Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки

19. Убацце и Лило

Прозвище «Чокнутый Джоуи» Галло в преступном мире было вполне уместным. Будучи молодым рекрутом, он олицетворял собой хищного хулигана, выполнявшего рутинную работу мафии, бандита без мозгов для сложных рэкетов, чьей специальностью было вымогательство у жертв с помощью террора. Вместе со своими братьями, Альбертом и Ларри, он начал свою карьеру в качестве наемного убийцы и киллера в игорном и ростовщическом бизнесе Джо Профачи в Бруклине. Взяв Джоуи за шиворот, братья основали свою штаб-квартиру в здании на Президент-стрит, недалеко от набережной в Ред-Хуке. Этот район, где жили «синие воротнички», позже был облагорожен риелторами и превратился в более приятный на слух и более дорогой район Кэрролл-Гарденс.

Репутация Галло резко возросла, когда мафия приписала ему роль главного стрелка в казни Альберта Анастазиа в парикмахерской в 1957 году. Галло стал носить темные костюмы, темные рубашки и галстуки белого или яркого цвета, как в фильмах Джорджа Рафта 1940-х годов. Чтобы произвести впечатление на своих врагов и подчиненных своей храбростью, он однажды четвертовал прикованного домашнего льва в подвале своего притона на Президент-стрит.

Но после десяти лет верной службы Профачи, амбициозные парни Галло начали сетовать на то, что неблагодарный босс снимает сливки с их награбленного и отказывается вознаградить их некоторыми игорными и ростовщическими монополиями банды. Открытое восстание стало их решением. В один день в феврале 1961 года Галло похитили шурина и младшего босса Профачи, Джо Маглиокко, и четырех капо Профачи. Они потребовали выкуп — большую долю от многомиллионных доходов боргаты. Профачи ответил согласием быть более щедрым. Но эта уступка была уловкой. Как только пленники были освобождены, Профачи собрал свои силы, переманил нескольких сторонников Галло и начал отбивать войска Галло. Восстание продолжалось больше года, и большинство из двенадцати убитых были из отряда Чокнутого Джоуи. В тот день в 1961 году, когда Ларри Галло едва удалось избежать убийства, команда Галло получила грубое сообщение, что один из их самых умелых убийц, Джозеф «Джо Джелли» Джиоелло, «спит с рыбами». Одежда Джиоелло, набитая рыбой, была выброшена из машины перед рестораном, где часто обедали Галло.

Пока бушевал конфликт, передвижения Галло были ограничены, но Джоуи все равно приходилось зарабатывать деньги, чтобы платить своим приспешникам и кормить льва. Одним из способов было расширение примитивной схемы вымогательства, которую он придумал. Перед тем как сразиться с Профачи, Галло создал на бумаге фантомный профсоюз барменов и использовал его для вымогательства у владельцев таверн в Бруклине. Чтобы избежать насилия и вандализма, жертвы должны были платить по 30 долларов в неделю в качестве взносов за каждого работника, причем никто из них не знал, что принадлежит к фиктивной рабочей организации Галло. В поисках более легкой добычи команда Галло перебралась на Манхэттен, где использовала ту же тактику террора, внушая владельцам небольших баров, что с ними могут произойти «несчастные случаи» или их заведения будут разгромлены, если они не заплатят барменам «взносы». Один непокорный владелец сопротивлялся, сотрудничал с детективами и тайно записал на диктофон инкриминируемую встречу с Галло в ресторане Luna's в Маленькой Италии. На основании этих улик в 1962 году Чокнутый Джоуи был осужден за вымогательство и приговорен к десяти годам тюрьмы. После его ухода и естественной смерти Профачи в том же году вскоре было заключено перемирие, и войны Галло закончились с приходом Джо Коломбо на пост босса.

Восемь лет в тюрьме штата покрыли личность Джоуи Галло новым налетом — по крайней мере, внешне. Как и многие другие заключенные, не получившие образования, он открыл для себя книги как противоядие от томительной скуки заключения и стал заядлым читателем литературы и философии. По возвращении в Бруклин в 1971 году Галло мог цитировать и обсуждать нюансы Бальзака, Кафки, Сартра, Камю и Флобера, а занявшись живописью за решеткой, он начал посещать музеи. Его псевдоинтеллектуальные атрибуты были камуфляжем мошенника.

Брат Ларри Галло умер от рака, но Альберт Кид Бласт Галло и остатки старой команды знали, что Джоуи как всегда амбициозен и полон решимости отхватить себе большой кусок мафиозного пирога. Находясь в тюрьме, Галло планировал свое возвращение. Он готовил афроамериканских заключенных в качестве потенциальной силы, чтобы тайно усилить свою истощенную бруклинскую бригаду, когда придет время для разборок. Он организовывал для чернокожих новобранцев, выпущенных из тюрьмы, связь с братом и другими умниками банды, которые помогали им деньгами и работой.

Вскоре после своего условно-досрочного освобождения Галло сделал ход конем, потребовав от Коломбо 100 000 долларов и значительную часть рэкета боргаты. По его мнению, выплата была обоснованной, поскольку он сидел в тюрьме и не подписал вместе с братьями семейный мирный пакт. Это была скрытая угроза того, что Галло может начать новую жестокую кампанию. Полностью контролируя преступную семью и возвышаясь над своей лигой защиты гражданских прав, Коломбо презрительно отмахнулся от Галло как от незначительного ничтожества.

