У медуз нет ушей

25

В автобусе по дороге домой я пыталась вычленять из общего гула отдельные звуки: шуршание шин, рычание моторов, автомобильные гудки, людские голоса, странные попискивания. Я концентрировала свое внимание на этих прорывающихся вразнобой звуках, на смысловых разрывах. Волны высоких частот накатывали поверх гудящего фона. Воображаемым мачете я грубо вырубила звуковой рисунок, который из-за своего ритма казался мне разговором двух людей. И мое ухо сосредоточилось на нем. Гуление ушло, остались только высокие тона, чередующиеся с какими-то гортанными звуками. Мне говорили, что в высоких голосах проще уловить согласные, а именно они придают словам объем, служат для них опорами, стержнями, на которые нанизываются гласные. По тональности и певучести я поняла, что это женский голос. Вторым этапом надо определить возраст. Голос точно не подростковый: слишком размеренно, на мой взгляд, звучала речь. Гудение возобновилось — этот завывающий штормовой ветер в дымоходе явно что-то отвечал женщине средних лет. Я прислушивалась к коротким, двусложным словам, произносимым с большими паузами. Женский пронзительный голос чуть вскрикнул, колеса автобуса завизжали, я обернулась и увидела, как те двое удалялись по улице: это была женщина лет пятидесяти и совсем дряхлый старик. Мои предположения оказались верны. Я вошла во вкус этой игры, училась фокусироваться, вживаться в звуковой ландшафт города.

На телефонный звонок Анны я малодушно не ответила и предпочла отгородиться от всех. Впрочем, ее сбивчивое голосовое сообщение я все же прослушала: она рассказывала, как заметила, что ей стали сниться двусложные слова, только двусложные, все другие куда-то исчезли. Она будто испытывала «сужение души». О таком понятии я слыхом не слыхивала, но этих двух слов оказалось достаточно, чтобы ко мне вернулась тоска, прочное ощущение, что мои слабеющие уши были узкой воронкой, которая напрочь задушила жизнь. Да, Анна, моя душа чувствовала себя скукоженной и болтающейся в формалине.

Мне вспомнилось изречение Виктора Гюго: «Так ли важно слышать ушами, когда слышит разум? Единственная глухота, истинная, неизлечимая — это глухота интеллектуальная». Но ни он, ни Анна утешить меня не могли.

По ночам, во мраке тишины, солдат и собака устраивались у изножья моей кровати. Из-за тревоги я не могла спать, сидела на кровати и, как остальные из нашей троицы, всматривалась куда-то вдаль, во тьму, вытаращив глаза и открыв рот.

Страх потерять слух получалось умерить только чтением, поскольку оно позволяло видеть слова невредимыми, осязаемыми, запечатленными на бумаге.