Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки

26. Бетонный клуб

Самым убедительным доказательством того, что Комиссия занималась зарабатыванием денег, стал клуб «Бетон». На суде присяжные получили четкое представление о том, как управляющие трех семей и убитый Пол Кастеллано за четыре года похитили по меньшей мере 1,27 миллиона долларов из тринадцати крупных строительных проектов.

Прокуроры привлекли в качестве свидетелей двух подрядчиков, которые заявили, что были вынуждены участвовать в схеме вымогательства как плата за то, чтобы остаться в бизнесе. «Не думаю, что у меня был выбор», — сказал Джеймс Костиган, президент компании XLO Concrete Corporation (Бетонная корпорация XLO). Он рассказал, что Ральф Скопо, солдат Коломбо и президент профсоюза бетонщиков, обратился к нему в 1981 году с сообщением о том, что он должен будет отчислять мафиози 2 процента от каждого валового контракта, который ему позволят получить. Если Костиган бросит вызов системе, Скопо пригрозил ему беспрецедентными профсоюзными страданиями.

На вопрос прокурора Джона Саварезе о том, как отразились бы на его компании трудовые проблемы, Костиган ответил: «Стоило бы много денег, знаете ли, до такой степени, что вы могли бы и не заниматься бизнесом».

Скопо сказал подрядчику, что отчисления в пользу Козы Ностра будут взиматься по всем контрактам на сумму свыше 2 миллионов долларов. «Он сказал, что эти деньги пойдут в банк и будут разделены между семьями».

В клуб входили семь компаний, свидетельствовал Костиган: «Люди, которые его контролировали, принимали решения о том, кто какую работу получит». Костиган уточнил, что ни одна из компаний не пострадала финансово от схемы мафии. Более того, они извлекли выгоду из заговора. Как и другие субподрядчики, он добавлял 4 процента к своим ставкам и просто передавал завышенные расходы застройщику или генеральному подрядчику, отвечавшему за весь проект. (Аналитики в итоге установили, что сотрудничество мафии с коррумпированными подрядчиками привело к увеличению реальных общих расходов на бетон в городе от 15 до 70%, поскольку все заранее оговоренные ставки были сильно завышены).

Скопо приказал Костигану не участвовать в конкурсах на сумму менее 2 миллионов долларов, подразумевая, что боссы мафии не были слишком жадными. «Ну, там было много мелких подрядчиков, и он сказал, что они тоже должны есть».

Подкрепляя показания Костигана, обвинение воспроизвело запись, сделанную «жучком» в седане Lincoln Скопо. На записи слышно, как Скопо отклоняет просьбу настойчивого подрядчика Сэла Д'Амбрози, чья компания не входила в «Бетонный клуб».

Скопо: «Бетон должен стоить двенадцать миллионов».

Д'Амбрози: «Да. Почему я не могу сделать бетон?»

Скопо: «Ты не можешь этого сделать. Больше двух миллионов ты не можешь. Это меньше двух миллионов, эй, я, я говорю тебе, иди и сделай это».

Д'Амбрози: «С кем я должен встретиться? Скажи мне, кого я должен увидеть?»

Скопо: «Ты должен увидеться с каждой семьей. И они скажут тебе «нет». Так что даже не беспокойтесь».

Д'Амбрози настойчиво пытался выяснить, какую цену ему придется заплатить, если ему посчастливится попасть в клуб.

Скопо: «Прежде всего, работа обойдется вам в два очка».

Д'Амбрози: «Почему два очка?»

Скопо: «Так они платят. Все, у кого больше двух миллионов. Все парни в клубе, которые так много заработали, платят два очка».

Д'Амбрози: «Ага. Вложите два очка в работу».

Скопо: «Так я и говорю, надо вкладывать заранее».

В ходе записанного разговора Скопо вырыл себе еще более глубокую яму, сообщив Д'Амбрози, что в проекте, не покрываемом клубом, ему придется давать отдельные взятки за трудовой покой. Это был урок для присяжных об основах коррупции и непомерных расходах на строительство в Нью-Йорке.

Скопо: «Знаете, если я приведу к вам заказчика [генподрядчика] на двадцать ярдов [объем бетона], и скажу вам, Салли, что бетон стоит 60 долларов за ярд, парень даст вам 63 доллара».

Д'Амбрози: «Три — твои».

Скопо: «Три ты должен дать мне. А тебе какое дело?»

Д'Амбрози: «А мне-то что».

Скопо: «Ты получишь свои 60».

Д'Амбрози: «Вот и все. В чем, блядь, проблема?»

Скопо: «А тем временем я приведу к вам клиента».

