Где-то в середине июня я забрал замену Роу, по пути высадив пару парней, отправляющихся назад в Мир. Когда я увидел его, то удивился: не будь на нём знаков различия младшего капрала морской пехоты, я бы подумал, что он из ВСРВ. Более того, его первые слова, произнесённые с сильным азиатским акцентом, невозможно было понять.
– Амагасу, – сказал он. – Кенокура Амагасу. – Или что-то типа того.
«Что за херня?» – подумал я, а вслух произнёс: – А?
– Это моё имя. Я – японец. Всё равно никто не может произнести его правильно. Так что зови меня просто Кенни.
– О, ладно, – ответил я. – Что ж, пошли. – Мы забрались в джип и поехали назад в батальон.
– Не хочешь узнать, что я делаю в морской пехоте США? Все всегда спрашивают.
– Ну, да, наверное.
– Полтора года назад я приехал в США учиться и решил остаться. А если ты был в армии, то гражданство дают через три года, а не через пять. Поэтому я здесь. Доброволец. Когда вернусь назад, у меня будет право на получение гражданства.
– Мне кажется, лучше потратить лишних два года, чтобы избежать этого дерьма.
– Ну, вот и узнаю, а? – усмехнулся Амагасу. Его глаза за стёклами очков превратились в узкие щёлочки, а круглое лицо и широкая скалящаяся ухмылка делали его похожим на одного из тех охранников-садистов из фильма «Мост через реку Квай»,[78] но он излучал заразительные добродушие и хорошее настроение, которые разрушили все мои голливудские представления о японцах. Я не знал, что о нём думать.
– И почему же ты так сильно захотел стать американцем? – спросил я.
– Ты когда-нибудь был в Японии?
– Неа.
– Ничего похожего на Штаты. Парень вроде меня никуда не может пробиться, если не лижет кому-нибудь задницу. В Америке гораздо больше возможностей. Класс! Учёба совсем другая. Всё другое. Я могу чего-то добиться сам. Там гораздо больше свободы.
– Твоя семья в Штатах?
– Нет. Они все вернулись в Японию: отец, мать и сестра.
– Берегись! – выкрикнул я, резко вывернув руль, чтобы не сбить старика, вышедшего из толпы прямо перед джипом. Я притормозил и пригрозил старику кулаком, привстав и одновременно пытаясь вести машину.
– Будь ты проклят ёбаный тупой гук! – крикнул я. – Сука, в следующий раз я тебя перееду! Ты как? – спросил я Амагасу. – Господи, до чего же они тупые. Хоть бы раз посмотрели по сторонам. Хер там. Прутся, будто им на всё насрать в этом мире. Их постоянно сбивают, а потом они приходят и требуют ком-пен-са-ци-ю. Господи. И лучше бы тебе не выпускать из рук эту штуку, – сказал я, кивнув на М-16, лежащую между нами. – Уже стрелял из неё?
– Немного, в Пульгасе.
– Значит в курсе, как она работает? Держи один патрон в патроннике и ухо востро. Может, здесь всё и выглядит достаточно мирно, но это индейский край.[79]
– Что это значит? – удивлённо спросил Амагасу.
– Индейский край – ну, типа, дикий медвежий запад. Ох, забей. Просто будь всегда начеку. Здесь кругом конги.[80] Этот старый хрыч мог бросить в нас гранату. Пару месяцев назад меня пытался подорвать маленький мальчик. Дядюшка Чарли передаёт: «Подарочек для Джи-Ай Джо».[81] Ба-бах! Кишки наружу. Так что мочи всё, что покажется тебе подозрительным. Второго шанса у тебя не будет.
Амагасу вертел в руках М-16, будто разглядывал кусок говядины.
– Я слышал, что эти штуки не так уж хороши, – сказал он.
– Ну, не знаю. Со своей у меня никогда не было проблем, но я слышал пару неприятных историй. Что-то не так с патронником – узковат или что-то типа того. Застревают гильзы – выбрасыватель отрывает жопу, поверх закидывает следующий патрон и всё со скрежетом заклинивает. Уолли сказал, так было с шестнашкой Роу – ты ещё познакомишься с Уолли. Он радист у разведчиков. Роу – парень, которого ты заменишь. Он погиб на операции против СВА пару недель назад. Уолли сказал, что у Роу заклинило шестнашку; он пытался выковырять гильзу шомполом, когда его подстрелили. Будто сраный корпус специально выдаёт нам куски говна. Если бы армия тоже не пользовалась ими, я бы поклялся, что это заговор с целью истребить морпехов. Может быть, правительство пытается избавиться от всех нас. Подкинуть работы арлингтонским[82] могильщикам. Им стоит закопать там совет директоров «Кольт Компани». Эй, посмотри-ка на это. Разве это не прекрасно?