Выставляя свою новую высокомерную персону — и, возможно, чтобы усыпить бдительность Коломбо и других старых врагов, — Галло переехал из мрачного Ред-Хука в Гринвич-Виллидж, начал посещать театр и завязал отношения с актером Джерри Орбахом и его женой Мартой. Орбах сыграл гангстера в экранизации романа Джимми Бреслина «Банда, которая не умела метко стрелять», комического романа о некомпетентной мафиозной команде, которая напоминала второсортную группировку самого Галло. Хвастаясь тем, что исправился и пишет мемуары, бывший Чокнутый Джоуи из полицейских сводок стал знаменитостью на званых вечерах шоу-бизнеса и нью-йоркских кафе.

Предполагаемое превращение Галло из жестокого преступника в непонятого авантюриста было вызвано растущим в стране и среди интеллигенции ощущением того, что широко распространенный фанатизм сковывал и вынуждал многих италоамериканцев идти на преступление. Сочувствие к италоамериканцам было велико. Отчасти это объяснялось успехом антидискриминационной лиги Джо Коломбо, а также всеобщей популярностью бестселлера Марио Пьюзо «Крестный отец» и его киноверсии, удостоенной премии «Оскар».

Юность Марио Пьюзо прошла в криминальном районе Адская кухня в Вестсайде Манхэттена. Хотя он никогда не общался и не был знаком с настоящими мафиози, на основе своих знаний о районе, исследований и воображения он создал захватывающий рассказ о жизни и смерти мафии, в центре которого — вымышленный дон Вито Корлеоне, которого в фильме сыграл Марлон Брандо, и его «семья».

Хотя и книга, и фильм изобилуют убийствами, жестокостью, предательствами и хаосом, скрытый подтекст, похоже, рационализирует достоинства мафиозной или «семейной» верности. Преступные действия, включая убийства, могут быть истолкованы в сюжетной линии как необходимые меры, позволяющие ранним итальянским иммигрантам и их потомкам добиться равного правосудия, финансового успеха и достоинства во враждебной американской культуре и среде. Майкл Корлеоне, вернувшийся со Второй мировой войны герой и центральная фигура, волею судьбы и запоздалого осознания благородных ценностей этнических традиций и кровных уз вынужден совершать и санкционировать убийства. В конце концов он принимает роль босса мафии как свой наследственный долг, чтобы защитить себя и расширить преступную корпорацию, созданную его отцом.

Заметная тема романа и фильма вращается вокруг персонажей Пьюзо: скрупулезные и благонамеренные мафиози (Корлеоне) против их гнусных противников, коварных злодеев-наркоторговцев. В итоге, как в старомодном вестерне, мафиози, борющиеся с наркотиками, побеждают жестоких и злобных мафиози. На самом деле мафия была главной виновницей того, что в 1960-е годы внутренние города Америки наводнились героином, и каждая семья обогащалась за счет наркотиков.

Ни одна группа не была так очарована, не ценила и не гордилась темой «Крестного отца», как мафия. Фильм мифологизировал мафиози как людей чести и, возможно, неосознанно, проповедовал, что даже в преступном обществе верность и преданность принципам одержит победу. Многие мафиози с удовольствием пересматривали оригинальный фильм по нескольку раз. Федеральные и местные следователи, ведущие наблюдение, видели и слышали, как люди и подражатели имитировали манеры и язык экранных гангстеров. На вечеринках и свадьбах они бесконечно играли захватывающую музыкальную партитуру фильма, как будто это был их личный национальный гимн. Фильм подтвердил их образ жизни и решение присоединиться к мафии и принять ее кредо. Более того, он, по-видимому, оправдывал искаженную веру в то, что мафиози являются членами уважаемого, благожелательного общества достойных высших людей.

После просмотра картины в 1972 году молодой подражатель Сальваторе «Сэмми Бык» Гравано, который однажды обретет мафиозную славу, ликовал. «Я вышел из фильма ошеломленным, — вспоминал Гравано. — Я выплыл из кинотеатра. Может, это и вымысел, но для меня тогда это была наша жизнь. Это было невероятно. Я помню, как разговаривал с множеством парней, с парнями из кино, со всеми, кто чувствовал себя точно так же. И не только мафиозный конец, не только гангстеры, убийства и прочая ерунда, но и та свадьба в самом начале, музыка и танцы — это были мы, итальянцы!»

Джоуи Галло легко вписался в этот заново сплетенный наивный кокон терпимости и восхищения мафией. Знакомые на званом ужине могли легко ошибиться в том, что такие мафиози, как Галло, не представляют угрозы для обычных граждан, воспринимая его как забавного буканьера, выступающего против истеблишмента. Шеф детективов Альберт Сидман считал иначе. В ходе длившегося целый год расследования убийства Джо Коломбо была обнаружена информация о дружеских отношениях Галло с чернокожими заключенными и о том, что после освобождения он отправлял их в свою бруклинскую банду. Детективам не удалось установить четкую связь между убитым стрелком Джеромом Джонсоном и Джоуи Галло или кем-то из его сообщников, но Сидман был убежден, что Галло использовал афроамериканского тюремного приятеля, чтобы завербовать Джонсона без гроша в кармане, возможно, заманив его перспективой большого вознаграждения. Удар по Коломбо, по предположению детективов, должен был расчистить путь для возвращения Галло. Будучи изгоем в семье Коломбо, Галло мог многое выиграть от устранения босса, и Сидман считает, что покушение носило своеобразный фирменный знак Сумасшедшего Джоуи. «Галло заслужил свое прозвище, нанося удары тогда, когда его жертвы меньше всего этого ожидали, — подчеркнул Сидман. — Он также вписался в образ, отправившись на вершину той же семьи, на которую напал в 1960 году, когда доном был Джо Профачи».