Пленки ФБР пролили свет на власть Комиссии над жизнью и смертью. Скопо признался, что опасался за свою жизнь, если «Бетонный клуб» попадет под следствие. В разговоре с Костиганом, подрядчиком XLO, Скопо думал о судьбе Роя ДеМео, солдата Гамбино и садиста, убитого после того, как он был замешан в сети краденых автомобилей семьи Гамбино. Скопо описал ДеМео как строгого исполнителя с «чугунными яйцами». Тем не менее он был убит, потому что один из боссов, Пол Кастеллано, бездоказательно решил, что ДеМео больше не надежен. Судьба ДеМео встревожила Скопо, секретаря Комиссии.

Скопо: «Теперь мне предъявили обвинение, и они [боссы] испугались. О боже, мы никогда не знали этого парня, Джимми Костигана». Единственный, о ком они должны беспокоиться, — это я. Если я открою рот, им конец. Так что замять дело — банго!»

Костиган: «Правда?»

Скопо: «Да. Вот я всю жизнь делаю им деньги. Я рискую на улице. Я готов сесть в тюрьму, никогда не открою рта, но они в этом не уверены, понимаете?»

Говоря серьезным тоном, Скопо рассказал, что недавно был убит коррумпированный лидер профсоюза плотников Теодор Маритас, после того как его связь с мафией была раскрыта, и он собирался предстать перед судом вместе с соучастниками мафии. Он напомнил Костигану о страшном конце Роя ДеМео.

Скопо: «Он был крутым парнем, верно? Когда его взяли, они подумали: «Может, этот парень под давлением сдаст». Это чушь. Но чтобы не рисковать, не зная, сдаст он или нет, они пошли и убили его. Так же, как я поступаю сейчас. Допустим, эта штука взорвется. Я буду одним из первых, кого арестуют».

Костиган: Почему?

Скопо: «Из-за этого клубного дерьма. Когда такое случается, неважно, насколько сильно они в тебя верят, всегда остается хоть капля. Они говорят: «О, боже, может, он откроет свой гребаный рот». А потом ты его больше не видишь».

Из могилы Пол Кастеллано внес свой вклад в доказательства против живых боссов. Один из солдат Дженовезе, Луис Джардина, член профсоюза рабочих, посетил дом Кастеллано на Стэйтен-Айленде в июне 1983 года, чтобы обсудить семейный бизнес в строительной отрасли. Кастеллано назвал имена нескольких крупнейших генподрядчиков города, которые, по его словам, лично пообещали ему предоставить выгодные субподрядные работы компаниям, контролируемым мафией.

Затем жучок ФБР записал, как Кастеллано жалуется на то, что компания «Сенчури-Максим», подрядчик «Бетонного клуба», участвует в торгах на получение контрактов без разрешения боссов.

Кастеллано: «Вы знаете компанию «Сенчури-Максим»?»

Джардина: «Бетон?»

Кастеллано: «Да. Они ведут себя немного странно и пока что ведут себя неправильно. А они должны были быть с Джерри Лангом [исполняющий обязанности босса Коломбо] и так далее. Они часть клуба, часть его. Они налетают на всех».

Джардина: «Вы никогда не захотите этого. Это бессмысленно».

Кастеллано: «Это заноза в заднице. Не так ли?»

Джардина: «Можно подумать, они большие мальчики. Идут по каким-то правилам, верно?»

Кастеллано: «Ну, мы не знаем, кто, черт возьми, это делает. Знаете, они не могут рассчитывать на то, что выполнят слишком много работы. Слишком много работы. Работы должно быть много, и тогда каждый сможет получить свой кусок».

Джардина: «И если они будут сотрудничать, это будет хорошо для всех, а не создаст путаницу и все остальное».

Кастеллано: «Конечно».

Бетонные сделки Кастеллано иногда сбивали с толку других гангстеров. В декабре 1983 года Толстяк Тони Салерно был обеспокоен тем, что его обманывают в тайном трехстороннем партнерстве с Кастеллано и Николасом Аулеттой, владельцем компании звукозаписи, которая была продана Century-Maxim. Луис ДиНаполи, солдат Дженовезе, который занимался строительным рэкетом для семьи, тщетно пытался объяснить Салерно, как будет делиться незаконная прибыль в 200 000 долларов. Их разговор был записан в штаб-квартире Салерно в Восточном Гарлеме.

ДиНаполи: «Но это, другими словами, похоже на откуп».

Салерно: «Нет. Но они все равно должны отдать. Они дают, они выплачивают нам 200 000 аванса, по 20 000 в месяц».

ДиНаполи: «Ники [Аулетта] имел право только на сотню».

Салерно: «И где же эта сотня?»

ДиНаполи: «Из этих денег. Да. Теперь из ста он отдает пятьдесят Полу. И пятьдесят — вам. В счет того, что он вам должен».

Все еще недоумевая, Салерно спросил, почему он не получает больше денег. Объяснение ДиНаполи, что корпорация Аулетты потеряла деньги на части сделки, привело Салерно в еще большее замешательство.

