Русские сказания

«ПОСЛЕДНИЙ НЫНЕШНИЙ ДЕНЕЧЕК»

Жизнь целого народа подвержена колебаниям, идет то кривой линией, поднимаясь вверх, то ломаной, падая, поднимаясь, снова падая. Таким колебаниям была подвержена и жизнь народа русского, и сам народ предчувствовал грядущие изменения своей жизни, высказывая это предчувствие разными способами. «Коли ребята зачинают в войну играть, быть войне!» — говорила народная примета. В 1903 году, перед Русско-японской войной, дети действительно все время играли в войну. Происходили целые гомерические драки, одна из шаек нападала, другая защищалась. У многих мальчуганов были синяки под глазами. Родители пробовали запрещать игру, тогда ребята уходили в луга, за бугры, за ветряки, и все воевали. Война пришла! Коллективная душа народа знала, что она будет, и дети, как более впечатлительные существа, первыми ее почувствовали. Тревожное предчувствие передалось и взрослым, а когда вспыхнула война, все говорили: «Дети уже давно знали, что будет война!» Конечно, дети не знали, но благодаря их чувствительности уловили носившуюся в воздухе идею войны. Это, несомненно, так. Такой же чувствительностью обладали девушки перед Первой мировой войной. Собираясь на улице, они особенно часто затягивали песню «Последний нынешний денечек». Доходило до того, что отовсюду звенела эта песня! Едешь по железной дороге, вдруг из третьего класса доносятся звуки гармони и — «Последний нынешний денечек»! Идешь в поле, видно, как работают на сенокосе девчата, и вдруг звенит песня: «Последний нынешний денечек». Наша мать, слушая эту отовсюду льющуюся песню, качала головой и говорила: «Ох, не нравится мне эта песня! Как бы не напели и вправду чего страшного!» Даже мужики стали сердиться и кричать на молодежь: «Да что ж вы, ничего другого не знаете? Ну, пели бы что-либо другое!» Молодежь стала петь… «Прощай, садик, садик зелененький!» Еще хуже, совсем на родителей тоску нагнали. Обычно когда пели, то минорные по содержанию песни пели среди мажорных, чтоб не нагонять грусти на людей, а то уцепились за минорные песни, и ничего с ними не поделаешь…

Десятый, одиннадцатый, двенадцатый, тринадцатый годы все пели этот злополучный «Последний нынешний денечек», а потом вдруг перестали, точно ножом отрезало. Дед-Канунник сказал: «Ото ж спевали «Последний нынешний денечек», так теперь перестали, а теперь надо ждать войны, потому что перед самой войной всегда перестают».

Тем не менее прошел еще один год, в продолжение которого стали распевать старые мажорные песни, о злополучной песне даже не вспоминали. Поля родили урожай сам-30, сам-35, мужики не знали, как справляться с работой. Зерно было в цене, богатство крестьянское возрастало. Скот увеличивался. Завели лошадей донской крови, годных под седло, стали выезжать мужики в воскресенье на нетычанках, или, как их называли, «тачанках», в нарядах, с грохотом, блеском, шумом, знай, мол, наших! Кичиться стали люди: «Смотри, какая бархатная юбка у меня! Ни у кого такой нет!» Патриарх Гармалий все чаще стал возглашать с паперти: «Побойтесь Бога! Землеробы! Вам нос к земле держать надо, а не задирать! Страшный Суд скоро!» Но его уже мало слушали, а парни откровенно посмеивались: «Зажился… С глузду съехал!» — «Дадут вам земли, полный рот напхают! Дадут воли, выбирай любую могилу! Три вершка на человека! Всей Расеи по счету хватит…» — «Старый дурень! Ишь, какое завел! Прямо хоть манишку рви на куски да слезы вытирай!» Правда, возражали только вполголоса, так, чтоб старик не слышал, а кто помоложе — ухмылялись. Однако прежняя гармония, уважение к старшим было нарушено. Уже и дед Гармалий не имел авторитета.

А потом вдруг снова запели «Последний нынешний…» Запели, запели, да в самую косовицу и мобилизация вспыхнула!

«Теперь все пропало! — сказал дед Гармалий. — Молитесь Богу, дети! Страшный Суд завтра!»

С этими словами и умер.