Золото Калифорнии

ГЛАВА XIII

Дорога шла у самого берега реки; но вначале старик с мальчиком могли только медленно подвигаться вперед, так как Гектор иначе не был бы в состоянии за ними следовать. Несмотря на это, через час езды они нагнали обе повозки с переселенцами, которые выехали раньше их, когда они до вечера не могли разыскать пони и Москито. Как раз в эту минуту мужчины надели ярмо на волов и собирались двинуться в путь; две женщины и несколько детей, пользуясь чудным утром, немного раньше, чем тронутся повозки, пошли вперед.

Георг оглядел внимательно лица переселенцев, но между ними не оказалось его отца. Никто о нем ничего не знал. Только один из них высказал предположение, что тот, кого разыскивает мальчик, мог быть в тех двух повозках, которые едут немного впереди их.

Погибла еще одна надежда; но сердце человеческое всегда настойчиво цепляется за всякую новую надежду до того момента, пока не перестает биться.

Немного впереди, как лозунг прозвучали эти слова в сердцах обоих путников, и они поехали рысью по направлению к недавно построенному городу Сакраменто.

Местность представляла собою равнину, окруженную плотным кольцом дубовых деревьев, и почва должна была быть здесь превосходной. Однако нигде еще не встречалось обработанного поля и только однажды, по ту сторону реки, они увидели просеку среди леса, по-видимому, подготовленную для устройства фермы.

Было совершенно очевидно, что только что прибывшие в Калифорнию новые ее поселенцы еще не имели времени прийти в себя, отдохнуть от страшного напряжения сил в пути. Прежде всего они признавали необходимым попытать свое счастье на золотых приисках, так как собственно из-за этого они переселились в эту страну, а если там, на приисках, им не повезет и дела окажутся далеко не блестящими, тогда они всегда успеют заняться спокойным и тихим делом землепашца.

- Кто же будет пахать землю и сеять хлеб, когда стоит покопать на два фута глубже и сразу получить во сто крат больший урожай, притом чистым золотом, - говорили многие, с которыми Георг вступал в разговор по этому поводу.

До тех пор, пока весь этот народ питал себя такими надеждами и головы были забиты такого рода идеями, конечно, невозможно было ожидать, что они способны усидеть спокойно на одном месте и равнодушно относиться ко всем слухам о быстром обогащении на золотых приисках.

Наконец, наши путники добрались до города Сакраменто, находящегося у реки того же имени, и увидели, собственно говоря, город не раньше, как очутились уже чуть не в самом центре его. Что же это был за город? Георг невольно засмеялся, когда увидел на правильно разбитых улицах дощатые лавки и между ними множество белых, красных, голубых, зеленых, желтых палаток, торчавших, как во влажных местах грибы: то отдельно, то кучками, то сетью среди деревьев и кустарников. Они производили такое впечатление, точно выросли здесь сами, а не были сооружены рукою человека. Самые крошечные из этих палаток нередко увешивались громаднейшими вывесками. В особенности жилища врачей и адвокатов отличались необъятными вывесками из парусины в шесть футов длиной и соответствующей шириной, на которых они взывали к публике, а между тем сами жили и спали в тесной палатке из выбойки, имеющей вышину, ширину и длину не более пяти футов..

Рогатый скот, коровы, мулы и ослы, точно собаки, свободно бегали между палатками или располагались самым благодушнейшим образом среди улицы, так что повозки и лошади вынуждены были объезжать их кругом. Всюду была суета, оживленная деятельность, и на самой реке, а также у самого берега было множество больших барж и маленьких лодок, с полным грузом прибывавших из Сан-Франциско и здесь выгружавших товары. У самого берега появилось уже много гостиниц; все они, конечно, были не что иное, как дощатые бараки и палатки с исполинскими вывесками, обещавшими все возможное, но в действительности внутри этих гостиниц было очень мало, а иногда и ровно ничего из обещанного. Ослепляемые громкими и вычурными названиями гостиниц, посетители с первого же слова платили все, что от них требовали. После этого они могли отправляться, куда им угодно. Впрочем, никто не хотел и не мог долго оставаться на месте: все спешили, все напирали друг на друга, все стремились и торопились скорее попасть на золотые прииски. Нелепая уверенность, что они там легко заработают от 16 до 20 долларов ежедневно, побуждала легковерных и не-предусмотрительных золотоискателей относиться к тем деньгам, которые действительно находились в их карманах, как к чему-то ничтожному, никакого внимания не заслуживающему.

