Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки

34. «Позор им»

Стремительный взлет Джона Готти не остался незамеченным. В начале нового года он занял первое место в списке ФБР, который Брюс Моу составил для руководства Гамбино. Другие правоохранительные органы придерживались того же приоритета. Вскоре Бюро, федеральные прокуроры Бруклина и Манхэттена, окружная прокуратура Квинса и оперативная группа по борьбе с организованной преступностью штата стали натыкаться друг на друга, пытаясь получить информацию о Готти. В то время следователям было неясно, что убийство Пола Кастеллано стало побочным результатом электронного прослушивания ФБР Руджеро и требований Кастеллано прослушать спорные записи. Теперь следователи добивались разрешения на новые электронные вторжения. В какой-то момент агенты ФБР, прокуратуры Квинса и оперативной группы штата почти одновременно проникли в охотничий и рыболовный клуб Бергина, чтобы установить микрофоны, не подозревая друг о друге. Эти многочисленные электронные вторжения стали продолжением исторического, порой комичного соперничества юрисдикций, которое хронически преследовало огромное количество следственных агентств, работающих в Нью-Йорке.

Первым подразделением, поставившим жучок на нового босса Гамбино, стала оперативная группа штата. Как и ФБР и детективы прокуратуры Квинса, следователи штата вышли на информатора — арестованного мелкого наркоторговца Доминика Лофаро, просившего о снисхождении, — чья информация вызвала жучки в клубе «Бергин». Лофаро, подельник Гамбино, надел прослушку и записал разговор с Готти об азартных играх и ростовщичестве в команде Бергина. Этого было достаточно для получения разрешения суда на подслушивание в офисе Готти. На самом деле электронные уши появились в марте 1985 года, за девять месяцев до убийства Кастеллано и задолго до того, как Готти стал главным гангстером. Микрофоны были спрятаны в двух настольных телефонах, расположенных в немаркированной витрине магазина с отдельным входом с улицы через красную дверь, рядом с магазином «Бергин». Готти превратил это помещение в свою личную каморку. Не связанное с клубом, это было место, где, по мнению следователей, Готти вел свои конфиденциальные разговоры, чувствуя себя там в большей безопасности, чем в более просторном помещении «Бергина». Оживленный и шумный клуб в остальное время служил местом для приема людей, ожидающих встречи с ним, а не для бесед о делах мафии. Следователи штата знали, что он настороженно относится к прослушиванию телефонных разговоров, но рассчитывали, что он не подозревает, что два личных телефона в его кабинете прослушиваются. Каждый разговор в его личных покоях мог быть записан микрофонами в телефонах, когда они не использовались для входящих или исходящих звонков.

Когда устройства были впервые включены, Готти занимал должность капо. Его разговоры не принесли криминальных улик, и в октябре 1985 года микрофоны были отключены. Два месяца спустя, ссылаясь на убийства Спаркса, Рональд Голдсток, глава оперативной группы, получил разрешение суда вновь активировать «жучки», спящие в телефонах. На этот раз были получены интересные результаты. Став боссом, Готти на удивление ослабил бдительность, свободно беседуя в своем кабинете с близкими товарищами о своих планах по перестройке организационной структуры «Гамбино», переназначении бойцов и перспективных назначениях в иерархии. Одним из первых заявлений в январе 1986 года стало его «адское наследие»: создание непобедимой семьи Коза Ностра. На государственных пленках записано, как Готти высмеивает консильери Джо Н. Галло, называя его милым стариком, неэффективным руководителем, которого он намеревался заменить. Однако он не собирался назначать на пост консильери соучастников Толстяка Энжа Руджеро или Сэмми Гравано. Анджело, «он недостаточно умен», — сказал Готти своему доверенному лицу, — а Гравано в возрасте сорока одного года «недостаточно стар».

Следователи штата узнали, что примерно в это же время на встрече с Руджеро Готти выбрал Фрэнка ДеЧикко своим человеком номер два, своим подчиненным боссом. Не уточняя причин, крестный отец решил временно запретить прием новых солдат. «Эти парни будут в шоке, — усмехался Готти. — Послушайте, блядь, от шести месяцев до года мы не можем сделать ни одного из них. Мы не можем сделать ни одного», — сказал он Руджеро.

В качестве инструкции для крупнейшей в стране боргаты Готти поручил Руджеро уведомить всех нижних чинов, что он будет слишком занят, чтобы обременять себя рутинными проблемами и просьбами. «Забудьте о делах здесь, — приказал он, обращаясь к самому себе. — Идите к Анджело, идите к своему шкиперу, идите к кому-нибудь еще».

Из крутящихся кассет оперативная группа узнала, что Готти переносит свою штаб-квартиру из клуба «Бергин» в Квинсе в «Равенит» в Маленькой Италии. Это был символический шаг, уведомляющий его собственную семью и другие кланы о его восхождении от провинциального капо до божества мафии. «Анджело, — объявил он, — я не приеду сюда [в Квинс]. Я буду ездить в Нью-Йорк каждый гребаный день. Прямо в Нью-Йорк. Там я [невнятное слово] с того дня, как живу, и там же умру».

В соответствии с его высоким статусом, личный образ жизни Готти претерпел значительные изменения. Будучи капо, он одевался опрятно, но в типичном вульгарном стиле, как правило, в водолазки или рубашки с открытым воротом, на груди болтался золотой или серебряный кулон. Иногда он надевал черно-серебристую куртку Oakland Raiders и мокасины. Переосмыслив себя, он принял модный стиль одежды, сочетающий цвета. Вместо ветровок и спортивных курток он теперь щеголял в сшитых на заказ двубортных шелковых костюмах Brioni и DiLisi, дополненных галстуками с цветочным рисунком ручной работы. Некогда лохматый, смущенный школьник с непарными ботинками был облачен в кашемировые пальто и шелковые носки с монограммами. Почти каждый день его серебристо-черные волосы подстригали, а выдающуюся вдовью макушку укладывали в прическу с зачесом назад. В одночасье он стал Бо Бруммелем мафии.