ДиНаполи: «Если это корпорация потеряла деньги, то не только Ники. Корпорация. Вы владеете 25 процентами акций корпорации. Пол владеет 25 процентами корпорации, а Ники — 50 процентами. Так что вы разделили ее таким образом. У вас создается впечатление, что вы сбрасываете сотню».

Салерно: «То, что он нам должен».

ДиНаполи: «Нет, это всего лишь 50% от того, что он должен. Вот почему мне пришлось дать вам еще двадцать».

Хотя урок экономики высоких финансов мог быть непонятен Салерно и присяжным, разговор, тем не менее, ясно показал его и Кастеллано соучастие в незаконных выплатах «Бетонного клуба».

Некоторые межсемейные сделки с бетоном были далеко не гармоничными. Жучки «Ягуара» обнажили недовольство высших чинов семей Дженовезе и Луккезе схемами Кастеллано по получению денег от строительных компаний и профсоюзов для себя.

Тони Дакс Коралло из семьи Лукчезе жаждал узнать о новых мафиозных махинациях, которые он еще не пробовал. Во время поездки на «Ягуаре» подчиненный Дакка, Том Микс Санторо, рассказал о счете Кастеллано в 500 000 долларов. Санторо рассказал о встрече с «Жирным Тони» Салерно и Винсентом ДиНаполи, еще одним братом ДиНаполи, который специализировался на строительных поборах для семьи Дженовезе. Обсуждая с Салерно вопросы, связанные с вымогательством, Санторо намеренно раззадорил Салерно, рассказав ему о том, что Кастеллано прикарманил огромную сумму у производителя бетона, компании Certified Ready Mix. Санторо выглядел довольным собой, когда описывал этот разговор.

Санторо: «Я пошел и распалил Толстяка Тони. Я говорю: «Эй, ты знаешь, что Пол получил полмиллиона за продажу Certified?» Он посмотрел на меня: «Ты что, шутишь?» «Да, — говорю я, — он получил полмиллиона».

Санторо рассказал, что разгневанный «Толстяк Тони» Салерно вызвал к себе Винсента ДиНаполи и с «кинжалами в глазах» потребовал объяснить, почему его не поставили в известность о продаже Certified. И, что еще важнее, почему его лишили части прибыли?

Затем Санторо, инструктируя Сала Авеллино по тонкостям мафиозного протокола, заявил, что Винсент ДиНаполи совершил грубую ошибку, ответив, что, по его мнению, заговор Кастеллано не имеет никакого отношения к Салерно, его непосредственному начальнику. «Это не твое гребаное дело — думать, — сказал Санторо об ответе ДиНаполи. — Вы скажете ему [Салерно]. И тогда думать будет он, а не ты».

У Авеллино была своя история, чтобы рассказать Даксу Коралло о жадной натуре Кастеллано. Он сопровождал Санторо на свидание с Кастеллано и подслушал, как босс Гамбино ныл, что лидеры профсоюза водителей сократили его годовую выплату за трудовой мир при поддержке мускулов Гамбино до 25 000 долларов с 200 000 долларов.

«Они присылали мне кость каждый год, около 200 000 в год», — процитировал Авеллино слова Кастеллано, удивленного тем, что он минимизировал выплаты. «Это «кость», говорит он».

Указывая на то, что этот инцидент был типичным для Кастеллано, хватающегося за самые большие куски мафиозной добычи, Коралло сказал: «Мне приходится слушать, как он несет чушь. Кость, двести тысяч долларов?.. Представьте себе, ему не хватило. Я ни черта не понимаю, он не получил достаточно. Представьте себе, ему не хватило денег?»

На электронных записях отсутствовали только голоса Кармине Персико, обвиняемого босса Коломбо, и Энтони Бруно Инделикате, солдата Бонанно, судимого за убийство Кармине Галанте.

Большую часть времени в начале 1980-х годов, когда на секретных пленках были записаны улики, Персико находился в тюрьме, отбывая срок за угон. Обвинение пыталось связать его с Комиссией и клубом «Бетон» через записанные комментарии о нем Джерри Ланджеллы, действующего босса семьи, и других обвиняемых. Но самые сокрушительные улики против Персико были получены от свидетеля, двоюродного брата по браку, Фреда ДеКристофера, продавца страховок.

До ареста по обвинению Комиссии Персико находился в бегах и в течение трех месяцев использовал дом ДеКристофера в Вантах, Лонг-Айленд, в качестве конспиративной квартиры. ДеКристофер сообщил ФБР о местонахождении Персико и получил вознаграждение в размере 50 000 долларов за выдачу гангстера.

На допросе у Майкла Чертоффа, главного обвинителя, ДеКристофер рассказал, как благодаря браку он стал невольным помощником лидеров Коломбо и получателем секретов преступной семьи. По словам ДеКристофера, пока Персико скрывался в своем доме, он свободно рассказывал о своей незаконной деятельности, хвастаясь тем, что из тюрьмы он использовал посетителей и телефонные звонки Ланджелле и другим лоялистам, чтобы передавать приказы о преступных операциях. «Его бизнес заключался в управлении преступной семьей», — не без гордости сказал ДеКристофер.