Нигде ни о чем другом не говорили, как только о золоте, так что всякие расспросы о прибывших чужестранцах оказывались совершенно бесплодными. Весь город был населен людьми, не знакомыми друг другу, чуждыми между собой; все были только что прибывшими; кто же будет заботиться о ком-то, кроме себя?

В палатках не стоило кого-либо расспрашивать, а потому наши друзья вдоль по улицам искали места, где останавливаются повозки переселенцев, прибывающих из стран по ту сторону гор. Хозяев повозок они расспрашивали о том, кто с ними одновременно ехал, и таким образом надеялись напасть на след тех, кого так настойчиво разыскивали. Но это нисколько не продвинуло их ближе к цели. Почти все эти повозки были проданы прежними владельцами местным перекупщикам, и что сделалось с продавцами и как они назывались, - этим последним никакого дела не было.

Раз торг состоялся и деньги перешли из рук в руки, то каждый тотчас шел своей дорогой, и встреться они на границе часом позже - никто из них не узнал бы друг друга.

В лавках ничего другого нельзя было купить, как только то, что было необходимо людям, живущим на золотых приисках: продукты, как, например, копченое сало, бобы, мука; грубая одежда и простыни, башмаки, лопаты, кирки, жестяные миски и так называемые люльки для протряхивания золота. Бараки с напитками и игорные палатки были всюду, и в то время как одна часть населения Сакраменто беспредельно суетилась, занималась делом и не имела ни минуты отдыха, другая часть населения слонялась, заложив руки в карманы, по широким улицам города и только переходила из одного питейного или игорного дома в другие.

Однако всюду, отчасти перед городом, частью даже в самом городе, на уже вымощенных улицах были зажжены костры и около них расположились лагерем отдельные группы новоприбывших переселенцев; у многих не было палаток и они размещались прямо под открытым небом. Кое-где виднелись нагруженные ручные тележки; в другом месте - мулы, нагруженные всякого рода посудой. Эти маленькие отряды, все без исключения вооруженные, двигались со всех сторон, торопясь попасть как можно скорее к вожделенным приискам.

Около одной из палаток, где продавали съестные припасы, и остановились наши приятели, намереваясь купить корабельных сухарей и копченого мяса для обеда. Георг вынул свой маленький кошелек, наполненный золотом, полученным за медведя, и заплатил свою долю за купленное. В эту минуту он случайно встретился глазами с человеком, стоявшим близко от него и, по-видимому, внимательно его рассматривавшим.

Парень в старой коричневой шляпе, из-под которой высовывались пряди всклокоченных жестких волос выглядел свирепо. Правая рука его была на перевязи, сделанной из синего хлопчатобумажного платка, и взгляд, которым он окидывал мальчика, был далеко не дружелюбным. Но как только он встретился глазами со взглядом Георга, не выдержал и тотчас, отвернувшись, медленно побрел по улице.

Георг в первую минуту сильно испугался, так как в этом бледном, злобном лице сразу узнал того, кого он увидел ночью при свете костра. Он был уверен, что это тот самый разбойник, который подкрадывался к его старому другу; уверенность его поддерживалась еще тем, что он заметил, что злодей не в силах был выдержать его пристального взгляда.

Быстро схватил он за руку своего спутника и передал ему в кратких словах свои соображения. Старик, тотчас посмотрев вслед уходившему, сказал:

- Вероятно, Георг, что ты вполне прав; рука на перевязи это достаточно подтверждает.

- Да неужели же мы его выпустим совершенно безнаказанным?

- Да что же мы можем сделать? - сказал старик, пожав плечами. - Где у нас доказательства? Правильно организованной полиции здесь вовсе не существует, а потому лучше будет, если мы займемся чем-либо другим. Каждый защищает себя как может, и если этот негодяй наказан твоим выстрелом - не станем с ним связываться, пусть убирается куда хочет. Исправится он, - тем лучше, следовательно, удар пули послужил ему предостережением. Не исправится, - тоже хорошо; тогда он, рано или поздно, не избежит заслуженной им кары, потому что здесь, в Калифорнии, если поймают преступника на месте преступления, разделываются с ним немедленно; для него же будет лучше, если он образумится. Однако почему ты решил, что он узнал тебя?

- Наверное, - воскликнул Георг. - На незнакомого человека он не мог бы смотреть так мрачно и злобно.

- Гм… весьма возможно! - пробормотал старик задумчиво и глядя перед собою. - Однако мне это очень не нравится: такой негодяй на все способен и может спокойно застрелить человека из мести, если это ему удастся сделать из засады. Но пусть он только появится! Бояться такой дряни нет оснований, потому что все они трусы. Но, во всяком случае, хорошо, что ты его узнал и, так как это ему известно, - а иначе он бы не ушел так поспешно, - он наверное будет остерегаться и не пожелает снова попасться нам на глаза.

