Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки

39. Поклонение себе

Находясь в заточении в федеральной тюрьме, в тысяче миль от семьи Коза Ностра и личных родственников в Нью-Йорке, Джон Дж. Готти не собирался отказываться от титула босса «Гамбино». Это было священное правило, установленное в 1931 году при создании американской мафии, согласно которому крестный отец может быть смещен только в результате смерти или отречения от престола. И в 1992 году Джон Готти воспользовался этим мандатом. Из «жучков» в клубах Гамбино и донесений информаторов ФБР знало, что он намерен сохранить видимость власти и право голоса при принятии важных политических решений. Правительство было не менее решительно настроено сорвать его планы, сделав условия его содержания в тюрьме как можно более обременительными. Бюро тюрем отправило его в самое строго охраняемое на тот момент пенитенциарное учреждение — «исправительное заведение» повышенной безопасности в Мэрионе, на юге Иллинойса. Открытое в 1963 году вместо угнетающего Алькатраса, Марион было предназначено для 350-370 заключенных, которые были классифицированы как опасные или создавали проблемы с дисциплиной в других тюрьмах.

Готти, обозначенный как заключенный под номером 182-053, был помещен в самый строгий блок камер Мариона на неопределенный срок одиночного заключения. Большинство дней он проводил взаперти от двадцати одного до двадцати трех часов, общаясь только с охранниками. Еду ему передавали на металлическом подносе через щель в двери камеры. Единственной сменой одежды привередливого Дэйпера Дона были одинаковые комбинезоны, а его постоянным окружением была камера с бетонными стенами размером шесть на восемь футов, в которой находились туалет и умывальник из нержавеющей стали, кровать из бетонных плит шириной восемнадцать дюймов, покрытая тонким матрасом, и 12-дюймовый черно-белый телевизор. Каждый день в качестве отдыха ему разрешалось ходить, скованным по рукам и ногам, в течение пятидесяти минут по узкому ярусу внутри тюрьмы длиной тридцать шесть футов. Раз или два в месяц он вместе с другими заключенными дышал свежим воздухом в небольшом прогулочном дворике на открытом воздухе. Единственными разрешенными посетителями были адвокаты и родственники, которые могли видеть его два раза в месяц, отделенные от него стеклянной стеной, и разговаривать с ним по телефону. Вся входящая и исходящая почта проверялась тюремной администрацией.

В течение первого года заключения Готти мог питать надежду, что адвокаты добьются отмены его приговора. В течение восемнадцати месяцев эта надежда угасла. Самый весомый довод его апелляции — о том, что дисквалификация Брюса Катлера лишила его выбранного адвоката и справедливого судебного разбирательства, — был единогласно отклонен Апелляционным судом США по второму округу. Суд постановил, что Катлер «предположительно в значительной степени впутался в деятельность преступной семьи Гамбино», и он был надлежащим образом исключен из процесса. (В 1994 году Катлер был осужден за неуважение к суду за нарушение предписания судьи Глассера, запрещавшего адвокатам защиты и обвинения давать комментарии СМИ. За нападки на обвинение в интервью Катлер был приговорен к девяноста дням домашнего ареста и отстранен от практики в Восточном округе на шесть месяцев. Это крайне редкое обвинение против адвоката вызвало обоснованный протест со стороны гражданских либертарианцев и журналистов как злоупотребление правом Катлера на свободу слова и как предвзятая попытка помешать адвокатам энергично представлять интересы обвиняемых в организованной преступности).

Защита Готти также утверждала, что Гравано, главный свидетель обвинения, лжесвидетельствовал на суде и что прокуроры скрыли доказательства его причастности к нераскрытым убийствам и торговле кокаином. Эти утверждения были отклонены как необоснованные. (Решения по апелляциям были приняты за шесть лет до ареста Гравано за наркотики в Аризоне).

Когда в 1994 году Верховный суд отказался рассматривать апелляцию Готти, вся семья Гамбино поняла, что их босс обречен. Хотя его судьба была предрешена, Готти, следуя по стопам Кармине Персико, заключенного в тюрьму босса Коломбо, задумал сохранить за собой высший титул и основать династию Коза Ностра. Наследником стал старший из двух его сыновей, Джон Анджело, широко известный как «Младший». (Второе имя младшего было дано в честь бывшего соратника отца по преступной группировке Анджело Руджеро). Другим важным мотивом были деньги. Пока Готти был неоспоримым боссом, огромная часть незаконных доходов семьи продолжала поступать к его сыну и другим родственникам.

Задолго до своего осуждения Готти начал готовить Джона Анджело в качестве своего преемника. Во многих отношениях Джуниор (имя, которое он стал ненавидеть) был точной копией своего отца по внешности и поведению. Мощно сложенный, он в подростковом возрасте пристрастился к тяжелой атлетике и был посредственным учеником. Лейтенант Ремо Франческини, глава детективного отдела прокуратуры Квинса, в начале 1980-х годов прослушал несколько прослушиваемых телефонных разговоров между отцом, тогда еще капо, и его сыном-подростком. «Было ясно, что он наставлял его, как вести себя в роли умника, рассказывал ему, что можно и нельзя, как вести себя с другими парнями и когда держать язык за зубами», — сказал Франчешини.