Детективы знали от информаторов и из неосторожных высказываний солдат Джо Коломбо, что семья думает о том же самом. Они также считали Галло тайной рукой, стоящей за спусковым крючком, который парализовал их босса. Остановленные за нарушение правил дорожного движения или для допроса, солдаты Коломбо гневно требовали: «Почему бы вам не досмотреть и не взять этого мерзавца Галло?» Вызванный на допрос в полицию, Галло утверждал, что ничего не знал ни о Джонсоне, ни о стрельбе, и настаивал на том, что выправил свою жизнь. Выглядя беззаботным, Галло, тем не менее, держал рядом с собой телохранителя, как правило, грузного Питера «Пита Грека» Диапуласа, закадычного друга еще со времен их школьной юности.

Через десять месяцев после убийства Коломбо, 7 апреля 1972 года, Галло устроил вечеринку в честь своего сорок третьего дня рождения в ночном клубе «Копакабана», который всегда был шикарным местом отдыха для мафиози. Кроме родственников, Галло пригласил Марту и Джерри Орбах, других артистов и бродвейского обозревателя газеты New York Post Эрла Уилсона, чтобы произнести тосты с шампанским. Когда «Копа» закрылась в 4 часа утра, неугомонный и голодный Галло поехал в центр города на своем «Кадиллаке», чтобы перекусить допоздна. Его сопровождали трехнедельная невеста Сина, ее десятилетняя дочь Лиза, сестра Кармелла Фиорелло, грек Пит и подружка Пита Эдит Руссо. Не найдя свободного ресторана в Чайнатауне, гости отправились на несколько кварталов южнее, на Малберри-стрит в Маленькой Италии. На углу Хестер-стрит они обнаружили ярко освещенный ресторан в итальянском стиле «Устричный дом Умберто».

Сам того не подозревая, Галло наткнулся на недавно открывшийся ресторан, которым управляли родственники Мэтью «Мэтти-Хорс» Ианниелло, капо из семьи Дженовезе и главарь мафии Маленькой Италии. (Ресторан Umberto's был для Ианниелло лишь небольшим развлечением и прикрытием; его основными обязанностями было вымогательство откатов с топлесс-баров на Таймс-сквер и гей-баров в Вест-Сайде и Гринвич-Виллидж). Компания Галло расположилась за одним из столов из мясных блоков в пустом ресторане, и Галло заказал для всех огромные порции моллюсков и креветок. Беззаботная компания ела и смеялась, когда лысеющий мужчина в спортивной куртке распахнул боковую дверь ресторана на Малберри-стрит и открыл огонь из автоматического револьвера. Когда женщины закричали, а посуда полетела на пол, Галло бросился к главной двери на Хестер-стрит. Стрелок сделал не менее пяти выстрелов в Галло; два промахнулись, один попал в ягодицу, другой — в локоть, а последний пробил артерию в спине. Пошатываясь, он вышел на улицу и рухнул в нескольких футах от двери.

Стрелок с легкой улыбкой удовлетворения отступил через боковую дверь к ожидавшей его машине. Телохранитель Галло, Пит Грек, которого тоже ранили в ягодицу, наконец смог достать свой пистолет и выпустил залп по машине, мчавшейся на север по Малберри-стрит. Через несколько минут подъехала полицейская патрульная машина и срочно доставила Галло в больницу, расположенную в пяти минутах езды. Но было уже слишком поздно. Он умер в приемном покое от потери крови, так и не дождавшись начала операции.

Подозрение сразу же пало на Мэтти Хорса, капо Дженовезе, который находился в ресторане, когда в него полетели пули. «Я ничего не знаю, — сказал Мэтти детективам. — Вы думаете, я сумасшедший, раз позволил этому случиться в этом месте?» История Ианниелло о том, что он нырнул на пол на кухне, не высовывался и не участвовал в бандитской казни, оказалась правдой. Спустя две недели детективы составили яркую картину конца Галло — незапланированное, внезапное нападение, вызванное желанием подражателя отведать манхэттенской похлебки из моллюсков.

Подробности поступили от очевидца и признанного участника убийства, Джозефа Лупарелли. Угрюмый, из низшего звена Коломбо из бруклинского района Бат-Бич, Лупарелли никогда не обращался за номером социального страхования, потому что никогда не имел легальной работы. Стареющий подражатель в возрасте около тридцати лет, он содержал себя в качестве грузчика и мелкого скупщика краденого имущества для солдат Коломбо, подхалимски выполняя рутинную работу.

В то роковое утро Лупарелли находился в Маленькой Италии, пытаясь завязать знакомство с несколькими авторитетными людьми Коломбо, играя с ними в карты и ведя светские беседы в одном из притонов банды. Незадолго до пяти утра, нуждаясь в перекусе перед завтраком, он заглянул в «Умберто», единственный итальянский ресторан в округе, еще открытый в этот час, и выпил миску красной похлебки из моллюсков. Освежившись, он болтал у ресторана с Мэтти Хорсом, когда подъехала ликующая компания Галло.

