У медуз нет ушей

4

Меня отправили в палату на третьем этаже, где я могла оставить свои вещи; мне предстояла насыщенная программа, лечение в соответствии с четко прописанным протоколом. Вошла медсестра и стала задавать довольно странные вопросы: о моих привычках в плане гигиены: ванну я принимаю или душ. Джакузи я принимаю, да.

На этом медсестра меня, несколько ошарашенную, оставила, а следом ушла и моя мама. Никак не верилось, что сюда меня привели мои уши. Я сделала все возможное, сберегая их тайну, а они захватили власть и заперли меня здесь, в четырех белых стенах, заставляя переосмыслить мою жизнь.

А ведь после нескольких лет отрицания, потом нескольких лет борьбы с этим самым отрицанием я пыталась уладить свою проблему, скрывая действительное положение дел то одним, то другим способом, но резкая потеря слуха вмиг положила этому конец.

Открылась дверь, и вошел медбрат по имени Эдди, чтобы проткнуть мне барабанную перепонку и ввести какие-то препараты прямо в глубь уха. Анестезия была бесполезной формальностью протокола, призванной убедить пациента, что у медиков все под контролем. Но, увидев иглу, я не поверила своим глазам. Неужели он собирается вот это воткнуть мне в ухо? Я почувствовала, что моя барабанная перепонка съеживается, как устрица, сбрызнутая лимонным соком.

Протокол также предусматривал посещение психолога. Это была статная женщина с печальным взглядом. Грациозным жестом она предложила мне занять кресло напротив нее и подчеркнула, что беседа носит неформальный характер и нужна, чтобы составить представление о моем жизненном пути как слабослышащей. Я рассказала о себе, о почти безупречной учебе в школе, об успешно и без посторонней помощи сданных экзаменах.

Психолог выслушала меня с серьезным выражением лица, подытожила мои слова и терпеливо повторила сказанное, когда я вопросительно подняла бровь: мол, я потратила много сил, чтобы приспособиться к своему нынешнему состоянию, и теперь наверняка была вымотана, кроме того, из-за недавней потери слуха могли снова дать о себе знать застарелые психологические травмы.

Как она пояснила, в подобной ситуации оказываются многие — я не единственная, все слабослышащие проходят через периоды депрессии, это результат накопленной усталости от усилий, о которых люди с хорошим слухом знать не знают. Окружающие едва ли могут понять, какой энергии может требовать простое общение — такова особенность этого невидимого недуга. В итоге слабослышащий начинает отгораживаться от внешнего мира.

У меня, вероятно, был такой измученный вид, что ей захотелось меня приободрить.

— Решения существуют, — сказала она, — и одно из них — имплант.

— Но с имплантом я больше не смогу слышать звуки так, как раньше.

— Ваш мозг забудет, как вы слышали раньше.

И она добавила:

— Конечно, мысль об этом может огорчать, ведь когда мы что-то теряем, мы еще не знаем, что обретем.