После учебы в Нью-Йоркской военной академии — школе-интернате, расположенной недалеко от Вест-Пойнта, где царила военная дисциплина и принимали неуспевающих в школе, — Джуниор в одночасье стал преуспевающим бизнесменом. К двадцати годам он владел компаниями по перевозке грузов и недвижимости, которые никогда не сталкивались с проблемами профсоюзов или конкуренцией в сфере десантного бизнеса. Во многом его успех был обусловлен узнаваемостью имени и влиянием семьи Гамбино на местные профсоюзы и строительных подрядчиков.

В двадцать с небольшим лет, будучи, как и его отец, привычной ночной совой, Джуниор вместе с группой молодых крутых парней ввязался в несколько драк. Однажды его обвинили в том, что он ударил полицейского, который пытался помочь посетителю, избиваемому горючим Джуниором и его приятелями. Ни одно из обвинений в нападении не было предъявлено, потому что жертвы были слишком напуганы, чтобы давать показания, или свидетели отказались от первоначальных версий, которые они дали полиции. Как отцы и сыновья, двое постоянных членов окружения молодого Готти были сыновьями мафиозных дружков его отца: Сальваторе «Торе» Локасио, сын Фрэнка Локасио, заместителя босса-консильери семьи, и Джон Руджеро, сын покойного Анджело Руджеро.

По данным ФБР и детективов нью-йоркской мафии, в возрасте двадцати четырех лет, через два года после того, как его отец стал крестным отцом, Джуниор был принят в ряды Гамбино. «Мы знаем, что его отец злорадствовал от гордости, — отметил Франческини. Сын получил отказ от ранее незыблемого правила мафии, согласно которому оба родителя солдата должны быть полностью итальянцами; мать Джуниора имела итальянское и русское происхождение. Гамбино, повинуясь старшему Готти, ввели изменение правил, согласно которому для вступления в мафию требовалось только итальянское происхождение отца. Два года спустя, в 1990 году, вскоре после свадьбы младшего и пышного приема в Helmsley Palace Hotel, Готти сделал ему уникальный рождественский подарок. Он повысил своего сына до капо, сделав его в двадцать шесть лет самым молодым человеком в истории Гамбино, который носил этот титул и возглавлял банду.

С первого дня заключения Готти-старшего в тюрьме Марион младший был его главным союзником и эмиссаром для остальной части боргаты. Еще до вынесения приговора Готти назначил младшего исполняющим обязанности босса, а трех капо, включая его брата Питера Готти, — помощниками в повседневных операциях и советами при принятии необходимых быстрых решений. Это повышение было исключительным актом, сделавшим 28-летнего юношу одним из самых молодых мафиози в истории, номинально возглавлявших мафиозную семью.

Как близкому родственнику, Джуниору разрешалось видеться с отцом дважды в месяц и беседовать с ним по несколько часов. Хотя все визиты к Готти отслеживались по видео- и аудиозаписям, ФБР было уверено, что отец и сын используют кодовые слова и тонкие обмены мнениями для обсуждения семейных дел мафии.

Еще в Нью-Йорке уроки, извлеченные из промахов отца, очевидно, помогали Джуниору передавать инструкции от отца или обсуждать насущные проблемы «Боргаты» с доверенными специалистами Гамбино. Крайне опасаясь подслушивающих устройств и прослушки, он предпочитал беседы на улицах — и только со своим дядей Питером и старшими капо. Он избегал квинсского лагеря Питера в охотничьем и рыбном клубе «Бергин», а клуб его отца «Рэйвенит» в Маленькой Италии был закрыт правительством. Пятиэтажное кирпичное здание «Рэйвенит» на Малберри-стрит принадлежало Джозефу «Джо Коту» Лафорте, которого ФБР идентифицировало как солдата Гамбино. По решению суда 1993 года, объявившего клуб центром рэкета, здание было конфисковано в пользу государства и продано с аукциона новому хозяину. Символизируя джентрификацию района и изменение демографической ситуации, унылый «Рэйвенит», служивший домом для мафии на протяжении семидесяти лет, был выпотрошен, а интерьер переделан под магазин женских аксессуаров. Фотография Джона Готти и Нила Деллакроче исчезла, и Эми Чан, владелица бутика, повесила портрет Мао Цзэдуна в ярко освещенном входе.

Понимая, что за ним ведется наблюдение и расследование, Джуниор попытался изменить свой публичный имидж. Его прежний график поздних ночей в барах и на дискотеках прекратился. Вечера он проводил в своем 14-комнатном доме с видом на залив Ойстер-Бей на северном побережье Лонг-Айленда стоимостью 1,3 миллиона долларов вместе с женой Ким и четырьмя детьми. Более консервативно одетый, чем раньше, он часто появлялся на родительских собраниях и приносил печенье на вечеринки в школах своих детей. Адвокаты Джуниора, действуя как спин-доктора, передавали репортерам новости о его научных занятиях: он стал заядлым коллекционером книг и артефактов о жизни американских индейцев и посещал параюридические курсы, чтобы лучше понять юридическую систему.

