Золото Калифорнии

ГЛАВА Х

Во время этого шума и возни с медведем Георг почти совсем забыл о цели, приведшей его сюда. Зато теперь он сгорал от нетерпения собрать в этом многолюдном месте сведения о своих родителях, и ему казалось, что скорее всего он может это узнать от торговца в лавке.

К нему-то они и обратились прежде всего, и Георг, насколько мог точнее, описал ему наружность своих родителей.

- Да, милый мой юноша, - отвечал лавочник, - все это хорошо и дельно, но дело в том, что у нас здесь слишком много дел и нам нет времени приглядываться ко всем проходящим и проезжающим людям. Во всяком случае, в горных повозках приехало в последние дни несколько человек с женщинами и детьми. Но такого рода люди, приезжая сюда, никогда не останавливаются в таком месте. Все, что им нужно в дороге, они везут с собою, а если им здесь приходится что-либо купить ,то услышав наши рудниковые цены, они приходят в ужас и воображают себе, что их хотят ограбить. Впоследствии они, понятно, привыкают к таким ценам. Женщины к нам никогда близко не подходят, но мужчины иногда заходят, когда у них не хватает табака или соли. Да и для лагеря здесь поблизости нет подходящего места; если даже кое-где и найдется немного травы, зато все пригодное для топлива уже истреблено. Вот потому-то они предпочитают отъехать на милю или две дальше, так как там под рукою очень удобные и хорошие пастбища, вода и топливо.

Кроме этого, лавочник ничего не мог сообщить. Многие же другие, которых они расспрашивали, подтверждали, что как вчера, так и третьего дня проехало несколько возов, внезапно застигнутых снегом в горах, из которого они выбрались с громадными трудностями. Все они казались пострадавшими от непогоды. Были между ними две больные женщины, и ничего нет мудреного, если дорогой кто-либо из них уже и умер.

Нашим друзьям не оставалось ничего другого, как возможно скорее поспешить по следам этих, недавно проехавших возов. Там они могли надеяться встретить тех, кого искали.

В палатке, служившей не только лавкой, но и кухней, по крайней мере для тех рудокопов, которые не хотели сами варить себе пищу и за две унции золота могли харчиться в течение целой недели, старик и Георг заказали себе поесть. Кроме того, купили кофе и еще кое-что, необходимое для дальнейшей дороги, а затем отправились к своим животным, чтобы отвести их на хорошее пастбище, где можно было бы часок-другой подкормить их. Вскоре они уже вскочили в седла и быстро поехали вперед.

Еще до наступления темноты они нагнали воз с медведем, наделавшим уже много хлопот сопровождавшим его людям. Сначала, в течение целого часа, мишенька лежал спокойно, как бы убаюканный покачиванием воза, но когда дорога стала хуже и воз остановили (под медведя хотели подложить мох и траву, чтобы ему было мягче и удобнее), зверь начал яростно метаться, пытаясь порвать связывавшие его путы. Но, к счастью, веревки не поддавались его усилиям, кроме того янки пришла счастливая мысль ехать по возможности быстро, и это тотчас успокоило медведя. На всякий случай у них были заряженные винтовки, чтобы в крайнем случае пристрелить страшного зверя.

В этот вечер старик и мальчик не нагнали ни одного воза и, наконец, решили остановиться на ночлег, боясь утомить животных продолжительной ездой. Уже совсем стемнело, когда они расположились у самого берега ручья

Наскоро устроили незамысловатый лагерь, так как ночь обещала быть звездной и дождя не предвиделось. Пока готовился скромный ужин, они много смеялись и шутили, вспоминая сегодняшнее удивительное приключение и так несвоевременно выказанную храбрость Москито.

- Мне никогда в голову не могло прийти, чтобы мед-ведь-гризли мог так быстро бегать, - сказал Георг. - В один момент он уже спустился с крутизны!

- Это наблюдается у всех животных крупных размеров. На вид они кажутся неповоротливыми, но если вздумают бежать, быстро срываются с места. Даже наш черный медведь, там, в Штатах, которого, как можно бы было полагать, добрый конь очень скоро догонит, иной раз бежит так, что приходится за ним гоняться целый день; в особенности он превосходно бегает тогда, когда сильно исхудает.

- А иногда ведь совсем не бегают, - возразил Георг.