Почувствовав золотую возможность, Лупарелли поспешил по Малберри-стрит, пока не нашел четырех солдат Коломбо в китайском ресторане. «Убацце сейчас обедает у Умберто», — взволнованно сообщил он им; итальянское слово «убацце» означает «сумасшедший» — явная отсылка к Галло. Один из мужчин пошел в телефонную будку и вернулся с приказом Джо «Як» Джаковелли, капо их команды, забрать Галло. По словам Лупарелли, он вместе с одним из них поехал на место возле ресторана Umberto's, расположившись в «аварийной машине», чтобы помешать полиции или другим машинам преследовать убегающую машину. Трое других Коломбо припарковались на Малберри-стрит возле боковой двери ресторана. По словам Лупарелли, он видел, как стрелок проскользнул в «Умберто», услышал выстрелы и увидел, как Галло упал на тротуар смертельно раненым.

После перестрелки трое мужчин, находившихся в машине для побега, бросили автомобиль, и все пятеро поехали в верхний город на машине Лупарелли в квартиру Джаковелли в Ист-Сайде, где капо поздравил их с хорошо выполненной работой. Затем все пятеро отправились в квартиру в пригороде Найка, где Джаковелли велел им спрятаться до тех пор, пока не станет безопасно выходить на поверхность. Лупарелли подчеркнул детективам, что его мотивом для того, чтобы выйти на Галло, была надежда на то, что это поможет ему стать состоявшимся человеком и заработать те деньги, которых он жаждал. «У них есть книги, как у профсоюзов, знаете ли, — с завистью сказал он. — Они не пускают тебя просто так. Им все равно, если они никогда тебя не пустят. Они должны сохранять эксклюзивность, иначе все рассыплется».

Но тесное общение Лупарелли на конспиративной квартире с четырьмя солдатами Коломбо делало его все более нервным и параноидальным. Их неловкое поведение по отношению к нему — в основном холодные взгляды и тихие разговоры — убедили его в том, что они решили, что он не заслуживает доверия, и планируют его убить. После пяти дней, проведенных в убежище, он вышел на улицу, поехал на своей машине в аэропорт Ньюарка и первым же доступным рейсом вылетел в Южную Калифорнию. Оказавшись в Калифорнии у родственников, Лупарелли стал еще более диким параноиком. Уверенный, что мафия выследит его как подозреваемого в крысятничестве, он сдался ФБР и под охраной детективов был доставлен в Нью-Йорк. Рассказ Лупарелли об убежище в Найаке был проверен, и детективы выследили и безуспешно пытались прослушать четырех солдат Коломбо, которые все еще находились там в лагере. Сидман и другие детективы, занимавшиеся этим делом, сочли рассказ Лупарелли о засаде Галло заслуживающим доверия. Однако без подтверждающих доказательств по законам штата Нью-Йорк у прокуроров не было дела об убийстве или заговоре против четырех солдат или Джаковелли. Учитывая захудалую биографию Лупарелли, одних его показаний было слишком мало для обвинительного заключения, не говоря уже о приговоре. Получив вознаграждение и помощь от властей за свой донос, Лупарелли исчез в программе защиты свидетелей, и о нем больше никогда не слышали.

Сидман был уверен, что его детективы раскрыли или нашли ответы на два важных мафиозных преступления: убийства Джо Коломбо и Джоуи Галло. Убийство Галло на глазах у невинных родственниц и ребенка нарушало мафиозный протокол, но правила мафии оправдывали его как месть за бесчестье Коломбо и совершение самого тяжкого из грехов Козы Ностра: убийство босса без санкции Комиссии.

Стрельба в Джо Коломбо, а также убийства наемного убийцы Джерома Джонсона и Джоуи Галло числятся нераскрытыми. Единственным человеком, причастным к этим инцидентам, который был арестован и предстал перед судом, был раненый телохранитель Галло, Пит Грек Диапулас. Он был признан виновным по относительно незначительному обвинению в хранении нелегального огнестрельного оружия. Получив условный срок в один год, он избежал даже дня пребывания в тюрьме. Шесть выстрелов Диапуласа, промахнувшиеся мимо убегающего убийцы и машины для побега, вошли в историю мафии. Ошибочные пули пробили каменную кладку жилого дома, расположенного через дорогу от ресторана Umberto's Clam House. Ресторан и пулевые отверстия стали достопримечательностями Маленькой Италии для знатоков мафии.

Ранения Джо Коломбо в итоге оказались смертельными. Пролежав семь лет, не имея возможности говорить и двигая только двумя пальцами правой руки, он умер в мае 1978 года, не дожив до своего пятьдесят пятого дня рождения. Выйдя в отставку с поста главы нью-йоркского детективного бюро, Альберт Сидман размышлял о том, что необыкновенно колоритный и дерзкий мафиози был ответственен за вынесение смертного приговора Коломбо и, непреднамеренно, за вынесение приговора самому себе. «Этот маленький парень со стальными яйцами, — добавил Сидман с оттенком восхищения, — был Джоуи Галло».

Способность Галло интриговать светил шоу-бизнеса сохранилась и после его смерти. В 1975 году иконоборец Боб Дилан сочинил и записал музыку и слова для панихиды по убитому мафиози. В хитовой песне Дилана «Джоуи» Галло был непонятым и неоцененным нонконформистом, который умер слишком рано.

Еще две смерти в 1970-х годах существенно изменили историю мафии: Карло Гамбино и Кармине Галанте.

