Вьетнам - Перкази. Воспоминания морского пехотинца

Глава 17

Ранним утром первого августа, незадолго до рассвета, восемнадцать амтраков с рёвом ожили и цепочкой двинулись через задние ворота лагеря батальона. На машинах разместились две роты морских пехотинцев и значительная группа командного состава. Сопровождаемые двумя танками-амфибиями, амтраки один за другим двинулись через протяжные и низинные песчаные дюны, направляясь на северо-восток к Подкове.

Примерно в миле от озера, вся колонна внезапно повернула на восток и с грохотом выехала на пляж, повернув на юг и неуклюже двигаясь вдоль береговой линии. Жители деревни Путрак, вставшие рано и уже готовящие свои рыбацкие лодки для очередного дня в Южно-Китайском море, молча наблюдали за проходящей колонной. Некоторые помахали, как дети машут проходящему поезду, но лица их оставались бесстрастными.

Когда амтраки достигли устья реки Гоной, колонна остановилась и морпехи, сидевшие на плоских крышах огромных прямоугольных ящиков, высадились на берег. Верхние створки амтраков распахнулись. Передние рампы опустились. Морпехи забрались в пещеробразное чрево. Передние рампы поднялись. Затем, один за другим, амтраки нырнули в прибой, и громада каждой амфибии погрузилась в воду, как зелёные стальные айсберги.

Были видны только открытые крыши, когда вся колонна повернула на запад вверх по реке, словно какая-то механическая змея. По левому борту к югу лежала низкая береговая линия барьерного острова, а сразу за ним – песчаный пляж с низкорослыми деревцами и кустарником. Тяжёлые пулемёты, установленные в окружении мешков с песком на крышах амтраков, хрипло стрекоча открыли огонь по южному берегу реки. Затем к ним присоединились короткие модифицированные 105-миллиметровые гаубицы, установленные на некоторых амтраках, подготавливая зону высадки для последующего штурма.

Морпехи на борту амтраков нервно шутили и осторожно высовывались, поглядывая на пляж. Наконец, тракторы свернули и выехали на место высадки. Желудки морпехов скрутило. Они крестились, закрывали глаза и опускали головы. Забряцало снаряжение, когда морпехи в последний раз проверяли магазины и гранаты, чтобы всё было в порядке и под рукой. Жуткое возбуждение охватило всех, когда амтраки выехали на берег.

Когда опустилась рампа, передо мной возник квадрат света, песка и зарослей. «Высадка! – выкрикнул кто-то. – Вперёд! Вперёд! Вперёд!» Быстро, насколько это возможно с семьюдесятью фунтами боевого снаряжения на плечах, я помчался вниз по рампе, подгоняемый страхом и адреналином, преодолел узкий пляж, нырнул под деревья и плюхнулся за первое попавшееся укрытие. Вокруг меня морпехи кричали: «Гунг хо!»,[90] «Мочи их!», «Джеронимо». Офицеры и маршалы направляли людей в лес.

Но никто не стрелял. Стрелять было не в кого. Абсолютно. Боевые кличи быстро затихли в неловкой тишине. Я подождал немного, затем поднялся и подошёл к комендору Джонсону.

– Какого хрена, комендор? – спросил я.

– В душе не чаю, – ответил он, пожимая своими массивными плечами. – Есть сигарета? Я где-то похерил свои.

– Да, сейчас, – сказал я, протягивая ему пачку «Лаки Страйкс». – Только они «обжаренные».

– Что?

– Они «обжаренные», – повторил я. – Посмотрите на пачку. Видите? «Обжаренные».

– И что?

– Просто хотел предупредить. Должно быть, их суют в тостеры, по две пачки за раз.[91] – Мы с комендором сели на бревно. Было уже очень жарко, солнце блестело искрами на водной поверхности реки. Я снял каску и вытер лоб рукавом. С верхней губы комендора Джонсона капало, как из подтекающего крана. Мне захотелось протянуть руку и вытереть её. – Будто отправились в очередной загородный поход.