- Это в очень редких случаях, - сказал старик, - именно тогда, когда поблизости находится медведица, которая, кстати сказать, далеко не всегда защищает своих детенышей, или когда он тяжело ранен, или окружен собаками. В этом случае медведи очень опасны. Все эти истории, в которых рассказывается, будто медведи преследуют человека, не что другое, как сказки, пустые выдумки. Всякое хищное животное убегает от человека. Даже тигр набрасывается на человека только сзади, тогда, когда ему кажется, что его не заметили. Притом нападает он тогда, когда сильно голоден. Наш американский черный медведь особенно отличается своим «мастерством», чуть что, сейчас пускается наутек. Много мне пришлось их перестрелять, но все же я помню только один-единственный случай, когда медведица не испугалась и не убежала, а сама смело пошла на меня. Мне было тогда около двадцати четырех лет; охотился я в Кентукки, в то время самом лучшем на свете месте для охоты. По соседству от нас появился медведь громадных, до того невиданных размеров, и мы целых шесть месяцев напрасно разыскивали его. Вдруг я (это было в конце февраля) совершенно случайно набрел на место, куда он ходил на водопой. Так как я знал, что в это время года медведи всегда ходят на водопой в одно и то же место и даже ступают по тем же самым, ранее оставленным ими следам, то я не пожалел труда и времени и решился сидеть в засаде, пока он не появится. Я прострелил ему сердце, но он и после этого пробежал довольно порядочное расстояние; однако моя собака скоро его нашла, и удачный выстрел приятно щекотал мое самолюбие. Лошади со мною не было, но так как я хотел доставить моим родителям доказательства, что уложил насмерть замечательного медведя, я решил взять с собою домой шкуру, а все остальное надежно повесить на ближайшем дереве.

Между тем шкура оказалась чертовски тяжелой. Я связал ее тонкими полосками лыка, привязал ее к палке и нес на плече, перекинув на другое плечо винтовку, направляясь к дому, до которого был добрый час ходьбы. Понятно, я избрал кратчайший путь, по краю лесной чащи; там лежало очень много дубов, разбитых и опрокинутых бурей, разыгравшейся за год перед тем. Вдруг из густых ветвей одного из этих дубов выскочил медведь и направился прямо на меня. Так как мишенька приблизился ко мне неожиданно и чересчур близко, я так растерялся, что выронил из рук не только шкуру на палке, но и свою винтовку. Все это очутилось на земле. Поднимать оружие в такой близости от зверя было опасно, и я предпочел спасаться бегством. Если бы медведь побежал за мною, то несомненно он настиг бы меня в несколько мгновений и я не сидел бы здесь, рассказывая об этом приключении. Однако, к счастью, он ограничился тем, что отогнал меня подальше от своего логовища. Оглянувшись, я увидел, что он, тщательно обнюхав свернутую шкуру, рыча, направился обратно в лесную чащу.

Вот и пришлось мне засесть в лесу без винтовки на расстоянии ружейного выстрела от медведя. Однако я тотчас сообразил, что это был не медведь, а медведица, устроившая среди обвалившихся дубов логовище на зиму себе и своим детенышам. Вот потому ей так не понравилось мое приближение. Но что же мне оставалось делать? Пойти домой и принести другую винтовку? Но тогда неизбежно мне пришлось бы быть осмеянным, так как оказалось бы, что медведь отнял у меня оружие. Вследствие этого я решился во что бы то ни стало попытаться возвратить мое ружье. Сняв с себя ягдташ с пулями и порохом и все, что могло стеснять мои движения, я осторожно пополз, полагая, что мой грозный сосед теперь вполне успокоился и я благополучно доберусь до того места, где лежала моя винтовка. Сначала все шло весьма удачно. Ничто не шевелилось в высоких ветвях опрокинутых дубов, за которыми я зорко наблюдал, и я был уже в десяти шагах от моей винтовки, как вдруг проклятая медведица меня почуяла. Что-то зашевелилось в густых ветвях, и мне пришлось вскочить и бежать так быстро, что удивляюсь, как я не потерял тогда башмаки.

На этот раз она гналась за мною несколько дальше, чем в первый, но все же остановилась, очевидно, опасаясь слишком удаляться от своих медвежат.