Мы проезжали мимо большого храма, какие обычно изображают на плакатах турфирм. Трёхэтажное центральное здание с красной черепичной крышей и сине-красной мозаикой на стенах стояло в сопровождении двух высоких квадратных башен по бокам. Все три строения имели по два яруса изогнутой черепичной кровли с изящно вздёрнутыми кверху углами. Четыре колонны поддерживали низкий портик над входом в центральное здание, а двери в храм и башни имели сине-красную отделку.
– В Японии ведь есть что-то подобное, да? Ты буддист?
– Синтоист.
– А в чём разница?
Амагасу рассмеялся.
– Во всём. Католики и евреи – это одно и то же? Синто – традиционная религия в Японии. Раньше она была государственной религией; императору поклонялись как Божеству на земле, но мы проиграли Вторую мировую войну, и вот я здесь, в корпусе морской пехоты США. – Амагасу снова рассмеялся.
– Я думал японцы – буддисты. Никогда не слышал о синто. Мы немного изучали его в школе, в смысле, буддизм. В центре Хойана есть конфуцианский храм. – Я, как умел, изобразил азиатский акцент: – Конфусий говорит: тот, кто писает в кровать, будет иметь влазные сны. – Амагасу искоса глянул на меня. – Это как бы шутка, – сказал я.
– О, – произнёс Амагасу.
– Слушай, мне нужно заскочить в штаб-квартиру национальной полиции в Дьенбане. Буквально на минуту. Ты, наверное, знаешь, где это; мы должны заезжать к ним примерно раз в неделю. Считается, что мы получаем сведения от них, – сказал я, сделав акцент на «получаем сведения». – Хотя всё это чушь собачья; за четыре месяца, что я здесь, они не дали нам ни грамма долбаной информации, зато у них там симпатичные секретарши. Эй, ты видишь это? – указал я на то, что выглядело, как миниатюрный храм на вершине трёхфутового столба на обочине дороги. – Знаешь, что это такое?
– Что? – спросил Амагасу.
– Не знаю. Думал, может ты знаешь; ты же… а нет, ты ведь не буддист. Извини. Они тут повсюду. Я видел, как люди вставляют в окошки ароматические палочки и всё такое. Наверное, как-то связано с их религией. Может, это буддийские скворечники. Всё собираюсь спросить у Чиня.
– Кто такой Чинь?
– Старший сержант Чинь – переводчик ВСРВ, приписанный к батальону. Говорит по-английски, по-французски и по-китайски. Обладает феноменальным чутьём на растяжки. Будь у Сайгона армия из одних Чинов, они бы выиграли войну. Хороший человек. Вон ещё один из этих скворечников. Смотри-ка. – Я крутанул руль и зацепил столб правым краем бампера, отправив миниатюрный храм в полёт. – Раньше мы так делали с почтовыми ящиками, когда я учился в старших классах. – Я дико фальшиво затянул песню «Роллинг Стоунз». – Я не могу принять «нет»! Нет, нет, нет!
– Ты псих, – рассмеялся Амагасу.
– Приходится им быть. Единственный способ не сойти здесь с ума. Эгегей!
Как только мы вошли в полицейский участок в Дьенбане, три молоденькие секретарши в развевающихся аозаях оторвались от работы, собрались вокруг одного из столов в дальнем конце офиса и принялись энергично щебетать, прерывая разговор хихиканьем и косыми взглядами.
– Чоу онг Труонг, – сказал я, приветствуя полицейского, который встал при нашем появлении.
– Чоу онг, – ответил Труонг, пожимая мою руку своими двумя, улыбаясь и непрерывно кивая головой. Я уже собирался представить Амагасу, когда Труонг повернулся к нему и начал быстро говорить по-вьетнамски. Амагасу покраснел и повернулся ко мне с выражением беспомощного недоумения на лице. Я расхохотался.
– Нет, нет, Труонг, он не вьетнамец. Не вьет. – Теперь пришла очередь Труонга краснеть, и почти весь остаток визита он растерянно пытался извиниться на ломаном английском. Когда мы вернулись в джип, я снова расхохотался. – Он думал ты гук! – заливался я смехом. – Ох, блин, кажется с твоим прибытием нас ждёт немало веселухи.
Амагасу весь пылал, было видно, что он с трудом подбирает слова.
– Тупой дебил! – наконец выпалил он. – Я достаточно натерпелся этого дерьма в учебке. Будь я проклят, если какой-нибудь гук назовёт меня гуком.
– Советую спросить у Чиня как сказать по-вьетнамски «иди на хуй». Это будут долгие тринадцать месяцев.
Мы были в пределах видимости командного пункта батальона, когда пара F-8 проревела низко над головой и начала пикировать на группу хибар на другой стороне реки, примерно в миле от лагеря. Оба реактивных самолёта сделали по второму заходу, оставляя за собой клубы чёрного дыма. Почти сразу же мы увидели на земле языки пламени.