Если раньше он проводил большую часть времени в клубе «Бергин» и питался в простых соседских ресторанах в Квинсе и Бруклине, то теперь Готти стал часто посещать модные кафе и ночные заведения Манхэттена. Его сопровождал целый корпус мускулистых защитников, несколько похожих на массивного Луку Брази из «Крестного отца», и сопровождающие оказывали ему нескромные любезности; даже его братья Джин и Питер помогали ему надевать и снимать пальто и держали над его головой зонтики. Один из двух телохранителей сопровождал его в ресторанах и общественных туалетах, включая и выключая для него краны с водой и услужливо подавая ему свежие льняные полотенца.

В начале 1986 года, когда Готти переделывал семью Гамбино и самого себя, ему пришлось разбираться с двумя уголовными обвинениями, оставшимися со времен его бандитской карьеры капо. Двумя годами ранее он дважды припарковался возле одной из своих букмекерских контор в Квинсе. Машина Готти не дала проехать по улице механику-холодильщику по имени Ромуал Пичик. Высокий, мускулистый, вспыльчивый, тридцатипятилетний Пичик посигналил, а затем подошел к Готти пешком, словно готовясь к драке. Спор закончился тем, что Готти и приятель мафии, Фрэнк Коллетти, избили Пичика, который уехал на машине и вызвал полицию. Обыск обнаружил Готти и Коллетти в соседнем баре Cozy Corner Bar and Grill, и Пичик выдвинул обвинения в том, что они напали на него и вытащили 325 долларов наличными из его бумажника.

Не зная о криминальном положении Готти, когда он первоначально опознал его, Пичик решил отомстить. Обычно обвинения, связанные с незначительным спором на парковке без серьезных травм, замирают в переполненной судебной системе города, прежде чем быть снятыми. Однако прокуратура Квинса, воспользовавшись возможностью получить широкую огласку, доказав, что недавно получивший дурную славу Джон Готти был жестоким хулиганом, настояла на судебном преследовании. Не оставляя без внимания это пустяковое дело, окружной прокурор с нетерпением назначил дату суда на март 1986 года. Пичик, единственный свидетель обвинения, теперь знал, что Готти — мафиози, и ему снились кошмары об убийстве. Отказавшись сотрудничать с прокурорами, испуганный механик был затащен в суд людьми окружного прокурора. Похожий на зомби и в темных очках, Пичик отказался от опознания, которое он провел перед большим жюри. «Если честно, — сказал он, — это было так давно, что я не помню. Я не помню, кто дал мне пощечину».

Не дожидаясь обсуждения присяжных, председательствующий судья аннулировал обвинения. Газета «Нью-Йорк Пост» охарактеризовала этот процесс остроумным заголовком: «Я ЗАБЫЛ».

Сияющий Готти покинул здание суда вместе со своим новым адвокатом Брюсом Катлером, бывшим помощником окружного прокурора Бруклина из Бюро по расследованию убийств. Изящно одетый, сохранивший хриплое телосложение со времен, когда он был чемпионом школы по борьбе и капитаном футбольной команды колледжа, тридцативосьмилетний Катлер физически напоминал Готти. На коротком судебном заседании Готти, казалось, был доволен воинственным стилем Катлера; он разнес Пичика как ненормального подстрекателя, который в пьяном виде набросился на невиновного Джона Готти. Репортеры, осаждавшие Готти, обнаружили, что он был неординарным крестным отцом. Даже уклоняясь от вопросов, он приветливо улыбался, не пытаясь спрятаться или скрыться от объективов теле- и фотографов. Новый дон мафии наслаждался вниманием и уважением, охватившими его.

Дело о неприятном нападении было закрыто, но в федеральном окружном суде Бруклина Готти ждал более серьезный и сложный набор обвинений. В марте 1985 года, за несколько месяцев до убийства Кастеллано, Готти, его брату Джину и нескольким крутым парням из команды Бергина были предъявлены обвинения по делу РИКО. Готти был лишь второстепенным подозреваемым в первоначальном деле; главным обвиняемым был Нил Деллакроче, который тогда был жив. Деллакроче, как главный фигурант расследования, обвинялся в руководстве двумя бандами Гамбино, одна из которых принадлежала Готти. Смерть Деллакроче, убийство Кастеллано и появление Готти в качестве босса превратили его в главного обвиняемого и превратили процесс в очень значимое для правительства дело о мафии. Перестановка обвиняемых означала, что федеральным прокурорам пришлось спешно менять свою стратегию, чтобы сосредоточиться в основном на Готти, а не на покойном младшем боссе.

Готовясь весной 1986 года к началу процесса по делу РИКО, Готти с теплотой относился к своим новым обязанностям дона. Приятной частью его обучения на рабочем месте стало знакомство с огромным богатством, которое будет поступать в его личную казну. Обученный более жестоким преступлениям мафии, Готти узнал, что имеет право на долю в сложных искусствах боргаты, большинство из которых он никогда не практиковал. Теперь он получал миллионные откаты от различных коррупционных и профсоюзных структур, включая набережную, строительство и частный вывоз мусора. Кроме традиционных для боргаты азартных игр и ростовщичества, он стал партнером по продаже порнографии и запретных плодов наркоторговли. В «Бергин-клубе» его удивление вызвало сообщение солдата о том, что Гамбино вместе с другими семьями мафии получают долю от кражи акцизов на бензин через систему фальшивых оптовых дистрибьюторов топлива, придуманную русскими гангстерами. «Я говорю о двух центах за галлон с 20-30 миллионов галлонов в месяц, — заметил один из сообщников. — Это шестьсот тысяч долларов», — с удовлетворением ответил Готти.

