Русские сказания

ИЛЬНОВКА

Ко дню Пророка Ильи обычно церковный причт, т. е. священник, дьякон и псаломщик, шли со двора во двор, пели молебны, кропили урожай, благословляли достаток. День этот был установлен еще киевскими великими князьями для оплаты труда священников, ибо в те времена люди жили больше натурой, т. е. хлебом, зерном, просом, мясом, салом, волной (шерстью), медом и т. д. Деньги, если они и были, имели значение капитала, а торговля вся шла меной, и на торжищах продавали коня за серебряную гривну, позже за рубль, а уже при царях московских и рубли стали дешевле. Ильновка приносила священнику должное пропитание на год, а излишки он продавал в городе, получая за них деньгами. Ошибочно думать, что и при язычестве не было оплаты службы в Боголесии или при Перуне, Святовите. И тогда несли плату, жертву, которая поступала в пользу жрецов. Князья дарили большие суммы для языческих храмов, а на Руяне (Руген) архижрец был могущественнее даже, нежели князь. Его все боялись. Князья киевские уходили «по Овсенях в Полюдье», т. е. на ту же Ильновку. Илья приноровлен греческими священниками к Перун-дню, и потому простой народ говорил: «Гремит Илья!», приписывая ему качества Перуна-Громовержца (Индра!). В Антоновке его называли Пращур, Прадед, Дед: «Казалы Диду, що бу дуть к обиду!» То есть: «Говорил Дед, что придет в обед», намекая этим на возможную грозу в обеденный час. Летом, да еще во время жатвы или во время обмолота, дождь и гроза были лишними, а потому все стремились убраться до дождя. Ильновка, таким образом, была «Перунованием», при котором Кудесники, Жрецы и Богогласы приходили за зерном, платой на год для содержания Боголесии в порядке, храмов и скитов языческих. А уже христианская Ильновка стала днем сбора пожертвований на причт. Священник и псаломщик шли с возами, на которые крестьяне клали мешок зерна, кусок сала, арбузы, дыни, тыквы, корнеплоды, картошку — все, что могли, в небольшом количестве. Но так как село было большим, то и хлеба получалось много. Переводя на деньги, причт зарабатывал, таким образом, натурой несколько десятков, а то и сотен рублей. Между тем дары не были строго определенными и каждый клал сколько хотел. Если считать, что «у бедного мужика отбирали плод его трудов», то не следует забывать, что это отбирание было добровольным и что никто с мужика не драл последнего, как это делали Советы. Каждый давал от избытка своего, а не от недостатка! Благодаря этому священник мог не думать о хлебе целый год, а крестьянин чувствовал, что он сделал что-то и для Бога. Наконец, Ильновка имела вид не сбора как такового, но благословения урожая, что, очевидно, не одно и то же. Всякий хозяин давал что хотел. Были, что давали необычайно мало, из скупости, но никогда причт им не делал замечаний по этому поводу. Если деревня была мала, крестьяне сами понимали, что должны давать больше, и действительно давали не только по мешку зерна, но и по мешку картошки, корнеплодов, маиса, по бидону масла и т. д. Чем деревня была беднее, как правило, тем больше давали крестьяне. Часто можно было видеть, что люди дают и живность, кур, поросят, ягнят, даже телят. В таких случаях священник сам отказывался, потому что не мог брать столько да трудно ему было перевезти все домой. Поданные хлебы дома резали на куски, сушили на сухари или раздавали бедным же. Наш отец, например, отдавал почти все бедным, а мама — та просто все раздавала и даже вызывала нарекания отца за это. Но подводы в Ильновку, подходя к бедному дому, не грузили, а выгружали бедняку мешок пшеницы, картошки, теленка или курицу. Бедняк был тронут до слез, а остальные крестьяне, узнав, несли еще больше, так как были уверены, что делают Божье дело: «Батюшка сами знают, кому дать!»

Мы далеки от мысли строить из этих описаний идиллический мир прошлого, но можем, не обинуясь, сказать, что этот мир был не сравним с миром революционным. Тогда крестьяне были хозяевами у себя, и священник у них был отцом, если сам того хотел и правильно выполнял свой долг.