ДеКристофер добавил к преступным махинациям Персико еще двух обвиняемых, Джерри Ланджеллу и Ральфа Скопо. Персико часто называл Ланджеллу заслуживающим доверия и характеризовал его как одного из своих ключевых людей. ДеКристофер свидетельствовал: «Он сказал, что Ральф Скопо был его доверенным лицом в профсоюзе цементников и бетонщиков и что в Нью-Йорке не было залито ни одного ярда бетона, где бы он и его друзья не получали свою долю».

Через ДеКристофера Чертофф получил доказательства не только против Персико, но и косвенно против всей Комиссии. По словам ДеКристофера, Персико вспоминал, как в 1970-х годах делил камеру федеральной тюрьмы с Кармином Галанте. Галанте отбывал срок за торговлю наркотиками, а Персико, сравнительно молодой босс, начинал отбывать наказание за угон. У двух мафиози были хорошие отношения, свидетельствовал ДеКристофер, и Персико сказал, что Галанте «был другом и главным человеком в семье Бонанно».

ДеКристофер вспомнил, как Персико сказал: «И, откровенно говоря, я голосовал против того, чтобы он пострадал». Эта цитата была использована обвинением для усиления обвинения в том, что, хотя Персико был против, комиссия провела опрос и большинство одобрило убийство Галанте.

Самой весомой уликой против Бруно Инделикато в убийстве Галанте в 1979 году стал отпечаток ладони, снятый с машины преступников, скрывшихся в Бруклине. Его появление в клубе Нила Деллакроче «Рэйвенит» в Маленькой Италии вскоре после убийства было, в лучшем случае, косвенным. Но обвинение продемонстрировало присяжным видеозапись с камер наблюдения, на которой видно, как потного Инделикато обнимают и целуют в щеки Деллакроче, тогдашний главарь Гамбино, и Стефано Канноне, консильери Бонанно. Чертофф объединил отпечаток ладони, приветствие, которое Инделикато получил от двух лидеров мафии, и рассказ Персико ДеКристоферу о том, что он голосовал против казни Галанте. Он утверждал, что эти три элемента, плюс исторические свидетельства о том, что только Комиссия могла санкционировать убийство высокопоставленных мафиози, являются достаточным доказательством заговора. По сценарию обвинения, боссы Комиссии заказали убийство Галанте. Деллакроче было поручено руководить убийством; Инделикато помог его совершить, а затем поспешил в Маленькую Италию, чтобы доложить о своем успешном достижении большим шишкам Гамбино и Бонанно. Чертофф также отметил, что Инделикато, который до этого был незначительным лакеем в семье Бонанно, после убийства Галанте был повышен до капо — верный признак того, что он был вознагражден за хорошую службу.

Перед началом процесса группа из семи адвокатов защиты и адвоката, выступавшего в качестве юридического советника Персико, искала единую стратегию. Пятеро из них были бывшими федеральными прокурорами или прокурорами штата; все они были проверенными в боях судебными адвокатами. Изучив материалы досудебного расследования, они могли проанализировать обоснованность доказательств обвинения и перспективы оправдательных приговоров.

Главная мысль была очевидна: надежды их клиентов были мрачными. Не было никакой вероятности, что эти короли мафии и их стойкие подчиненные смогут выторговать для себя сделки о признании вины и мягкие приговоры. Джулиани не давал никаких поблажек, кроме признания вины по самым тяжким статьям, что для большинства обвиняемых означало пожизненное заключение без права на досрочное освобождение и смерть в тюрьме от старости.

Адвокаты согласились, что их единственной слабой надеждой была неортодоксальная уловка: они должны были молчаливо признать существование Комиссии и мафии. Их контраргумент заключался в том, чтобы убедить присяжных, что причастность и связь с этими конкретными группами не является доказательством преступления. Но эта стратегия противоречила священным принципам преданных и придерживающихся традиций мафиози. Приняв совет адвокатов, мафиози отступили бы от своей самой заветной заповеди и признали бы существование своей тайной организации. Толстяк Тони Салерно, Дакса Коралло и их подзащитные отшатнулись при мысли о нарушении клятвы омерты, даже если за них это сделали адвокаты.

На досудебных заседаниях адвокаты прямо заявили, что у них закончились варианты. Если бы они попытались опровергнуть и опровергнуть многочисленные упоминания своих клиентов о Козе Ностре и Комиссии, адвокаты потеряли бы всякий след доверия и логики.