Перетряска командного состава семьи была крайне необходима в условиях стремительного подъема, вызванного предательством Сэмми Гравано и массовыми осуждениями капо и солдат. Сократив ряды, Джуниор приступил к консолидации команд и назначению новых капо. Но его молниеносное возвышение до суррогатного босса вызвало в семье незаслуженное недовольство, а его лидерские качества были поставлены под сомнение более опытными мудрецами. Неуважение — один из главных грехов в мафии, и старшие капо были оскорблены надменным поведением молодого босса. В отчетах информаторов из подразделения ФБР «Гамбино» приводились оценки, сделанные внутри семьи и в других семьях, согласно которым действующий босс был неуклюжим и неумелым. Анализируя деятельность младшего Готти, Брюс Моу отметил в одном из отчетов: «Ему нравится преклонение, внимание и, самое главное, деньги, которые к нему поступают. Это вскружило ему голову». Неудачи Джуниора стоили капо и солдатам Гамбино денег в межсемейных спорах о ростовщичестве и вымогательстве. Банда Дженовезе так плохо думала о Джуниоре, что отказывалась вести с ним переговоры, а Гамбино проигрывали большинство встреч с другими бандитами. «Он — посмешище», — резюмировал Моу.

Несмотря на свои промахи, Джуниор правил в течение пяти лет — примерно столько же времени его отец был на свободе и боссом до вынесения приговора. В 1998 году Джуниор был фактически свергнут с трона благодаря РИКО. Обширное обвинительное заключение обвиняло его в том, что он стал преемником своего отца и получал отчисления от целого ряда вымогательств, азартных игр, ростовщичества и трудового рэкета. Самые громкие обвинения касались вымогательства семьей 1 миллиона долларов в течение шести лет у Scores, модного топлесс-клуба в Верхнем Ист-Сайде Манхэттена, популярного среди знаменитостей и туристов. По словам прокуроров, свидетели были готовы дать показания о том, что владельцы и работники клуба были вынуждены платить деньги за протекцию худшим членам семьи Гамбино за разрешение работать, и что по меньшей мере 100 000 долларов были переданы Джону Готти-младшему в качестве его доли.

Прокуроры усугубили унижение Джуниора, обнародовав улики, найденные во время обыска в его бизнес-офисе в Квинсе, чтобы подтвердить свои обвинения в том, что он был мафиози. В стенном сейфе было спрятано 358 000 долларов наличными, которые Джуниор не смог объяснить, и незарегистрированное оружие. Олицетворением его беспечности стал найденный в его офисе список, в котором были указаны десятки солдат, принятых в 1991 и 1992 годах в нью-йоркские боргаты. Следователи полагали, что эти имена были переданы семье Гамбино для проверки — традиционной мафиозной процедуры. Позволив властям найти реестр, Джуниор поставил под угрозу десятки мафиози из других семей и очернил репутацию Гамбино как надежного члена всей Козы Ностра. Лидеры других мафиозных группировок были ошеломлены тем, что он годами хранил список кандидатов; в качестве элементарной меры безопасности его следовало немедленно уничтожить.

Младший, похоже, имел склонность к хранению списков. Второй список, найденный в файлах его офиса, стал еще одним позором для него и бонусом для разведывательных досье правоохранительных органов. Это была запись о денежных подарках на сумму 348 000 долларов, которые он получил от 173 избранных гостей на своей свадьбе в 1990 году, многие из которых были известными мафиози из пяти нью-йоркских семей. Томми Гамбино, один из самых богатых капо его отца, подарил 70 000 долларов, а Сэмми Бык Гравано — 7 500 долларов. Прокуроры планировали использовать свадебные подношения в качестве косвенных улик, доказывающих возросшее положение Джуниора в мафии и признание его значимости другими боргатами.

Накануне суда и после того, как большинство его сообщников сдались и признали себя виновными по смягченным обвинениям, младший Готти признал свою вину. С него сняли обвинения в вымогательстве очков, но он признался в ростовщичестве, незаконных азартных играх и вымогательстве, включая использование фальшивых групп активистов движения за гражданские права для угрозы остановки строительных работ из-за квот на прием на работу меньшинств. Кроме того, он был осужден за уклонение от уплаты подоходного налога. Во время вынесения приговора в сентябре 1999 года Джуниор использовал один из любимых афоризмов своего отца: «Я — мужчина. Я здесь, чтобы принять лекарство». Его адвокаты, Джеральд Шаргел и Серита Кедия, заключили жесткую сделку, и в возрасте тридцати пяти лет он был приговорен к шести годам и пяти месяцам тюремного заключения и штрафу в 750 000 долларов — гораздо более мягкому наказанию, чем двадцать лет, которые ожидали его в случае судебного приговора.

