В Антоновке, Юрьевке и Анновке говорили: «по ему Ангел плачет», когда хотели сказать, что человек плохо себя ведет. Особенно тяжелым грехом в глазах людей, заставлявшим плакать Ангела-Хранителя, были оскорбления, нанесенные в пьяном виде, тем более родителям! Рассказывали многочисленные случаи, когда человек шел вечером и видит: стоит прекрасный юноша и плачет, закрыв лицо руками. Подошедший спросил: «Кто тебя обидел? Скажи, я ему покажу!» Тогда юноша, вдруг раскрыв заплаканное лицо, покачал грустно головой и ответил: «Вряд ли ты сможешь его наказать!» — «Как? Я да не смогу? Говори, кто?» — «Да, ты же сам. Я твой Ангел-Хранитель. Разве можно так жить, как ты живешь?» И тут оторопелый человек вдруг обещает исправиться и действительно исправляется. Уверенность, что возле каждого христианина есть свой Ангел-Хранитель, была таковой, что, например, отец и дед пишущего ни в какую погоду не боялись выехать из дому, особенно же если надо было напутствовать умирающего. Так, бывало, отец выезжал в разливы рек, в метель, грозу, когда казалось, малейшая случайность может жизни стоить, и всегда отвечал матери: «Разве ты забыла, что мы не одни едем, а с нами еще наши Ангелы-Хранители?» Бывали случаи, когда отец не мог вернуться домой из-за густейшей метели. Однажды он даже заблудился вместе с мужиком, который его вез, и просидел под снегом в санях целые сутки. У подводчика оказались две больших полсти. Одну он, подняв оглобли, устроил так, чтоб защитить коней, которых выпряг и поставил под полсть. Кругом он нагреб снега и устроил как бы стены, чтоб коней не продуло. Положив им сена, он накрыл сани другой полстью, обтыкал ее комьями снега, и так они вдвоем с отцом сидели, а снег все падал и падал. Подкреплялись они хлебом, салом и луком, а когда одолевала жажда, сосали свежий снег. Метель намела над ними сугроб в два добрых метра, и, когда наконец прекратилась, оказалось, что они были на берегу омута в реке, а лед был очень рыхлым и вряд ли выдержал бы тяжесть саней! Рассказывая, оба они говорили: «Не иначе, как наши Ангелы-Хранители нас спасли! Еще бы один шаг — и конец!»
Эта необычайная уверенность веровавших в те времена была столь крепкой, что не вызывала ни у кого из них никаких сомнений. Долго и автор этих строк испытывал такую же уверенность, однако иссушающий скепсис науки вскоре нанес непоправимые удары этой вере. Пятнадцатилетний мальчишка уже знал, что «человек от обезьяны произошел»! И это было грустно, ибо если бы такую веру можно было сохранить всю жизнь, она бы не однажды пригодилась!