для ордена «Сыгу», что пора атаковать.

Но кто присылал письма, каким образом отправлял и как этим людям удавалось скрываться в банде «Юйлун»? Кто разгромил камеры во дворце Одержимости и выпустил ходячих мертвецов в ночь, когда погибла Цзяо Лицяо? Кто запустил механизмы, лишив преимущества построения охраны и разрушив ловушки? Кто убил «Снежного евнуха»? И кто, в конце концов, убил Цзяо Лицяо? На все эти вопросы Фу Хэнъян не знал ни одного ответа.

Ему было ужасно не по себе — из всех орденов и школ бесконечно приходили поздравительные письма, постоянно приезжали желающие засвидетельствовать свою дружбу и восхищение, а горячий и напористый молодой советник ничего не понимал и был совершенно сбит с толку.

В момент наивысшей растерянности он вспомнил о Ли Ляньхуа.

Но тот пропал без вести, и, скорее всего, его уже нет в живых.

Он не знал, с кем поделиться душевными сомнениями и тревогами.

Не знал, не останется ли эта ужасная растерянность с ним на всю жизнь.

В усадьбе «Сотня рек».

Юнь Бицю был серьёзно ранен, и неизвестно, что за небывалая чудесная сила нанесла ему внутренние повреждения, однако приглашённый Бай Цзянчунем лекарь с ними не справился. Юнь Бицю очень ослаб, но не стал пить выписанный лекарем целебный отвар, отказывался даже от еды, и, если бы время от времени его принудительно не поили чудодейственными пилюлями, уже бы скончался. С тех пор, как Цзи Ханьфо ворвался в его комнату, он всем сердцем ждал смерти.

А сам Бай Цзянчунь принялся расследовать дело об утечке карты, однако чем дальше углублялся, тем сильнее его охватывала тревога — копию карты Юнь Бицю подложил к его повседневной переписке, использовав особый раствор вместо чернил, письмо будто бы предназначалось настоятелю Факуну, потому он скрепил его своей печатью и передал посыльному «Сотни рек». На полпути написанная особым раствором надпись «настоятелю Факуну» исчезла, и проявился иной адрес, скрытый другим снадобьем, так что посыльный, сам того не ведая, направил письмо прямо в руки Цзяо Лицяо.

Содержимое письма Юнь Бицю тоже плотно закрасил загадочным составом, который, будучи вылитым на бумагу, держался белым около трёх дней, а потом постепенно исчез, обнажая нарисованную под ним карту.

И неизвестно, сколько раз он отправлял сообщения подобным методом. При мысли, что он, пребывая в неведении, ставил на эти письма свою печать, у Бай Цзянчуня волосы вставали дыбом. Он открывал душу Юнь Бицю, считал его за брата, а тот втайне творил такое.

И не просто отправлял секретные послания. Он одного за другим опросил тех, кто прислуживал Юнь Бицю — тот много лет не покидал дома, и все в усадьбе, естественно, считали, что он постоянно сидит в затворничестве в своих покоях. Результат допроса привёл в ужас — за последний год Юнь Бицю не только неоднократно выходил из дома, но ещё и не возвращался по несколько дней, а однажды отсутствовал больше месяца!

Просто он ускользал глубокой ночью, иногда даже слуги не знали, в котором часу, а когда к нему приходили посетители, обычно стучали и, не дождавшись ответа, думали, что он тяжело болен и отдыхает, потому не осмеливались беспокоить и удалялись.

Никто не знал, куда он уходил. Слуги думали, что он уехал на пик Сяоцин вместе с Цзи Ханьфо и остальными, но Бай Цзянчунь знал, что это не так — и в таком случае, Юнь Бицю, скорее всего, посещал логово Цзяо Лицяо.

У него по всему телу побежали мурашки — неужели его друг так и не позабыл свою страсть, неужели всё его раскаяние и мольбы о смерти были лишь притворством?..

Ради Цзяо Лицяо он предпочёл отбросить репутацию «Прекрасного Чжугэ» и стать рабом у её ног?

В самом деле? Юнь Бицю мог двенадцать лет шпионить в «Сотне рек» для Цзяо Лицяо?

Правда ли это?

Чтобы она не боялась погибнуть?

Но Фу Хэнъян разгромил банду «Юйлун», а твоя невиданная красавица превратилась в обожжённую пламенем груду костей. Бай Цзянчунь схватился за голову — хотел бы он спросить Юнь Бицю, теперь, когда Цзяо Лицяо мертва, какой смысл в том, что ты для неё делал? Если повторить эти проклятые двенадцать лет, ты всё равно желал бы умереть за неё?

Но Юнь Бицю не отвечал на его вопросы.

Он выражал лишь одно желание.

Лучше умереть.

Десятидневный срок пролетел в мгновение ока.

Бай Цзянчунь так и не отыскал ни нитей паутины, ни следов конских копыт, ведущих к разгадке, кого прикрывает Юнь Бицю, зато обнаружил множество доказательств, что он разнообразными методами передавал Цзяо Лицяо сведения о внутренних делах «Сотни рек». Затем расспросил конюхов усадьбы, работников в постоялых дворах по пути с горы Цинъюань, чтобы проверить, где Юнь Бицю останавливался отдохнуть.

Результат расследования был ясен.

Юнь Бицю, с его прекрасной наружностью, пусть и с сединой на висках и измождённый на вид, очень привлекал внимание, и многие его запомнили. Бай Цзянчунь отправил людей разузнать и выяснил немало — Юнь Бицю останавливался во многих гостиницах, однако, несмотря на все трудности, путешествовал в одиночку. Несколько раз, покидая усадьбу «Сотня рек», он в самом деле ездил во владения Цзяо Лицяо, и самое долгое, за вычетом времени на дорогу, провёл там двадцать с лишним дней.

По истечении десятидневного срока, Цзи Ханьфо созвал всех учеников «Сотни рек», а также ответственных за выполнение распоряжений, сопровождение до тюрьмы и заключение под стражу явиться во двор и выслушать приказ.