Тогда я рассердился уже не на шутку. Ведь я еще ровно ничего дурного не сделал, а черная бестия так гнусно обращалась со мною и не пускала забрать собственное оружие. Но что можно было предпринять в таком положении? Вооруженный ножом, я ничего не мог поделать со старой медведицей - это я отлично сознавал, - а моя винтовка была в ее власти. Пришлось подождать, пока она уснет, и тогда повторить попытку снова. Я прошел подальше в чащу леса, улегся под деревом и лежал довольно долго. Наконец меня пробрало от холода. Прошло, очевидно, уже несколько часов, и я принялся задело. Между тем, ничего из этого не выходило. Проклятая медведица так зорко за мною наблюдала, что. как только я подкрался поближе к моему оружию, она в третий раз бросилась на меня и отогнала прочь.

На беду наступил вечер, и мне пришлось все-таки бросить оружие и возвратиться домой. Понятно, как я и ожидал, дома меня подняли на смех, но зато рано утром мы на лошадях и с собаками отправились к логовищу медведицы и наконец одолели ее. К сожалению, при этом она задушила лучшую нашу собаку, но зато нам достались живьем два превосходных медвежонка.

- Ну а если бы в тот день медведица вас догнала? - спросил Георг.

- Гм… - со смехом сказал старик, - ну что же? Помяла бы хорошенько для начала, а затем разделала лучше самого опытного мясника. А впрочем, однажды мне медведь жизнь спас.

- Как? Медведь? - с полным изумлением воскликнул Георг.

- Да, медведь, и притом здоровенная детина; да еще при таких обстоятельствах, что я всю жизнь не забуду.

- Да как же это было возможно?

- Да, милый мой, это действительно было изумительным происшествием, и как только я о нем вспомню, меня и теперь мороз пробирает по коже. Расшевели немного огонь в костре, и тогда я расскажу эту историю. Но после этого немедленно спать, потому что до рассвета надо уже двинуться в путь.

Георг поспешил исполнить просьбу, а старик, закрыв глаза рукою и на несколько секунд погрузившись в глубокое раздумье, приступил к рассказу.

- Много-много лет тому назад я с одним из моих братьев переселился в Кентукки. Тогда, как я уже говорил, дичь там была в необычайном изобилии. Буйвол водился повсюду; медведей множество; куда ни пойдешь, везде их следы; оленей и диких индеек даже стрелять надоело. Ну, конечно, в Штатах теперь совсем иное, так как люди всюду широко расселились и за дичью теперь не охотятся, а прямо-таки истребляют. Ну, это в сторону; оно к делу не относится. Несомненно, что в те времена у нас бывали частые схватки с индейцами, подстерегавшими нас везде, где только можно, но это не мешало нам от души предаваться охоте. Когда вас постоянно окружают опасности, к ним так привыкаешь, что перестаешь обращать на них внимание.

В нашем лагере мы всегда держались вместе, небольшими отрядами, опасаясь нападения индейцев. Но часто каждый из нас охотился в одиночку, избрав предварительно определенное направление, чтобы не мешать друг другу в погоне за дичью. Вечером мы снова сходились все вместе и спали, расставив вокруг сторожевые посты.

Вот таким образом однажды утром я отправился один-одинешенек к реке Огио, где я за несколько дней перед тем видел очень много медвежьих следов у самого берега реки. Насколько я помню, это было в конце февраля, когда еще большинство медведей лежит в берлоге и только в редких случаях они идут к водопою. Я особенно тщательно осматривал самую густую чащу в лесу и дупла старых больших деревьев, в которых медведи так охотно залегают на зиму. Если кто обладает сколько-нибудь значительным навыком, то всегда заметит следы когтей медведя на древесной коре в тех местах, где он карабкался по дереву. Весьма возможно, что животные предусмотрительно стараются не оставлять на деревьях следов своего пребывания, но если их преследуют собаки, тогда они глубоко впиваются когтями в кору дерева, и она отскакивает большими кусками.