Первым ушел из жизни почитаемый дон Карло Гамбино, который как никто другой из членов Комиссии был близок к тому, чтобы быть признанным Боссом Боссов. Хотя титул «capo di tutti capí» был изобретением СМИ, Гамбино был самым влиятельным и почитаемым крестным отцом мафии в десятилетие с середины 1960-х до середины 1970-х годов. Он был бесспорно первым среди равных. В 1957 году он захватил контроль над боргатой, которая будет носить его имя, организовав вероломное убийство неугомонного Альберта Анастазиа, а затем приступил к объединению и расширению рэкетирского размаха семьи. Под твердым командованием боргата Гамбино стала крупнейшей в стране, насчитывая около пятисот человек и более двух тысяч сообщников. Один только размер семьи и ее богатство позволили бы ему занять самое высокое место в мафии. Кроме того, дон Карло был новатором, поощряя своих капо и солдат расширять состояние семьи, внедряясь в профсоюзы и легальный бизнес, где добыча была больше, а риск меньше, чем в насильственных преступлениях. Контроль над профсоюзами тимстеров, строителей, работников набережных и мусорщиков обеспечивал стабильный денежный поток от махинаций с профсоюзными фондами социального обеспечения. Власть в профсоюзах давала мафиози возможность требовать от компаний «откаты» в обмен на трудовой мир и выгодные коллективные договоры. Сделки с профсоюзами, заключенные под прикрытием, позволили Гамбино и его капо стать партнерами в полулегальных компаниях и получать огромную выгоду от завышенных ставок на государственные и частные контракты.

Перехитрив своего главного соперника Джо Бонанно, который был вынужден уйти в отставку в середине 1960-х годов, Гамбино стал старшим доном в Комиссии. Его слова стали догмой для национальной комиссии и политики, которую она определяла для других преступных семей страны.

Жизнь в мафии была для Гамбино щедрой. На протяжении полувека, пройдя путь от солдата до крестного отца, он, казалось, был неуязвим для правоохранительных органов, избегая тюремных сроков, когда обвинения против него снимались или отменялись по апелляции. Внешне он жил непритязательно, снимая обычную квартиру в районе среднего класса Шипсхед-Бей в Бруклине и владея более шикарным домом в Массапекуа на северном побережье Лонг-Айленда. Перед налоговыми инспекторами он притворялся, что его доходы были получены от партнерства в консалтинговой фирме по трудоустройству и в компаниях по перевозке грузов. Опыт научил его полагаться на осторожность, и он передвигался в компании отборных громил. Невысокого роста, с клювообразным носом и эльфийской улыбкой, его внешность скрывала смертоносную власть, которую он оказывал на свою и другие мафиозные семьи. Как только Карло Гамбино принял мантию босса, за исключением ошибочного заговора Джо Бонанно, на него не было совершено ни одного покушения или заговора с целью навредить ему.

Гамбино легко приспособился к роли патриарха. Молодым мафиози, которым он приглянулся, он добровольно изложил философию, которая вдохновила его на успех. «Вы должны быть как лев и лиса, — наставлял он внимательных новобранцев. — Лев отпугивает волков. Лиса распознает ловушки. Если вы будете как лев и лиса, ничто не сможет вас победить». Вряд ли кто-то из необученных учеников босса понял, что притча Гамбино была сплагиачена у Никколо Макиавелли, итальянского политического реалиста и циника XVI века, который утверждал, что князьям следует полагаться на обман, чтобы захватить и удержать власть.

Время льва-лиса закончилось 15 мая 1976 года. Дон Карло умер в возрасте семидесяти четырех лет в своей постели в Массапекуа, после того как в течение нескольких лет страдал от сердечной болезни. Приверженец консенсуса, всегда думающий о будущем своей боргаты, Гамбино перед смертью выбрал наследника. Им стал его шурин и троюродный брат, Пол «Большой» Кастеллано. Традиционно в семье Гамбино, как и в большинстве американских боргат, кандидатура нового босса должна быть одобрена большинством капо. Эта странная параллель с демократическим выбором обычно соблюдается с нарушениями, поскольку формальное голосование в каждой семье предопределено фракцией, захватившей контроль.

В последние месяцы, когда здоровье дона Карло ухудшалось, Пол Кастеллано проходил стажировку в качестве исполняющего обязанности босса семьи. Он стал надежной правой рукой Гамбино, направляя деятельность семьи в сферу «белых воротничков» — профсоюзной и промышленной коррупции. На момент смерти Гамбино его давний подчиненный, Аниелло Деллакроче, отбывал последние месяцы тюремного заключения, осужденный старым мафиозным жупелом — налоговой службой — за уклонение от уплаты подоходного налога в размере 123 000 долларов с акций, полученных им в результате вымогательства. Представления Деллакроче об операциях семьи резко контрастировали с представлениями Кастеллано. Крепкого телосложения мафиози с сигарами из трущоб Маленькой Италии, Деллакроче полагался на старые добрые методы: ростовщичество, угон грузовиков, грабежи, номера и азартные игры. У него был богатый набор мафиозных прозвищ: «Нил», «Мистер Нил», «Верзила» и «Поляк». Его приверженцы в семье были известны прежде всего своими способностями наемных убийц и костоломов. Освободившись из тюрьмы вскоре после смерти Карло Гамбино, Деллакроче обладал мощной огневой мощью, чтобы бросить вызов Кастеллано в борьбе за первенство. Но, как и подобает хорошему солдату, он с уважением отнесся к предсмертному желанию Гамбино. Вместо того чтобы развязать внутреннюю войну, он принял коронацию Кастеллано в конце 1976 года и согласился остаться на посту младшего босса. Согласно мафиозному фольклору, «Большой Пол» победил «мистера Нила», сделав дельное предложение: «Все, что у вас было с Карло, вы оставляете себе. Все, что вы хотите, мы обсудим». Пойдя на компромисс, вместо того чтобы выбрать нового подчиненного, Кастеллано разделил единое царство Гамбино на две части. Но благодаря умиротворению он избежал междоусобной борьбы, и, поскольку у него было много трофеев для себя и для Деллакроче, беспокоиться было не о чем. Более того, Большой Пол теперь был признанным главой семьи, а его триумф сделал его первым уроженцем Америки, возглавившим Гамбино, самую важную боргату страны.