Тем временем злодей не спеша шел по улице, пока не скрылся за поворотом, а наши друзья вскоре забыли о нем, занятые совершенно иными заботами. Хотя и тщетно, но они обошли все лагеря, побывали во всех палатках, всюду расспрашивая о родителях Георга. Никто ничего о них сказать не мог и даже двое знакомых родителей мальчика, с которыми они встретились в пути, тоже ничего не могли сообщить. Однако все советовали им отправиться в Сан-Франциско, где они обязательно найдут их. Но старик безусловно был против этого. Он доказывал:

- Это чистейший вздор! Чепуха невообразимая! Люди болтают зря, ровно ничего в деле не понимая. Прежде всего сообрази, какая масса людей находится в Сан-Франциско, живя в таких же палатках и деревянных бараках, как здесь. Поди-ка поищи в этом омуте того, кто тебе нужен! Кроме того, а это самое важное, я не могу допустить мысли, чтобы твои родители прямо отправились в Сан-Франциско, зная, что ты их разыскиваешь в местности около гор. Они знают, что с тобою не было денег, так как никакого понятия не могли иметь о любезности гризли и потому знают, что тебе невозможно заплатить за дорогу в Сан-Франциско.

- Да разве это стоит так дорого? - спросил Георг.

- Да что тут не дорого? Что здесь не стоит громадных денег? - пробурчал старик. - Дешевле тридцати долларов за каждого ни одно судно нас не примет на борт, и все-таки мы должны еще оставить здесь наших животных.

- Тридцать долларов! - с изумлением воскликнул Георг. - Но как долго приходится ехать?

- Всего от шестнадцати до восемнадцати часов и притом питаться мы должны за свой счет. Ну, да продовольствие дело не важное. Деньги у нас есть, и если бы была какая-либо надежда разыскать твоих родителей в Сан-Франциско, я бы ни слова не сказал и тотчас же сел с тобой на корабль. Во всяком случае, твои родители неизбежно находятся еще где-то рядом, или на приисках, или в одном из маленьких городков, поджидают тебя и, наверное, только тогда решатся отправиться в Сан-Франциско, когда окончательно потеряют всякую надежду найти тебя здесь.

- Ну так что же нам делать? - спросил Георг каким-то нерешительным тоном. - Если мы здесь, на возвышенности, встретимся с ними, так это все-таки будет чистейшей случайностью.

- Это совершенно верно, - возразил его старый друг. - Конечно, нам не следовало и не следует слишком много метаться туда и сюда, так как мы всегда их опередим, или свернем с их пути. Я советую следующее: мы отсюда снова поедем в сторону гор и даже той самой дорогой, которой прибыли сюда. Если мы их не встретим по дороге, что весьма возможно, то по крайней мере, во всякой торговой палатке мы будем оставлять записку с нашими именами и указанием того направления, по которому мы поехали дальше, и тогда, если твой отец будет кого-либо расспрашивать о тебе, он будет знать, где надо тебя искать. Если мы их теперь не встретим, чего я опасаюсь, то, приехав туда, из какого-либо маленького городка на приисках, я напишу письмо одному приятелю в Сан-Франциско, который там вместо нас будет собирать справки. Пока придет от моего приятеля ответ, мы отыщем себе на приисках какое-либо подходящее местечко для работы и будем промывать золото, как делают это все другие. Нам необходимо подумать о том, что надо зарабатывать деньги, а иначе мы проедим последнее, что имеем, и окажемся в скверном положении. Вот таков мой план. Ну, а ты что на это скажешь?

- Я? Господи, Боже мой! - возразил Георг. - Все, что я в состоянии сказать, это то, что от всей души благодарю вас за то, что вы так сердечно заботитесь обо мне.

- Та-та-та! - рассмеявшись, воскликнул старик. - Да разве ты забыл, что спас мне жизнь? В конце концов, это большего стоит, чем ты полагаешь! Кроме того, у меня имеются свои особые планы и намерения, о которых ты, может быть, со временем узнаешь и тогда убедишься, что не столько тебе, сколько самому себе я принес пользу, говоря относительно нашей поездки на золотые прииски. Теперь, если мы решились так поступить, то полагаю, мы лучше всего сделаем, если не будем попусту терять время, а двинемся в путь. А потому погуляй с часик по городу и присмотрись, что делается и как здесь живут, а я тем временем позабочусь о животных, так как я предпочитаю провести ночь в лесу, чем здесь в городе, где трудно найти даже двор для порядочного костра. Ну, как, по сердцу тебе это?

