У медуз нет ушей

3

Забрав у администратора в кабинете № 237 документы, я отправилась в корпус «Бабинский», названный в честь невролога начала XX века. На входе в здание висела маленькая эмалированная табличка: его портрет и подпись «Жозеф Бабинский (1857–1932)».

Я узнала, что он знаменит главным образом своим тестом, входящим в состав неврологического обследования: врач с легким нажимом проводит по наружному краю стопы взрослого или младенца каким-нибудь тупым предметом, чтобы по ответной реакции выявить признаки нарушений в центральной нервной системе. Менее известна его теория питиатизма (от греческого «внушать») — расстройства, которое стало тяжелым последствием пребывания на фронте для многих солдат в Первую мировую. В те времена о посттравматическом стрессовом расстройстве, связанном с войной, еще не знали. При поддержке профессора Жан-Мартена Шарко, основателя одного из направлений в неврологии, Бабинский открыл новую форму истерии, проанализировав психическое состояние многих солдат, а до него, из-за отсутствия явной причинно-следственной связи, случаи проявления болезни воспринимались как и изолированные, не связанные между собой.

Изоляция.

Да, именно это я всегда испытывала — ощущение, что не принадлежу ни к тому, ни к другому миру. Я была недостаточно глухая, чтобы присоединиться к сообществу глухих, и недостаточно слышащая, чтобы жить полноценной жизнью в мире слышащих. А все потому, что вопрос «быть или не быть» оставался для меня нерешенным. Это ужасно вредило моему эго и моей уверенности в себе, ведь другим людям трудности, связанные с подобного рода изоляцией, было не понять. Не оттуда ли усугубление моей проблемы со слухом? Не от той ли пустоты, которую постоянно требовалось чем-нибудь с избытком заполнять? «Вечно у тебя все черное с утра или все белое», — не раз говорили мне. Я же всегда слышала «черная дыра».

«Ты слышишь то, что хочешь слышать».

Как мне убедить их в обратном?

Впрочем, они были правы, и эту дыру клиника теперь демонстрировала в многократном увеличении.

Рядом со мной сидела мама и, показывая мне главную полосу газеты, изумленно восклицала: «Ты видела? Это первая фотография черной дыры».