– Ты же сам хотел пойти.

– О, я не жалуюсь. Всяко лучше, чем сидеть в КП. – Это была правда: всё лучше, чем это. Я просидел в ОЦ более шести недель, не считая нескольких поездок в национальную полицию, и новые лычки капрала имели лишь ограниченный эффект, удерживая меня подальше от лейтенанта Кайзера. Когда нарисовалась эта операция, мне, наконец, удалось уговорить его отпустить меня.

– Ладно, Эрхарт, – сказал он, – но никаких приключений с разведчиками. Занимайся строго обязанностями Р-2: заключёнными, арестантами и захваченными материалами. Никакого героизма, никаких поездок верхом на танке, никакого Джона Уэйна.[92] Делай, что говорит комендор Джонсон и ничего лишнего, а то я надеру твою задницу до кровавых мозолей.

Мы уже несколько месяцев знали, что вьетконговцы используют барьерный остров в качестве плацдарма для нападения на наши позиции к северу от реки Гоной. Треугольный остров, омываемый Южно-Китайским морем на востоке, главным протоком Гоноя на севере и узким ответвлением реки на длинной гипотенузообразной юго-западной стороне, барьерный остров был около пятнадцати миль в длину и четырёх миль в ширину в верхней части, сужаясь к южному концу. Он не контролировался ни американскими войсками, ни ВСРВ, и патрулировался довольно редко. Малонаселённый фермерами и рыбаками, он находился в зоне свободного огня артиллерии, но в основном изо дня в день его никто не трогал. Эта операция – операция «Пайк» – должна была заставить Чарли призадуматься.

– Где же они, мать их? – спросил Роланд Морган, не обращаясь ни к кому конкретно, когда он, Уолли и сержант Уилсон подошли к нам с комендором.

– Прикалываешься? – сказал Уилсон, падая на песок. – Они давно ушли. – Он указал на юг. – Собрали манатки ещё до того, как мы покинули КП. Вся эта движуха с амтраками вокруг КП – Чарли уже вчера знали, что что-то намечается. Как только сегодня утром завели движки, этот грохот, должно быть, услышали все ВК от Дананга до Тамки. Пара дымовых сигналов, удары в том-том, и ищи-свищи этих Чарли.

– Ты же не думаешь, что мы одурачили их, изначально направившись к Подкове? – невозмутимо произнёс комендор Джонсон.

Сержант Уилсон фыркнул.

– Етить-колотить, – произнёс Уолли своим протяжным техасским говором, расплывшись в улыбке, будто только что открыл гравитацию, – может, мы тогда соберём вещички и вернёмся домой?

– Полковник возвращается домой ни с чем, – сказал сержант Уилсон, – и не стать ему генералом.

– По коням! – прокричал кто-то. – Выдвигаемся!

– Если гора не идёт к Магомету, – сказал сержант Уилсон, – то Магомет пойдёт и найдёт ВК.

– А? – произнёс Морган.

– Ты не читал Коран, Ролли? – засмеялся Уилсон.

– Что это? – спросил Морган.

– Священная книга мусульман. Как наша Библия. Ладно, пошли. – Уилсон крикнул другим разведчикам: – Могерти, Хофштеттер, выходите вперёд вместе с Морганом и Уолтерсом. Остальные следом. Держать визуальный контакт. – Две стрелковые роты уже развернулись веером вдоль острова. Идея заключалась в том, чтобы погнать вьетконговцев в направлении частей 51-полка ВСРВ, которые должны были блокировать реку на нашем правом фланге. Вся эта тягучая процессия медленно двинулась на юг; командная группа шла сразу позади стрелковых рот.

– Вы много чего знаете, сержант Уилсон, – сказал я, когда мы зашагали. – Как вы стали морпехом? Вы должны быть офицером.