Многие уже знали, что Юнь Бицю подозревается в измене, что Цзи Ханьфо держит его под стражей, потому, получив приказ, поняли, что грядёт большое событие, и пришли пораньше.

Цзи Ханьфо, Бай Цзянчунь и Ши Шуй прибыли во двор на закате. В лучах огромного заходящего солнца зелёные деревья во дворе казались залитыми тушью, ветви напоминали ворон.

Цзи Ханьфо медленно поднялся по ступеням крыльца и встал под навесом главного зала, Бай Цзянчунь и Ши Шуй заняли места по обе стороны от него.

В небольшом дворе усадьбы «Сотня рек» толпилось несколько десятков человек, но не было слышно ни вороны, ни воробья.

Здесь собрались важные фигуры, потрясавшие цзянху, включая Хо Пинчуаня, Фу Наньфэя и других, а также дружных с «Сотней рек» Ван Чжуна, Хэ Чжана и Лю Жуцзина из «Четырёх тигров с серебряными копьями», присутствовал даже ученик Удана Лу Цзяньчи, который не так давно путешествовал по цзянху и постепенно набирал популярность.

Сговор Юнь Бицю с врагом, без сомнения, стал самой громкой историей после истребления банды «Юйлун».

Если даже «Фобибайши» нельзя верить, то на какую справедливость можно надеяться в цзянху? Кому верить? Что истинно и неизменно? Неужели нет в мире священного места, куда стоит стремиться? Нет силы, на которую можно положиться по-настоящему?

Раз Юнь Бицю шпионил для Цзяо Лицяо, все ли действия и поступки «Сотни рек» были правильными и не подлежат сомнению? А что, если когда-то здесь несправедливо осудили хорошего человека? Может, совершили какое-то неблаговидное дело ради Цзяо Лицяо? Кто знает, сколько невиновных было среди преступников, захваченных в последнее время «Сотней рек».

Когда Юнь Бицю попал под подозрение, это повлекло за собой череду волнений. «Сотня рек», занимавшая в цзянху прочное положение больше десятка лет, вот-вот потерпит крах, и неважно, что будет с предателем, теперь уже не восстановить репутацию усадьбы и не вернуть симпатии людей.

Поэтому сегодня послушать Цзи Ханьфо собралось много гостей, и в маленький двор усадьбы, скромный и неукрашенный, набилось немало значимых людей.

Как только Цзи Ханьфо занял место, двое учеников «Сотни рек» под руки вывели Юнь Бицю. Даже в лучах заката он выглядел бледным как мертвец, исхудал до костей, всего за десять с лишним дней некогда элегантный и грациозный «Прекрасный Чжугэ» поседел и теперь напоминал еле живой скелет.

Все присутствующие были мастерами боевых искусств и, пусть обычно Юнь Бицю не выходил из дома, всё же встречались с ним раз-другой. Такие неожиданные перемены в его облике пугали, но, в конце концов, стоит потренировать боевые навыки, и поправится — так что все промолчали.

— Цзянчунь, — без лишних церемоний заговорил Цзи Ханьфо, не обращая внимания на столпившихся во дворе. — Огласи результаты своего расследования.

Бай Цзянчунь вздохнул и дважды сплюнул.

— Сегодня в «Сотне рек» вершится большой суд. Благодарим всех, кто приехал издалека. — Он всегда неохотно тратил время на любезности, без раздумий выдавил пару фраз и перешёл к делу. — Цзяо Лицяо подряд разгромила семь наших темниц, потому что карта ста восьмидесяти восьми тюрем, находящихся в ведении «Сотни рек», просочилась наружу. Несколько дней назад мы с дагэ провели расследование и убедились, что её украл Бицю, сам он также в этом признался. Согласно докладам моих тридцати восьми разведчиков, в течение года Бицю в одиночку четырежды посещал владения банды «Юйлун» у подножия пика Дуаньюнь. В первый приезд он провёл там три дня, во второй — десять, в третий — семнадцать, и в четвёртый — целых двадцать восемь дней. Касательно нескольких попыток «Сотни рек» окружить и уничтожить Цзяо Лицяо, Бицю сознался, что утечка планов тоже была делом его рук. Кроме того, Ли Ляньхуа, хозяин Благого лотосового терема погиб на горе за городком Атай. Бицю лично признался, что убил его по приказу Цзяо Лицяо. — Он провёл вокруг маленькими глазками. — Основываясь на полученных сведениях, Юнь Бицю, вне всякого сомнения, был доверенным лицом Цзяо Лицяо в «Сотне рек» и даже подстроил гибель двух учеников усадьбы — Цзо Саньцзяо и Цинь Луньвэя.

По окончанию доклада, Юнь Бицю не проронил ни слова, молчаливо соглашаясь с обвинениями. Все переглянулись в крайнем изумлении, несколько знакомых с Юнь Бицю человек с трудом верили своим ушам.

— Для одного из четверых хозяев «Сотни рек» убийство учеников и невинных людей — уже непростительное преступление, не говоря о связи с Цзяо Лицяо, извращении истины и действиям наперекор здравому смыслу, — заговорил Цзи Ханьфо. — С сегодняшнего дня Юнь Бицю изгоняется из «Сотни рек» и признаётся виновным в убийстве. Он заплатит жизнью за свои преступления, прошу всех быть этому свидетелями.

— Что… — вырвалось у Лу Цзяньчи. За всё время, что путешествовал по цзянху, он никогда не видел, чтобы приговор выносился так быстро и смертная казнь была столь неотвратимой. В нескольких предложениях им ясно объяснили причины и следствия и немедленно перешли к исполнению приговора.

Ши Шуй вытащил длинный меч и мрачно уставился на него.

— Сам спроси его, заслуживает ли он смерти.

Лу Цзяньци растерянно посмотрел на Юнь Бицю, но тот закрыл глаза и кивнул, неподвижно ожидая казни.

Все во дворе обменялись растерянными взглядами — пусть давно слышали, что Юнь Бицю переметнулся к Цзяо Лицяо, но всё же оказались не готовы, что Цзи Ханьфо так быстро отдаст приказ казнить его. Те, кто некогда прошёл с ними жизнь и смерть, как Ван Чжун, Хэ Чжан и Лю Жуцзин, уже потеряли терпение и хотели отговорить и удержать.