Возможно, еще более неприятным для обоих Готти стало обнародование при вынесении приговора расшифровки записанных на пленку разговоров в тюрьме Мариона между отцом и родственниками. В записках судье, выносившему приговор, прокуроры утверждали, что эти разговоры подтверждают высокий статус Джуниора в семье Гамбино, а также то, что его отец был в курсе преступной деятельности сына и пытался направлять его в управлении бандой.

Самые откровенные записи были получены 29 января 1998 года, когда заключенного крестного отца навестили в Мэрионе его брат Питер и дочь Виктория Готти Аньелло, вскоре после того, как Джуниор был арестован. Хотя Готти знал, что его разговоры записываются тюремной администрацией, его высказывания о сыне были пронизаны сарказмом и разочарованием. Он назвал младшего и его младшего сына, Питера, «засранцами» за то, что они связывались с ненадежными компаньонами, «мусорными ведрами» в деловых сделках. Готти-старший прочитал обвинительное заключение и осуждал младшего за то, что тот связался с кофендантом, известным тем, что «много болтает... и доставляет людям неприятности», то есть с мафиози, который может его уличить.

Назвав нескольких соучастников обвинительного заключения «имбецилами», Готти посетовал: «Если ты будешь иметь дело с имбецилами, то станешь таким же сумасшедшим, как и они». Он был расстроен тем, что его сын делегировал важные задания никчемным помощникам: «Зачем тебе все эти дворецкие и официанты?» — зашифрованное предположение, что младший полагался на непроверенных подражателей.

Но больше всего Готти беспокоило решение сына хранить сотни тысяч долларов и списки новых мафиози в своем подвальном офисе, наряду с несколькими пистолетами. «Посмотрите, что он дает им, чтобы повесить на них свою шляпу, — сердито проворчал Готти. — Смешные деньги в подвале. Я не говорю, что он дал им список, что бы там ни было. Оружие за стеной. Приют для умалишенных!»

Сказав, что его сын поступил «глупо», позволив предъявить себе обвинения, Готти отверг заявления адвокатов Джуниора о том, что он стал жертвой из-за репутации своего отца. «И в этом нельзя обвинять имена... ну, нельзя обвинять фамилии».

Злоключения его сына вызвали ошеломляющее заявление: «Как вы думаете, почему эта группа людей распалась без меня?» — спросил он брата и дочь. «Каждый стал сам себе хозяином, установил свои моральные нормы, свои причины, свою рифму, и на этом все закончилось. На этом игра закончилась».

Во время посещения тюрьмы в 1998 году Виктория Готти Аньелло защищала своего брата-младшего. Автор таинственных романов, она энергично доказывала его невиновность и предвзятое отношение правительства к ее родственникам, включая мужа, Кармине Аньелло. По словам агентов ФБР, Готти пытался разрушить роман Виктории с Аньелло. По словам Моу, вскоре после того, как Виктория начала встречаться с Аньелло, Готти отправил к нему на помощь бейсбольные биты. Позже Готти смирился, разрешил брак и ввел своего зятя — специалиста по разборке краденых машин и ценных автозапчастей — в свой боргат. Готти использовал тюремное свидание с дочерью, чтобы высмеять ее мужа, страдавшего от маниакальной депрессии. «Он хорошо себя чувствует?» поинтересовался Готти. — Хорошо ли он себя чувствует? Увеличили ли ему дозу лекарств... Садится ли он на заднее сиденье машины и думает ли, что кто-то украл руль?» Позже, говоря о частых столкновениях Аньелло с законом в его бизнесе по спасению автомобилей и буксировке, Готти подчеркнул, что его зятю нужна его помощь. «Ему предъявят обвинения в любой день, этому болвану. Он построил себе виселицу. Он купил петлю. Я не сомневаюсь в своей любви к нему, но я нужен ему там».

Три года спустя, в 2001 году, Кармине Аньелло был пойман полицией, угрожая сжечь конкурентов. Признав себя виновным в рэкете и налоговых махинациях с металлоломом, он был приговорен к девяти годам и штрафу в размере 11 миллионов долларов. Его брак с Викторией Готти закончился разводом.

В новом столетии непрочная власть Джона Готти-старшего над семьей быстро угасла. В 1998 году у него был диагностирован рак шеи и головы, и после операции в тюремной больнице его здоровье постепенно ухудшалось. Он умер в возрасте шестидесяти одного года, 10 июня 2002 года, в Медицинском центре федеральных тюрем США в Спрингфилде, штат Миссури. Нью-йоркские бульварные газеты и телеканалы, на протяжении пятнадцати лет освещавшие его деятельность, отнеслись к известию о его кончине и похоронах с той серьезностью, которая присуща смерти президента или королевской принцессы. Газета New York Daily News заполнила пятнадцать страниц текста и фотографий, чтобы задокументировать его жизнь, а New York Post уделила ему тринадцать страниц. Даже спокойная газета New York Times, которая обычно преуменьшает значение злодейских гангстеров, поместила некролог из 2500 слов на первой странице.