– Офицером?! Нет, спасибо, – ответил он. – Да я бы и не смог стать офицером, если бы даже захотел – не закончил десятый класс. Я из очень бедной семьи, Эрхарт. Мой па был издольщиком в Теннесси. И до сих пор издольщик. Работает на клочке земли, на котором не вырастишь и камней, и должен кормить шестерых детей. Я самый старший. Он выдернул меня из школы, чтобы я помогал. Я не виню его, он просто пытался выжить, но я понял, что торчать мне в этих холмах на этом бесполезном клочке земли до самой смерти. Так что я сбежал и призвался. Мне было восемнадцать. За эти годы я послал им больше денег, чем когда-либо мог заработать, вспахивая землю. Купил им трактор – в детстве мы использовали мула. Отучил брата и сестру в колледже за счёт корпуса морской пехоты. Теперь у него свой бизнес в Чаттануга, а она работает учителем в Мемфисе. Ещё двое братьев сейчас учатся в колледже. Всё это благодаря корпусу, так что это честная сделка.

– Вы служите с восемнадцати?

– Уже пятнадцать лет.

– Господи.

– Это не плохая жизнь.

– Вы не похожи на бессрочника.

Уилсон рассмеялся.

– А как выглядит бессрочник?

– Ну, знаете, как комендор Джонсон. Прикрываешь свою задницу, а бойцы пусть потеют – и подобная хрень. Вы, в общем – вы как один из нас.

– Я просто пытаюсь делать то, что кажется мне разумным. Не лезу в чужие дела и занимаюсь своей работой.

Температура была значительно выше ста градусов. Жара нисходила с облачного неба и поднималась от земли ощутимыми волнами, которые искажали видимость менее чем в двухстах метрах. Мы шли медленно. Время от времени перед нами раздавалась стрельба, но она никогда не длилась долго. Время шло, мы пробирались по плоскому песчаному острову, утыканному чахлыми деревьями и корявыми кустами, периодически проходя мимо единичных хибар посреди высохших рисовых полей, дожидающихся спада жары и начала осеннего посева.

Мы забирали всех вьетнамцев мужского пола. Они не были вооружены, но позже их следовало допросить по поводу активности Вьетконга на острове. Ближе к вечеру я оказался во главе беспорядочной группы из шести пожилых мужчин; их грязные пижамы болтались на костлявых телах, седые жидкие бородёнки трепыхались на горячем ветру, руки связаны за спиной. Мы двигались по открытой песчаной местности, когда вдруг раздался треск снайперского огня.

Я упал на живот сразу же, как только вокруг меня засвистели пули, вонзаясь в песок. Хотя видимых целей не было, морпехи открыли ответный огонь примерно в том направлении откуда велась стрельба, интенсивность огня резко возросла до острой перестрелки. Внезапно я понял, что большинство задержанных всё ещё стояли на ногах, растерянные и напуганные выстрелами. Я сбил двоих из них своей винтовкой – тех, до кого смог дотянуться – орудуя ей, как дубинкой, но четверо из них бросились наутёк к леску слева от меня.

– Данг лай! Данг лай! – крикнул я несколько раз, но они продолжали бежать. Им в след также кричали старшие сержанты Таггарт и Чинь.

– В расход их! – крикнул мне Таггарт. – Стреляй, мать твою! – Я выбрал самого дальнего, прицелился и выстрелил один раз. Старик упал, будто его ударили кирпичом по затылку. Остальные тут же остановились. Затем один из них вдруг весь вытянулся и резко кувырнулся на землю, попав под перекрёстный огонь. Двое других повалились на животы.

Через несколько минут стрельба прекратилась, заглохнув, как двигатель на исходе горючего. Лежавшие круго́м морпехи начали осторожно подниматься. Я помог двум пленникам возле себя подняться на ноги, затем направился к остальным четырём. Двое из них были мертвы. Подошёл Таггарт и начал пинками поднимать двух других, крича на них по-вьетнамски. Чинь сердито посмотрел на Таггарта, но ничего не сказал.