Но прежде, чем начались волнения, и они успели высказаться, признанный виновным кивнул, закрыл глаза и приготовился к смерти.

Ши Шуй поднял меч, гранью клинка поймав отблеск вечерней зари, и в беззвучной тишине направил в грудь Юнь Бицю.

Удар не был слишком быстрым, не поднимал ветер.

Все присутствующие, как опытные мастера, прекрасно видели, что хоть удар и не слишком быстрый, и не рассекает воздух со свистом, но уверенный и тяжёлый, полный спокойствия, и выжить после такого невозможно.

Многих тут же охватила скорбь — пусть даже Юнь Бицю запутался, но в годы юности, с веером учёного и в длинном платке, талантливый и непринуждённый, он обладал несравненной мудростью, и в своё время очаровал немало девушек на выданье.

Кто знал, что в конце он по доброй воле пойдёт на смерть ради Цзяо Лицяо, ради неё предаст своих близких и единомышленников, и сам подставит шею под нож палача.

Он столько свершил и достиг, спас столько невинных жизней, пролил столько крови ради цзянху…

И со всем покончит меч Ши Шуя.

Меч явился как водяной дракон.

Вселенная содрогнулась.

Большинство впервые увидели, как Ши Шуй обнажил меч — этот человек предпочитал пользоваться плетью, никто и не знал, каким впечатляющим может быть в его исполнении выпад мечом.

В следующее мгновение голова Юнь Бицю упадёт на землю…

Раздался звон.

Половина острия взлетела в воздух, перевернувшись под яростным порывом ветра, и упала.

Одежда и волосы Ши Шуя взметнулись, он уже занёс меч, и все собственными глазами видели, как клинок вонзился в шею Юнь Бицю, и мощи этого удара хватило бы, чтобы отрубить ему голову.

Но Юнь Бицю не отрубили голову.

Перерубили клинок Ши Шуя.

Все ошарашенно смотрели, как кто-то спрыгнул на землю рядом с Юнь Бицю. Этот человек явно появился позже Ши Шуя, но от взмаха его меча свет струился словно подброшенное в несравненно элегантном движении полотно шёлка. Не разглядеть, сколько силы он вложил, но когда два меча столкнулись, клинок Ши Шуя взмыл вверх, удар опоздал, а второй нанести было уже невозможно.

Кто же явился?

Цзи Ханьфо бросился в глаза ослепительно сверкающий меч.

— Небо… Ох, Небо… — забормотал Бай Цзянчунь, охваченный радостью и удивлением, но ещё не решаясь поверить.

Провалив удар, Ши Шуй застыл на месте, глядя на человека в белом, не в силах вымолвить ни слова.

Лицо воина в белом скрывала белая вуаль.

В руке он держал длинный гибкий меч, лёгкий и тонкий, лучи закатного солнца почти проходили сквозь него, и казалось, что клинок светится величественным сиянием.

— Вэнь… цзин…

Некоторые из присутствующих едва могли контролировать свои голоса, в них звучало ликование, трепет, недоверие и неподдельный ужас.

Услышав, как кто-то произнёс «Вэньцзин», Юнь Бицю вдруг открыл глаза и вырвался из рук державших его учеников. Никто и представить не мог, что он первым делом схватит обломок меча Ши Шуя и направит себе в грудь.

В такой момент он всё ещё хотел умереть!

Даже не посмотрел на Вэньцзин за своей спиной!

Он твёрдо решил покончить с собой!

Ши Шуй остолбенел, не успел определиться, спасать ли его, как пришедший вздохнул и крепко схватил Юнь Бицю за руку с обломком меча.

— Постой.

Внезапно явившийся человек, чьи удары были подобны лунному свету, кто применил технику «Первый меч Сянъи», кто использовал гибкий меч Вэньцзин — если не Ли Сянъи, кто ещё это может быть?

Но всё же его голос казался таким знакомым.

— Ты жаждешь смерти не потому, что любил Цзяо Лицяо и желаешь умереть вместе с ней, а потому что заколол Ли Ляньхуа… — Он вздохнул, тон его преисполнился нежности. — Бицю, раз уж Ли Ляньхуа выжил, к чему упорствовать?

В лице Юнь Бицю не осталось ни кровинки, дрожа всем телом, он не осмеливался повернуться и посмотреть на человека позади.

Мужчина протянул руку и пальцем надавил несколько точек у него на спине. Этот жест всем был знаком как акупунктурная техника «замедления вселенной», и нажал он на те же точки, какие обычно использовал Ли Сянъи.

Неужели этот человек и правда…

Сердца присутствующих переполняли изумление и восторг — неужели это правда Ли Сянъи?!

Неужели Ли Сянъи на самом деле не утонул?

Не то, чтобы это было удивительно — раз уж Ди Фэйшэн не погиб, то и Ли Сянъи, скорее всего, выжил, но почему тогда двенадцать лет не появлялся, сквозь пальцы смотрел, как Сяо Цзыцзинь занял место главы ордена «Сыгу», как Цзяо Лицяо раздувает пламя раздора в цзянху, как «Сотня рек» едва удерживает ситуацию?

И откуда он знал, что Юнь Бицю заколол Ли Ляньхуа?

Многие ученики «Сотни рек», никогда не встречавшие Ли Сянъи, и те, что из младшего поколения, вроде Ли Цзяньчи, невольно предвкушали, как неожиданно явившийся великий герой сдёрнет вуаль, чтобы хоть глазком увидеть его истинный облик. О Ли Сянъи ходило столько легенд и разных историй, каждая из которых вызывала восхищение.

— Я… тогда отравил, а теперь предательски пронзил мечом… разве… могу я смотреть в лицо главе ордена? — дрожащим голосом спросил Юнь Бицю, постепенно справившись с дрожью и подняв голову. — Уж лучше умереть…

— Если умрёшь, разве не будут потомки говорить, что они погубили брата по неведению? Ну что за глупость… — ласково произнёс человек в белом, легонько похлопав его по голове. Он выглядел моложе и собраннее сгорбленного и измождённого Юнь Бицю, но говорил с теплотой и заботой, словно был старше. — Ты уничтожил банду «Юйлун», разрушил планы Цзяо Лицяо — будь Ли Сянъи жив, непременно гордился бы тобой.

