Вьетнам - Перкази. Воспоминания морского пехотинца

Глава 47

– Скорее всего, у меня будет жёсткий понос после этой хреновины, – сказал я, поднимая толстый чизбургер и потрясая им перед Ларри, будто мясистым кулаком. Я откусил здоровенный кусок и заговорил с набитым ртом, вытирая подбородок. – Мммм. Мммм! Абиденье! – Я с трудом всё проглотил. – У меня весь организм состоит из консервов – даже жопа позеленела – и желудок отвык от такой еды. – Я откусил ещё кусок, сунул в рот пару ломтиков картошки-фри и отхлебнул колы. – В последний раз, когда я ел чизбургеры – в августе на Чайна-Бич, – я полночи просидел на толчке. – Я вспомнил Джерри; ничего не слышал о нём с тех пор, как его эвакуировали.

В три часа ночи в закусочной «Р-энд-С Динер» было почти безлюдно и тихо. Минувшим вечером мы с Ларри взяли немного пива у его старшего брата, и всю ночь катались, объезжая каждый квадратный дюйм округа Бак-Каунти. Ларри дал мне поводить его машину, поскольку я не мог взять свою; было чертовски приятно посидеть за рулём – просто давить на педаль и ехать. «Поехали туда, поехали сюда». – И мы срывались с места, не спрашивая разрешения и не дожидаясь приказаний. В конце концов, мы оказались в «Р-энд-С».

– Я всё ещё не могу поверить в это дерьмо с моей машиной, – сказал я.

– Ага. Ну, миссис Макгилвери в этом не виновата, – сказал Ларри. Он издал короткий смешок. – Ты, должно быть, до чёртиков её напугал.

– Да хуй с ней. Господи, мои родители не на шутку рассердились на меня. Мистер Макгилвери позвонил отцу и устроил ему разнос. Аннулировал их полис и всё такое. Теперь им придётся искать другую страховую компанию. Знаешь, что сказал этот козёл? Что они не будут страховать никого с маньяком в семье! Мир! Добро пожаловать в Мир. Сжечь бы это поганое место дотла.

– Ну, так, что там с Дженни? – спросил Ларри. – Вы двое всё ещё, э-э…

У меня стянуло желудок.

– Она даже не хочет увидеться со мной, – выпалил я. – Вот не похрен; кому вообще нужны эти расстройства? Только дураку. Мне не нужны друзья «в хорошую погоду». – Какое-то время мы оба ели молча.

– Ты знаешь о Кенни? – спросил Ларри.

– Да. Мама написала, когда это случилось. Странно это, чел. Он только что написал моим родителям, хотел узнать мой адрес, понимаешь? Мама сказала, они получили его письмо, отправили ему мой адрес и коробку конфет. Где-то через неделю после маминого письма я получил письмо от Кенни. – Я невольно вздрогнул, мой желудок колыхнулся. – Я читал его письмо, зная, что он уже мёртв.

– Вы были где-то рядом?

– Нет. Я был на севере, а он где-то на Центральном плато. Господи, какая потеря. Пару недель назад миссис Уоммак позвонила моей маме и попросила, чтобы я заехал к ней, когда вернусь. Я должен сделать это – она всегда была очень добра ко мне; ты знаешь, какой она была; как Кенни. Но, Боже, я сомневаюсь, что выдержу это. Она будет смотреть на меня, спрашивая «почему», даже если не произнесёт этого вслух. «Почему мой сын, а не ты?» Что мне ей сказать? Он умер за свою страну? Не уверен, что я выдержу. Может быть, через какое-то время.

– Эй, мы же должны веселиться! – сказал Ларри. – Давай немного расслабимся. Куда двинем? Уолт Уитмен,[154] в какую нынче сторону торчит твоя борода?

– Домой. В кровать. Я хреново спал в последние два дня. Уже нет сил.

– Чепуха, дружище. Ночь только началась. Пойдём к Джеффу Элисону.

– Он в Вашингтоне, чёрт возьми, – простонал я. Хотя Джефф был нашим ровесником, в школе он отставал от нас на два класса, и сейчас выпускники Пеннбридж-Хай-Скул находились в ежегодной поездке в столицу.

– Ну и что? – сказал Ларри. – Для чего нужны машины? – Он махнул в сторону побитого «Десото» за окном. – Будем там к завтраку.

– Я устал, Ларри.

– Вот, съешь это, – сказал он, протягивая мне две белые таблетки. Он уже закинул две себе в рот. – Будешь как огурчик.

– Спиды?

– Не так громко, приятель. Глотай уже.

Я никогда раньше не принимал спиды. Если не считать немного марихуаны, которую я выкурил в Контхиене, я никогда не употреблял никаких запрещённых веществ. Это всё было для хиппи и фриков, о которых я читал в «Старз-н-Страйпс» и «Тайм». Пожав плечами, я закинул таблетки в рот и проглотил.

– Вперёд, доктор Ватсон, – сказал я. – В прошлую поездку я не шибко-то оттянулся. Может, сейчас повезёт больше.

