У медуз нет ушей

13

«Следующая наша», — объявила Анна. Не успела я взглянуть на схему движения пригородных поездов, чтобы найти на ней название города, как мы уже стояли на мокрой и скользкой платформе. Уличные фонари прокладывали нам путь в ночной темени. На парковке нас дожидался автомобиль, чадящий «фиат-панда», и мы побежали к нему. Мокрыми щеками мы коснулись бородатого лица водителя, а потом, усевшись в его колымагу, — гладковыбритой физиономии пассажира. В салоне воняло псиной, и я всю дорогу молчала, зацикленная на этом запахе, который напоминал мне о странном появлении одноглазой собаки во время собеседования в мэрии. Анна же обменивалась с парнями какими-то общими воспоминаниями, их речь по большей части состояла из междометий и восклицаний.

Дом, где проходила вечеринка, явно был гордостью его обитателей. Они задешево приобрели эту неказистую развалюху и превратили ее в «жилое пространство». Тут и там в швах между панелями гипсокартона торчала, будто лишайник, монтажная пена, а под ногами гостей пузырился линолеум, на котором оставались следы от их грязной уличной обуви.

Хозяин прозвонил в колокольчик, и друзья, сбившись в группки, потянулись в столовую.

За круглым столом орехового дерева нас собралось человек десять. Анна мне всех представила: прямо напротив были бородач Себастьян и гладковыбритый Тома, которые нас сюда привезли, рядом с ними сидела какая-то парочка. По недовольному выражению лица девушки, Эмили, я предположила, что ее сюда затащил парень, и при мало-мальском намеке на скуку она наверняка просверлит его торжествующим взглядом.

Думаю, Анна причисляла ее к особам, подверженным нервным срывам. Она всегда подмечала в других уязвимые места, воображая себя психотерапевтом, ведущим группу пациентов с девиантным поведением. Слева и справа от нас сидели хозяева: парень — длинный сутулый стручок и девушка — маленькая и круглобокая, как ньокки. Потихоньку завязался разговор, но мужских голосов я не слышала — они были слишком низкие, чтобы я могла их разобрать. Стоявшие на столе свечи, воткнутые в горлышки винных бутылок, еле-еле освещали лица, а при малейшем дуновении их пламя еще и начинало мерцать. Вздохи, вспышки смеха Эмили, размахивания руками то и дело погружали нас в полумрак. И я естественным образом стала хранительницей огня, следя за тем, чтобы свет равномерно освещал каждого из нас. Притворяясь матерью Терезой, я взяла на себя эту роль исключительно из эгоистичных соображений. Вникнуть в беседу я отчаялась: сквозь общий гул прорывались только голоса Эмили и Ньокки.

Хозяин подчеркнуто элегантным жестом снова прозвонил в колокольчик. «А вот и эакуски, друзья!» — триумфально возвестил он и поставил я центр стола фарфоровое блюдо.

На первый взгляд оно было пустым. Вокруг меня все отпускали какие-то комментарии и смешки, но когда мы вгляделись, то увидели на блюде синие таблеточки. Анна ликовала: вечеринка начиналась. Каждый взял себе по одной. «Подождите», — Анна достала карты наподобие Таро, но придуманные ею самой, и предложила каждому вытянуть по одной. Прозвище «картописательница» ей очень подходило.

Мне досталась карта «воин».

Мы подняли таблетки, как гостии во время причастия. Я все еще задавалась вопросом, что я делаю в этом неслышимом братстве. Ньокки, приблизившись ко мне, рассказала, как однажды в ее слуховом канале поселился паук, — у меня был дар притягивать к себе истории, связанные с ушами. Воодушевленно, во всех подробностях она описала мне все, что тогда слышала, и самым необычным из этого ей казался звук плетения паутины. Я добавила к ее рассказу свои познания об исследованиях, связанных с солдатами, слышавшими подобное. И нас окутал кокон дружеского общения, скрепленный брызгами слюны.