У меня в то время не было собаки, да и вообще очень трудно было добыть хорошую собаку, потому что при постоянной травле медведей они часто погибали или оставались искалеченными. Но в таких поисках собака и не нужна. Потому я тихонько брел лесом с винтовкой на плече. Я встречал много оленей, еще больше - диких индеек, но стрелять их не хотел, так как был вблизи от нашего лагеря, да и притом у нас были значительные запасы дичи. Наконец я подошел к старому, громадному дубу, над кото-рым, по-видимому, пронеслось не менее двух веков. Он рос во впадине между холмами, в месте, превосходно защищенном от северного ветра, и в такой густой чаще, что я бы никогда не нашел это место, если бы не приметил нечто похожее на очень узенькую тропинку среди вьющихся по земле растений. Такие тропинки часто прокладывают себе медведи. Я осторожно прокрадывался к дубу и вскоре вплотную подошел к лесному исполину, великолепно обвитому диким виноградом и с совершенно сохранившейся зеленой верхушкой.

На коре ясно были видны следы, доказывавшие, что медведь недавно лазил по стволу дуба. Тропинка вводила меня в заблуждение и вызывала сомнение, сидел ли старый детина и теперь в дупле или уже вылез из него. Однако я ничего не мог предпринять, так как при мне был только маленький томагавк и я должен был неизбежно отправиться за помощью. Но прежде, чем я решил так поступить, мне вздумалось удостовериться, действительно ли медведь там находится или это только старое, покинутое им логовище.

С этой целью мне пришлось самому полезть туда, где я приметил отверстие в дереве, ведущее в дупло. Если я найду там свежие следы, то вернусь сюда с помощью, если же ничего не найду, то тем дело и кончится. Сказано - сделано. Винтовку свою я спрятал в густой чаще из опасения, чтобы ею не завладели незамеченные мною, но часто бродящие вокруг индейцы, и затем осторожно и медленно полез на дерево.

Это уже само по себе было немалым трудом, потому что ствол был около пяти футов в поперечнике и оказалось достаточно высоко до первых ветвей. Не будь на каждом шагу спускающихся вниз виноградных лоз, я не мог бы добраться до цели. С помощью последних я усердно работал руками и ногами и добрался до первой ветви и оттуда уже легко долез до необходимого мне места. Тогда я был еще молодой, сильный детина, на шесть или на семь лет старше тебя.

Ствол когда-то имел здесь два главных разветвления, из которых одно, очевидно, было сломано бурей, а позднее прогнило и образовало такую пустоту, в которой самый рослый медведь мог поместиться совершенно свободно. Там оказалось много царапин, но и без этого своеобразный, острый запах медведя, исходивший оттуда, доказывал, что это было его жилище. Даже на мгновение я не сомневался в том, что там находится медведь. На четыре или на пять футов выше была другая дыра, открывавшая вход внутрь дерева, и хотя это не сулило мне ничего хорошего, но я вздумал разузнать, что там такое. Раз я уже был наверху, ничто не мешало мне и туда сунуть нос. Но для этого надо было лезть несколько выше, что представлялось мне делом очень легким. Я стал сначала коленями на нижний край дупла, затем ногами и уже мог свободно заглянуть в верхнее дупло. Здесь, однако, не было ни малейших следов когтей и даже, собственно говоря, там не было дыры, так как несколькими футами ниже я заметил прогнившее дерево. Так как искать больше было нечего, я наполовину повернулся, чтобы стать на ближайшую нижнюю ветку, спускаясь обратно вниз.

К несчастью, я забыл, что край трухлявый и что надо ступать на него осмотрительно, а потому при первом же движении прогнивший край обломился, обе мои ноги соскользнули, и я с головокружительной быстротою полетел вниз. Единственной моей мыслью в ту минуту было только одно: там медведь!

Наконец, почувствовав, что упал на какой-то мягкий предмет, я уже ничего другого не ждал, как тотчас же быть растерзанным острыми когтями и изгрызанным страшными клыками рассвирепевшего страшилища. В то мгновение я даже не вспомнил о заткнутом у меня за поясом ноже; он мог дать мне возможность как можно дороже отдать свою жизнь. Но ничего подобного не случилось; всюду вокруг меня царила гробовая тишина, и хотя я сначала не решался двигаться, но мало-помалу набрался смелости и начал ощупывать кругом, желая удостовериться, где я и, главное, один ли я здесь?

Я начал с того, что тихо и осторожно ощупал место под собою, и мне все казалось, что я осязаю медвежью шерсть. Мне не пришло в голову, что такое стремительное падение и самая тяжесть моего тела неизбежно должны были разбудить даже спавшего мертвым сном медведя.

Рука моя прикасалась только к сгнившему, трухлявому дереву, образовавшему слой в несколько футов глубины.

