Несколько дней спустя мы с Сондерсом закатывали в плёнку кучу карт для роты «Альфа», они предназначались для «Окружной ярмарки» на следующий день. «Окружной ярмаркой» называлась специальная противоповстанческая операция, направленная на повышение доброжелательности среди гражданского населения путём распределения продовольствия и медицинской помощи, с одновременным искоренением вьетконговских партизан и политических кадров, и сбором разведданных.
– Эрхарт, – сказал лейтенант Робертс, подходя к нам и садясь рядом. – Как насчёт того, чтобы опробовать свой вьетнамский?
– Ну, э, дассэр, конечно. Что такое?
– Сондерс говорит, что ты уже довольно неплохо справляешься с делами здесь. Думаю, пришло время подкинуть тебе немного полевой работы. Разведчики выходят завтра с ротой «Альфа», и у них не хватает людей. Почему бы тебе не пойти с ними?
– О, дассэр, было бы неплохо. – Это было преуменьшением. Я пробыл во Вьетнаме больше месяца и ни разу не участвовал в боевой операции. До сих пор кульминацией войны было получение почты и еженедельное посещение часовни. – Я точно не прочь выбраться отсюда на денёк! – почти прокричал я.
– Отлично. Будь на стоянке плавтраков вместе с остальными разведчиками в 04:00. Дознанием будут заниматься сержант Таггарт и сержант Чинь. Держись с разведчиками, пока не окажетесь в безопасности, затем найди Таггарта и Чиня. Ты дежуришь сегодня ночью?
– Дассэр, на насыпи.
– Позвони начальнику караула и скажи, что Эрхарт уезжает рано утром, – обратился лейтенант к Сондерсу. – И, кстати, Сондерс, завтра также едут трое национальных полицейских. Они должны быть здесь к вечеру. Выдай им снаряжение, выдели койки на ночь, и проследи, чтобы с утра они были на ногах.
– Дассэр. Сэр, каждый раз, когда они идут с нами, мы выдаём им совершенно новое снаряжение. Что, чёрт возьми, они с ним делают, едят что ли?
– Ты прекрасно знаешь, что они с ним делают. Но приказ есть приказ. Они – наши братья по оружию. Тут я бессилен. Просто сделай это, и продолжай считать дни.[47]
Сондерс и лейтенант ухмыльнулись, будто это была шутка, понятная только им.
– А что они делают со снаряжением? – спросил я Сондерса, когда лейтенант ушёл.
– Продают на чёрном рынке, – ответил Сондерс. – Откуда по-твоему у ВК американские винтовки вроде тех, что рота «Браво» захватила на прошлой неделе? На этой войне можно неплохо заработать.
На следующее утро, задолго до рассвета, мы все погрузились на два плавтрака и выдвинулись в путь: я и ещё семь разведчиков, старший сержант Таггарт из полковой группы по дознаниям и переводам, старший сержант Чинь, вьетнамский солдат, прикреплённый к нашему батальону и бегло говоривший по-английски, трое национальных полицейских, с головы до пят «упакованных» в полные комплекты полевого снаряжения, офицер по гражданским вопросам и его помощник, группа санитаров из батальонного медпункта, и несколько офицеров и солдат из оперативного центра.
Хотя у плавтраков были большие рампообразные двери, ведущие в пещероподобные грузовые отсеки, все мы ехали на плоских крышах этих неуклюжих машин. Если сидеть внутри при наезде на мину, тебя разнесёт на куски. А сверху неплохие шансы защититься от осколков. Поэтому мы ехали на крыше. Мой желудок выделывал кульбиты, пока я сидел там в темноте, но я изо всех сил пытался выглядеть таким же скучающим и сонным, как остальные разведчики.
Посёлок, который мы прочёсывали в тот день, находился недалеко от Подковы, большого подковообразного озера в шести-семи милях к северо-востоку от лагеря батальона. Посёлки во Вьетнаме походили на сельские городки в Штатах. То, что американцы могут называть посёлком – небольшое скопление домов количеством от шести до нескольких дюжин, – называлось деревней, хотя американцы часто называли их «селением». Несколько деревень, отделённых друг от друга рисовыми полями, образовывали посёлок. Часто такая территория занимала приличный участок земли с сотнями жителей. (Несколько посёлков составляли район, а несколько районов – провинцию).
Было всё ещё темно, когда плавтраки остановились, но я мог разглядеть вооружённых людей, снующих вокруг, и очертания крытых соломой домов, стоящих неподалёку. Два взвода из роты «Альфа» уже выдвинулись на позиции вдоль дальней окраины деревушки в качестве блокирующей силы на случай, если какой-нибудь вьетконговец попытается оторваться от наступающих сил зачистки. Третий взвод вместе с разведчиками должен был прочесать посёлок, обыскивая каждый дом в каждом селении и попутно сгоняя вместе всех мужчин, женщин и детей. Оставалось только дождаться первых лучей солнца.