Прежде чем увязнуть в затянувшемся судебном процессе по делу РИКО, Готти начал посещать команды, которые были близки к Кастеллано. Он намеревался закрепить их верность ему, продемонстрировав, что, в отличие от затворника Большого Пола, он понимает нужды рядового окопного солдата. Воскресным днем 13 апреля 1986 года новый дон вместе со своим подчиненным Фрэнком ДеЧикко должен был выступить с речью в клубе «Ветераны и друзья» в Бенсонхерсте (Бруклин). Там находилась штаб-квартира Джеймса Файлы, капо, который, будучи главой доминирующей в мафии торгово-предпринимательской ассоциации, контролировал многие крупные частные компании по уборке мусора в городе.

Фаилла вырос в Бенсонхерсте и до сих пор проводил большую часть времени в своем клубе в этом районе, хотя, как и многие другие мафиози, жил на другом берегу залива в более пригородном Статен-Айленде. Впервые Фаиллу заметили как «новичка» в семье, когда в возрасте около тридцати лет он был выбран Карло Гамбино, в то время младшим боссом, в качестве шофера-телохранителя. Получив контроль над семьей в 1957 году, Гамбино назначил Фаиллу ответственным за новые интересы боргаты — вывоз мусора. Не привлекая особого внимания правоохранительных органов, Фаилла в течение тридцати лет занимался каршерингом в городе и на Лонг-Айленде, управляя бригадой из Бенсонхерста.

Но Фаилла был для предыдущего режима не просто большим добытчиком денег. Члены его команды служили Кастеллано как закаленные «киллеры», и Готти хотел, чтобы Фаилла и его бойцы играли для него те же роли: превращали мусор в деньги и служили эффективными киллерами.

С годами за Фаиллой закрепилось прозвище «Джимми Браун», из-за его склонности носить мрачную коричневую одежду. В отличие от своего нового, эпатажного крестного отца, он не был заинтересован в публичности. Однажды репортер New York Times попросил у него интервью о мусороперевозках, на что он прорычал: «Ешьте дерьмо».

Верный последователь Кастеллано, Фаилла ждал Большого Пола в стейк-хаусе «Спаркс» в ночь убийства, в декабре предыдущего года. Чтобы поприветствовать своего нового босса, Джона Готти, Фаилла собрал около тридцати членов команды и подражателей на своей базе в магазине. Это место символизировало благоразумие Фаиллы в защите от электронного подслушивания. Здесь не было телефона, а на стене висела большая фотография таракана в гарнитуре с надписью: «У наших жуков есть уши».

В последнюю минуту Готти отменил визит в клуб Фаиллы, из которого он должен был отправиться на машине ДеЧикко в клуб «Рэйвенит» на Манхэттене. Внезапное изменение планов, возможно, спасло Готти жизнь. В тот день днем бомба с дистанционным управлением убила ДеЧикко, когда он заходил в свой автомобиль, припаркованный напротив клуба Фаиллы. Следователи узнали от жучков и информаторов, что по понятным причинам взволнованный Готти был уверен, что взрыв предназначался ему, но он был озадачен тем, кто стоял за этим ударом. Логичными подозреваемыми были ярые сторонники Кастеллано, жаждущие мести, но Готти считал, что успокоил всех родственников Кастеллано и Тома Билотти в банде и потенциальных мстителей. Использование дистанционно управляемой взрывчатки вызвало недоумение как у Готти, так и у представителей закона. Традиционно американские мафиози никогда не прибегали к использованию бомб, поскольку они могли убить и ранить невинных прохожих и вызвать чрезвычайное давление со стороны правоохранительных органов. Зипы, сицилийские мафиози-иммигранты или отморозки, вроде ирландских Вести, могли попытаться устроить взрыв, но зачем им убивать Джона Готти? Все, что мог сделать озадаченный Готти, — это усилить охрану вокруг себя и не допустить, чтобы убийца приблизился к нему и его лимузинам с шофером.

Смерть в результате взрыва вызвала шквал заголовков и историй о Готти и семье Гамбино — слишком много для федерального окружного судьи Юджина Никерсона, который только что начал отбирать присяжных для суда над рэкетиром Готти в Бруклине. Чтобы избежать привлечения присяжных, запятнанных негативной рекламой главного обвиняемого, Никерсон отложил процесс на четыре месяца. На досудебных слушаниях Готти выглядел невозмутимым и приводил в восторг прессу, особенно телерепортеров. В отличие от стереотипных, теневых боссов, он представлял собой кардинально иную версию жестокого мафиози; он озорно улыбался, распахивал двери перед женщинами-репортерами, по-политически махал зрителям у здания суда и отвечал на шквал вопросов об обвинениях в принадлежности к крестным отцам мафии стандартной фразой: «Я босс своей семьи — моей жены и моих детей».

Приукрашивая пиар-ход для жаждущих новостей писателей, адвокат Брюс Катлер представил своего клиента как трудолюбивого продавца сантехники и преданного отца. По словам Катлера, если бы у него был сын, он надеялся, что тот будет брать пример с добродетельного Готти. Агенты ФБР, следившие за Готти во время его внеклассных походов, нарисовали совсем другую схему верности Готти домашнему очагу. Благодаря рутинному наблюдению и информации, полученной от детективов отеля, наблюдательные псы ФБР без всякого корыстного умысла знали, что он изменяет своей жене. Один из самых продолжительных романов был с внебрачной дочерью Нила Деллакроче. Филантропия и развлечения с любовницей-губаткой были обычной практикой среди главарей Козы Ностра, общепринятым символом мужественности. Однако связь с дочерью Нила нарушала кодекс чести мафии, поскольку она была замужем за мафиози. Таким образом, Готти стал рогоносцем своего коллеги-мафиози, что в царстве Козы Ностра карается смертью.

