У медуз нет ушей

30

Так и есть. Я была иностранкой. Оторванной от родного языка. Одно время Анна сыпала направо и налево словечками вроде arrivederci, baci, tutto bene (до свидания, целую, все хорошо), демонстрируя свою любовь к Италии. У нее были кое-какие итальянские корни по материнской линии и оставались кое-какие знания от языковых курсов, — думаю, Италия представлялась ей залитой солнцем страной, с изнуренными жарой деревеньками, где слышатся долгие стенания плакальщиц, — приложив руку к груди, она говорила мне: «Я скучаю по Италии»; я же с уверенностью могу утверждать, что скучаю по французскому языку.

Мне не дано было узнать, насколько это приятно — погрузиться в стрекот толпы, где все говорят на родном тебе языке, уверенно чувствовать себя в окружении незнакомых людей. Французская речь, звучащая среди уличной суеты, напоминала мне скорее куриный гвалт на птицефабрике. В детстве я, еще не оперившаяся, вероятно, была совсем уж беззащитной, дрожала в гуще цыплят, что-то лепечущих, пускающих слюни, разбивающих себе клювы.

Этого я не помню.

Впрочем, у меня вообще нет воспоминаний о каких-либо словах или интонациях до того, как мне поставили слуховой аппарат, то есть до пяти лет. Неужели тогда мир не имел для меня акустических очертаний? Если копнуть глубже, то я совсем ничего не помню из раннего детства.

Может, чтобы активировать память, нужны звуки?