Конец жизни Готти был освещен журналистами страны более подробно, чем все выдающиеся доны американской мафии, которые ему предшествовали, включая Аль Капоне, Лаки Лучано, Карло Гамбино, Вито Дженовезе, Джо Бонанно и Томми Луккезе. Хотя Бруклинская римско-католическая епархия отказала ему в публичной заупокойной мессе в церкви, уход Готти соответствовал его грандиозному образу жизни: газеты сообщали, что его похороны обошлись примерно в 200 000 долларов. После поминок в похоронной капелле Квинса его бронзовый гроб, инкрустированный золотом, с выгравированными датами рождения и смерти, был доставлен через Квинс. За катафалком следовали двадцать два лимузина, сотни частных автомобилей и девятнадцать машин с цветами. Цветочные композиции были искусно оформлены и отражали любимые аспекты его жизни: бокал для мартини, скаковая лошадь, королевский румянец в сердечках, сигара и эмблема New York Yankees. Тысячи зрителей, многие из которых хватались за катафалк, и четыре вертолета телевизионных новостей, зависшие над головой, девяносто минут везли кортеж через Квинс, мимо его дома в Говард-Бич и остановились перед охотничьим и рыбным клубом «Бергин» в Южном Озон-Парке. Возле «Бергина» и вокруг Говард-Бич были вывешены баннеры с надписью «Джон Готти будет жить вечно». На кладбище Святого Иоанна его ближайшие родственники, включая мать Фанни, присутствовали на кратком молебне, который провел священник. Джон Готти был похоронен в семейном мавзолее рядом со своим отцом и двенадцатилетним сыном Фрэнком, погибшим в автокатастрофе.

На кладбище Сент-Джон, прозванном нездоровыми каламбурами местом упокоения «Мертвецов», находятся могилы многих известных мафиози. Рядом с Готти похоронены его наставник Аниелло Деллакроче, Карло Гамбино, Лаки Лучано, Джо Профачи, Джо Коломбо, Кармине Галанте и Сальваторе Маранцано.

Вначале Джон Дж. Готти говорил, что ему нужен всего один год на посту босса, чтобы воплотить в жизнь свое наследие: создать мафиозную семью, которая никогда не будет разрушена. Это было «адское наследие», записанное на жучок правоохранительных органов в январе 1986 года, спустя всего несколько недель после того, как Готти захватил контроль над семьей Гамбино. Как начинающий крестный отец, он унаследовал криминальный супергосударство, созданное за три предыдущих десятилетия двумя предпринимателями-новаторами из мафии, Карло Гамбино и Полом Кастеллано. У Готти было пять лет абсолютной власти на улицах, чтобы завершить свою цель — создать несокрушимую боргату. Он начал свое правление, контролируя крупнейшую и, вероятно, самую могущественную преступную организацию в истории страны. Когда он ушел, Гамбино представляли собой распадающийся, осажденный клан. И он был главным виновником того, что вихрь разнес на куски и боргату, и его личную семью.

Первые успехи, беспрепятственный захват власти в семье после убийства Пола Кастеллано и череда оправдательных приговоров в суде привели к его чрезмерной самоуверенности. Лестные рассказы в печати и на телевидении о его роскошном образе жизни, неординарных манерах и непобедимости в суде усиливали его мнение о себе. Готти изобрел и воплотил гангстерский шик; он был новым типом открытого бесстрашного, эпатажного мафиози, вызывавшего викарное восхищение своим пренебрежением к власти по принципу «приди и возьми меня, если сможешь».

«Он был первым медийным доном», — говорит Брюс Моу, агент ФБР, отвечавший за расследование, в результате которого Готти был осужден. «Он никогда не пытался скрыть тот факт, что был супербоссом». Эндрю Малони, прокурор США, который вел дело Готти, был возмущен одержимостью СМИ своим любимым гангстером. «Он был сделан на заказ для прессы. То, как он выглядел, как одевался, его высокомерное отношение к закону. Пресса манипулировала им и превратила его в народного героя. Почти все забыли или преуменьшили тот факт, что он был жестоким убийцей».

Сочетание высокомерия Готти и его благосклонного отношения к нему в средствах массовой информации только усилило решимость разочарованных агентов и прокуроров победить его. На жучках его можно было слышать, как он яростно осуждал «вендетту» правительства, и как «суров» будет закон, если он попадет в ловушку. При этом он постоянно совершал фундаментальные ошибки, которые ранее приводили его в затруднительное положение, пока они не оказались роковыми. Зная о возможностях правительственной прослушки и подслушивания, он угрожал убить любого подчиненного, попавшего в ловушку электронного подслушивания, включая своего давнего товарища Анджело Руджеро. Но Готти пренебрег собственными указаниями. Правильно решив, что охотничий и рыбный клуб Бергина будет логичной мишенью, он уклонился от того, чтобы быть пойманным жучком в главном зале Бергина. Для обсуждения мафиозных дел он удалялся в соседний кабинет без опознавательных знаков, который, как он был уверен, был неизвестен следователям и защищен от электронных ушей. Вскоре после того, как он стал боссом, он пришел в ярость, узнав, что оперативная группа по борьбе с организованной преступностью штата установила микрофоны в его личном кабинете. Улики из его разговоров в офисе были использованы для осуждения других мафиози Гамбино, а записанные на пленку разговоры стали основополагающим элементом в его судебном процессе по делу об убийстве лидера профсоюза плотников Джона О'Коннора.