«Мы не собираемся прямо говорить присяжным, что существует мафия и наши клиенты принадлежат к ней», — напутствовал Джим ЛаРосса, один из адвокатов, потрясенных боссов и лейтенантов. Мы скажем присяжным: «Позвольте мне упростить для вас это дело». Часть обвинительного заключения гласит, что существовала такая организация и наши клиенты были ее членами. Давайте предположим, что это правда, чтобы вы могли определиться. Но мы утверждаем, что наши клиенты не совершали ни одного из преступных деяний, которые им инкриминируются в этом обвинительном заключении». «ЛаРосса, адвокат Кастеллано, остался в команде защиты в качестве адвоката Кристи Фурнари после бандитского нападения на Большого Пола.

Поначалу сомневавшиеся, обвиняемые нехотя согласились на эту тактику, лишь бы от них не требовали признать существенную правду о мафии. Таким образом, их совесть была чиста, поскольку они сохраняли омерту. Незавидная задача минимизировать проблему выпала на долю артистичного адвоката защиты Сэмюэля Доусона. В своей вступительной речи к присяжным он попытался замять проблему, вскользь упомянув о Козе Ностра как о незначительной сноске в судебном процессе. «Мафия существует, и у нее есть члены», — признал Доусон, добавив: «Если кто-то является членом мафии, это не значит, что он совершил преступления в этом деле».

Тем не менее, кот был вытащен из мешка. После полувека отрицаний впервые в американском суде обвиняемые мафиози признали, что мафия существует, и позволили своим адвокатам заявить об этом как о факте.

Еще одну дилемму создал Кармине Персико. Его решение представлять себя в суде обеспокоило нескольких его подзащитных и их адвокатов, которые опасались, что его ошибки в суде могут повредить общей позиции защиты. Но Персико был боссом, и не было такой силы, которая могла бы преодолеть его упрямство. Более того, некоторые адвокаты питали слабую надежду на то, что его ошибки в зале суда могут привести к ошибочному судебному разбирательству или стать техническим основанием для успешной апелляции. К несчастью для защиты, судья Ричард Оуэн скрупулезно предупредил Персико, что если он будет настаивать на своем адвокате, то он и другие обвиняемые не смогут обжаловать обвинительный приговор по причине «некомпетентности адвоката».

Обвинение представило восемьдесят пять свидетелей и воспроизвело более ста аудио- и видеозаписей. Имелись и дополнительные фотодоказательства. Хотя попытка следователей штата сфотографировать заседание Комиссии в Бауэри в 1983 году провалилась, агентам ФБР позже это удалось. Действуя по наводке информатора, 15 мая 1984 года агенты использовали закамуфлированный фургон, чтобы сфотографировать боссов, покидающих заседание в Стейтен-Айленде. Встреча проходила в доме в районе среднего класса, известном как Саут-Бич, где жил двоюродный брат Тома Билотти, грузчик. За исключением изгоя Бонанно, все мафиозные семьи прислали своих представителей. На фото запечатлены уходящие Кастеллано, Билотти, Салерно, Санторо, Фурнари, Ланджелла и Скопо. Причина сбора была неизвестна, но фотоснимок убедительно свидетельствовал о том, что это была полномасштабная конференция Комиссии, на которой присутствовали пятеро из тех, кто предстал перед судом.

Свидетели обвинения, такие как Анджело Лонардо, престарелый кливлендский мафиози, и Джо Канталупо, мелкий подражатель Коломбо, могли быть дискредитированы путем перекрестного допроса. Это были люди с потасканным криминальным прошлым. На свидетельской трибуне они признались, что лгали на предыдущих процессах, согласившись дать показания на этом только после того, как заключили сделку с правительством, чтобы получить более мягкие приговоры за свои преступления. Проворные вопросы адвокатов защиты говорили о том, что это ненадежные свидетели, у которых есть стимул лжесвидетельствовать и подстраивать свои показания. Но опровержения пленок, которые составляли 95% основных доказательств обвинения, не последовало. Они были мухами на стене, неопровержимыми доказательствами деятельности мафии.

За девять недель прослушивания деморализующих пленок адвокаты почувствовали нарастающее пораженчество своих клиентов. Толстяк Тони Салерно стал самым стоическим, казалось, закрыв глаза на надвигающуюся гибель. Содержащийся под стражей без права внесения залога как потенциально опасный для общества, Салерно, казалось, больше беспокоился о своем желудке, чем об исходе судебного процесса. Он постоянно поглощал неиссякаемый запас печенья и конфет. В конце одного из заседаний он поднялся из-за переполненного стола защиты, чтобы попросить судью Оуэна об одолжении. Недовольный холодными сэндвичами, которые выдавали заключенным в полуденный перерыв, он просительно спросил судью: «А как насчет горячего обеда, судья? Разве у нас не может быть горячего обеда?»

Сжалившись над ним, подсудимый Энтони Инделикате попытался однажды пронести в зал суда сэндвич с телятиной и тайком передать его прожорливому Толстому Тони. К несчастью, охранник заметил передачу и конфисковал сэндвич как контрабанду.

