Русские сказания

ПРАЗДНИК ИОАННА-ВОИНА

В День Иоанна-Воина поминали о здравии и упокоении солдат, у кого сын или брат на войне, на службе, в армии, но особенно те, кто сына потерял или кто не знал о его судьбе. Нужно сказать, что грамоте в те времена далеко не все были обучены, и потому пока сын письмо напишет, да пока его прочтут, время проходило. Матери беспокоились, а сыновья, может; и не могли за дальностью службы часто писать, даже если и умели. Тогда служили в День Иоанна-Воина молебен о здравии и спасении «Воина Ивана, Гавриила, Петра». Если же были известия о его болезни, а может, даже смерти, то служили панихиды. Надо отметить, что крестьянские жены, бабы и старухи были суровыми в проявлениях чувств. Если на Севере говорилось «бабы воют», то на Юге говорили: «Плачет жена, тоску нагоняет!» Южнорусский крестьянин к жене относился лучше, ставил ее выше, нежели северный. Материнское чувство уважали, и если сын «поднял руку на родителей», об этом долго говорили. Считался такой проступок чрезвычайно тяжким грехом. Сын, «поднявший руку на мать», считался как бы отщепенцем, его избегали, с ним не хотели говорить, а другие парни при случае «давали ему духа», т. е. били. Женщины, как бы они ни любили сыновей, отцовской воле не перечили, и если отец бил сына за какие-либо проделки, в это не вмешивались, признавая за отцом право наказания. Если же сын был на военной службе, о нем мучительно думали, горевали, но не показывали это другим. Мать если плакала, то потихоньку, где-либо в стогах соломы или на огороде, а в хате не плакала, не желая огорчать мужа. В церкви же плакать не полагалось. Если кто и ронял случайную слезу, то сейчас же смущенно смотрел, не видали ли соседи.

Молебен о здравии был как бы свиданием с сыном. С ним общались через посредство Иоанна-Воина. Святой должен был напомнить сыну, что пора и родителям написать словечко. Обычно и получали письмо, в котором сын, кланяясь «от белого лица до сырой земли», величал всех домашних: «И еще кланяюсь Ивану Ивановичу от бела лица до сырой земли», а этому Ивану Ивановичу всего-навсего 10 месяцев было родом! Но таков уж был закон древних отношений крестьянских, раз он сын родителей «в законе», так и величать должно было. И наконец, в самом конце письма: «Угнали на дальнюю границу нас, в пяти верстах от уганцев (афганцев) стоим, в глиняных дуванах за порядком смотрим. А пошта приходит раз в месяц». А что за уганцы, дуваны, никто не знал. Шли к батюшке, чтоб объяснил. Тот успокаивал и объяснял, если знал сам. Тогда крестились, говоря: «Ну, слава Богу, раз он жив и здоров!» Убитых в дальних краях поминали в церкви, и так как их могилки на кладбище не было, то в церкви же, на поминальном столике, накрывали для них «страву», т. е. клали яства, крашенки, пасхи, с именами, написанными на бумажке. Церковь была им Родиной и могилкой.