Свобода и разгульная ночная жизнь Готти вскоре были ограничены по ходатайству Дайаны Джакалоне, главного обвинителя по делу РИКО в Бруклине. Она утверждала, что отсрочка судебного процесса увеличит вероятность того, что Готти и его сообщники будут запугивать свидетелей. В качестве доказательства в ходатайстве приводились ранее не разглашавшиеся факты преследования и страха, постигшие Ромуала Пичика, механика холодильника, который не смог выступить в качестве свидетеля на суде по делу о нападении и ограблении Готти. До того, как неохотно давший показания Пичик дал показания, на его фургоне были срезаны тормозные колодки, ему звонили по телефону с угрозами, а на улицах его преследовали люди угрожающего вида, один из которых ударил его ногой в спину. Согласившись с обвинением в том, что Готти представляет потенциальную опасность для общества, судья Никерсон в мае отменил залог и постановил содержать его под стражей до окончания судебного процесса.

Просьба Джакалоне о заключении Готти под стражу стала неожиданностью для руководителя группы по борьбе с организованной преступностью штата Голдстока. Он умолял ее и временно исполняющую обязанности прокурора США в Восточном округе Рину Рагги позволить Готти остаться на свободе. «У нас есть жучок на него, и мы собираем феноменальные вещи», — уведомил Голдсток федеральных прокуроров. Он пообещал, что если Готти продолжит пользоваться своим частным офисом, примыкающим к клубу «Бергин», то он поделится доказательствами активного подслушивания с федеральными обвинителями для дополнительных дел против Готти и других мафиози. В очередной раз пересекающиеся юрисдикции правоохранительных органов сошлись в тактике. Федеральные прокуроры решили, что пленки штата имеют сомнительную ценность и что их собственная цель — добиться обвинительного приговора — превосходит будущие возможности Голдстока. В тот день, когда Готти был заключен в тюрьму в ожидании суда, судебный приказ потребовал отключить «жучок».

Досудебное заключение означало, что Готти на несколько месяцев исчезнет с улиц, и создавало для него административные проблемы. В первую очередь ему нужно было создать систему, которая обеспечивала бы бесперебойную работу семьи Гамбино, пока он находился в Metropolitan Correctional Center, федеральной тюрьме в Нижнем Манхэттене. Перед тем как отправиться за решетку, он разработал способ получения информации в тюрьме и передачи приказов. Сообщения передавались туда и обратно через уполномоченных посетителей, его братьев и Анджело Руджеро. Контроль над повседневными операциями он передал в руки комитета из трех капо, которые вместе с ним вступили в сговор с целью убийства Пола Кастеллано. В комитет вошли его давний закадычный друг Руджеро, Джо Пини Армоне и новый заместитель Сальваторе Сэмми Бык Гравано.

Гравано поджидал Готти в клубе «Ветераны и друзья», когда в тот апрельский воскресный день в результате взрыва погиб босс Фрэнк ДеЧикко. После этой загадочной и насильственной смерти Готти ввел Гравано в свой небольшой кабинет советников, консультируясь с ним по делам «боргаты».

До того как возник заговор против Кастеллано, эти два относительно молодых мафиози, Готти и Гравано, были знакомы, но не работали вместе над преступными предприятиями. 41-летний Гравано, на пять лет моложе Готти, вырос в Бруклине, но в менее стесненных обстоятельствах, чем бедное детство его будущего босса. Родители Гравано, сицилийские иммигранты, были достаточно благополучны, чтобы владеть небольшой фабрикой по пошиву одежды, кирпичным домом в Бенсонхерсте и коттеджем на Лонг-Айленде. Единственный сын, Сэмми, как и многие другие будущие мафиози, рано невзлюбил формальное образование и был нераскаявшимся нарушителем дисциплины.

Медлительный ученик, Гравано чувствовал себя униженным в школе и компенсировал свой комплекс неполноценности, набрасываясь на детей, которые смеялись над ним. После того как он ударил двух учителей, его перевели в строгую школу «600» для нарушителей порядка, и в шестнадцать лет он, как и Готти, бросил школу. Позже Гравано обвинял школьную администрацию в том, что она способствовала его неудачам в учебе, не признав, что у него дислексия, и не оказав ему коррекционной помощи, необходимой для обучения чтению.

Бенсонхерст конца 1950-х годов, где жил Гравано в подростковом возрасте, был домом для фаланги амбициозных мудрецов и драчливых подражателей. Стройный, ростом едва ли в пять футов пять дюймов, Гравано брал уроки бокса, чтобы защититься от хулиганов. «Чтобы научиться боксировать, не обязательно уметь читать», — говорил он друзьям. За свою наполеоновскую драчливость он получил прозвище. Местный мафиози, наблюдая за кулачным боем разъяренного Гравано, заметил: «Он как маленький бычок». После этого его навсегда окрестили «Сэмми Бык» или «Сэмми Бык».

Будучи подростком, он несколько лет проработал взломщиком, угонщиком автомобилей и наглецом в лыжной маске. Пойманный при попытке проникнуть на лесопилку, Гравано был избит полицейскими. Арест произошел задолго до принятия Верховным судом постановления Миранды о праве обвиняемого хранить молчание, и полиция проверила его, тщетно пытаясь опознать сообщников. Явившись в суд со сломанным носом и подбитыми глазами, Гравано согласился на сделку, о которой договорился его адвокат. Восемнадцатилетний юноша признал себя виновным по смягченному обвинению и был отпущен на свободу, пообещав судье, что пойдет в армию.

Гравано солгал о том, что идет в армию, но через год, во время войны во Вьетнаме, его призвали. Так и не отправленный за границу, Гравано использовал свою мафиозную уличную подготовку, чтобы сделать военную жизнь комфортной для себя. Откупаясь от военной полиции, он вел казарменные игры в кости и превратился в ростовщика. Вернувшись домой после двух лет службы в армии и не исправившись, он вновь занялся мелким рэкетом и грабежами. В поисках больших возможностей он пошел «на дело», в качестве помощника, работая на солдата в семейной команде Коломбо, возглавляемой Кармине Персико. Как услужливый подражатель, Гравано был одним из десятков демонстрантов, которых Джо Коломбо отправил пикетировать офисы ФБР на Манхэттене во время протестов Коломбо против гражданских прав в конце 1960-х и начале 70-х годов.