Слушая их разговор, все только больше запутывались.

Слова «тогда отравил, а теперь предательски пронзил мечом» явно указывали на Ли Сянъи. Но пострадал от его меча Ли Ляньхуа.

И если мужчина перед ними — Ли Сянъи, то почему он сказал «будь Ли Сянъи жив, непременно гордился бы тобой»?

Но больше всего привлекали внимание слова «ты уничтожил банду «Юйлун», разрушил планы Цзяо Лицяо» — слышать такое было удивительно, ведь всем известно, что уничтожил логово Цзяо Лицяо и убил её саму молодой советник ордена «Сыгу» Фу Хэнъян.

Человек в белом поднял с земли брошенный узел, развязал и извлёк оттуда потрёпанный халат светло-серого цвета, спереди запятнанный кровью, под которым лежала жёлтая бамбуковая трубка. Он поднял халат и указал на дыру в ткани.

— Эта одежда была на Ли Ляньхуа, когда на него напали. Хотя Бицю ударил в грудь, но не задел сердца. Здесь все разбираются в фехтовании, думаю, вам прекрасно видно.

Присутствующие переглянулись — меч и правда отклонился в сторону.

Он перевернул серый халат и указал на цветные пятна на краях рукавов.

— Здесь следы жёлтого пигмента. — Он показал более десятка жёлтых пятен на одежде, затем достал из узла бамбуковую трубку и приложил к ткани. — Взгляните, жёлтые следы — из этой бамбуковой трубки. — Он встряхнул её. — Вам ведь известно, что это такое?

— «Огонь семи светил», — неожиданно вырвалось у Лю Жуцзина. — Это «огонь семи светил».

— Верно, это огнестрельное оружие под названием «Огонь семи светил», и делают его в зале Раскатов грома в Цзяннани. Воспламенившись, он взрывается высоко в воздухе и опадает семицветными хлопьями сильнодействующего яда — это огнестрельное средство с очень широкой областью поражения, — Человек в белом медленно опустил бамбуковую трубку и раздельно произнёс: — Юнь Бицю ранил Ли Ляньхуа, чтобы пронести в логово Цзяо Лицяо это оружие, под прикрытием его тела он пронёс восемнадцать «огней семи светил». С мнительностью и непредсказуемостью Цзяо Лицяо, это был единственный способ незаметно пронести огневое оружие.

— Что? — подскочил вдруг Бай Цзянчунь. — Неужели… неужели на самом деле… Бицю был не шпионом Цзяо Лицяо, а шпионил за ней для «Сотни рек»? — громко воскликнул он, указывая на Юнь Бицю.

— Именно. — Мягкий голос человека в белом ласкал слух. — После того, как монах Пушэнь из храма Пуду совершил убийство, Юнь Бицю сосредоточился на расследовании подземного хода под библиотекой и вышел на ученика Бай Цзянчуня — Цзо Саньцзяо. Он не стал разоблачать его, тихо убил, а затем написал Цзяо Лицяо письмо, где говорил, что прежнюю любовь невозможно забыть, трудно контролировать, добавив, что Цзо Саньцзяо провалил задание, и он уже убрал свидетеля. Цзяо Лицяо приказала другому лазутчику в «Сотне рек», Цинь Луньвэю, подтвердить, правда ли это, и тогда между ними завязалась переписка. — Он вытащил из-за пазухи пачку писем. — Все они принадлежат перу Бицю.

Бай Цзянчунь взял пачку — все эти письма незаметно прошли через его руки, он читал быстро, бегло пролистывал их с возрастающим удивлением.

— Чтобы снова снискать доверие Цзяо Лицяо, Бицю безропотно слушался её, преподнёс ей карту ста восьмидесяти восьми тюрем Поднебесной, сообщал об уязвимых местах «Сотни рек» и так далее, — продолжал воин в белом. — За полгода усилий он наконец добился доверия Цзяо Лицяо, в результате, посетив владения банды «Юйлун», он внёс небольшие изменения в расположенные там механизмы и ловушки, предложил заточить возвращённых из подземных тюрем злодеев в клетки из холодного железа во дворце Одержимости, устроил во дворе собственное построение «косяк рыб крайнего предела»… Бицю внёс множество предложений, и Цзяо Лицяо приняла большую часть из них. — Он сверкнул улыбкой. — А среди вытащенных ей из ста восьмидесяти восьми тюрем Юнь Бицю спрятал своего человека. Спасённый во всём слушался Цзяо Лицяо, потому она не заключила его во дворце Одержимости, а наделила серьёзными полномочиями. Однако, когда начался погром во дворце Одержимости, этот человек запустил механизмы, чтобы полностью их сломать, а затем поджёг невероятно мощные «огни семи светил». Ловушки были разрушены, боевой дух пришёл в упадок, с неба дождём лилось пламя, всё затягивал ядовитый туман — банда «Юйлун» была обречена на поражение.

Неподвижное лицо Цзи Ханьфо редко выдавало волнение.

— Это правда?

— Правда. — Человек в белом вытащил из узла кинжал. — Юнь Бицю тяжело ранен, потому что хотел уничтожить все препятствия к истреблению банды «Юйлун» и в одиночку отправился убивать «Снежного евнуха».

— «Снежного евнуха»? — вскричал Бай Цзянчунь. — И он ещё жив?

Человек в белом кивнул и передал ему кинжал.

Увидев розоватый кинжал, Бай Цзянчунь переменился в лице — разумеется, он признал «Персиковый цвет». После дела Кан Хуэйхэ, кинжал хранился в оружейной «Сотни рек», и кроме четверых «Фобибайши», никто не мог его унести.