– Эрхарт, держись рядом со мной, – сказал сержант Уилсон, командир разведгруппы. На шее у него красовалась повязка, уходящая вниз под воротник рубашки – памятный подарок от засады, устроенной несколько дней назад. Как и большинство разведчиков, Уилсон по прибытию во Вьетнам служил в стрелковой роте. Старше всех нас, около тридцати трёх или тридцати четырёх лет, он был кадровым морским пехотинцем. Он стал командиром разведгруппы незадолго до моего прибытия, после того как предыдущий командир подорвался на мине возле моста Путрак.
По собственной инициативе Уилсон довольно неплохо овладел разговорным вьетнамским языком, но изо всех сил старался не выпячивать этот навык. «Если начальство узнает, что я говорю по-вьетнамски, то в следующий же миг они засунут меня в одну из этих допросных групп, что сидят сзади. Я бы предпочёл находиться здесь, парни, где я смогу уберечь вас от неприятностей. Кто-то же должен приглядывать за вами – уж точно, не Дядя Сэм».[48]
Когда серый иллюзорный рассвет сменился сияющей розовой каймой на краю безоблачного неба, мы развернулись в единую линию вдоль передней полосы наступления длиной в несколько сотен метров и двинулись вперёд через рисовые поля.
– Держи дистанцию и смотри под ноги, – предупредил меня Уилсон, – особенно, шагая через валы и лесополосы. Весь этот посёлок регулярно минируется. – Я уже знал об этом из ежедневных отчётов, поступающих с поля боя. Каждый месяц в батальоне случалось примерно семьдесят пять минных и снайперских инцидентов, причём более половины из них приводили к жертвам, но предупреждение сержанта Уилсона вкупе с осознанием того, что вскоре я сам могу стать «инцидентом» заставило дрожащий узел в моём животе сжаться в тугой ком.
Курицы закудахтали и захлопали крыльями, носясь по твёрдой утоптанной земле между хибарами, когда мы приблизились к первой деревушке. Большинство жителей вышли из своих хибар ещё до того, как мы подошли, как будто ждали нас, но одна лачуга неподалёку стояла с закрытой дверью и ставнями. Двое морпехов подошли к ней и постучали в дверь прикладами своих винтовок. Не дожидаясь ответа, один из них выбил дверь и быстро отскочил назад, будто ожидая взрыва. Оттуда засеменили пожилой мужчина и совсем юная девушка. Оба тут же были опрокинуты на землю двумя бойцами.
– Какого хера вы там шкерились? – закричал один из бойцов, сильно ударив пожилого мужчину по рёбрам. – Сраные ублюдские гуки! – Он начал пинками подталкивать старика в сторону других жителей, которые быстро сгрудились в большую толпу позади растянувшегося военного отряда, подгоняемую вперёд несколькими охранниками.
– Как-то это грубовато, разве нет? – сказал я сержанту Уилсону. В животе у меня всё переворачивалось, но я старался говорить как можно спокойнее.
– Посмотри на этих людей, Эрхарт, – сказал он. Я взглянул на толпу оборванцев. Некоторые из них выглядели сонными, безучастными или напуганными, но большинство совершенно не проявляли эмоций. – Видишь ли ты кого-нибудь твоего возраста? Где они по-твоему? Некоторые в ВСРВ, но многие – вьетконговцы. А эти люди – их матери, сёстры, жёны и дети.
В этот момент кто-то крикнул «Бойся!» и в 150-ти метрах слева от нас раздался громкий взрыв, заставивший меня непроизвольно вздрогнуть. Он оставил после себя искромсанные деревья и клубы белого дыма посреди лесополосы. Очевидно это была мина, которую кто-то сумел обнаружить, не наступая на неё. «Бойся!» – это предупреждение о контролируемом взрыве.
Не прерываясь, сержант Уилсон продолжал говорить.
– Эту мину они нашли. Но следующая может оставить кого-нибудь без ноги. Возможно, тебя. Ты не задумывался, почему эти крестьяне никогда не наступают на мины? Слушай, я знаю, что ты чувствуешь. Порой мне кажется, что мы никому не приносим пользы. Но ты ведь здесь совсем недавно. Многие из этих парней сталкиваются с этим дерьмом изо дня в день в течение долгого времени. Занимайся своим делом. И, если повезёт, вернёшься домой целым и невредимым. – Он почти дружески похлопал меня по плечу. – Пошли, я покажу, как нужно проверять хибары. – И он вошёл в ближайшую от нас.