Годом ранее, в 1975 году, другой уроженец Америки, Кармине Галанте, попытался взять под свой контроль нью-йоркскую банду Бонанно, раздираемую междоусобицами. Лысеющий, безбородый, с согнутой походкой, Галанте был еще одним доном, чье поведение противоречило распространенному образу мафиозного наркохищника и убийцы. Для прохожих коренастый Галанте ростом в пять футов четыре дюйма выглядел как расслабленный дедушка-пенсионер, выбирающий фрукты и овощи на рынке Балдуччи в Гринвич-Виллидж или заглядывающий за эспрессо и канноли в таверну De Robertis в Нижнем Ист-Сайде. И все же это был человек, с детства имевший серьезные проблемы с законом, человек с непревзойденным послужным списком порочности преступного мира. Полиция Нью-Йорка подозревала его в участии или заговоре в более чем восьмидесяти убийствах, но Галанте ловко избегал предъявления обвинений во всех из них. Мафиози утверждали, что именно он был застрелен в шокирующем и политически мотивированном убийстве в Нью-Йорке в 1943 году Карло Трески, изгнанного итальянского редактора-анархиста и противника Бенито Муссолини. Это убийство было совершено в интересах Вито Дженовезе, который находился в Италии во время Второй мировой войны; добиваясь расположения Муссолини, дон Вито хотел, чтобы перо и голос Трески замолчали.

Галанте родился в 1910 году и вырос в мафиозном анклаве Восточного Гарлема. Его родители эмигрировали из Кастелламмаре-дель-Гольфо, рыбацкой деревни и древнего рассадника сицилийской мафии, инкубатора для Джо Бонанно и многочисленных членов семьи Бонанно в Америке. В возрасте десяти лет Галанте был ненадолго отправлен в исправительную школу как «неисправимый несовершеннолетний обвиняемый» за прогулы и серию уличных ограблений. Семь лет спустя он был осужден за нападение и приговорен к заключению в тюрьме Синг-Синг. Вернувшись на улицы, Галанте с помощью хорошо связанных родственников-кастелламмарцев стал подходящим рекрутом для банды Бонанно. Когда Галанте было уже за сорок, Джо Бонанно повысил его до консильери и поставил во главе наркосети семьи. Прозванный своими товарищами по мафии «Лило», что на итальянском сленге означает маленькую сигару, Галанте был на стороне Бонанно и его главным советником, когда в 1957 году в Палермо был заключен договор с сицилийскими кланами о том, чтобы завалить Америку героином. Свободно владея итальянским, французским и испанским языками, Галанте был главным эмиссаром мафии в Европе по многомиллионным сделкам с наркотиками. Наркоагенты Гарри Анслингера настигли его в 1960 году, и ему было предъявлено федеральное обвинение в том, что он был «главным руководителем» банды, которая ввозила в страну огромные партии наркотиков из Канады. Накануне подведения итогов первый судебный процесс закончился тем, что старшина присяжных сломал спину в результате загадочного падения с лестницы в заброшенном здании посреди ночи, и было объявлено судебное разбирательство. Федеральные прокуроры полагали, что на старшину напали, чтобы остановить процесс и запугать присяжных, но не располагали доказательствами.

На втором процессе Галанте, состоявшемся два года спустя с тринадцатью соучастниками, были предприняты продуманные попытки сбить с толку судью и присяжных и спровоцировать новый судебный процесс. Один из солдат Галанте, Сальваторе Панико, забрался в секцию присяжных, отталкивая их и выкрикивая ругательства. Другой подсудимый бросил в прокурора стул, который разбился о перила ложи присяжных. Однажды утром председательствующий судья Ллойд Ф. Макмахон проснулся в своем доме в пригороде и обнаружил на крыльце отрубленную голову собаки — древний и грубый мафиозный прием запугивания. В течение нескольких месяцев после этого судья находился под круглосуточной охраной. Макмахон приказал заткнуть рот нескольким подсудимым и надеть на них кандалы после частых нецензурных и мерзких выпадов в адрес присяжных и прокуроров. Несмотря на возмутительные попытки сорвать процесс, Галанте был признан виновным по нескольким обвинениям в хранении наркотиков. Тюремные психиатры диагностировали у него психопатическую личность, он не мог смириться с проигрышем в споре, с тем, что его опровергают или унижают. Его пронзительный взгляд заставлял тюремных надзирателей вздрагивать. По словам детектива Ральфа Салерно, «взгляд Галанте был настолько ужасен, что люди съеживались в своих креслах». В своих многочисленных встречах с ледяными мафиозными убийцами Салерно признался, что только двое из них напугали его своим ужасающим взглядом: Нил Деллакроче и Кармине Галанте.