— Бицю неожиданно атаковал со спины, и в самом деле убил «Снежного евнуха». Однако перед смертью тот успел ударить в ответ, чем принёс ему немало страданий. Вам не удалось вылечить его, потому что «Блеск тающего снега», особый удар истинной силой «Снежного евнуха», почти не поддаётся исцелению. Говорят, не поможет ничто, кроме «Цветка реки забвения».

— Вот оно как, — кивнул Цзи Ханьфо. — Вы прекрасно разобрались в деле Бицю, вот только нам неизвестно, кто вы на самом деле. В таких обстоятельствах, не соблаговолите ли раскрыть свою личность?

— Ну… — человек в белом слегка замялся.

— Позвольте спросить, где же вы взяли все представленные улики — одежду Ли Ляньхуа, огневое оружие, лежавшее под его телом, личную переписку Цзяо Лицяо с Юнь Бицю? — бесстрастно спросил Цзи Ханьфо. — Это ведь не подделка?

— Разумеется, нет, — вздохнул человек в белом и сорвал с себя вуаль.

Все уставились на него — человека с изящными чертами лица они знали как Ли Ляньхуа.

В толпе кто-то охнул и запрыгал с громкими криками:

— Мошенник! Мошенник, ты живой!

Ли Ляньхуа улыбнулся другу. Ши Вэньцзюэ застыл на месте — он ведь прекрасно знал своего приятеля, почему же сейчас казалось, что в новой одежде, с легендарным мечом в руке тот словно изменился. Он не мог сказать, в чём состояла перемена, но почувствовал пустоту в душе.

— Лжец, замечательно, что ты не погиб, — растерянно сказал он, — но зачем же ни с того ни с сего притворяться Ли Сянъи?

Едва прозвучали эти слова, во дворе наконец поднялся гомон. Те, кто встречал Ли Ляньхуа прежде, как Ван Чжун, Хэ Чжан, Лю Жуцзин и Лу Цзяньчи, будучи знакомы с этим человеком, совершенно не могли признать в нём Ли Сянъи.

Он никак не мог быть Ли Сянъи.

И всё же…

И всё же кое-что прояснилось — просто людям было невыносимо признать, что непревзойдённо великолепное прошлое могло скатиться до обыденности настоящего, и неважно, насколько знаком облик этого человека, он не мог быть Ли Сянъи.

— Кх-кхэ… — послышался слабый и усталый голос Юнь Бицю. — Глава ордена…

— Глава! — тут же вырвалось у Цзи Ханьфо.

— Глава! — вскрикнул следом Бай Цзянчунь.

— Дагэ! — крикнул Ши Шуй, который, пусть и был старше Ли Сянъи, привык звать его «старшим братом», потому что так чувствовал сердцем.

Ван Чжун с товарищами переглянулись и, взмахнув полами одежд, поклонились.

— Ван Чжун, Хэ Чжан и Лю Жуцзин из «Четырёх тигров с серебряными копьями» приветствуют главу ордена!

Лу Цзяньчи в ужасе попятился, Ши Вэньцзюэ растерянно оглядывался по сторонам, ученики «Сотни рек» склонились в приветствии.

— Цю Шаохэ, Цзэн Сяо, Ван Бу, Оуян Лун из «Сотни рек»… приветствуют главу ордена!

Цзи Ханьфо стремительно приблизился, несколько человек окружили Ли Ляньхуа и Юнь Бицю. Сердца переполняла радость, но лица искажались от нахлынувших чувств, и слова не шли в голову.

Ли Ляньхуа вздохнул и вытащил что-то из-за пазухи.

— Бицю.

Взгляд Юнь Бицю оставался безжизненным — совершив отравление лазурным ядом, он каждое мгновение желал умереть, двенадцать лет влачил жалкое существование и наконец уничтожил Цзяо Лицяо, увидел Ли Сянъи, небеса были щедры к нему, больше ничто не держало его в этой жизни, так зачем жить дальше?

В руке Ли Ляньхуа держал маленький голубовато-изумрудный цветок, сверкающий словно в росе — казалось, едва дотронешься, и он растает.

— Это?.. — Бай Цзянчунь выглядел потрясённым.

— Цветок реки забвения, — ответил Ли Ляньхуа и вложил цветок в ладонь Юнь Бицю. — За него следует благодарить Фу Хэнъяна из ордена «Сыгу».

— Фу Хэнъяна? — В потухшем взгляде Юнь Бицю наконец забрезжило удивление.

Ли Ляньхуа кивнул.

— Когда я спустился с пика Дуаньюнь, если бы Фу Хэнъян не протянул руку помощи, отыскать эти вещи в обгоревших руинах владений Цзяо Лицяо было бы так же трудно, как выловить иголку, упавшую в море.

В нескольких предложениях он объяснил, как они с Ди Фэйшэном разгромили камеры во дворце Одержимости и выпустили ходячих мертвецов, как затем Ди Фэйшэн перехватил Цзяо Лицяо, а он покинул её владения и вернулся на пик Дуаньюнь. Там он нашёл окровавленную одежду, забрал письма, однако не мог отыскать Вэньцзин, так что, когда у подножия всё закончилось, написал Фу Хэнъяну.

Разумеется, Ли Ляньхуа не стал говорить, сколько дней промучился над этим письмом на горе, попутно восстанавливая здоровье. После каждых трёх-пяти слов он долго ждал, чтобы поймать момент, когда пятно перед глазами исчезнет, чтобы написать ещё несколько. Так что ему пришлось сильно попотеть. Он прекрасно понимал советника Фу и знал, что невероятный успех и слава ордена «Сыгу», которые останутся в веках, приведут молодого человека в замешательство и недоумение, потому вкратце описал мучительные старания Юнь Бицю и попросил советника послать людей, чтобы отыскать в пепле «Персиковый цвет», фейерверки и Вэньцзин.

Фу Хэнъян на сей раз оказался на удивление расторопным — не только перебросил сотню человек перерыть пожарище, но и лично поспешил вернуться с пика Сяоцин, чтобы поговорить с Ли Ляньхуа. В итоге Вэньцзин обнаружился в тайнике в спальне Цзяо Лицяо. Юнь Бицю наверняка установил в банде «Юйлун» ещё немало смертоносного оружия, но собрать всё сразу было невозможно, да и день суда уже близился. Поэтому, получив несколько основных улик, Ли Ляньхуа, погоняя рысака, на рассвете помчался к горе Цинъюань, чтобы не дать Ши Шую исполнить приговор и спасти жизнь Юнь Бицю.