Наконец я убедился, что нахожусь в жилище медведя и что хозяин этого обиталища оставил его на короткое время, а, быть может, и на все теплое время до начала зимы.

Не имея намерения тщательно исследовать все дерево, я тем не менее убедился, что все внутренние стенки дупла были основательно сглажены. Таким образом выцарапанное с них гнилое дерево образовало превосходную постель, так что старый крепкий детина мог спокойно вылежать на ней два-три месяца. В то же время меня охватил ужас при мысли о том, что меня ждет, если хозяин этого жилища возвратится домой и захватит меня в своей спальне. Я никоим образом не желал поджидать его появления и, недолго думая, твердо решил выползти из дупла обратно на свет Божий.

Старик замолк и несколько секунд всматривался внимательно в огонь. Наконец он медленно и с расстановкой продолжил свой рассказ далее:

- Вот уже прошло несколько десятков лет с тех пор, но и теперь я содрогаюсь от страха, вспоминая о той минуте, когда я хотел вылезти из дерева и с ужасом убедился, что это невозможно. Стенки ствола изнутри были совершенно гладкие, а пространство оказалось настолько широкое, что мои попытки подняться вверх, упираясь в стенки ногами и руками, оказались совершенно тщетны. После нескольких отчаянных попыток я упал вниз в изнеможении и весь в поту. Я понял, что заживо погребен здесь, и голова моя кружилась при мысли о том, что со мною теперь будет.

Мои товарищи будут меня искать, в этом я был уверен, но если они случайно и забредут в эту уединенную местность, все же нельзя было даже на мгновение допустить мысль, что они догадаются искать меня в этом дереве. Много уже белых попадались в засады индейцев и не возвращались обратно. Несколько секунд я сидел как бы в забытьи, закрыв лицо руками, затем быстро вскочил и закричал во всю мочь, в безумной надежде быть кем-либо услышанным, будь это даже индеец или другой враг. Но, понятно, все это было напрасно: в дупле дерева мой крик звучал глухо и слабо; было ясно, что из этой гробницы мне уже никогда не выбраться. Но я снова пытался карабкаться вверх по гладким стенкам ствола и работал, пока кровь не выступила из-под ногтей; но все было бесполезно; у меня не было длинных острых когтей медведя, и я упал, беспомощный и обессиленный, на дно дупла.

После я придумал нечто другое. Я вздумал прорезать выход из дупла ножом и, пока пришлось работать над сгнившим деревом, дело шло быстро и успешно, но когда я добрался до твердого, здорового слоя дерева, понял, что раньше умру от голода, чем проделаю дыру для выхода. Мне даже пришло в голову воспользоваться огнем, благо при мне было огниво; гнилое дерево горело как трут и даже здоровое дерево обугливалось. Но кто мог поручиться, что, воспользовавшись таким опасным средством, мне не придется задохнуться от дыма или погибнуть от огня, так как вся почва под ногами моими состояла из такого же трута. Через отверстие наверху до меня доходил только слабый свет, а внизу было почти темно. Я молился, плакал и проклинал безрассудство, из-за которого пришлось подвергнуться такой ужасной участи. Словом, я приходил в неистовство и уже подумывал наложить на себя руки, чтобы избежать мучительной и медленной смерти от голода. Но надежда - изумительное, великое утешение в жизни человека, удерживала меня от последнего, отчаянного шага.

Вдруг мне показалось, что снаружи, около дерева, слышится какой-то смутный шум. Я слушал напряженно, но ничего ровно больше не услышал. Быть может, там были люди? Я уже поднес руки ко рту и хотел было кричать о помощи. Но как только я поднял вверх голову, рассчитывая таким образом лучше быть услышанным, в отверстии стало совершенно темно, и я очутился в полном мраке. Неужели ночь могла наступить так внезапно? - подумалось мне. Нет! Вдруг, я заметил, что там, наверху, что-то двигается, и я почувствовал, что маленькие кусочки трухлявого дерева осыпаются на меня. Теперь я уже не сомневался, что это был медведь, спускавшийся медленно и осторожно в свою спальню, нисколько не подозревая о присутствии там гостя.

