Анна твердила мне: «Имплант — это оружие капитализма. А кто заинтересован в совершенствовании человека? Военные! Луиза, ты же не хочешь стать воином с физическими и когнитивными сверхспособностями?»
Я отвечала, что нет, конечно же, не хочу.
Она рассказывала мне о подключаемых к нейронам мозга нанороботах, которые контролируют эмоции: «Вскоре такое вживят в имплант, смогут подключаться к тебе и загружать информацию. В твою личную жизнь начнут вторгаться, стирая грань между искусственным и человеческим интеллектом. По сути, тебя превратят в управляемую машину, смогут включать и выключать».
Анна права, в плане биоэтики я сама несла за себя ответственность. И о своей личной этике стоило подумать.
Дни напролет я читала статьи о новшествах хай-тека, которые присылала мне Анна. От публикаций об имплантах, вживленных нейрохирургическим роботом в мозг, у меня леденела кровь. Смартфоны и компьютеры тоже, оказывается, можно контролировать извне. Я говорила Анне, что она ошибается, что подобное касается инвалидов с проблемами опорно-двигательного аппарата и к моему случаю никакого отношения не имеет. «Это ты ошибаешься, ты инвалид, и этого для „них“ достаточно». Анна верила в теории заговора, на дух не переносила все новое, что появлялось в мире. Она твердо стояла на своем: согласившись на имплант, я открою доступ в свое тело для научной фантастики, ведь создатели технологических инноваций — все сплошь ее фанаты.
Мой мозг быстренько увяжут напрямую со сверхприбыльными мобильными приложениями. «Они» окажутся в двух шагах от того, чтобы записывать мои мысли, контролировать мое душевное состояние или заказывать такси через Uber. Кроме того, если меня сочтут малоинтересной или неэффективной, то смогут полностью переформатировать, внедрив в мою психику чужую личность.
СТОП.
Я представила себе, как иду холодной ночью от Анны после вечеринки, и тут подъезжает такси, которое заказал и даже уже оплатил имплант, едва уловив отголоски моего желания поскорее оказаться в тепле.
Ночами меня стал преследовать сон, в котором я превращалась в другую девушку.
Утром в моей кровати будто оказывалась незнакомка, и ею была я сама. Присутствующий в моем сне Тома изменений не замечал и по-прежнему называл меня Луизой. А меня мучило ощущение, что я его предаю, толкаю на измену с другой женщиной, которая вроде как была мной, но с измененным, искаженным, странно звучащим именем. У меня перехватывало дыхание, и в конце концов я выплевывала обслюнявленную мочку уха.
Часто я просыпалась с ощущением раздраженного горла, будто ночью кричала и не могла ни до кого докричаться.