Фу Хэнъян не только лично примчался с пика Сяоцин, но и принёс для Ли Ляньхуа невиданное сокровище — цветок реки забвения.

Он считал, что «Снежный евнух» погиб от руки «чудесного целителя», и знал о коварном приёме «Блеск тающего снега», повреждения от которого способен исцелить лишь цветок реки забвения. Раз уж Фу Хэнъян расстарался и привёз такое сокровище издалека, Ли Ляньхуа, разумеется, прихватил цветок реки забвения с собой, не ожидая, что Юнь Бицю на самом деле пострадал, и он окажется кстати, словно уголь во время снегопада.

Все взлёты и падения казались такими заурядными, и в то же время ошеломляли.

Ши Вэньцзюэ в оцепенении смотрел на этого гада Ли Ляньхуа, вокруг которого все столпились. Лицо Цзи Ханьфо побледнело от чрезмерного волнения, Бай Цзянчунь то и дело вскрикивал, Ши Шуй вцепился в Ли Ляньхуа взглядом, словно тот мог в мгновение ока раствориться в воздухе. Ван Чжун и Хэ Чжан спорили, подобные Лу Цзяньчи озирались вокруг, сбитые с толку, но преисполненные любопытства.

Он-то думал, что Ли Ляньхуа всегда боялся быть впереди, встречаясь с проблемами всегда волок с собой камень-приступку, и даже оказавшись в гуще событий, предпочитал пихнуть туда кого-то другого, а сам в сторонке попивать чай, посмеиваясь украдкой.

Он не подозревал, что Ли Ляньхуа способен так легко управлять толпой, с улыбкой на лице, указывая взглядом, направляя руками, в чистом и прозрачном сиянии славы, словно стремящейся к небесам.

Толпа быстро увлекла за собой Ли Ляньхуа, потому что Юнь Бицю был тяжело ранен, и Ли Ляньхуа… ох, нет… глава Ли должен был вылечить его.

Цветок реки забвения на руках, Юнь Бицю — герой, что в одиночку, рискуя жизнью, разгромил банду «Юйлун», глава Ли, разумеется, желает исцелить его.

Ши Вэньцзюэ пришёл в замешательство.

Он испытал огромное потрясение.

Его друг… неожиданно превратился в другого человека. Казалось, будто у него на глазах разворачивается представление о разрисованной коже.

Все вокруг ликуют от радости, а его переполняет лишь ужас. Да кто же всё-таки этот человек?

Что взбрело ему в голову, когда они познакомились шесть-семь лет назад? Если это Ли Сянъи, почему он выдавал себя за Ли Ляньхуа?

Ничего не понимая, он не погнался за толпой.

Если он всегда был Ли Сянъи, то ведь всё равно что божество, зачем ему выкапывать в земле яму и зарывать себя, притворяясь картошкой?

Это… забавно?

Смотреть, как другие картошки братаются с ним, ничего не подозревая, тревожатся за него, ругаются на него, ему казалось… занятным?

Мы с тобой знакомы семь лет, сколько раз ты смеялся надо мной, сколько раз надо мной издевался?

Он уставился вслед этому главе ордена, не зная радоваться ему или горевать, однако в душе его разгорался гнев. Плюнув в сердцах, Ши Вэньцзюэ развернулся и ушёл.

Подпираемый толпой, Ли Ляньхуа вошёл в Сад горечи.

Затем все поняли, что нужно отойти, и закрыли двери в дом, ожидая, пока Ли Ляньхуа вылечит Юнь Бицю.

Юнь Бицю принял цветок реки забвения, сел на скрещенные ноги, и Ли Ляньхуа, как прежде, стал вливать истинную силу «замедления вселенной» через акупунктурную точку у него на макушке, усиливая действие лекарства.

В комнате, наполненной истинной ци, воцарилось спокойствие.

Спустя время, достаточное для обеда, Ли Ляньхуа легонько надавил на несколько точек на теле Юнь Бицю, усыпляя его, оперся о кровать и вздохнул.

Он ничего не смыслил в искусстве врачевания и, хотя восстановил истинную ци Юнь Бицю, с простудой и ознобом ничего не мог поделать. Глядя на его совершенно седые виски, Ли Ляньхуа снова вздохнул и удручённо посмотрел на своё белое одеяние.

На нём был переливающийся жемчужным блеском, белоснежный как лунный свет покров Инчжу. Он знал, что Бицю слишком мучается раскаянием: двенадцать лет назад отравил его, двенадцать лет спустя вынужденно прибег к крайней мере, чтобы уничтожить Цзяо Лицяо — пырнул его мечом, и теперь всей душой желал расплатиться за содеянное смертью. Без прощения Ли Сянъи, даже прояви к нему снисхождение Цзи Ханьфо, он наверняка бы тихо покончил с собой.

Желание совершить самоубийство давило на него двенадцать лет, и к текущему моменту он признал, что может наконец испустить последний вздох. Если не случится чуда, даже невиданный чудодейственный эликсир не спасёт его.

Так что Ли Сянъи пришлось вернуться со дна морского.

Ли Ляньхуа осторожно отдёрнул белоснежные рукава от края кровати. Охваченный единственным желанием — умереть, Юнь Бицю совсем не прибирался, и по всей комнате клубилась пыль. Его ученики не решались заходить в дом, опасаясь, что заблудятся в его построениях на несколько дней. Приподняв рукава, Ли Ляньхуа с радостью отметил, что они всё такие же белоснежные, а потом снова вздохнул — нет, нет, будь он Ли Сянъи, всё его тело бурлило бы истинной силой, она накапливалась бы даже в волосах и одежде — разве тогда пристала бы к нему хоть пылинка?

