В сказах Захарихи встречаются темы, слова и события несколько иные, нежели в северных былинах, сказаниях старины, песнях и летописях, но есть у нее и темы общие.
Коли булы Пращуры наши в степах,
та скотину там гоняли,
так був Буянко-царь над руськымы,
а той царь був сильный,
та мог он скотину сам наземь валить,
за рога взявшись руками,
та мог подкову сломить,
шаблюку скрутыты в кольцо,
а за версту закынути далеко.
А си див раз Буянко-царь на возе,
а на огонь дивився та думав,
а и видит, всадник скачет к нему,
а и видит, другой летит,
а за ним — видимо-невидимо.
Доскакал первый, наземь пал,
сказал: «Царь, турки гонются!»
Доскакал другой, крикнул: «Царь,
по пятам за мной турки гонются!»
А Царь-Буянко встал потиху,
а рукой знак дал, коня требовал,
а сам на турок смотрит,
глаз с них не спускает.
Сели люди его потиху на-конь,
и царь сел, стремено поправил,
шаблюку длинную к боку привязал,
а сам кричит: «Много баб в доме,
а ремней-очкуров поправить некому!»
А потом рукою знак давал,
тихо к туркам ехал, не торопясь,
а снова знак дал шаблюкою,
а и все казаки его в скок пошли,
на турок поганых полетели!
У тех кони мореные, тяжко идут,
а у Буянко-Царя — как вихорь степной,
а туркам в лицо солнце светит,
а Буянку-Царю в потылицу,
да как налетел царь на турок тех,
как хватил царя ихнего
за бороду да об земь грякнул,
так и дух из того вон пошел поганый!
А как видели турки то,
да давай текать по степу,
а казачество буянское за ними
настигло их, главы рубило,
а коней забирало, до царя вело,
а и сам Буянко Бела-Коня брал,
а хотел его Богу дати,
да жалел, бо такого и сам не имел,
а ему поп сказал, что Бог не требуе,
чтоб коней давали ему, а чтоб верили,
так Буянко тому радовался,
а хотел зараз креститься,
а сказал ему поп, что веры не знает,
а что надо вере тысячу лет учиться,
а по той по тысяче лет только
может Царь-Буянко хрестьяном стати.
Конечно, Буянко-царь из той же серии царей-богатырей, и сила его большая, и спокойствие, а главное, умение поставить конницу так, что солнце было в лицо врагу: все это — то же степное правило, что и раньше. Единственное, имя врага — турки — вероятно, испорченное. Может, в древности то были торки, или тюрки, кочевавшие на Юге Руси. Что время соответствует тому, видно из слов: «надо вере (христианской) тысячу лет учиться». Значит, событие имело место до Крещения Руси. Наводит на такое заключение и желание Буянко-Царя «Бела-Коня в жертву принести Богу (Богам)». Мы уже указывали, что Бел-Конь — непременное условие «Асмаведы», жертвоприношения коня. Анахронизмом звучит упоминание: «а и все казаки его в скок пошли». Конники древности еще казаками не назывались. Стали они так называться после монгольского ига, потому что и слово «кайсак» по-монгольски значит «вольный человек». Но как и слово «торки» перешло в «турки», так и «воины» перешло в «казаки». Альтерации в изустном предании неизбежны, а темнота народная тому еще в большей мере способствовала. Однако содержание сказа, в общем, такое, как должно быть: «а сидив раз Буянко-Царь на возе, а на огонь дивився та думав». Это очень хорошо передает подробность степного житья, где скот, лошади, воз и огонь — главные атрибуты существования. Единоборство Буянко-Царя с Торком вполне подтверждает традицию того времени. Вспомним богатыря из летописи — Кожемяку. Дмитрий Донской при Куликовом поле впал в страх, но за него в бой пошли Ослябя и Пересвет — монахи, надевшие оружие. Что «поп сказал ему, что веры не знает», вероятно, если не соответствует истине, то указывает на большую работу проповедников-греков. Из Буянко-Царя, конечно, сделать христианина было нелегко! Он был насквозь язычник, на что указывает и желание принести в жертву Бела-Коня, однако, он уже не верил в языческие Божества, что видно из того, что он «обратился к попу». Может быть, он даже хотел сначала принести жертву языческим Божествам, а потом ему «Бел-Конь» самому понравился, или же знал, что «христиане жертв не требуют», сделал вид, что хочет принести жертву, но поп его разгадал, как разгадал и его характер, видя, что из него христианина не сделать! «Казачества Буянского», конечно, не было в истории, но могла быть конница какого-либо степного «Князя-Буй-Тура Мирополка» или еще какого-либо. Слово «Буй-Тур» обозначало «храбрый, буйный, стойкий, как дикий зверь, наводящий страх на врагов». Может, то было слово, из которого впоследствии получилось слово «богатырь». При сопоставлении «Буй-Тур» и «Богатырь» чувствуется родственность слогов. Может, личность царя была и мифической, однако она указывает на существование действительных личностей, по образцу которых были созданы впоследствии народным эпосом личности условные, но достаточно близкие к первым. Степное существование должно было привести к возникновению владык, что подтверждается и источниками, и сведениями из греческих колоний Черного моря (М. Ростовцев. Картины древнего мира). Существование таких владык продолжалось, соответственно сведениям о скифах, около тысячелетия, так что и «тысячу лет» из сказа Захарихи близки к истине. Наш разбор ее сказов, конечно, только приблизительный, и мы будем рады, если им займутся люди, более нас сведущие в этом деле. Однако нам кажется, что иной раз и догадка простого человека, неискушенного наукой, приносит пользу. Мы считаем себя вправе, передавая записанное нами во времена дореволюционные и чудесно уцелевшее, высказать и наши соображения. По всем данным, однако, если в степи бывали выборные князья и воеводы, то были и настоящие самодержцы, творившие суд и расправу по собственному усмотрению. Особенной жестокости им проявлять не приходилось, так как они со всех сторон были окружены врагами и скорее были склонны беречь своих, чем их истреблять. На счету был всякий взрослый человек, бывший одновременно и воином. Враги же, попадавшие в руки этих владык, могли, самое большее, рассчитывать на рабство, а большинство их попросту истреблялось. Киевские варяги врагов приносили в жертву Перуну, что, однако, никак не соответствовало вере народной. Народ Божествам приносил жертвы мирные, т. е. просо, зерно, масло, молоко, яйца, о чем говорят и записи проповедников христианства в первое время (даже в ХII веке).