Мы рассмеялись, вспомнив свою выпускную поездку двумя годами ранее. Я не продержался и дня. Меня поймали с сигаретой в туалете кафэ «Шолл» – нарушение школьных правил и правил поездки, – и сказали, что я смогу поехать дальше, если только извинюсь за нарушение перед всем классом и ни разу не покину экскурсионный автобус без сопровождающего. Вместо этого я предпочёл рейсовый автобус.

Не то чтобы я был хулиганом или плохо учился. Но во мне была какая-то буйная жилка. Я жёстко тусовался по уикендам и в тесной атмосфере Перкази моя репутация быстро вышла за пределы фактов. Но ещё я был отличником четыре года подряд; меня избрали в Национальное общество отличников, и я был заместителем председателя ученического совета в выпускном классе. У меня имелись награды в лёгкой атлетике и футболе, я выиграл литературную премию Перла С. Бака и был одним из трёх студентов, выступавших на церемонии вручения дипломов.

Но правила есть правила и меня отправили домой из Вашингтона ещё до окончания первого дня.

Год за годом школа снимала номера в «Чеви Чейс Мотор Лодж». Мы с Ларри заехали на парковку немногим позже семи утра.

– Вот, – сказал Ларри, залезая в бардачок и вытаскивая набор галстуков. – Надень какой-нибудь. Не хочу, чтобы мы казались шпаной.

Мы зашли в ресторан, который был набит учениками Пеннбридж. Я знал многих из них – они были десятиклассниками, когда мы заканчивали школу, – и когда они увидели нас, разразился грандиозный поток объятий и приветствий. Впервые после возвращения домой, я чувствовал себя особенным. Мы нашли Джеффа и сели за стойку перекусить.

В одном углу ресторана сидели сопровождающие, все – мои бывшие учителя. Они просто сидели и смотрели на нас. Я приветственно помахал. Никто из них и глазом не моргнул.

– Что это с ними? – спросил я, ткнув Ларри локтем.

– Может, они думали, что ты погиб, – ответил он.

– Могли бы сказать «привет» или типа того.

– Может, у них запор. Давай есть.

Когда мы заканчивали, к нам подошёл мистер Эттисон, один из школьных психологов.

– Привет, мистер Эттисон! – произнёс я. Он был моим тренером по футболу.

– Привет, Билл, – серьёзно сказал он. – Что ты здесь делаешь?

– Завтракаю. Мы были неподалёку… – пошутил я. Мистер Эттисон не улыбнулся. – Знаете, я только что вернулся из Вьетнама. Я не видел Джеффри больше года. Мы просто решили заехать и поздороваться.

– Парни, вам лучше уйти, – сказал Эттисон. – Нам здесь не нужны проблемы.

– От нас не будет никаких проблем, мистер Эттисон; мы просто…

– Хорошо. Я надеюсь на это. Почему бы вам не закончить завтрак и не уйти?

– Эй, да что с вами такое, мистер Эттисон? Что мы сделали? Мы не делали ничего плохого.

– Здесь три сотни учеников и нам не нужны проблемы…

– Я не могу позавтракать в общественном ресторане?

– … я уже сказал управляющему: если они сдадут вам комнату, мы разорвём с ними контракт…

– Мы не остаёмся! Мы просто…

– … если я увижу вас в мотеле, я вызову полицию.

– Вызовите полицию?! – громко произнёс я. – Да какого хрена все пытаются вызвать на меня копов? Что, я съездил во Вьетнам выполнить свой долг и вдруг стал преступником?! В чём ваша проблема-то? Что я вам сделал?

Лысая голова мистера Эттисона блестела от пота.

– Я не буду спорить, – сказал он.

– Эй, вы больше не мой учитель! – выкрикнул я. – Вы на хрен никто! Я не собираюсь терпеть всякое дерьмо от вас! – Я начал сжимать кулак, но Ларри схватил меня за локоть.

– Пойдём, – сказал он. – Это того не стоит. – Он повернулся к мистеру Эттисону. – Человек ездил сражаться за вас в вашей грязной войне, а вы даже не можете быть повежливее с ним. Вам должно быть стыдно за себя. – Затем Ларри повернулся к официантке за стойкой. – Он платит, – сказал Ларри, указывая средним пальцем на мистера Эттисона.

Когда я проснулся, мы находились чуть южнее Уилмингтона, штат Делавэр.

– Что-то я задремал, – произнёс я. – Ты как?

– Ни в одном глазу, – ответил Ларри. – Я принял ещё пару спидов в районе Балтимора.

– Ты угробишь себя этой хренью.

– Кто бы говорил, – засмеялся он, – после того, через что ты прошёл.

– Да, пожалуй, – сказал я. Некоторое время мы ехали молча.

– Оно того стоило? – наконец спросил Ларри.

– Что?

– Вступление в морскую пехоту. Поездка туда.

– Ну, – начал я. – Пожалуй, да. Думаю, я должен был сделать это.