– Они кого-то там выкуривают, – сказал я. – Довольно близко к КП. Интересно, что случилось.
– Что это там? – спросил Амагасу, указывая на дорогу. Я был так занят наблюдением за авиаударом, что не заметил суматохи перед нами. Впереди над поверхностью дороги торчало что-то похожее на зад грузовика, а за ним находились ещё несколько машин. Кругом сновали морпехи. – Дерьмо! – сказал я. – Чарли[83] снова взорвали мост. – Мы подъехали и остановились. – Дай сюда винтовку, Кенни.
– А чем защищаться мне?
– Держи, – ответил я, протягивая ему гранату. – Не урони себе под ноги. – Мы вышли из джипа и направились к суматохе. Грузовик, чья задница, казалось, торчит прямо из дороги, лежал носом в реке, а его задние колёса всё ещё оставались на проезжей части. Он превратился в искорёженную дымящуюся груду железа; мост взорвался прямо под ним. Раненых – как я вскоре выяснил, всего их было семеро – уже доставили в медпункт. Ещё одна машина скорой помощи ждала, когда по кусочкам соберут тела погибших. Никто не знал точно, сколько погибло морпехов; некоторые тела разорвало, и всё ещё продолжался сбор отдельных частей для подсчёта убитых.
– Эй, лейтенант, – крикнул я, заметив лейтенант Кайзера и комендора Джонсона, стоящих на другой стороне того, что осталось от моста. – Пошли, Кенни. – Я повернулся к Амагасу, который в это время блевал в канаву. – Присядь, – сказал я, тихонько опуская Амагасу вниз.
– Пиздец, – пробормотал он.
– Не волнуйся. Побудь здесь, я вернусь через пару минут. Вот, возьми, – сказал я, протягивая ему винтовку. Всё равно тот, кто взорвал мост, уже давно сбежал. Я зашёл в воду, чтобы перейти речку вброд.
– Осторожно, Эрхарт, – выкрикнул лейтенант Кайзер. – Там кругом могут быть сюрпризы.
– Какого хера тут случилось? – спросил я, когда оказался на другом берегу.
– Ты сам всё видишь, – ответил комендор Джонсон. – Мы знаем не больше твоего. Это произошло примерно полчаса назад. Парни собирались на ОиО.[84] Теперь они отправятся домой.
– Что происходит там? – спросил я, указывая в направлении дымящихся развалин деревни, над которой поработали самолёты.
– Охраннику у ворот показалось, что он видел пару гуков, бегущих к деревне сразу после взрыва, – ответил Джонсон. – Боже, нехуёвый, должно быть, заряд – мы почувствовали взрыв в ОЦ.
– Не менее полусотни фунтов, – сказал лейтенант. – Может, сотня. Я пролил свой кофе.
– Взгляните на это, сэр! – Это был сержант Уилсон. Он шёл с поля на западной стороне дороги, неся с собой какой-то шест. – Вот, как они это устроили. Вполне достаточно, чтобы запалить детонатор. – Когда он подошёл ближе, мы увидели в его руках длинный двойной ряд пальчиковых батареек, соединённых последовательно и примотанных скотчем между двумя бамбуковыми палками. Там было не менее пятидесяти батареек – в основном зелёные, как те, что нам выдавали, но и несколько в «гражданской» серебристой оболочке «ЭверРеди» – и два провода, торчащих с обоих концов штуковины.
– Где ты это нашёл? – спросил Кайзер.
– Вон там, – ответил Уилсон, указывая через поле. – За тем валом, в двухстах метрах, где стоит Морган. Там провода, ведущие прямо к мосту. Они всё установили и ждали цель пожирнее.
Между мостом и лагерем батальона стояли несколько группок вьетнамцев из деревушки: пожилые мужчины, женщины и дети – обычные представители мирного населения.
– Собери их, Уилсон, – сказал лейтенант Кайзер, устало кивнув головой в сторону вьетнамцев. – Заведём их внутрь и посмотрим, что они знают. Ты привёз нового человека, Эрхарт?
– Дассэр. Это он сидит на другом берегу.
– С корабля на бал. Помоги Уилсону завести этих гуков в лагерь. Затем найди Таггарта и Чиня, и посмотрите, что можно узнать.
– Есть, сэр. Знаете, что, сэр? Эти гуки, вероятно, видели, как я ехал по мосту этим утром. Господи. Выброшенные американские батарейки.
– Хитроумные ублюдки, не так ли? – сказал сержант Уилсон.
– Не могу поверить в эту срань! – сказал комендор Джонсон.
– Вот уж, блядь, точно, – согласился Уилсон.