У медуз нет ушей

76

Пока мои «симптомы» концентрировались на муравьях, я вернулась в реальную жизнь: работа позволяла мне отвлекаться от дурных мыслей, умеряла тревогу. В столовой коллеги занимали мне место за столом, но их смущенные улыбки пролетали над моей головой предвещавшей беду птицей.

От моего тела несло мокрой псиной, изо рта — затхлым подлеском. Мне нужно было принять решение. Я вроде ухватывала его, но оно тут же от меня ускользало. Мне предстояло сделать выбор, который изменит ход моего существования, и я не знаю, смогу ли потом сказать, что поступила правильно.

— Все будет хорошо, — говорила мне мать.

Да что она об этом знала? Что, черт побери, кто-либо вообще мог об этом знать?

Я была слышащей.

Я была глухой.

Скорее слышащей, чем глухой, поскольку бреши в услышанном я мысленно восполняла речью.

Но дает ли доступ к речи возможность услышать?

Да. И нет.

Ведь иметь возможность слышать не то же самое, что услышать. Так же, как иметь возможность видеть — не значит увидеть. Я могла услышать, то есть понять слова, но больше я их не слышала. И все же то, что до сих пор было доступно моему слуху, являлось именно речью.

В какой-то момент я начала вслушиваться в себя; возможно, это было связано с тем, что я погружалась в абсолютную глухоту. Поставив имплант, я, надеюсь, снова обрету слух и перестану все время вслушиваться в себя. И такую возможность я упустить никак не могла.

Я записала:

Разорвав бумажку, я позвонила в клинику:

— Я все хорошо обдумала и, раз результаты предимплантационного обследования дают благоприятный прогноз, хочу поставить себе имплант.