Дебют Кармине Персико в роли рупора самого себя придал мрачному процессу единственную нотку комизма. Незнакомец с первого взгляда мог бы принять его за респектабельного адвоката, когда он поднимался, чтобы провести перекрестный допрос свидетеля или обратиться к присяжным. Он был одет, как многие судебные адвокаты, — в темные и серые костюмы, однотонные рубашки и консервативные галстуки в полоску. Его очки в золотой оправе и грозные глаза ищейки лишь усиливали иллюзию. Но фасад рассыпался, когда он пытался набрать юридические очки с народным бруклинским акцентом, используя такие фразы, как «I sez», «you seen» и «dem kids». Временами он путался в своих записях, прося судью и присяжных: «Потерпите, пожалуйста. Я немного нервничаю». Будучи одновременно адвокатом и обвиняемым, он называл себя на перекрестных допросах и в ходатайствах «я» и «мистер Персико».

Дерзкий дон в своем вступительном слове пытался вызвать симпатию как угнетенный неудачник. «Не будьте ослеплены ярлыками», — призвал он присяжных. Указывая на обвинителей, он сказал: «Они сильны, а не я». По его вопросам к враждебно настроенным свидетелям обвинения было ясно, что Персико пытается набрать очки, не подвергая себя опасности давать показания. Его манеры поведения в суде и репутация привлекли внимание профессиональных актеров Джеймса Каана и Роберта Дюваля, которые появились на галерее для публики, чтобы понаблюдать за тем, как настоящий мафиози играет адвоката. Каан познакомился с Персико еще до съемок оригинального фильма «Крестный отец», а Дюваль сыграл консильери в той же постановке и ее продолжении.

Как и опасались его сообвиняемые, выступление Персико ослабило общую стратегию защиты. Проводя перекрестный допрос Джо Канталупо, который опознал в нем босса Коломбо, Персико рассказал, что Канталупо был избит братом Персико. Возможно, он хотел показать, что Канталупо ненавидит его и давал показания, чтобы отомстить. «Ты был зол, потому что тебя избили, а тебя избили, потому что ты не вернул деньги», — обрушился Персико на Канталупо. Его аргумент был дорогостоящим промахом. Избиение произошло из-за ростовщического долга, что еще больше выставило Персико и его подручных как безжалостных гангстеров.

Похожая ошибка Персико произошла во время перекрестного допроса подрядчика «Бетонного клуба» Стэнли Стернчоса. Пытаясь проиллюстрировать ненадежность свидетеля, Персико добился от Стернчоса признания в том, что тот пропустил обязательные платежи Ральфу Скопо, мафиози. Такая линия допроса Персико укрепила доказательства вымогательства против всех обвиняемых, подтвердив рутинную систему откатов. Только адвокат-любитель мог допустить такую оплошность.

Персико мог подумать, что очаровывает присяжных и доносит до них свою точку зрения, не подвергая себя ожесточенному перекрестному допросу. Наблюдая за Персико, Майкл Чертофф был уверен, что его выходки непреднамеренно помогли обвинению. Читая по лицам присяжных, прокурор был уверен, что яростные дуэли Персико со свидетелями лишь еще больше раскрывают его личность мстительного хулигана.

От защиты выступил только один свидетель: Кэтрин, двоюродная сестра Персико, жена Фреда ДеКристофера, с которой он расстался. Она пыталась опровергнуть показания мужа о том, что Кармине делал им инкриминирующие замечания по поводу его положения в мафии, но это был незначительный свидетель, не имеющий большого влияния. Все, на что могли рассчитывать адвокаты защиты, — это их совместные выступления, как лучшая надежда разобрать показания и дискредитировать записи. Выступление Персико перед присяжными, однако, оказалось более захватывающим, чем все речи профессиональных адвокатов. В течение девяноста минут он твердил, что у обвинения нет ни малейших прямых доказательств его причастности к преступлению. Его голоса не было ни на одной из пленок, а большую часть времени, когда совершались преступления в клубе «Бетон», он находился в тюрьме.

Под конец своей речи он отложил в сторону свои записи, облокотился на перила ложи присяжных и признался, что после вынесения обвинительного заключения он бежал, чтобы избежать ареста. «Может быть, я испугался, — заявил он. — Может быть, я был немного напуган. Но чего снова.? Чего на этот раз? Что я мог сделать, находясь в тюрьме так долго? Столько лет? Может быть, я устал ходить в тюрьму и обратно, устал от того, что меня затаскивали в залы суда и судили из-за моих имени и репутации. Когда же это закончится? Когда это прекратится? Когда они оставят вас в покое?» — спросил он присяжных.