Теперь я уже должен был окончательно погибнуть, хотя и избавлялся таким образом от голодной смерти. Только благодаря оставшейся во мне еще какой-то искре чувства самосохранения, я не пожелал без борьбы попасть в лапы хищника и, вынув из ножен нож, спокойно, полный презрения к смерти, ждал первого нападения.

Ты ведь, вероятно, знаешь, что медведь, спускаясь в дупло дерева, всегда спускается задней частью тела, так же точно он спускается с дерева на землю, схватившись лапами за ствол. Прекрасно. Так же точно и теперь медведь опускался, постоянно фыркая и принюхиваясь, так как, по всей вероятности, уже почуял посторонний запах. Все ближе и ближе он продвигался ко мне. В эту минуту в голове моей как молния блеснула мысль, что он, скорее всего, после моего неожиданного нападения выскочит обратно из дупла. Тогда я моментально составил другой план спасения. Это уже давно доказанная, несомненная истина, что опасность перестает нас устрашать в тот момент, когда мы очутимся лицом к лицу с нею. Насколько сильно билось у меня сердце в близком соседстве с медведем, настолько же я был спокоен в ту минуту. Моя жизнь висела на волоске, а потому я должен был теперь всем рисковать, ни перед чем не останавливаться. Моментально я вложил нож обратно в ножны.

- В ножны? - воскликнул Георг, слушавший с напряженным вниманием.

- Да, в ножны! - повторил старик. - Чтобы посвободнее были обе руки, я, немного согнувшись, откинулся назад, чтобы, как только приблизится ко мне густая шуба медведя, можно было за нее крепко ухватиться. Через несколько секунд, почувствовав медвежью шерсть у самого лица, я моментально схватил ее руками и даже, чтобы было надежнее, впился в нее зубами. Я с полной уверенностью вручил свою судьбу медведю, зная, что, испугавшись, он выручит из беды и себя и меня. Расчет мой, по счастью, оказался точным.

Мишенька, ничего не подозревавший и совершенно спокойно и миролюбиво опускавшийся в свою спальню, как только почувствовал, что за него крепко кто-то ухватился, мгновенно, как бешеный, метнул со всей силы передними ногами вверх и впился когтями в края ствола, и вниз полетели большие куски гнилого дерева. Если бы края дупла не выдержали тяжести его тела и он грохнулся бы обратно вниз, тогда, конечно, мне несдобровать и я был бы раздавлен в лепешку. Но, по счастью, кора, в которую он впился когтями, держалась прочно и не обломалась. Я снова почувствовал, что куски гнилого дерева разлетаются в разные стороны, но здесь отверстие было узким и не было оснований опасаться, что медведь сорвется. Не знаю, за сколько секунд он добрался до верха; мне эти секунды показались часами. Так как вверху было намного теснее, я в клочья изодрал свою охотничью блузу, рубаху и даже кожу на спине, но отчаянно и крепко сжимал пальцы и стискивал зубы, пока не увидел яркий свет и не почувствовал прочной опоры под собою на верхнем краю отверстия. Что было дальше, я почти не сознавал; знаю только одно, что выпустил медведя и крепко обхватил руками прочные края верхнего отверстия в дереве. От меня, как бешеный, обламывая кору кусками величиною в мою шляпу, не слез, а слетел вниз, на землю медведь и, прежде чем я успел выплюнуть куски его шерсти изо рта, он уже скрылся в чаше леса. Не удалось мне даже проговорить: «спасибо».

Я был спасен. С крайней осторожностью полез я вниз по трухлявому краю, потому что опасался, как бы он снова не обломился под моими руками: ведь во второй раз не пришел бы медведь спасать меня. Но наконец я схватился за крепкую ветку, и только тогда осознал, что опасность миновала. Я и до сих пор не понимаю, как мне удалось спуститься на землю по виноградной лозе. Как только я почувствовал, что ступил ногами на зеленую траву, тотчас упал на колени и молился так горячо, как никогда в жизни не приходилось молиться, от всего сердца благодаря Господа Бога.

- Ну, а что же, застрелили вы после того медведя? - спросил Георг.

- Застрелить этого медведя! - изумленно возразил старик. - Да я бы счел это убийством. Ведь он меня, хотя и не добровольно, но все же спас от ужасной смерти. Однако, Георг, уже поздно! - внезапно прервал старик свою речь, порывисто закутываясь одеялом. - У тебя уже совсем смыкаются глаза. Спокойной ночи!