– Оставь их в покое, – сказал сержант Уилсон, подходя к Таггарту и хватая его за плечо. Уилсон и Таггарт некоторое время молча смотрели друг на друга.

– Ёбаные гуки хотели сбежать, – сказал Таггарт. Он подошёл к двум телам, сунул руку в карман и бросил рядом с каждым по тузу пик, затем повернулся и пошёл прочь.

Мы разбили лагерь на ночь там, где остановились. Рядом было высохшее рисовое поле, окружённое высоким земляным валом, который образовывал естественный оборонительный периметр. Амтраки не поехали с нами, поскольку были одолжены у других подразделений морской пехоты, но с нами остались два танка. Оба заехали на поле и заняли позиции на двух южных углах. Морган и Ньюкам сходили до близлежащей хибары и привели вьетнамского мужчину, оставив женщину и нескольких детей стоять в дверях. «Посадите его вместе с остальными, – велел комендор Джонсон. – Эрхарт, свяжи им ноги – не хочу гоняться за ними посреди ночи».

Я связал всех пятерых пленников, затем сел и открыл банку тушёной говядины. Я не ел целый день, но после двух-трёх ложек понял, что совсем не голоден. Уже почти стемнело. Я бросил недоеденную банку через вал, расстелил пончо вместо подстилки и улёгся. Было приятно прилечь, но спать я не мог.

Один из пленников громко застонал. Лёжа в кромешной тьме, я вспоминал о дне, проведённом на озере Лэйк-Ленап, когда мне было около девяти; ни с того ни с сего Джерри Догерти начал лупить меня по лицу, снова и снова, пытаясь втянуть в драку, а я не умел драться, и был слишком напуган, чтобы даже попытаться защититься, поэтому просто стоял и ревел, пока другие ребята глазели на меня и смеялись. И я вспоминал, как в туалете на втором этаже младшей школы Ллойд Дрешер начал задирать меня, и спасло меня только своевременное появление моего крутого приятеля Ларри Кэрролла, с которым мы потом пошли обедать, а по пути я рассказывал ему, что собирался сделать с Ллойдом, зная, что всё это враки, и всё ещё глубоко внутри настолько трясясь от страха, что едва мог сдерживать голос. И я вспоминал время, всего за год до призыва, когда Джимми Уитсон плюнул мне в лицо на вечеринке, сказав, что прибьёт меня за шашни с «его девушкой», и я сбежал через заднюю дверь при первой же возможности, после чего «его девушка» никогда больше не общалась со мной так, как раньше.

«Спроси у Морской Пехоты», гласили призывные плакаты; «Расскажи всё Морской Пехоте». Я подумал о старике, лежащем в нескольких сотнях метров со связанными за спиной руками, с маленькой дырой в затылке и без половины лица. Я подумал об июньской женщине на рисовом поле и о молодой девушке с АК-47 на фотографии. Я подумал о Сэйди Томпсон, моей подруге-квакерше. Мой желудок балансировал на грани тошноты, а долгая жаркая ночь, казалось, застыла на месте.

На следующее утро мы продолжили двигаться на юг. Температура взмыла за сотню уже через час после рассвета. Никто почти не разговаривал. Ты просто тащился вперёд, переставляя одну ногу за другой, бессознательно стараясь сохранить те немногие крохи энергии, какие ещё остались. Около полудня мы наткнулись на небольшую группу домов – вернее на то, что от них осталось. Хибары были разнесены в щепки, вероятно, прошлой ночью. Вокруг не было никого, кроме женщины средних лет, сидевшей среди обломков в тёмной луже свернувшейся крови. Она держала маленького ребёнка, у которого не хватало ноги и половины головы, а у неё самой была огромная зияющая рана на груди. Вокруг матери и ребёнка шумно роились мухи. Женщина пребывала в каком-то трансе, тихо причитая и нежно покачивая своего ребёнка. Она совершенно не замечала нас.