Назвав двух главных свидетелей против него — своего кузена Фреда ДеКристофера и подручного Джо Канталупа — не заслуживающими доверия и лживыми, он подчеркнул, что их показаний недостаточно для вынесения обвинительного приговора. Следуя основной линии защиты, Персико обвинил обвинение в том, что оно предвзято оклеветало всех подсудимых гнусным именем мафиози. Заявив, что он понес достаточное наказание за свои прошлые преступления, он завершил свое выступление мольбой о справедливости.

«Как долго я должен расплачиваться за ошибку, которую совершил много лет назад? Они пришли не для того, чтобы разбирать дело, а чтобы преследовать людей при слове «мафия». Я не могу сказать, что никогда не делал ничего плохого; вы знаете, что я был в тюрьме. Вы не можете отправить меня обратно в тюрьму, потому что я был в тюрьме; они должны доказать, что я сделал что-то не так, я сделал что-то другое».

Адвокаты остальных подсудимых в своих выступлениях были вынуждены преодолевать три основных обвинения. Они попросили присяжных проигнорировать вопрос о существовании Комиссии, представив ее не более опасной для общества, чем Ротари-клуб. Правительство, предупреждали они, опирается на антиитальянскую предвзятость, чтобы добиться обвинительного приговора. Назвав показания об истории мафии на Сицилии и в Америке возмутительно предвзятыми, они призвали присяжных отклонить их как бессмысленные и не относящиеся к делу. Джим ЛаРосса сардонически заметил, что многие из исторических событий, приводимых обвинением, произошли до рождения большинства подсудимых.

Команда юристов коллективно оспаривала обоснованность второго главного обвинения — создание и деятельность «Бетонного клуба» — путем нападок на подрядчиков. И снова им пришлось пойти на уступки. Да, клуб существовал, и Скопо принимал платежи. Но обвинения в вымогательстве были ложными. По версии защиты, схема с подтасовкой ставок была задумана скупыми бизнесменами, готовыми вступить в партнерство ради собственной выгоды, чтобы заработать миллионы долларов. Адвокаты утверждали, что обвиняемые мафиози были просто посредниками, привлеченными для разрешения конкурентных споров между подрядчиками; обвиняемые были безупречными судьями, а не вымогателями.

Подводя итог, Энтони Кардинале, который стал адвокатом Салерно после смерти его первого кандидата Роя Кона, назвал подрядчиков настоящими преступниками, которым следовало предъявить обвинения. «Это клуб подрядчиков, а не членов Комиссии», — заявил Кардинале. Комиссия не имеет никакого отношения к платежам за бетон». Вслушайтесь в слова, которые на самом деле произносятся, в них нет ни угроз, ни давления. Бетонные компании с удовольствием платили, чтобы получить преимущество в отрасли».

Наконец, по обвинению в убийстве Галанте адвокаты потребовали от обвинения предоставить доказательства причастности членов Комиссии к убийству. По их словам, отпечаток ладони Бруно Инделикато в машине, на которой он скрылся, не имеет никакого отношения к остальным обвиняемым. Прокуроры не смогли представить ни одного доказательства того, что кто-то из обвиняемых знал Инделикато, был с ним связан или приказал ему убить Галанте.

В своем выступлении Майкл Чертофф попытался разрушить стратегическую тему защиты, согласно которой преступления, указанные в обвинительном заключении, были единичными, бездоказательными обвинениями, не имеющими доказательств скоординированного заговора мафии или любой другой группы.

«Один лишь факт принадлежности человека к мафии не делает его виновным в преступлениях, — заявил он присяжным, косвенно согласившись с адвокатами. — Но часть вменяемого здесь преступления — это участие в мафии и в комиссии Козы Ностра. Это один из элементов, одна половина преступления, потому что преступление, которое здесь инкриминируется, — это рэкет, а рэкет — это создание, присоединение и связи с преступным сообществом, организованной преступной деятельностью и использование этой организации для совершения таких преступлений, как вымогательство, убийства и ростовщичество».

Изоляция, которая в прошлом так эффективно защищала боссов Комиссии от преследования, теперь была обращена против них, поскольку Чертофф сослался на показания высокопоставленного кливлендского перебежчика Анджело Лонардо и других предателей Козы Ностра, чтобы подчеркнуть верховное положение Комиссии в отдаче приказов легионам мафии.

Заключительное слово Чертоффа было шквалом, направленным на коллективную позицию защиты. «Поэтому неправда говорить, что это дело не имеет отношения к мафии или что мафия не имеет отношения к делу. Мафия очень важна в этом деле. Мафия имеет отношение к делу, потому что именно мафия делает возможной такую согласованную преступную деятельность. Мафия имеет значение, потому что рэкет — это зло, которое законы о рэкете призваны предотвратить, — это люди, организованно и дисциплинированно объединяющиеся для одной цели: совершения преступлений».

