Стерня — стерние, древнее слово, обозначающее то же, что и евангельское «тернии и волчцы». По жатве в поле остаются одни колючие стебли с отростками перекати-поля и с колосками, не захваченными косой. Южные наши крестьяне никогда этих колосков не собирали. То были остатки для бедных, вдов и сирот. Шли они по всем полям с мешками и собирали, собирали. Помнится, некоторые ехали возами в поле, а назад возвращались с десятками мешков, полных одних колосьев. Молотили они эту жатву цепами или просто руками, веяли и собирали свой хлеб, «яко птицы небесные, что не сеют, не жнут, но сыты бывают». Мужики давали и без того мешок зерна вдовице, но сбор со стерни был особым, неписаным правом вдов и сирот. Никто не проходил полей конными граблями, уже имевшимися у многих, чтобы подобрать уроненное. Люди стыдились жадничать! Потребовались годы страшной власти Советов, чтобы ввести сбор «остатков»! При царях это была божья воля: что в поле осталось, то вдове досталось! Советы, конечно, не считались ни с вдовами, ни с сиротами, которых сами же без устали фабриковали. Но в добрые старые времена стерни были оставляемы «для Бога». С иной десятины до пятнадцати мешков колосьев собирали старухи, что составляло приблизительно половину зерна. Цепы, которыми молотили вдовы свой урожай, состояли из двух палок, связанных ремнем посредине. Так молотили в старые времена, и естественно, что этим способом, как наиболее доступным, пользовались старухи или подростки. Катки требовали конной упряжки, а лошади в эти дни были перегружены работой, и достать коня почти не было никакой возможности.
Так, на Руси никто не голодал зимой, и, если собранного хлеба не хватало, никто никогда не отказывал вдове в мешке зерна или муки. Для этого ей надо было обратиться к соседу. Если же случалось, что кто-либо пожадничал и отказал, так об этом знала вся деревня, и тогда такому человеку житья не было. Вообще же люди отличались сердечностью по отношению друг к другу и в помощи не отказывали. Иной раз видно было, что телега бог знает из какой глуши, дали приехала и что баба на ней никому неведомая, но и той все старались пособить, поднять мешок, подать. Если же на такой телеге был мужик, тогда — другое дело. Лентяя гнали вон, срамили и стыдили, что таким делом занимается, «вдовий хлеб ест!» Подростков до двенадцати-тринадцати лет терпели, но не старше, ибо уже мальчуган в пятнадцать лет сам должен был себе на хлеб зарабатывать, а не шастать по стерням. И в работе тоже сиротам не отказывали, айв семье принимали: «Пускай Божий кусок хлеба ест!» В Антовке этот вдовий урожай и обмолот назывался Христова молотьба. Видимо, при этом подразумевалось событие, описанное в Евангелии, когда Христос в субботу шел полями и, разминая колосья руками, ел зерно. Как мы уже сказали, многие вдовы просто разминали колосья руками и таким образом отделяли зерно от мякины. В древние же времена мякина называлась полова. После сбора колосьев на поля пускают коров, которые подбирают растущую здесь и там траву, а затем стерни перепахивают под озимь и иногда оставляют под пар. Религиозное отношение к стерне видно хотя бы из легенды: «Шел Иван на стерню, а там Богородица ходит, колоски для бедных собирает! Поклонился Ей Иван, а Она и говорит: «Спасибо тебе, Иване, не пожадничал и бедным оставил!» Кончая сбор снопов, крестьянин крестился, говоря: «Остальное Богу, нашему Отцу! Христу Господу и Его Святой Богородице!» И не глядел назад, хотя бы там еще снопов пять лежало, которые лишь связать и подобрать».
В Юрьевке вдовий урожай назывался Княжиной. Вероятно, в древние времена давали десятину от снопов Князю. Всякий десятый сноп шел в уплату Княжины. Однако сам Сноп, образ Бога-Отца, тоже иногда назывался Князем.