В тюрьме Галанте поддерживал свой статус; небольшая конюшня из других заключенных Бонанно заботилась о его мирских нуждах. Презирая тюремную еду, Галанте выкладывал 250 долларов в месяц в качестве взятки за отборные куски мяса, которые подавались ему и его подручным. В то время тюремная администрация предоставляла заключенным-мафиози практически полную свободу действий, чтобы они могли управлять своими собственными секциями камер. Мафиози терпели, потому что они не создавали проблем с дисциплиной и насилием. Позже стукачи рассказали следователям, что высокомерный Галанте поклялся тюремным приятелям, что вернет былую славу расколовшейся семье, которая была нестабильна и не имела утвержденного Комиссией босса с тех пор, как Джо Бонанно был вынужден уйти в отставку в середине 1960-х годов. Досрочно освобожденный в 1974 году после двенадцатилетнего срока, Галанте вскоре одержал верх над жаждой власти и своими инстинктами убийцы. Филипп «Расти» Растелли, соперник на высший пост и временный босс, не хотел уходить в сторону в пользу Галанте. Но Растелли, осужденный за вымогательство, начал отбывать шестилетний срок, который оставил Галанте возможность стать самым решительным и влиятельным капо в группировке. Как бывший консильери и фактически подчиненный Джо Бонанно, Лило считал себя законным наследником трона и даже присутствовал на посвящении в бойцы — полномочия, обычно принадлежащие боссу.

Получив условно-досрочное освобождение, Галанте стал маскироваться под законного бизнесмена, открыв магазин химчистки на Элизабет-стрит в Маленькой Италии. Его личная жизнь была столь же двуличной. С женой у него было трое детей, но после отсидки в тюрьме за наркотики он жил с другой женщиной, которая родила ему двоих детей. Галанте признавался друзьям, что, будучи «добрым католиком», он никогда не будет добиваться развода.

Отказавшись признать Растелли боссом, Галанте предпринял два смелых шага, чтобы собрать деньги и укрепить свой контингент. Увеличив поток наличности, он активизировал наркосделки с сицилийскими экспортерами, назначив себя «сборщиком ренты», единственным магнатом мафии, имеющим право на получение франшизы от сицилийцев, работающих в США. Награбленное не делилось с другими боргатами. А чтобы пополнить свои ряды, Галанте импортировал из Сицилии дополнительную рабочую силу, известную как «зипы». Происхождение термина «зипы» неясно. Ремо Франческини, нью-йоркский детектив и эксперт по мафии, объясняет это выражение сокращением сицилийского сленгового слова, обозначающего «провинциалов» или «примитивов».

Неприкрытая попытка Галанте доминировать на наркорынке мафии встревожила правящих крестных отцов Нью-Йорка, которые объявили его персоной нон грата. Не обращая внимания на враждебность, которую он вызывал, Галанте был уверен, что его «зипы» сохранили традиционные мафиозные добродетели — верность и свирепость, которые смогут возродить банду Бонанно. Он начал использовать сицилийцев для самых тяжелых заданий, часто полагаясь на них как на своих личных охранников. Двумя его любимцами были Бальдассаре Амато и Чезаре Бонвентре, суровые двадцатисемилетние парни и близкие друзья из Кастелламмаре-дель-Гольфо, которых Галанте лично назначил своими людьми. Он был полностью уверен в их преданности.

В жаркий четверг 12 июля 1979 года Галанте подвозил на свидание в увядающий район Бушвик в Бруклине своего племянника Джеймса Галанте, солдата и его шофера на этот день. В прежние времена, когда Бушвик был более процветающим, он был оплотом семьи Бонанно. Зипы по-прежнему любили этот район за его оставшиеся клубы и пиццерии, где преобладал сицилийский диалект, а агентов под прикрытием и наганов было так же легко заметить, как стадо розовых слонов. Дальний кузен Галанте Джузеппе Турано и его жена владели итало-американским рестораном «Джо и Мэри», куда Галанте часто заглядывал, чтобы отведать сицилийских блюд и поболтать с Джузеппе. Ресторан на Никербокер-авеню сохранил ностальгический образ старомодного, непритязательного места для встреч: на столах лежали скатерти лимонного цвета с цветочным узором, а стены украшали фотографии Фрэнка Синатры и других итало-американских знаменитостей. Над входом висела большая картина с изображением Тайной вечери.

Поводом для визита Галанте стал поздравительный обед для Турано, который на следующий день уезжал в отпуск на Сицилию. Для почетного гостя, Лило Галанте, его кузины, и Анджело Пресанзано, пожилого солдата и преданного адъютанта Лило, был приготовлен прямоугольный стол в частном внутреннем дворике. Не успели подать первое блюдо, как Пресанзано откланялся, сказав, что у него неотложные дела, и ушел.

Но вскоре в ресторане неожиданно появились мафиози Бонанно. Появились зипы, Бальдо Амато и Чезаре Бонвентре в сопровождении Леонардо Копполы, наркоторговца из группировки Лило, и Галанте пригласил их за свой столик. Джузеппе Турано был удивлен тем, что Коппола посетил его заведение, ведь эти два человека недолюбливали друг друга. Выступая в роли миротворца, Галанте сказал им, что надеется, что дружеский обед положит конец их вражде.