Однако через три года после фиаско с «жучком Бергина» он повторил ту же ошибку в клубе «Рэйвенит» в Маленькой Италии. Вместо того чтобы в холодную погоду устраивать прогулки или менять места встреч, он чувствовал себя комфортно в коридоре в задней части «Рэйвенит» и наверху в уютной квартире Чирелли. Очевидно, ему и в голову не приходило, что информаторы раскроют его тайные убежища в здании «Рэйвенит», так же как и его личный кабинет в клубе «Бергин». И опять же, он был слишком ленив или самоуверен, чтобы уклоняться от следователей, меняя места встреч или прочесывая их на предмет жучков. Его неспособность держать язык за зубами сохранилась и в тюрьме. В «Марионе» он делал уличающие заявления о своем сыне, несмотря на то что знал, что его слова записываются и могут нанести вред его собственной плоти и крови.

Безразличие Готти к слежке создавало чрезвычайные трудности для него самого и всех его капо. Он постоянно игнорировал основной принцип, согласно которому мафия, как предполагалось, была тайной организацией. Вся семья знала, что ФБР и детективы часто снимали на видео и фотографировали всех, кто находился поблизости от «Рэйвенита». Но Готти пренебрегал опасностью, требуя покорного присутствия и отчетов перед ним иерархии и капо. Его указ привел в восторг агентов ФБР на их наблюдательном пункте в квартире в двух кварталах от клуба. Их фотоснимки стали частью улик против Готти на последнем процессе по делу РИКО. Кроме того, обязательные собрания в «Рэйвените» позволили бюро установить личности ранее неизвестных членов Гамбино. Видеозаписи и фотографии капо и солдат, появлявшихся в «Рэйвенит», использовались как ценные косвенные улики против них на судебных процессах по делам о преступлениях РИКО.

Неспособность оценивать преданность и таланты стала для Готти подводным камнем. После убийства своего первого помощника Фрэнка ДеЧикко Готти стал во многом зависеть от Сэмми Быка Гравано, сначала в качестве своего консильери, а затем и в качестве помощника босса. Гравано был эффективным хореографом убийств, которых хотел Готти, и крупным дельцом, приносящим боссу более 1 миллиона долларов в год. Но его опыт жертвования другими должен был стать для Готти предостерегающим сигналом. Раньше, когда Гравано оказывался втянутым во внутренние разборки, его решением было убить соперника и переложить вину за случившееся на кого-то другого. Даже среди беспринципных мафиози он имел репутацию беспринципного человека. Если для продвижения по службе требовалось убить шурина или делового партнера, Сэмми Бык шел на это. Поскольку Гравано, в отличие от многих опытных мафиози, никогда не сидел в тюрьме, Готти не знал, как он поведет себя в тюремном горниле. Он неверно оценил преданность Гравано ему и миф о верности Козы Ностра. По словам Брюса Катлера, Гравано представил себя агентам ФБР и прокурорам как волевого и жесткого гангстера, который вступал в противостояние с Готти, когда тот не соглашался с его политикой мафии. Адвокат вспоминал, что в присутствии Готти «Гравано всегда был покорным, даже угодливым рядом с Джоном».

И когда наступило кульминационное испытание, самосохранение Сэмми оказалось для него важнее, чем спасение босса и десятков его коллег по преступному сообществу.

Дважды обманутый Гравано, Готти вновь доверился кровным узам, назначив сына своим суррогатом и преемником. При этом он пренебрег неопытностью младшего и недовольством, которое вызвал в семье этот явный непотизм. Традиционно мафиозные банды при выборе компетентных лидеров полагались на заслуги, а не на родственные связи босса; сыновья не получали права на автоматическое наследование и гарантированное богатство в Коза Ностра. Из современных событий в семье Коломбо Готти знал об опасности создания династии. Продвижение Кармином Персико своего сына без одобрения большинства капо привело к разрушительной гражданской войне между группировками Коломбо. Готти предотвратили аналогичный мятеж, но некомпетентное правление Джуниора привело к его собственному осуждению и тюремным срокам для более чем дюжины других капо, солдат и помощников.