– Господи Иисусе, что случилось с этим местом? – спросил Пелински.

– Артиллерия, – ответил я, стараясь говорить спокойно, – возможно, корабельная. У ВК нет ничего настолько крупного, чтобы причинить подобный ущерб. – Один из санитаров подошёл к женщине, осмотрел её и сделал укол морфия.

– Больше я ничего не могу для неё сделать, – сказал он. – Она скоро умрёт.

Мы оставили её сидеть там и продолжили движение на юг за ВК. Время от времени кто-нибудь падал в обморок от теплового удара, мы подбирали его и ненадолго садили в один из танков.

– Тебе лучше не отрубаться, Эрхарт, – засмеялся комендор Джонсон. – Лейтенант Кайзер сказал: никаких тебе поездок на танках. – Я хотел придумать какой-нибудь колкий ответ, но жара мешала соображать.

– Эй, только посмотрите! – крикнул капрал Скэнлон. Он стоял в стороне перед деревом, на которое только что помочился. Несколько человек поспешили к нему. С дерева на нас смотрел генерал Нгуен Ван Тхьеу, а точнее его портрет. Это был предвыборный плакат для предстоящих в сентябре президентских выборов.

Со школы я знал, что Вьетнам был демократической республикой, но президентских выборов не проводили с тех пор, как президентом стал Нго Динь Зьем в середине пятидесятых, вскоре после того, как по итогам Женевской конвенции 1954 года были образованы Южный и Северный Вьетнам, что положило конец французской колонизации Индокитая. Выборы должны были состояться, но партизанская активность в Южном Вьетнаме сделала невозможным проведение свободных выборов. Также я знал, что Зьем был свергнут и убит – незадолго до убийства Джона Кеннеди – группой южно-вьетнамских генералов, после чего последовал восемнадцатимесячный период переворота и контрпереворота, кульминацией которого стало становление у руля нынешнего премьер-министра, колоритного и эпатажного вице-маршала авиации Нгуена Као Ки.

Но война с Вьетконгом шла достаточно успешно, если верить журналу «Тайм», который я получал каждую неделю, и новые выборы, наконец, должны были состояться – первые за двенадцать-тринадцать лет. Генерал Тхьеу был одним из кандидатов. Я понятия не имел, кто он, но точно знал, что он кому-то не нравится: улыбающееся лицо на плакате было украшено наспех нарисованными карандашом усами, козлиной бородкой и подбитым глазом.

– Интересно, кто этот художник, – сказал Скэнлон.

– Наверное, ВК, – сказал Пелински.

– У кого-то хватило смелости оставить его здесь, прямо под носом у Чарли, – сказал я, – или это такое странное чувство юмора.

– Думаешь, он победит? – с любопытством спросил Скэнлон.

– Да, – ответил я. – Я читал в газетах, что он нравится Вашингтону.

– А как же Ки?

– Они уболтали его на должность вице-президента. Возможно, предложили виллу на Лазурном берегу и фондовые опционы «Дженерал Моторс».

– Кто-нибудь избирается против них?

– Какой-то нейтралитетщик. Хочет создать беспартийное коалиционное правительство.

– Флаг ему в руки.

Минул день и добрая половина следующего, но мы так и не вступили в контакт с вооружёнными вьетконговскими партизанами. Задержанные, которых мы тащили с собой – их набралось уже около двадцати человек – продолжали твердить Чиню и Таггарту, что вьетконговцы ушли несколько дней назад, но они не могли сильно оторваться от нас, поскольку мы периодически подвергались снайперскому обстрелу. Это утомляло и действовало на нервы. Блокирующие подразделения ВСРВ доложили, что никто не пытался пересечь реку с нашего правого фланга, а мы уже почти дошли до южной оконечности острова.