Пытаясь набить руку и добиться приема в семью Коломбо, Гравано совершил свое первое убийство в возрасте двадцати пяти лет, убив очередного подручного, обидевшего ставленника. «Я почувствовал прилив сил, — рассказывал Гравано много лет спустя. — Убийство далось мне так легко». Гравано присутствовал на похоронах жертвы, беззастенчиво выражая соболезнования скорбящим родственникам. Примерно в это же время, чтобы произвести впечатление на Кармине Персико, который хотел расправиться с бизнесменом, Гравано жестоко выполнил задание. Он с гордостью рассказывал, что с помощью домкрата отрубил мужчине один из пальцев.

Жестокое нападение и убийство закрепили за Гравано в семье Коломбо репутацию «пришлого», надежного и железного силовика. Но вражда с родственником капо Коломбо могла быть мирно разрешена только путем ухода Гравано из выбранной им боргаты. Чтобы избежать кровопролития и признать компетентность Сэмми, лидеры Коломбо разрешили ему перейти на службу в банду Гамбино в Бенсонхерсте. Его новым лидером стал Сальваторе «Тоддо» Аурелио, капо, который стал мафиозным инструктором и благодетелем Сэмми Быка.

Переезд обогатил Гравано. Под руководством Аурелио он стал приличным дельцом и крупным ростовщиком. Вскоре грубая тактика Гравано и связи семьи Гамбино с коррумпированными профсоюзами позволили ему разнообразить свой криминальный портфель. Он вымогал у строительных компаний деньги за трудовой покой и, имея возможность заключать сделки с профсоюзами, открывал собственные компании и работал как полулегальный строительный субподрядчик. Получив незаконную прибыль, он вложил деньги в качестве партнера в несколько ресторанов и дискотек, удобно обосновывая высокий доход в налоговой декларации.

Женатый на Дебре Сцибетте, (чей дядя был солдатом Бонанно), являлся отцом дочери и сына, и личная жизнь Гравано казалась гладкой. В 1975 году, когда Комиссия по мафии вновь открыла книги для вливания новобранцев, он был одним из первых, кого приняли в боргату Гамбино.

Капо Тоддо Аурелио был спонсором Сэмми на церемонии вступления, которую вел Большой Пол Кастеллано в бруклинском подвале. После этого в памяти Гравано остались торжественные слова Кастеллано: «Ты рожден с сегодняшнего дня» и клятва в абсолютной преданности и верности Коза Ностре, «Нашему делу». «В этом тайном обществе есть только один путь внутрь и только один путь наружу, — говорил Кастеллано. — Ты входишь на своих ногах, а выходишь в гробу. Отсюда нет возврата».

Аурелио был капо, крепко привязанным к Кастеллано, и босс часто обращался к его команде за «куском работы», за убийством. Очередь Гравано наступила в 1977 году. Заказ Кастеллано выполнил Сэмми, который так и не узнал ни личности жертвы, ни мотивов своего второго убийства. Другой заказ Кастеллано был связан с личными отношениями и продемонстрировал непоколебимую преданность Гравано своей мафиозной клятве. Николас Сцибетта, брат жены Гравано, Дебры, был сообщником и мелким игроком в другой банде Гамбино. Мелкий кокаиновый барыга, Сцибетта приобщился к собственному товару и превратился в склочного наркомана. До Кастеллано дошли сведения о вопиющих нарушениях Сцибеттой его эдикта о запрете на наркотики, и опасения, что если «Ники» поймают, он станет «крысой» и поставит под угрозу семью. Не теряя времени, Кастеллано приказал выгнать Сцибетту. Эту работу поручили друзьям Гравано, которые «без протокола» сообщили ему, что его шурину грозит неминуемая опасность. Решив, что преданность Кастеллано и омерта превыше обязательств перед родственником, связанных с жизнью и смертью, Гравано промолчал, вместо того чтобы предупредить Ники о необходимости бежать из беды. Тело Сцибетты так и не было найдено, хотя рука с его перстнем обнаружилась. И снова Гравано утешал родственников жертвы, на этот раз жену и свекровь.

К началу 1980-х годов деньги от рэкета и связанных с мафией строительных компаний и ночных клубов, полученные Гравано, текли рекой. Золотое прикосновение Сэмми распространилось даже на его жену, которая выиграла в лотерею штата Нью-Йорк 800 000 долларов. Многие мафиозные предприятия Гравано осуществлялись в тандеме с его шурином Эдвардом Гарафолой, также выходцем из Гамбино. Гравано построил роскошный дом на Стейтен-Айленде стоимостью 800 000 долларов и приобрел ферму в Нью-Джерси площадью тридцать акров для проведения выходных и разведения скаковых лошадей. Финансовые успехи все больше привлекали к нему внимание Кастеллано, и его часто выбирали для важных актов насилия. В 1980 году через Кастеллано он получил контракт на Джона «Джонни Киса» Симоне, филадельфийского мафиози, который выступал против Никодемы Скарфо, выбранного Комиссией на пост босса мафиозной семьи города. Гравано лично организовал убийство, похитил Симоне и спокойно наблюдал за тем, как его сообщник выстрелил Симоне в затылок.

Несмотря на похвалу Кастеллано, лояльность Гравано к Большому Полу постепенно ослабевала, и он стал активным сторонником смертельного заговора Готти против своего босса. Его союз с Готти был быстро и богато вознагражден. Одним из первых шагов Готти стало повышение Гравано до капо команды «Тоддо Аурелио»; старому капитану, наставнику Сэмми, позволили уйти в отставку мирно и без ущерба. Став капо, Гравано быстро создал ростовщическую книгу на 1,5 миллиона долларов, которая обеспечивала ему стабильную ежегодную прибыль в 200-300 тысяч долларов.