После того как в 1999 году его сын оказался в тюрьме, последней надеждой Готти удержаться у власти и сохранить династию стал брат Питер. Будучи близким родственником, Питер, как и Джон-младший, мог навещать его в тюрьме, передавать новости и получать советы в их личном кодексе. Долгое время находясь в тени своих более амбициозных младших братьев, Джона и Джина, Питер служил им в качестве послушного помощника, прославленного гуляки. Джон назначил Питера капо команды Бергина, а после того как младшего посадили в тюрьму, наделил его мантией исполняющего обязанности босса. До того как стать мафиози, Питер десять лет проработал в Департаменте санитарного надзора Нью-Йорка и получал пенсию по инвалидности в размере около 2 000 долларов в месяц за травму, полученную на рабочем месте при падении с мусоровоза. В отделе ФБР «Гамбино» не слишком высоко оценивали способности Питера в преступном мире. «Он не то чтобы стипендиат Родса, но и не особо агрессивен, — заметил Моу, когда стало известно, что Питер стал новым исполняющим обязанности босса. — Есть ли у него способности к управлению мафиозной семьей? Абсолютно нет».

Стараясь избежать внимания, которое оказалось губительным для его брата, Питер держался поближе к своему убежищу в Квинсе, клубу «Бергин». Как и остальные члены семьи Гамбино, клуб переживал не лучшие времена; половину его помещений занимали мясная лавка и деликатесы. Недолгая слава нового дона улетучилась за неделю до смерти его брата в тюрьме. Арестованный по обвинению в РИКО в июне 2002 года, Питер был назван действующим боссом Гамбино и главой семьи. Год спустя 62-летний Питер Готти был осужден впервые в жизни, его признали виновным в вымогательстве, отмывании денег и коррупционном контроле над профсоюзом грузчиков.

Другой брат, Ричард В. Готти, капо Гамбино, и его сын-солдат, Ричард Г. Готти, соучастники Питера, были осуждены по аналогичным обвинениям в рэкете. Театральной стороной процесса над тремя Готти стала голливудская вылазка семьи. Присяжные заслушали показания о том, что команда Гамбино пыталась выбить у актера боевых искусств Стивена Сигала 3 миллиона долларов, чтобы урегулировать контрактные разногласия с одним из подельников Гамбино.

Даже после первоначального осуждения Питеру и Джуниору Готти не удалось избежать деяний, совершенных от имени Джона Готти. В декабре 2004 года Питер был осужден по отдельному обвинению в том, что по указанию брата отдал приказ о неудачной попытке убийства Сэмми Гравано. Основными доказательствами обвинения стали записанные на видео в 1996 и 1997 годах беседы Питера с Джоном в тюрьме Марион, в которых Джон рассказывал, что не может уснуть, думая о «крысах» вроде Гравано, которые наслаждаются свободой и наживаются на том, что предали его.

«Но это счет, который когда-нибудь придется оплатить, как и любой другой счет, вы понимаете, о чем я...», — зловеще сказал Джон Петру. Не переставая разглагольствовать о мести Гравано, Джон поклялся, что если он еще раз столкнется с Быком Сэмми, «я съем его печень за него».

Ворча после вынесения приговора и вероятности провести остаток жизни за решеткой, Питер выступил в суде: «Меня зовут Готти. Если бы меня не звали Готти, меня бы здесь не было». Это было оправдание вины за причастность, которое брат Питера Джон однажды отчитал своего сына за то, что тот использовал его для объяснения своих юридических проблем.

И когда младший Готти готовился выйти из тюрьмы в 2004 году после осуждения за рэкет, его условно-досрочное освобождение было внезапно отменено новым обвинением по делу РИКО. Самым поразительным открытием стало обвинение в том, что в 1992 году он заключил контракт на убийство Кертиса Сливы, самозваного борца с преступностью, который унизил Джона Готти в своем ток-шоу на радио. Слива, основатель гражданской патрульной группы «Ангелы-хранители», был застрелен и тяжело ранен в результате нападения, якобы санкционированного Джуниором, чтобы наказать Сливу за очернение его отца.

Вердикты и обвинительные заключения, вынесенные в 2003 и 2004 годах, означали, что четыре брата Готти — Джон, Джин, Питер и Ричард — и два их сына оказались в тюрьме за РИКО или за нарушение правил продажи наркотиков. (Однако имя Готти, возможно, принесло пользу одной из родственниц — дочери Джона Виктории. Она публиковала романы под своей девичьей фамилией и вела колонку сплетен в газетах. Виктория также стала звездой популярного кабельного телешоу «Взросление Готти», в центре которого были ее проблемы как разведенной матери-одиночки, воспитывающей трех непоседливых сыновей-подростков в роскошном поместье на Лонг-Айленде).

Перспективы того, что племя Готти вновь обретет власть в боргате, кажутся невеликими. «Семья Гамбино устала от семьи Готти», — считает Моу.