Пятеро мужчин за столиком на открытом воздухе закончили трапезу с салатом, рыбой и вином, и Галанте затянулся сигарой в ожидании десерта и кофе. И тут, в 2:45 пополудни, в ресторан вошли трое мужчин в лыжных масках. Джон Турано, семнадцатилетний сын владельцев, выкрикнул предупреждение в сторону открытого двора и бросился бежать. Один из троицы выстрелил в подростка, ранив его в ягодицу. Его сестра, Констанца, услышала крик отца: «Что ты делаешь?», после чего раздались выстрелы. Во внутреннем дворике злоумышленники, к которым, судя по всему, присоединились зипы Амато и Бонвентре, открыли огонь из дробовика и автоматических пистолетов. Галанте, Коппола и Турано погибли мгновенно. Галанте, в которого попали с близкого расстояния, отбросило назад, в левом глазу у него было отверстие от дробовика, а сигара была зажата между зубами в смертельной хватке.

Очевидцы на улице видели, как стрелки в масках покидали «Джо и Мэри», а Амато и Бонвентре шли за ними по пятам. «Телохранители» Галанте не попытались нанести ответный удар по убийцам — легким мишеням, спины которых были повернуты, когда они садились в машину, скрывшуюся с места преступления, перед рестораном; стрелки также не выказали никакого беспокойства по поводу зипов, спокойно идущих в другом направлении. Было ясно, что Амато и Бонвентре вступили в сговор с целью убийства, но для их ареста или предъявления обвинений не было ни улик, ни показаний свидетелей.

Мотивы казни Галанте муссировались на мельнице мафиозных слухов и передавались информаторами детективам и агентам ФБР. Из тюрьмы Растелли отправил своего сторонника, чтобы тот обратился в Комиссию за разрешением убить Галанте как незаконного узурпатора. Совет директоров мафии отнесся к этому с пониманием. Предполагаемый босс Бонанно совершил два непростительных преступления, которые угрожали главарям четырех других нью-йоркских боргат. Он попытался ущемить их интересы, особенно интересы Гамбино, захватив американскую часть рынка сицилийского героина. Возможно, еще более неприятно то, что после смерти Карло Гамбино он открыто предсказал, что станет боссом боссов. Комиссия приговорила Лило Галанте к смертной казни, возглавляемую Полом Кастеллано из Гамбино. Амато и Бонвентре, двое стойких сицилийцев, которых он привез с родины в качестве своей преторианской гвардии, дозвонились до него и убедили предать его. Следователи пришли к выводу, что они намеренно направили Копполу в «Джо и Мэри», потому что заговорщики хотели убрать его — ярого сторонника Галанте — с дороги, чтобы предотвратить ответные рейды в отместку за убийство его «босса».

Другая намеченная жертва, Анджело Пресанзано, едва избежал кровавой казни, покинув обеденный стол раньше времени. Однако семидесятилетний ветеран мафии прожил еще несколько дней. Спрятавшись в Катскиллз и ужаснувшись тому, что он стал «меченым», Пресанзано пережил смертельный сердечный приступ, прежде чем стрелок смог его выследить.

«Должно быть, он наступил кому-то на пятки», — прокомментировал Джеймс Т. Салливан, начальник нью-йоркских детективов, ознакомившись с данными разведки о Галанте. На самом деле жестокий 69-летний гангстер переступил через многих.

Убийство Галанте вновь повергло разрозненные ряды Бонанно в смятение, лишив их сильной иерархии, которая могла бы вести переговоры о спорах и соглашениях со своими коллегами по мафии. Основная структура четырех других нью-йоркских мафиозных группировок оставалась крепкой, а их боссы не преминули воспользоваться упадком Бонанно.

Естественная смерть Карло Гамбино и перестрелки Джо Коломбо, Джои Галло и Кармине Галанте привели к смене караула в боргатах Гамбино, Коломбо и Бонанно в 1970-х годах. Эти изменения в трех крупных семьях были результатом внутреннего соперничества и игры гангстеров за власть; они не были вызваны давлением со стороны правоохранительных органов, законом об электронной слежке Раздела III или законом РИКО. Дж. Эдгар Гувер умер в 1972 году, и три его непосредственных преемника на посту директора ФБР — Л. Патрик Грей, Уильям Д. Рукельсхаус и Кларенс М. Келли — продолжили ту же неэффективную и безликую политику, которую Гувер ввел для преследования мафиози.

Находясь в Америке в 1970-х годах, Фрэнк Пулли, детектив по борьбе с организованной преступностью из британского Скотланд-Ярда, был потрясен широко распространенным безразличием высших чинов большинства американских полицейских ведомств к страшной угрозе мафии. Будучи специалистом по разведке, Пулли собирал сведения о попытках американских мафиози захватить шикарные легальные казино Лондона. Он выделял полицию штата Нью-Джерси за ее антимафиозные усилия, но считал, что полицейский департамент Нью-Йорка и многие федеральные и другие местные подразделения спят за рулем. «Многие хорошие полицейские, которые знали, что происходит, бились о кирпичи и не получали поддержки от начальства, — вспоминает Пулли.

В середине 1970-х годов руководители Комиссии вновь открыли книги, разрешив всем мафиозным семьям страны принимать в свои ряды квалифицированных членов взамен погибших мафиози. Новая кровь была необходима, и, казалось, не было никакой опасности, что новое поколение мафиози будет скомпрометировано или проникнет в ряды мафиози бездействующими федеральными и местными правоохранительными органами.

Беспокойство боссов мафии по поводу усилий и рвения правоохранительных органов было вполне обоснованным. Борясь в одиночку, Боб Блейки умолял прокуроров и следователей использовать РИКО для атаки на нервные центры — иерархии Коза Ностра. С момента принятия закона прошло почти десять лет, а аналитически мыслящий профессор права все еще бесплодно искал союзников в борьбе с мафией.