Вдали от своей гангстерской работы Готти и Гравано находили противоположные способы отдыха. Готти, обычно игравший с парнями в азартные игры и выпивавший, редко проводил ночь с женой и детьми. Гравано наживался на ростовщических кредитах для азартных игроков, но никогда не рисковал собственными деньгами на спортивных ставках или в картах. В отличие от большинства мафиози, он рано вставал, а по вечерам его можно было застать дома. После своего последнего тюремного срока Готти отказался от тяжелых физических нагрузок, предпочитая менее напряженный отдых плейбоя. Сэмми Бык, даже с его возросшими обязанностями боргата, был одержим идеей поддерживать себя в отличной форме и сохранять спортивный имидж. Чтобы набрать массу, он тратил до 3 000 долларов в неделю на анаболические стероиды, нанял профессионального тренера и постоянно посещал спортзал, где боксировал с молодыми мужчинами и спарринговал с профессионалами.

Отмена залога за Готти и его заключение в тюрьму до суда по делу РИКО привели к тому, что Гравано стал еще глубже входить в правящий совет. За первые шесть месяцев 1986 года он поднялся со звания солдата до одного из трех действующих уличных боссов семьи. Полностью преданный новому режиму, Гравано охотно выполнял директивы Готти — даже если для этого требовалось убить друга и соучастника заговора против Кастеллано. Используя Анджело Руджеро в качестве посыльного, Готти приказал Гравано организовать казнь Роберта ДиБернардо, короля порнофильмов семьи и мешочника для перетряски строительной отрасли. Руджеро объяснил, что ДиБернардо должен умереть, потому что он критиковал Готти за его спиной.

Спустя годы Гравано заявил, что Готти действовал на основании ложных слухов, распространяемых Руджеро. Энж задолжал ДиБернардо, который пренебрежительно отзывался о лидерских талантах Энжа, более 250 000 долларов в ростовщических долгах. По словам Гравано, ДиБернардо оскорбил Руджеро в лицо: «У тебя есть яйца, чтобы быть заместителем босса, но нет мозгов». Утверждая, что он не может ослушаться приказа Готти, Гравано выполнил его пожелание. Он пригласил ДиБернардо на встречу в свой офис под предлогом обсуждения вопросов, связанных со строительством и вымогательством. Пока они беседовали, стрелок Гравано дважды выстрелил ДиБернардо в затылок. Тело мафиозного порномиллионера так и не было найдено.

Через два месяца после заключения в тюрьму Готти оказался в зале суда перед своим новым антагонистом — Дайаной Ф. Джакалоне, помощником прокурора Восточного округа США и главным обвинителем в его процессе по делу РИКО. Джакалоне с детства была отдаленно связана с охотничьим и рыболовным клубом «Бергин», где обитала мафиозная группировка, ставшая объектом судебного разбирательства. Она выросла в Южном Озон-парке и по дороге в католическую церковно-приходскую школу проходила достаточно близко, чтобы видеть неблаговидных персонажей, мельтешивших возле «Бергина». Благодаря ее неутомимой настойчивости были предъявлены обвинения Готти, его брату Джину и еще пяти членам банды. В течение шести лет она сшивала это дело, в основном в результате расследования деятельности грабителей бронированных автомобилей, которые платили Готти денежное вознаграждение, чтобы оставаться с ним в хороших отношениях. Хотя Готти не был причастен к ограблениям, расследование расширилось до обвинений в предпринимательстве по РИКО, включая убийства и ростовщичество со стороны команды Бергина.

Но Джакалоне с самого начала столкнулся с серьезными препятствиями. Первоначальное обвинительное заключение было составлено для осуждения Нила Деллакроче, и его смерть заставила ее пересмотреть дело, сделав Готти новым главным обвиняемым. Когда в марте 1985 года Готти, в то время один из младших подозреваемых, предстал перед судом по обвинению, он был настолько малоизвестен, что судья и его секретарь не знали, как пишется его имя. Будучи относительно неопытным прокурором, Джакалоне ранее рассматривала только одно дело об организованной преступности; оно было возбуждено против солдата низкого ранга, и она его проиграла. Ее ограниченный опыт ведения дел мафии и общая стратегия осуждения внезапно ставшего важным Готти обеспокоили специалистов по мафии. В то время большинство процессов по делам мафии в Восточном округе вели юристы из Ударной группы по борьбе с организованной преступностью Министерства юстиции. Это полуавтономное подразделение, ревностно оберегающее свою неприкосновенность, выступило против пересмотра обвинений против Готти. Игнорируя стандартный протокол, Эдвард А. Макдональд, директор ударной группы, дошел до того, что сообщил чиновникам Министерства юстиции о слабости доказательств Джакалоне. Он предупредил, что оправдательный приговор не позволит в будущем использовать добытые с таким трудом улики против Готти, а значит, освободит его от ответственности за все преступления, совершенные им до 1985 года. Столкновение между Джакалоне и Макдональдом имело признаки прокурорской гонки за то, кто первым свалит Готти. При поддержке своего босса, Реймонда Дж. Дири, прокурора Восточного округа, Джакалоне получила из Вашингтона зеленый свет на преследование новой мафиозной знаменитости.

Не успели вызвать свидетеля, как Джакалоне вступил в очередную ожесточенную внутреннюю схватку, на этот раз с ФБР. Готовясь к судебному процессу, Джакалоне узнала, что один из обвиняемых членов команды Бергина, Уилфред «Вилли Бой» Джонсон, был платным информатором ФБР. Она решила разоблачить тайные действия Джонсона и заставить его стать свидетелем обвинения, который мог бы подтвердить основные пункты обвинительного заключения. Джонсон умолял Джакалоне сохранить его тайну, предупреждая, что он и его семья будут убиты, если Готти узнает, чем он занимался. Под кодовым именем «Ваху» Джонсон в течение пятнадцати лет был ценным источником информации ФБР, и бюро обещало, что его никогда не заставят давать показания. Поддерживая Вилли Боя, ФБР решительно утверждало, что его тайна должна быть сохранена. Агенты понимали, что отказ от соглашения с Джонсоном отпугнет других потенциальных информаторов и нанесет неисчислимый вред текущему и будущему расследованию.