Даже если Ли Сянъи мчался в ненастную ночь сквозь лес, капли дождя и опавшие листья отскакивали от него, разве могло что-то испачкать его одежду? Тем более, какая-то ничтожная пыль?

Ли Ляньхуа надолго задумался — он редко садился и всерьёз размышлял о поступках Ли Сянъи. Но по итогу вынужден был признать, что на самом деле не понимает, зачем в то время Ли Сянъи целыми днями растрачивал истинную силу на одежду. Не следует в молодости заниматься расточительством, иначе в старости придётся думать, где бы взять сил, чтобы защититься от холода и согреться.

Ли Сянъи тогда… делал это лишь ради красоты?

Глядя на своё белое одеяние, Ли Ляньхуа пожалел, что в те годы напрасно растрачивал силы, затем заметил, что в доме повсюду щели, куда задувает холодный ветер — неудивительно, что Бицю постоянно страдает от простуды. Кровать долгие годы застилало лишь тонкое одеяло, не набитое ватой, на ней не было ни тюфяка, ни даже подушки — как можно жить, каждую ночь проводя на совершенно голой доске? Посидев на кровати, он почувствовал, что замёрз, поднялся, собрал стоящие тут и там стопки книг, отряхнул от пыли, рассортировал по темам и разложил по полкам, затем по привычке отыскал тряпку и принялся вытирать стол.

Он вытер стол, подмёл пол, а потом вдруг застыл на месте и ахнул от испуга.

Ох, плохо дело, Ли Сянъи ведь был таким гордым и заносчивым, что иногда во время обеда красавицы наперебой пытались покормить его, разве стал бы он подметать полы? Ужасная ошибка, глубочайшее заблуждение, никуда не годится. Он поспешно сгрёб только что прибранные книги и, мучительно вспоминая построение «косяк рыб крайнего предела», принялся раскладывать их по прежним местам.

Засуетившись, Ли Ляньхуа с огромным трудом прибрался в комнате, расставил в ней всё как было, и уже подумывал, не сходить ли во двор, вымести песок, пыль и мелкие камешки, полить всё вокруг, чтобы хоть немного оживить, как лежащий на кровати Юнь Бицю вдруг кашлянул пару раз и медленно открыл глаза.

Прошло довольно много времени.

— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил кто-то с очень знакомым голосом.

Он надолго оцепенел, а потом его губы слегка шевельнулись.

— Глава…

Человек кивнул.

— Я… я… — Глаза Юнь Бицю наполнились слезами.

— Бицю. — Голос такой знакомый, слишком знакомый, и в то же время уже чужой. — Тогда, на побережье Восточного моря я в одиночку столкнулся с двумя кораблями секты «Цзиньюань», без возможности двигаться вперёд, без подкреплений за спиной. Я ожесточённо сражался с «Цзиньюань» весь день и всю ночь, обронил Шаоши, лазурный яд начал действовать, и пусть мне удалось потопить их суда, но в тот момент я правда ненавидел тебя до мозга костей.

Юнь Бицю не мог сдержать дрожи — он едва осмеливался представить, как в тот день выжил Ли Сянъи, зубы его застучали.

— Потом я потерпел поражение от удара Ди Фэйшэна, и когда упал в море, поклялся, что выживу во что бы то ни стало, — вздохнув, отчётливо проговорил его собеседник. — Поклялся, что даже если окажусь в царстве мёртвых, всё равно приползу назад, лишь бы отомстить. Хотел убить тебя, убить Цзяо Лицяо, убить Ди Фэйшэна, даже Цзи Ханьфо и Бай Цзянчуня… Почему в момент, когда я страдал и сражался из последних сил, мучительно ждал день и ночь, никто из тех, кто на крови клялся быть мне братом, не пришёл на помощь, никто не разделил ношу, никто даже не пришёл проводить меня в мир иной! — Его интонации неожиданно то вздымались, то опускались, события того дня он хранил в сердце и никогда не забывал ни единой клятвы, ни единого слова.

Юнь Бицю распахнул глаза, в этот миг чувствуя себя мертвецом.

— Но на деле… жизнь так похожа на неуловимую дымку… — Он тихонько вздохнул. — Какие бы жестокие клятвы я ни давал, как бы ни желал выжить, можно лишь искупаться в огне и родиться заново. — Он помолчал, постепенно успокаиваясь. — Когда я упал в море, то погрузился в воду, а потом зацепился за обломок корабля Ди Фэйшэна и вынырнул на поверхность.

Юнь Бицю слушал не дыша, наконец вдохнул и неожиданно зашёлся в приступе кашля.

— Кх-кх-кхэ… кхэ-кхэ-кхэ…

— Я думал, что совсем скоро приду за вашими жизнями, — в голосе говорившего постепенно зазвучала улыбка, словно после первого признания всё стало проще. — Но я сильно пострадал от удара Ди Фэйшэна, пришлось долго восстанавливаться. Но что ещё ужаснее затянувшегося лечения… у меня не было денег.

Юнь Бицю замер.

— Тогда я был тяжело ранен, — сказал Ли Ляньхуа, — и не мог ни возделывать землю, ни разводить рыбу, и уж тем более рубить дрова, ткать и тому подобное…

— Тогда… — хрипло начал Юнь Бицю.

Как же он выживал?

— Ты ведь помнишь, у главы ордена «Сыгу» был жетон, — погрузился в воспоминания Ли Ляньхуа. — Наличие этого жетона — всё равно что присутствие главы ордена, он даёт право решать, кому жить, а кому умереть.

— Глава ордена приказывал миловать или казнить, жаловать или отнимать, и все в Улине подчинялись ему, — кивнул Юнь Бицю.

— Я заложил его за пятьдесят лянов, — широко улыбнулся Ли Ляньхуа.

Юнь Бицю стало тоскливо — жетон главы ордена из изумрудного нефрита из южных пустошей, вырезанный в виде цилиня, выглядел как живой, был таким прочным, что и мечом не разрубишь, и стоил гораздо больше тысячи лянов. Это был знак почёта и славы, перед которым склонялась вся Поднебесная, и не окажись Ли Ляньхуа в безвыходной ситуации и крайней нищете, когда истощились горы и реки иссякли, разве стал закладывать его за пятьдесят лянов?

