Я боялась. Имплант — бездушная и прискорбная вещь. — «Почему прискорбная?» — Он заменит часть меня, введет меня в другой мир, в другую жизнь, и это уже буду не я. — «Но это будешь по-прежнему ты».
Сурдолог сказал мне: «С имплантом будет по-другому». Но что именно это значит?
По-другому. Другое.
Задумавшись об этом слове, я подметила, что оно встречалось всюду, на всех рекламных плакатах, от гигиенических прокладок до виски, оно было частью повседневной жизни, и тем не менее в нем оставалось нечто таинственное.
Буду ли я узнавать голос матери, голос Тома, голос Анны, свой голос?
Мысль о том, что я перестану узнавать собственный голос, ввела меня в глубокий ступор. Меня охватил безотчетный страх раздвоиться. Я представляла себе, что говорю чужим голосом, что во мне живет другая, что внутри я раздроблена на части, — это как улица, по которой прошли века, но видимых, осязаемых следов от них нет.
Я попаду в такой научно-фантастический сюжет, где мир идентичен нашему, но одновременно другой. Глядя на свою мать, я буду думать, что та, кого надо называть мамой, на самом деле может оказаться роботом. Я представляла себе, как произносимое мной слово «мама» доносится откуда-то из будущего.
— Но ты будешь слышать.
А если я не захочу слышать подобным образом, смогу ли я сама выключиться?
Я не смогу это убрать, в мое ухо вставят металл.
У меня больше не будет ушной улитки, там появится инородное тело.
Я окажусь в густом, как смола, тумане, и это будет называться окружающим миром.
— Ты преувеличиваешь.
Я замолчала, моя мать продолжала говорить, но я перестала следить за ее губами.
А если получится?
Как бы я хотела заниматься каким-нибудь командным видом спорта и понимать, когда мне кричат «Давай, блин, мяч!», ходить в пабы и трепаться ни о чем с соседями по столику, делать карьеру в маркетинге, отвечать на телефонные звонки с легкостью Кэти+, руководить отделом, принимать участие в мозговых штурмах, иметь важные обязанности, ходить в кино на французские фильмы.
Но это нереально. Можно подумать, имплант лоботомирует социальную конструкцию, которая складывалась в течение двадцати пяти лет, зацементирует расщепление личности.
Кардинально другой я не стану. Нет, с имплантом я не сделаюсь более «эффективной», так что я сказала:
— Оставьте меня такой, как есть, мне и так неплохо.
— Но, Луиза, ты на грани депрессии.