Джакалоне была непреклонна. Несмотря на решительные отрицания Джонсона, что он был крысой, прокурор объявила в открытом суде, что он тайно сотрудничал с ФБР. Она рассчитывала, что давление разоблачения станет верным средством переубедить Джонсона, и предложила ему безопасность в рамках Программы защиты свидетелей. Гамбит не удался. Джонсон больше опасался мести Готти, чем правительства, и отказался сотрудничать. На суде он остался за столом защиты, сидя рядом с Готти и другими соучастниками, и неоднократно заявлял им, что никогда не был стукачом.

Большинство обвинений против Готти были получены благодаря уликам, раскопанным не ФБР, а другими агентствами. Когда разгорелся спор вокруг Джонсона, разгневанные сотрудники ФБР отомстили Джакалоне, оказав ей лишь незначительное содействие на последних этапах подготовки дела. В дополнение к внутренней вражде правительства, Джакалоне разоблачила еще одного ценного информатора, Билли Батисту, букмекера и угонщика из команды Бергина, который также планировал использовать его в качестве свидетеля на суде. ФБР разместило Батисту в отеле в Нью-Джерси без постоянной охраны. Через месяц, проведенный в основном в одиночестве, он исчез. В пустом номере отеля куратор Батисты, агент Патрик Колган, нашел записку: «Спасибо за все, Пэт. Я ухожу отсюда». Бегство Батисты, вызванное решением Джакалоне привлечь его в качестве свидетеля, лишило ФБР еще одного секретного источника, что еще больше разозлило сотрудников бюро.

Участь Вилли Боя Джонсона открыла окно в мутное существование информаторов мафии и их мотивов. Он и Готти были подростками в банде Фултон-Рокэвэй Бойз, и оба они работали на банду Кармине Фатико в Восточном Нью-Йорке. Поскольку отец Джонсона был индейцем-ирокезом, и Вилли Бой был итальянцем лишь наполовину, ему запретили стать мафиози, даже если он грабил и убивал для Фатико, Готти и других умников. Джонсон стал возмущаться, когда Фатико не смог должным образом содержать его жену и детей, пока он сидел в тюрьме за вооруженное ограбление. Позже, когда Готти возглавил банду Бергина, 250-фунтовый Джонсон с ростом в шесть футов стал для него ростовщиком, разбивающим колени. Готти, однако, способствовал затаенной злобе Джонсона, называя его «краснокожим» или «полукровкой».

Арестованный ФБР за азартные игры и вымогательство, Джонсон видел выход в том, чтобы стать информатором. Расстроенный тем, что партнеры-мафиози относились к нему с насмешкой, и желая получить вмешательство ФБР на случай, если его снова загребут, Джонсон подписал контракт с бюро. Преступления, связанные с азартными играми и вымогательством, отошли на второй план, пока он добывал информацию о Гамбино и других семьях. Агенты знали, что он должен быть вовлечен в ростовщичество, чтобы оставаться в фаворе у мафии, но они подмигивали ему, лишь бы он не был арестован за другие преступления. Для ФБР это была рациональная договоренность: отпустить двух гангстеров — мелюзгу — с крючка в обмен на бесценные сведения о мафиозных акулах было разумной сделкой.

Конкуренция между правоохранительными органами почти комично проявлялась в деятельности Джонсона. Во время оказания помощи ФБР он был задержан по делу о наркотиках, в котором фигурировала сумма в 50 000 долларов за героин, детективами лейтенанта Ремо Франческини из прокуратуры Квинса. Ухватившись за возможность проникнуть в логово Готти, люди прокурора заключили сделку с Джонсоном, превратив его в информатора, который должен был предать Гамбино. Деньги от продажи наркотиков в размере 50 000 долларов были конфискованы. Чтобы гарантировать сотрудничество Джонсона, окружной прокурор закрепил за ним обвинительное заключение за попытку подкупа арестованных детективов.

Более десяти лет Джонсон снабжал ФБР и прокуратуру аналогичными советами и сведениями, причем ни одно из этих ведомств не знало, что он служит двум хозяевам. Одним из его бесценных подарков бюро стало хвастовство Анджело Руджеро о том, что у него дома есть «надежное» средство связи с бандой — телефон «Принцесса» его дочери.

Процесс по делу РИКО над Готти в Бруклине длился с августа 1986 по март 1987 года. Джакалоне и другой молодой прокурор, Джон Глисон, на основании тридцати часов аудиозаписей и девяноста свидетелей обвинили Готти и шестерых соучастников в трех заговорах с целью убийства и в обвинениях в рэкете. Агрессивная, выжженная дотла стратегия и тон защиты были заданы во вступительном слове Брюса Катлера. В своей броской речи адвокат обрушился на честность Дианы Джакалоне, обвинив ее в создании несуществующей тайной организации преступного мира — семьи Гамбино — ради продвижения собственной карьеры. Держа копию обвинительного заключения над своей лысиной, Катлер расхаживал взад-вперед по колодцу зала суда. «Это гниль. Оно вызывает рвоту и тошноту, — прорычал он, указывая на документ. — Здесь ему самое место», — театрально заключил он, с шумом захлопнув корзину для мусора.