Я последовал за ним. Внутри никого не было, но мы нашли два увесистых мешка риса в погребе, достаточно большом, чтобы вместить пять-шесть человек.
– Провизия для ВК, – сказал сержант Уилсон, взваливая на плечо один мешок и жестом показывая мне взять другой. – Давай погрузим их на плавтраки. – Когда мы прошли мимо Кэллоуэя, Уилсон указал на хибару, из которой мы только что вышли. – Там убежище, – сказал он. – Разнесите его. – Через несколько минут убежище вместе с домом с грохотом исчезло в дыму; обломки фонтаном взлетели на сотню метров вверх, и медленно посыпались обратно вниз, звеня мелкими осколками.
Этот процесс повторялся снова и снова в течение нескольких часов. Хибары периодически исчезали в огромных огненных шарах, время от времени раздавались выстрелы, толпа вьетнамцев увеличилась до многих сотен человек, пока мы медленно двигались от одной деревни к другой. Температура стояла в районе 90-95 градусов.[49] Наконец в поле зрения появилась блокирующая группа, шеренга часовых, стоящая на краю рисового поля, и справа на большом песчаном участке сухой земли я увидел ограждение из колючей проволоки. Внутри стояли три палатки общего назначения – две с закатанными стенками. Когда мы приблизились к огороженному участку, морпехи загнали туда вьетнамцев. Сидеть было негде, кроме как на земле, а тень давали только палатки.
В одной из открытых палаток повара начали разогревать полдюжины чанов с рисом, которым должны были накормить вьетнамцев. Во второй открытой палатке санитары вскоре начали оказывать людям медицинскую помощь, обрабатывая порезы и ссадины, делая уколы пенициллина и других простых лекарств. Трое национальных полицейских немедленно начали сновать среди скопления людей, крича на одних, отвешивая пощёчины другим, время от времени втаскивая кого-нибудь за шиворот в палатку с опущенными стенками.
Там я и нашёл Таггарта и Чиня. Таггарт был невысоким, не выше меня, с густыми усами. Он стоял над стариком, сидящим на корточках так, что его зад почти касался земли. У Таггарта была новая М-16, ещё не используемая морпехами массово, и он прижимал трёхзубчатый пламегаситель к стопе старика чуть выше пальцев. Он вращал винтовку, заставляя пламегаситель врезаться в кровоточащую ногу старика. Чинь стоял в стороне и переводил слова Таггарта.
– Кто выкопал убежище? – кричал Таггарт, когда я вошёл. Старик пробормотал что-то неразборчивое. Он был в слезах. Я не понимал ни слова из того, что говорил он или кто-то другой из вьетнамцев.
– Он говорит, что сам выкопал его, – сказал Чинь. – По ночам его посёлок обстреливает артиллерия. Говорит, выкопал, чтобы его семья могла прятаться там от снарядов.
– Ты лжёшь! – выкрикнул Таггарт ему в лицо, с силой провернув винтовку. Старик отчаянно замотал головой, не понимая слов, но отчётливо понимая действие и тон голоса. Один из национальных полицейских ударил старика по лицу. – В убежище прячутся ВК? – закричал Таггарт. – Сколько их в деревне?! Где они были прошлой ночью?! Где твой сын?!
Допрос продолжался в такой же манере ещё несколько минут. Время от времени Чинь поглядывал на меня горящими глазами, сидящими на непроницаемом лице. Я общался с Чинем несколько раз, но не очень хорошо его знал. Я не был уверен, что именно он пытался донести до меня, но от его взгляда вкупе с невнятной мольбой старика, у меня закружилась голова. Возможно, из-за духоты в закрытой палатке. Я развернулся и вышел на яркий солнечный свет.
Повара уже раздавали рис, разливая по жестяным мискам клейкую массу. Сержант Уилсон окликнул меня из маленького ограждения, расположенного в углу большого. В нём находилось около пятнадцати-двадцати вьетнамцев, у некоторых на лицах и стопах была кровь, и все они были связаны.
– Этих национальная полиция хочет оставить, – сказал он. – Перед нашим отъездом прибавится ещё. Убедись, чтобы их посадили на плавтраки, когда мы будем возвращаться. Когда вернёмся на КП, сходи в автопарк и договорись о грузовике, чтобы отвезти их в Хьенхон.
В это время к нам подошёл помощник по гражданским вопросам, рядовой, который немного говорил по-вьетнамски.
– Сержант Уилсон, та косоглазая бормочет что-то о каких-то цыплятах, – сказал он, указывая на пожилую женщину с чёрными зубами, которая возбуждённо говорила и размахивала руками перед лицом офицера по гражданским вопросам. – Мы не можем понять, что она хочет.
– В чём проблема, сэр?