— Я нанял человека, чтобы разобрать корабль Ди Фэйшэна на доски и построить из них терем, — продолжал Ли Ляньхуа. — Я довольно долго прожил на побережье Восточного моря, и сначала было очень непривычно. — Его улыбка стала ослепительной. — Особенно сложно оказалось с едой — частенько, когда подходило время обеда, у меня не оставалось денег.

— Но пятьдесят лянов… — не удержался Юнь Бицю.

— Больше десяти из них я потратил на постройку дома, чтобы не приходилось постоянно жить в гостиницах. Не прошло и нескольких дней, как я снова оказался нищим, — вздохнул Ли Ляньхуа. — Тогда я не умел с умом распоряжаться деньгами, оставшиеся тридцать с лишним лянов положил в кошелёк, и где-то обронил, сам не понимаю как. Но к счастью, у меня хотя бы имелась крыша над головой, — улыбнулся он. — Когда я остался без серебра, мне очень долго некогда было размышлять о мести, о ненависти к вам, каждый день я только и думал, где бы добыть что-то более-менее съедобное.

— Почему же ты не вернулся?.. — брякнул Юнь Бицю, не подумав, но тут же понял свою ошибку — Ли Сянъи ненавидел орден «Сыгу», с его гордостью и высокомерием, разве он мог вернуться, пусть даже умирал от голода?

— Эх… иногда я подумывал о возвращении… — беззаботно улыбнулся воспоминаниям Ли Ляньхуа. — Не слишком хорошо помню, иногда дни проходили как в тумане, и когда было слишком тяжело, я думал, к кому мог бы обратиться за помощью. Увы, Поднебесная велика, у Ли Сянъи было много приятелей и врагов повсюду, но ни одного друга, которому можно довериться всей душой. — Он тихонько вздохнул. — В юности я был слишком тщеславен и ничего не понимал… — Чуть помолчав, он снова улыбнулся. — К тому же, тогда я целыми днями лежал в постели, иногда даже не мог подняться, даже если и думал о возвращении, то были несбыточные мечты.

Юнь Бицю всё больше тревожился — он говорил легко и многое сглаживал, но что за тяжёлое ранение могло довести Ли Сянъи, с его «замедлением вселенной», до такого состояния? Сейчас он выглядел таким же изящным, как прежде, ни следа тех серьёзных ран.

— Потом… — продолжал Ли Ляньхуа. — Когда смог вставать, посадил за домом редьку.

Он устремил взгляд немного вверх, словно вспоминая прекрасные мгновения.

— Наступила весна, мне всё казалось, что редька растёт слишком медленно, и я каждый день наблюдал за своими посадками и пересчитывал их, а когда их круглые бока показались из земли, так обрадовался… что чуть не заплакал. — Он изогнул уголки рта, посмеиваясь над собой. — С тех пор я больше не голодал, а потом выращивал редьку, капусту, острый перец, рапс и прочее… Однажды даже разводил кур. — При воспоминании о курах его взгляд наполнился нежностью. — Впоследствии я выудил те тридцать с чем-то лянов серебра из чана для воды, а со временем, как-то незаметно накопил пятьдесят. С того момента, как я упал в море прошло уже три года.

К горлу Юнь Бицю подкатила горечь — знай он тогда, к чему приведут его действия, лучше бы сам умер тысячу, десять тысяч раз, но ни за что бы не поступил бы так.

— Я взял пятьдесят лянов серебра и отправился в закладную лавку выкупать жетон главы ордена, — улыбнулся Ли Ляньхуа. — Он всё ещё был там, в бедной рыбацкой деревушке на берегу Восточного моря, где никто не знает, что это за вещь. Жетон был там, но я… не мог расстаться с деньгами. Я проторчал перед закладной лавкой полдня, выбирая между жетоном главы и пятьюдесятью лянами, и в итоге не стал выкупать его. Потом я выращивал овощи, разводил кур, иногда выходил в море рыбачить, дни летели быстро, и однажды я вспомнил о тебе… и вдруг осознал… что забыл, почему должен тебя ненавидеть. — Он пожал плечами и развёл руками. — Рядом безбрежное лазурное море, над головой — безоблачное синее небо, на заднем дворе у меня распустились яркие цветки рапса, а у дверей буйно алеют азалии, назавтра я могу выйти в море, а послезавтра — подняться в горы, в доме есть серебро, в глиняном чане — золотые рыбки, разве не хороша такая жизнь? — Он обратил к Юнь Бицю полный искренней сердечности взгляд. — Зачем мне было тебя ненавидеть?

Юнь Бицю потерял дар речи.

— Если хочешь найти того, кто тебя ненавидит, то да, Ли Сянъи ненавидел тебя, но он уже давно мёртв, — серьёзно глядя на него, сказал Ли Ляньхуа.

Юнь Бицю хранил молчание.

— Если не можешь жить без прощения Ли Сянъи, я могу заставить себя притвориться, что он вернулся… — вздохнул Ли Ляньхуа. — Он ненавидел тебя, но теперь перестал, он больше не считает это важным.

— Не считает важным? — прошептал Юнь Бицю. — Если прошлое не важно, то что тогда?

— Важно то, что будет потом… Ты должен заботиться о своём здоровье, совершенствовать боевые навыки, любишь читать — получи учёную степень или найди себе жену, всё годится, всё будет хорошо, — весело сказал Ли Ляньхуа. — Разве не будет замечательно, если такой умный, одарённый и привлекательный молодой господин женится на принцессе, как Фан Добин?

Юнь Бицю бросил на него странный взгляд.

— Но у нынешнего императора только одна дочь, — наконец нашёлся он.

— Где угодно можно найти принцессу, в Тибете или в Лоулане, да и в землях Мяо в горах на юго-западе, по меньшей мере, дюжина принцесс наберётся… — с серьёзным видом заявил Ли Ляньхуа.

Юнь Бицю тяжело выдохнул и некоторое время молча смотрел на Ли Ляньхуа.

— Я проголодался.