– Я бы всё равно не доверял этим сраным ВСРВ, – сказал Уолли.

Мы достигли конца острова к полудню третьего дня. Мы стояли на одном берегу реки. ВСРВ махали нам с другой стороны, скача с американскими касками на головах как какие-то грибы-переростки. Вьетконговцев нигде не было видно.

– Что, блядь, я говорил, а? – сказал Уолли.

– Эй, сержант Уилсон, – сказал я. – Полковнику это не понравится. Он всё ещё может вернуться домой ни с чем.

– Я ж говорил, – сказал Уолли.

– C’est la guerre,[93] – сказал Уилсон, пожимая плечами.

– И что теперь? – спросил комендор Джонсон.

– За гуками летит вертушка, – сказал он, указывая на группу пленников. – Лети с ними на север; скинь их в Хьенхоне – кто-нибудь там привезёт тебя обратно в КП.

– А вы что собираетесь делать?

– Мы вернёмся назад по реке в лодках. Вертушек на всех не хватит.

– Где лодки? Я хочу поплавать.

– Их доставят вертушки – такие надувные, с маленькими подвесными моторами – а ты полетишь на вертолёте. Ты знаешь, что сказал лейтенант. Пленники пойдут в вертушку, а ты идёшь должен быть с ними.

– Здравия желаю, лейтенант! – сказал я, входя в ОЦ.

– Эрхарт! Что ж, рад твоему возвращению, парень, хотя скажу честно: тут было так спокойно без твоего бесконечного нытья. Как всё прошло?

– Как загородный поход, сэр. Не видел ничего подобного за всё грёбаное время. Немного пострелял, но никого не уложил. Боже, не понимаю, как они это делают; изворотливые, как угри. Блокирующие силы ВСРВ – как дырявое решето. Вот увидите, сэр, завтра ночью нас обстреляют ракетами с острова. Кенни, мне пришла почта?

– Да, – ответил Амагасу. – Лежит в хибаре.

– Сходи-ка приведи себя в порядок, Эрхарт, – сказал лейтенант Кайзер. – Тебе нужно сбрить этот пушок на подбородке. Заодно что-нибудь перекуси. И доложи Гриффиту о своём возвращении; он приходил по пять раз на дню, спрашивая о тебе. Он ещё хуже меня. Амагасу, иди тоже поешь, если хочешь.

– Дассэр, – сказали мы хором и вышли. В хибаре я сразу же взялся за почту, не успев даже снять ботинки.

– И что нам с этим делать? – спросил Кенни.

– С чем?

– Взгляни. – Кенни держал в руках несколько колод игральных карт. Он открыл одну из них. – Все одинаковые, – сказал он, пролистав колоду из 52-х тузов пик.

– Да ну! Где ты их взял?

– Талбот дал мне целую кучу. Какая-то карточная контора прислала им вчера целую коробку. Талботу это показалось забавным. Я не решился спросить, но не знаю, в чём прикол.

– Это туз пик, Кенни. Старшая карта. Дурной глаз. – Кенни выглядел озадаченным. – Не знаю, почему, но туз пик и правда пугает вьетнамцев. Может, дело в их религии или ещё в чём-то. Хочешь повеселиться? В следующий раз, когда поедешь в Дьенбан или в Хьенхон, проедься по рынку, сверкая одним из этих тузов. Люди начинают полошиться, дёргаться и закатывать глаза. Им это совсем не нравится. При убийстве парни оставляют туз пик возле тела. Естественно, их должна быть целая колода, а то не напасёшься. Наверное, кто-то в Мире прослышал об этом. Говоришь, прислали целый ящик? Охуенно заботливо с их стороны. Уровень «Эйвис».

– Что?