Обвинение в значительной степени опиралось на семь свидетелей-перебежчиков, все из которых были низкопоставленными гангстерами, чтобы подкрепить обвинительное заключение. Катлер обрушился на перебежчиков, подчеркивая, что они были признавшимися убийцами, похитителями или лжесвидетелями, которые избежали пожизненного заключения и получили от правительства деньги и другие льготы за показания против Готти. Он пытался принизить значение записанных на пленку разговоров, настаивая на том, что это были обычные разговоры «парней с нокаутом», грубо говоря, азартных игроков с нестандартным образом жизни, а не мафиози или преступников.

Инсинуационные нападки защиты на Джакалоне были необычными, граничащими с отвращением: один из свидетелей защиты назвал ее «шлюхой» во время своих показаний. В начале процесса Джакалоне, которой было около тридцати лет, с черными волосами длиной до плеч, надела в суд красное платье, что побудило Катлера назвать ее «Леди в красном» при последующем обращении к присяжным, даже когда она была одета в платье другого цвета.

Джакалоне намеревался использовать признавшегося грабителя банков Мэтью Трейнора для опознания Готти как капо и начальника команды, но его кандидатура была отменена после того, как прокуроры уличили его во лжи. Вместо этого защита вызвала его в качестве свидетеля, чтобы обвинить прокурора, утверждая, что она подстрекала его подставить Готти. Трейнор показал, что Джакалоне предлагала ему запрещенные наркотики и даже пыталась снять его сексуальную неудовлетворенность в тюрьме. «Она давала мне все, — сказал он, — даже свои трусики из нижнего ящика, чтобы я мог облегчить себя, когда захочу подрочить». (После суда Трейнор был осужден за лжесвидетельство, вытекающее из его зажигательных показаний о Джакалоне).

Вскоре после начала процесса главой офиса Восточного округа был назначен новый прокурор США Эндрю Джей Малони. Общительный, с готовой улыбкой для незнакомцев, внешний облик Малони был обманчив. Под ним скрывалась смесь требовательного сержанта и закаленного в делах юриста. Будучи уроженцем Вест-Пойнтера, он служил офицером в армейском корпусе рейнджеров, а затем сменил профессию и окончил юридический факультет Фордхэмского университета. Затем он двенадцать лет работал прокурором по федеральным делам о рэкете на Манхэттене и возглавлял отдел Министерства юстиции по борьбе с коррупцией, связанной с белыми воротничками. Малони не принимал участия ни в получении обвинительного заключения против Готти, ни в подготовке к судебному процессу. Но, ознакомившись с ходом судебного разбирательства, он был возмущен той огромной свободой действий, которую судья Никерсон предоставил команде защиты. Сторонники Готти в зале суда хихикали над едкими перекрестными допросами Катлера, нахваливая его за то, что он «выводит из себя» свидетелей обвинения. «Никерсон не может справиться с этими парнями, — подумал Мэлони, наблюдая за тактикой адвокатов. — Судья — джентльмен из джентльменов, и он позволяет им превратить процесс в цирк».

Малони начал беспокоиться о здоровье Джакалоне. Худая, похожая на актрису-комедиантку, она выглядела все более изможденной во время напряженного процесса. «Она очень вынослива, но она ссорится с защитой, и даже ФБР ненавидит ее из-за споров о Джонсоне. Она очень утомлена; похоже, она готова лечь в больницу».

Еще одним поводом для беспокойства Малони, о котором он утаил от Джакалоне, были сведения, поступавшие в отдел Гамбино Брюса Моу. «У ФБР были неподтвержденные сведения о том, что «умники» подбираются к присяжным, — сказал Мэлони. — Они пытались добраться до двух присяжных».

Информация о подтасовке присяжных оказалась точной, но пройдет пять лет, прежде чем обвинения удастся проверить. Невероятно, но один из членов анонимного жюри, житель пригорода средних лет по имени Джордж Пейп, за определенную плату вызвался вынести оправдательный приговор. В начале процесса Пейп связался со своим другом Боско Радонжичем, который оказался новым лидером ирландской группировки «Вести» на Манхэттене, где преобладали убийства. (Боско, сербский иммигрант, возглавил банду, когда большинство ирландских лидеров оказались в тюрьме). Испытывая проблемы с деньгами, Пейп хотел получить 120 000 долларов, чтобы гарантировать, как минимум, «подвешенный» суд присяжных. Сэмми Бык, выступавший в роли переговорщика Готти, снизил сумму взятки до 60 000 долларов и с радостью передал ее Пейпу через Радонжича до окончания суда.

После шести месяцев выслушивания доказательств и аргументов присяжные совещались в течение недели, прежде чем вынести вердикт. Это была пятница, 13 марта 1986 года, и, с тревогой ожидая возвращения присяжных, прокурор США Эндрю Малони почувствовал, что это несчастливый день для его сотрудников. «За годы работы прокурором я повидал немало крутых парней, и мне всегда было не по себе, — говорит Мэлони. — Но Готти сидел спокойный, как огурчик. Невероятно, насколько он был расслаблен. Я понял, что ему, должно быть, удалось выставить присяжных».

Опасения Мэлони оказались верными. С улыбкой чеширского кота на лице Готти услышал, как присяжные объявили вердикты «не виновен» по всем пунктам обвинения против него и его сообщников. Спустя десятилетие после суда репортеры Daily News Джерри Капеци и Джин Мастейн писали, что поначалу большинство присяжных выступали за обвинительный приговор. Однако Пэйп отказался от своей позиции, повторяя слова Катлера о том, что Джакалоне ненавидела Готти и что она не смогла доказать свою правоту. Постепенно аргументы Пэйпа возобладали, и он заявил, что для оправдания каждого обвиняемого было достаточно обоснованных сомнений.

Это было обидное поражение правительственной кампании против мафии, которая впервые за все время проиграла значительный процесс по РИКО. И Джон Готти, крестный отец, переигравший юристов министерства юстиции, злорадствовал со злобным удовлетворением. «Позор им, — прорычал он, презрительно потрясая кулаком в сторону Дайаны Джакалоне и Джона Глисона, молодых прокуроров. — Я бы хотел увидеть приговор для них».