Присяжные совещались пять полных дней, и последним доказательством, которое они запросили, была запись, сделанная в социальном клубе Пальм-Бойз, на которой Салерно и Коралло рассматривают проблемы, связанные с набором способных солдат. «Если бы не я, — говорил Салерно, — не осталось бы никакой мафии. Всех ребят сделал я». Обсуждая необходимость заказного убийства солдата-инвалида, но предателя, Коралло философски заметил Салерно: «Найди его и убей. Он в чертовски плохой форме. Он калека. Но мы это делаем».

Джим ЛаРосса, адвокат защиты, понял, что повторное прослушивание присяжными пленки с оправданием убийства был зловещим знаком. Прогноз на обвинительный вердикт был настолько сильным, что он был удивлен тем, как Коралло, Санторо, Фурнари и Скопо, единственные обвиняемые, освобожденные под залог, появлялись каждый день и не скрылись после заключительных аргументов. В частном порядке он пришел к выводу, что судебное разбирательство было скорее «дознанием», чем серьезным состязанием.

19 ноября 1986 года, на шестой день совещаний, присяжные вошли в зал суда. Председательствующая охрипла, читая вердикты в течение двадцати восьми минут. Потягивая воду из синего пластикового стаканчика, она объявила, что восемь подсудимых признаны виновными по 151 пункту обвинения. Они были признаны виновными по всем пунктам обвинения. Когда в притихшем зале суда зачитывали обвинительные приговоры, только Инделикате проявил хоть какое-то оживление. Он хихикал и ерзал за столом защиты. Остальные новоиспеченные осужденные были с каменными лицами.

Два месяца спустя трое обвиняемых боссов, Тони Салерно, Дакс Коралло и Кармин Персико, и другие осужденные лидеры, Сальваторе «Том Микс» Санторо, Кристи «Тик» Фурнари и Джерри Ланджелла, вернулись в суд для вынесения приговора. Приговор был одинаков для каждого из них: максимальный срок по РИКО — сто лет без возможности условно-досрочного освобождения. Скопо, старательный солдат мафии и коррумпированный профсоюзный лидер, получил такое же столетнее наказание. Бруно Инделикате получил более мягкий срок: сорок лет за то, что совершил покушения на Галанте и двух мужчин, обедавших с ним.

Выделив Салерно для самого сурового осуждения, судья Оуэн сказал: «Вы, по сути, всю жизнь терроризировали общество ради своей финансовой выгоды».

Персико, все еще представлявший свои интересы, был единственным обвиняемым, который поднялся и осудил обвинение и судью. «Это дело, отношение обвинения и самого суда соответствует той массовой истерии, мафиозной мании, которая витала вокруг и лишила каждого из нас в этом зале права на справедливое и беспристрастное судебное разбирательство».

Остальные мафиози бесстрастно выслушали вынесенные им приговоры. Скучающий босс Луккезе Том Микс Санторо язвительно попросил судью Оуэна поторопиться. «Ах, дайте мне сто лет, — проговорил он. — Я пойду домой». Когда судья сказал, что у него есть формальные требования перед вынесением приговора, Санторо с горечью добавил: «Вы у руля, ваша честь. И вы делаете хорошую работу». (Оуэн, тринадцать лет проработавший федеральным судьей и имевший большой опыт работы в суде в качестве бывшего прокурора и судебного адвоката, не обратил внимания на легкомыслие мафиози. Иногда Оуэн называл себя «музыкальным судьей», поскольку в свободное время сочинял оперы).

Для Рудольфа Джулиани, возглавлявшего обвинение Комиссии, приговоры стали полным оправданием его стратегии и значительных затрат государственных ресурсов. (Одновременно Джулиани одержал победу в другом значительном процессе, который укрепил его национальную репутацию: в ноябре 1986 года Стэнли Фридман, лидер демократической партии Бронкса, был осужден за участие в преступном предприятии по заключению контрактов в нью-йоркском Бюро по борьбе с нарушениями правил парковки).

Безупречная презентация Майкла Чертоффа, обеспечившая вынесение многочисленных обвинительных приговоров, стала для него трамплином для продвижения по службе. Он стал прокурором штата Нью-Джерси, а в администрации президента Джорджа Буша-младшего получил ту же должность, которую когда-то занимал Джулиани, — помощника генерального прокурора, курирующего уголовный отдел Министерства юстиции. В 2003 году он был назначен федеральным судьей апелляционного суда, что является одной из высших наград в юридической профессии. Статус члена кабинета министров Чертофф получил в 2005 году, когда Буш назначил его министром национальной безопасности.

Через несколько лет после окончания дела Комиссии Тони Салерно предстал перед судом по отдельному обвинительному заключению, связанному с другим аспектом мафиозной коррупции в бетонной промышленности. Сержант полиции на суде упомянул Салерно, что карьера Чертоффа процветает. «Ну, передайте ему небольшое послание от Толстяка Тони, — ответил улыбающийся Салерно. — Передайте этому сукину сыну, что он должен мне благодарственную записку».