– Ты слышал о компании по прокату автомобилей «Эйвис»? Смотри, – сказал я, откладывая почтовый мешок в сторону и доставая свой ящик из-под патронов, где хранились вещи. Я взял один из камуфляжных значков «Мы стараемся больше» и протянул Амагасу. – Вот, подарочек тебе.

– Ты гонишь.

– Сам видишь. Прислали ещё в марте или начале апреля. Пару тысяч, – сказал я, продолжив рыться в почтовом мешке.

– Это мерзко.

– Это свободное американское предпринимательство, дружище. Как и домашнее печенье, понимаешь? Как думаешь, за что мы здесь воюем, за императора?

– Всё равно мерзко.

– Я в этом родился. А у тебя какое оправдание? – я достал со дна мешка письмо от родителей и ещё одно от Сэйди Томпсон. – Дерьмо! Дерьмо, дерьмо! Ни хуя нет от Дженни. Будь ты проклято. Давай поедим. У тебя ещё остался этот твой странный хавчик?

– Конечно.

– Только не пихай туда острую капусту. Слушай, мне нужно сказать Джерри, что я вернулся. А для него еды хватит? Я расплачусь в день получки.

– У меня навалом продуктов. Не беспокойся об этом. Мои родители присылают их бесплатно.

– Скучаешь по ним?

– Конечно, а ты по своим?

– Да, разумеется. Ах да, я и забыл, что мы здесь вроде как в одной лодке, так ведь?

– Сайонара. Иди к Джерри, а я пока начну готовить.

Когда мы с Кенни вернулись в ОЦ, там стоял какой-то переполох.

– Что случилось? – спросил я лейтенанта Кайзера.

– Около часа назад лодки попали в засаду, – ответил он, – двигаясь вдоль западной стороны острова – где, как предполагалось, должны были находиться блокирующие силы ВСРВ.

– Дерьмо! – крикнул я, стукнув кулаком по столу. – Там ничего не было, сэр! Три блядских дня! Хоть бы раз встретить проклятых гуков на открытом месте!

– Успокойся, парень, – сказал лейтенант, кладя мне руку на плечо. – Ещё успеешь помахать кулаками.

– Извините, сэр, просто это… Господи, блядь, Иисусе. Сильно им досталось? Где они сейчас?

– Мы не знаем. Где-то здесь, – ответил он, указывая на карте место примерно на полпути к западной стороне острова. – Лодки разделились. Пара перевернулась. Они разбросаны по обеим сторонам реки. Сейчас они получают поддержку с воздуха; мы пытаемся собрать достаточно вертолётов для эвакуации. Остаётся только ждать. – Лейтенант замолк, потом продолжил: – Эрхарт, я рад, что ты не с ними. По крайней мере, одним переживанием меньше.

– Я, э-э, спасибо, сэр. Хотя странно, сэр, находиться здесь. Понимаете? Надеюсь, они выберутся.

– Мы все надеемся, – сказал он.

Час спустя, незадолго до темноты, до ОЦ донёсся шум вертолётных лопастей, и вскоре внутрь вошёл комендор Джонсон в промокшей форме.

– Искупался, комендор? – спросил лейтенант без тени улыбки. – Ты в порядке?

– Дассэр, но теперь вам понадобится новый командир разведки. Уорда ранили в шею и в бок. Он был ещё жив, когда его погрузили в медвертушку, но в строй он уже не вернётся. Таггарт погиб. Чиня ранили в руку, но не сильно; он был вместе с нами. Остальные разведчики в порядке. Двум писарям из оперативного отдела не повезло.

– Пелински и Скэнлону? – спросил Кенни.

– Ага. И некоторым другим тоже. Не знаю, откуда они – из-каких-то стрелковых рот. Господи Иисусе, никогда не видел ничего подобного. Они застали нас врасплох прямо посреди реки. Открыли пулемётный огонь с обоих берегов. – Комендор устало опустился в кресло. – Что ж, Эрхарт, – сказал он, – жаль, что ты пропустил лодочную прогулку.