– Только не надо заливать мне про гражданскую позицию. Ты мог получить отсрочку – тебя же приняли в колледж.

– Хули ты доебался? – резко спросил я.

– Эй, Билл, мы ведь уже давно знакомы, забыл? Я не доёбываюсь до тебя; просто хочу получить внятные ответы. Я всё думаю о Кенни – его не стало, вот так просто, понимаешь?. И ради чего?

– Извини, Лар. Я немого на взводе в последние дни. Не знаю. Только и делаю, что думаю о таких парнях, как Кенни. Давно думаю о них. Как пройти через всё это и потом сказать себе, что оно того не стоило?

– Ну, так что? Оно либо стоило того, либо не стоило.

– Всё не так просто.

– Сложно лишь настолько, насколько ты это делаешь, приятель.

– Ты не понимаешь, Ларри…

– Ну, я пытаюсь. Поэтому и спрашиваю.

– Хрен ли это так важно для тебя? Я сейчас не в настроении говорить об этом.

– Потому что я подумываю уехать в Канаду, вот почему это так важно. – Слова Ларри ударили меня словно обухом по голове. В Канаду ехали уклонисты. Трусы и предатели. Ларри был моим другом, мы дружили с восьми лет. – Билл, ты ещё здесь? – спроси Ларри.

– Да, да. Ух ты. Тяжёлый случай, чел.

– А то.

– Какого хуя ты собрался в Канаду?

– Я не думаю, что во Вьетнаме происходит что-то такое, ради чего стоит умирать.

– Ты получил отсрочку. В чём проблема?

– Получил, но ненадолго. Меня вот-вот выпрут.

– Что за нахер, чел, ты же не дурак. Ты не можешь вылететь.

– Всё не так просто…

– Кажется, я где-то уже это слышал.

– …столько всего происходит, Билл. Мне просто некогда взяться за учебники. Грядёт что-то серьёзное, вся страна на ушах…

– И не говори! Тринадцать чёртовых месяцев я только и мечтал о возвращении в Мир. И вот я вернулся, а тут всё шиворот-навыворот, хрен пойми как. Хуже, чем в Наме – я не могу сделать даже короткий календарь.

– Какой?

– Короткий. Забей. Вот сам попадёшь туда…

– В том то и дело. Когда меня выпрут, – а я думаю, что продержусь не дольше этого семестра, – я стану А-1. Хоть завтра в бой. Забреют так быстро, что чихнуть не успеешь.

– Подай заявление ЭС.[155]

– Ты шутишь? С нашей-то призывной комиссией? У меня нет ни единого шанса. Так-то я не против службы. Я готов сражаться за свою страну. Я против того дерьма, что творится во Вьетнаме.

– Господи, Ларри, ну я не знаю. Что ты хочешь от меня услышать? – Мы какое-то время ехали молча под шум двигателя. – Почему ты не починишь радио? – спросил я.

– Нет денег, – сказал Ларри. Мы снова замолчали.

– У меня там был товарищ, – сказал я. – Парень по имени Рэнди Холлер. Его взяли за сжигание повестки и судья предложил ему выбор: тюрьма или морская пехота. Однажды ночью он сказал мне, что если бы ему пришлось снова выбирать, он бы выбрал тюрьму. И мне кажется он не шутил. – Я глубоко вздохнул. – Я не знаю, Ларри. Большую часть времени это причиняет невыносимую боль.

– Так я и думал, – сказал Ларри, положив правую руку на спинку сиденья и похлопав меня по шее. Теперь мы находились к северу от Уилмингтона, почти на границе Пенсильвании, возле Кеннетт-Сквер.

– Это довольно серьёзный шаг, – сказал я. – Поехать в Канаду.

– Я знаю. Я долго и упорно думал над этим. Но я не собираюсь во Вьетнам. И не слышал ничего хорошего о тюрьмах. Поэтому выбор невелик.

– Когда ты собираешься уехать?

– В конце мая, когда заканчивается семестр. Хочу уехать до того, как за мной придут, – так будет проще пересечь границу, – сказал Ларри. Он замолчал на минуту. – Хочешь поехать со мной?

Какое-то время я ничего не отвечал.

– Я чуть не дезертировал в Гонконге, когда был на ОиО. Я встретил дам девушку – из Дании. И уже был готов. Почти решился на это. Может, она осталась бы жива, если бы я не сдержался.

– Что случилось?

– В январе её убили. Я прочитал об этом в газете.

– Плохо.

– Ага, – сказал я, пожимая плечами. – В общем, сейчас уже ничего не изменишь. Я отдал свой долг. Всё чего я хочу, это забыть всю эту хуйню. – Мы уставились вперёд на дорогу. – Чем ты собираешься там заниматься, когда уедешь? – спросил я.

– Не знаю. Что-нибудь придумаю. Я слышал, там есть люди, помогающие таким, как я; находят им жильё и даже работу. Как-нибудь выкручусь.

– Напиши мне, хорошо? Дай мне знать как устроишься.

– Конечно.