– Я не знаю, Уилсон, – ответил лейтенант Джонсон, офицер по гражданским вопросам, отвечавший за взаимодействие батальона с гражданским населением. – Ты понимаешь её?
– Она говорит, что утром мы убили трёх её куриц, – ответил сержант Уилсон после короткого диалога с женщиной. – Кто-то пристрелил их. Она не знает, почему. Хочет возмещения.
– Я не могу возместить ей! – со страдальческим выражением лица ответил лейтенант. – Если я возмещу ей, то придётся возместить всей деревне! Скажи ей, что мне жаль, но я ничем не могу помочь. Скажи, что ей повезло – у неё остался дом. Моей вины здесь нет. Но мне жаль. Передай ей это.
К 14:00 «Окружная ярмарка» закончилась. Всех отпустили, кроме тех, кого мы взяли с собой. У нас было достаточно риса, чтобы устлать дно одного из плавтраков, но мы не обнаружили ни оружия, ни военной техники, не выявили никакой деятельности Вьетконга. Однако мы обезвредили несколько мин и обошлись без потерь. Палатки были свёрнуты, рота «Альфа» выдвинулась, и мы погрузились на плавтраки, чтобы вернуться в расположение батальона. Но вместо юго-запада, два плавтрака двинулись на восток.
– Куда мы едем?! – крикнул я на ухо Кэллоуэю, стараясь перекричать оглушительный рёв двигателя.
– Нельзя возвращаться назад тем же путём! – крикнул в ответ Кэллоуэй. – ВК знают, какой дорогой мы приехали! Скорее всего будут поджидать!
Вскоре мы пробрались через лесополосу и неожиданно оказались на широком белом пляже. По всему восточному горизонту простиралось Южно-Китайское море, снова и снова омывая волнами песок пляжа. Это был первый раз, когда я увидел море; зелёная вода была ослепительной. Мне захотелось искупаться.
Плавтраки мчались на юг вдоль кромки воды около мили, затем свернули на запад и понеслись через обширные песчаные равнины, лежащие между океаном и лагерем батальона. Неряшливые деревья, ряды живой изгороди и редкие неглубокие лужи стоячей воды усеивали равнины; кое-где виднелись одинокие хижины, но в основном кругом был песок: твёрдый и ровный в одних местах, изрытый и рыхлый – в других, исполосованный тысячами следов от танков и плавтраков. Большая часть земли когда-то орошалась и обрабатывалась, но теперь была заброшена.
– Опа, вернулся охотник! – воскликнул лейтенант Робертс, когда я вошёл в ОЦ несколькими часами позже. – Как всё прошло?
– Да вроде нормально, сэр. Всяко лучше, чем торчать здесь. Хотя не думаю, что мы обзавелись лишними друзьями. Да уж, совсем не похоже на окружную ярмарку, на которую я ходил дома! Снаружи трое национальных полицейских, сэр, и кучка задержанных, которых они хотят взять с собой. Нужно отвезти их в Хьенхон.
– Сондерс, почему бы тебе не заняться этим? – сказал лейтенант. – У Эрхарта был долгий день. А ты, Эрхарт, заступишь в караул, поскольку отсутствовал прошлой ночью. Без обид.
– Всё в порядке, сэр. Я вроде как ожидал этого. Война – дело нелёгкое. Могу я немного поспать, сэр, или вы хотите, чтобы я предоставил отчёт сегодня днём?
– Можешь сделать это утром, если успеешь подготовить вовремя разведсводку. И когда будешь писать, просто придерживайся фактов и цифр. В полку и в дивизии не захотят слушать ни о какой несостоявшейся дружбе. Ты получил от санитаров информацию о том, скольким людям оказали помощь и всё остальное?
– Дассэр. Всё здесь: 392 человека получили медицинскую помощь; 1180 накормлены; 850 фунтов риса изъято; 17 вражеских убежищ уничтожено; 85 человек допрошено об активности ВК; 33 подозреваемых задержаны и переданы национальной полиции.
– Хорошо. Отлично.
– Перед отправкой на боковую зайди в почтовое отделение, Эрхарт, – добавил Сондерс. – Для тебя есть кое-какая почта, и кроме того весь батальон получил подарок от компании по прокату автомобилей «Эйвис». И это не домашнее печенье.
В почтовом бараке меня дожидались два письма от Дженни и одно от Сэйди Томпсон.
– А что за подарок от «Эйвис»? – спросил я у почтовика, когда он протянул мне письма.
– Вот это, – сказал он, поднимая с пола большую коробку и ставя её на стойку. – Угощайся.
Внутри было не меньше двух тысяч маленьких круглых металлических значков. Они были зелёно-чёрными под цвет камуфляжной формы, и на каждом значке чёрными буквами красовалась надпись: «Мы стараемся больше».[50]