Однако Моу и другие наблюдатели за мафией считают, что родственники Джона Готти находятся в хорошей финансовой форме. «Все, что они делали, — это брали деньги», — говорит Моу о крыле Готти. Анализируя пятнадцатилетнее правление Готти, Моу уверен, что они процветали за счет остальных членов преступной семьи. По его оценкам, только Джон Готти имел от 20 до 30 миллионов долларов наличными, когда его отправили в тюрьму. «Где они? Одному Богу известно, — признается Моу. — В офшоре? В чемоданах? Скорее всего, мы никогда не найдем его». Масштабы незаконного богатства, якобы нажитого Готти и его родственниками за десять лет, основаны на информации Сэмми Быка Гравано и других перебежчиков о систематических выплатах Готти от рэкета в Швейном центре, строительной и мусороперерабатывающей промышленности, а также от компаний на набережной. Готти также извлекали богатую прибыль из доходов семейных игорных и ростовщических клубов.

В 1990-х годах отдел ФБР по конфискации имущества с ограниченным успехом пытался разыскать зарытые сокровища Готти. «Это меньше 100 миллионов долларов, но многомиллионные суммы», — говорит Джим Фокс, сотрудник бюро в Нью-Йорке, о тщетных поисках тайника Готти. Гравано рассказал своим дознавателям из ФБР, что главными расхитителями Готти были его брат Питер и сын Джуниор. Но Готти так и не рассказал Гравано о том, как и где он прятал огромную добычу. «Это был самый большой секрет в мафии, — добавляет Моу. — Даже Сэмми не знал».

Когда Готти стал крестным отцом Гамбино в 1986 году, денег было предостаточно. Из показаний на последующих судебных процессах над мафией и из захваченных конфиденциальных записей федеральные и нью-йоркские следователи подсчитали, что в середине 1980-х годов семья Гамбино получала около 500 миллионов долларов в год. С самого начала Готти получал прибыль от целой плеяды рэкетиров, управляемых двадцатью одной бандой в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Коннектикуте и Флориде. К моменту его смерти функционировало, возможно, от пятнадцати до восемнадцати бригад, число активных бойцов, не находящихся в тюрьме, сократилось до менее двухсот с более чем четырехсот, а несколько самых богатых рэкетов были разгромлены.

Ущерб, нанесенный мафии Готти, вышел за пределы его собственной «боргаты». Другие мафиозные семьи Нью-Йорка, считая, что им был нанесен прямой ущерб от бесчинств Чопорного Дона и той нежелательной славы, которую его выходки принесли всей мафии, выразили свое неприятие в символической форме. Ни один важный мафиози из другой семьи не пришел на поминки и похороны Готти — глубокое оскорбление, понятное всем членам Козы Ностра.

Последние мрачные годы жизни Готти в тюрьме были омрачены разлукой с женой, с которой он прожил четыре десятилетия. По словам тюремных властей, Вики перестала его навещать, а в записанном разговоре с Питером Готти было слышно, как один из его сыновей умолял отца не допустить развода. Сотрудники ФБР утверждали, что миссис Готти, разгневанная тем, что ее муж привел Джуниора в преступную семью, обвинила его в аресте и осуждении их сына. «Какой отец, если бы у него была хоть капля любви или сострадания к сыну, стал бы поощрять его стать боссом мафии или даже мафиози», — сказал Моу, подтвердив разногласия Готти по поводу судьбы их сына. Возможно, брак был разрушен задолго до осуждения Готти, когда в СМИ просочились данные слежки ФБР о его романах с другими женщинами.

Во время записанного тюремного разговора с братом Питером в 1997 году Готти разразился нецензурной бранью в адрес своей жены. Назвав Вики предательницей, сравнимой с Гравано, Готти заявил, что жалеет о том, что женился на ней, и проклял ее за то, что она винит его в предстоящем тюремном заключении их сына Джуниора.

В первую годовщину смерти Готти его четверо детей поместили объявления «In Memoriam» в газете New York Daily News. «Хотя твои страдания были огромны, ты умер так же, как и жил, — гордо и с честью», — говорится в объявлении Джона-младшего. Послание от дочери Виктории гласило: «Дорогой папа, ни один день не проходит без мыслей о тебе, без слез от меня — твоя сила, верность, преданность и любовь будут жить в тебе вечно». Примечательно, что в тот год не было ни слова благодарности или воспоминаний от его жены. В последующие годы ее имя было включено в газетные мемориалы.

Вероятно, самым большим недостатком в характере Готти и основной слабостью, которая погубила его и разрушила семью Гамбино, был нарциссизм. Даже в тюрьме его самолюбование было безудержным. Находясь в тюрьме Марион, он не мог удержаться от того, чтобы не похвастаться своими подвигами и трудностями, которые он создал для правительства, прежде чем оно смогло его победить. «Знаете, почему я здесь?» — спросил он свою дочь Викторию и брата Питера во время визита, записанного на пленку 29 января 1998 года. — Им понадобилось 80 миллионов долларов, три лживых дела и семь крыс, убивших сотню человек в Программе защиты свидетелей, чтобы наконец подставить меня? Вы понимаете?»

Оправдывая выбранный им путь мафии как предопределенный, он сказал Виктории и Питеру: «Моя жизнь продиктовала мне каждый курс, который я выбрал. У меня не было выбора. Слушайте меня внимательно. Вы никогда не увидите другого такого парня, как я, если доживете до пяти тысяч лет».