- Как и все, что вы прикажете!

- Хорошо; в таком случае, через час будь здесь у берега, около Слоновой гостиницы; ты, вероятно, заметил вывеску?

- Еще бы!

- Туда я приду за тобой и приведу животных. - С этими словами старик повернулся и зашагал вдоль по улице, к тому месту, где они, доехав до Сакраменто, оставили своих животных.

Георг, предоставленный на час самому себе, бродил медленно по наиболее оживленной части города. Сначала он наблюдал за выгрузкой и погрузкой на берегу, а потом пошел вдоль широкой улицы, проходившей через весь город.

Здесь его в особенности заинтересовали игорные дома, откуда доносилась громкая и чудная, никогда еще неслыханная им музыка. Как ему казалось, все совершенно беспрепятственно входили и выходили оттуда, вследствие чего он решился посмотреть, что там делается.

Все, конечно, было в этом домике очень просто, но для мальчика, в своей жизни ничего не видевшего, кроме леса, представляло так много нового и интересного, что он не мог наглядеться, не в силах был отвести глаз. Внутренние стены таких домов, по обыкновению, вместо обоев были обиты пестрой выбойкой, и на широких дощатых прилавках стояло множество стаканов и бутылок с самыми разнообразными напитками. По стенам висело множество картин. Самым занимательным казались мальчику музыканты, которым владельцы этих домов платили за привлечение посетителей своим искусством. Раз такие посетители попали в палатку, то их всегда умели привлечь к игорным столам, а там уже заботились о том, чтобы они проигрывали все свои деньги и таким образом, в придачу ко всему, оплачивали музыку.

Однако, что же это была за музыка? Понятное дело, что в только что открытой стране и при таких условиях хорошей музыки быть не могло. Да это и не требовалось. Если эти музыканты умели устроить «хорошенький спектакль», как это называли жители лесов, то все посетители были вполне этим удовлетворены и готовы были целые часы слушать, притом с величайшим наслаждением, игру на ручном органе или граммофоне.

Для Георга все это было ново, и он восхищался органом, изумляясь ловкости и искусству того, кто вертел ручку; настолько же восхищен он был большой трубой и тамбурином, на которых играли старик и девочка. Были также свирели или нечто вроде флейт; но с этим он был знаком и даже сам умел играть на них.

Невольно засматривался он также на игорные столы, около которых толпились кучками игроки и на каждую карту ставили полные пригоршни золота. Но почти без исключения все проигрывали, и только перед некоторыми игроками лежали кучи золота, становившиеся все больше и больше. Была минута, когда ему сильно захотелось попытать счастья и поставить деньги на карту, но он тотчас вспомнил о том, о чем предостерегал его старый друг и рассказывал об игроках, у которых всегда крапленые карты, а потому они всегда выигрывают. Он тотчас подавил в себе желание испытать счастье в картах и ограничивался только наблюдением за игрой и игроками.

В какую бы палатку ни пойти, везде слышался страшный шум. В одной играли на скрипке, в другой на органе, в третьей, рядом, играли на двух гитарах и пели, а в других палатках гремели трубы, литавры, барабаны, тамбурины, флейты, словом, все, что только можно было придумать по части музыкальных инструментов. Все это шумело на пространстве относительно ничтожном, и все эти палатки отделялись друг от друга только досками или ситцевыми занавесями. Естественно, что все это сливалось в один общий гул и гам, от которого немудрено было оглохнуть.

Время, назначенное ему стариком, почти прошло, и Георг уже собрался отправиться к берегу реки, как вдруг проходя около одной из палаток, он услышал такую дивную музыку, какой в жизни не слышал. Там собралось очень много народа и даже на улице перед палаткой стояла большая толпа и заглядывала туда. Георг также протиснулся в толпу, желая узнать, что там такое делалось. Между тем он не заметил, что за ним следит, не спуская глаз, человек с подвязанной рукой.

Сама палатка не представляла собою ничего особенного, в ней была такая же обстановка, как и во всех других, но замечательно в ней было то, что там какой-то человек играл так, что Георг никогда не предполагал, чтобы это было возможно.

Дело в том, что до сего времени Георг полагал, что одновременно один музыкант может играть только на одном инструменте, но теперь оказалось, что он заблуждался, так как человек, стоявший на небольшой эстраде, позади игорных столов, управлялся с шестью или семью инструментами одновременно. Звуки, издаваемые им, казались ему восхитительными.

На голове музыканта было что-то вроде каски из желтой меди со множеством маленьких колокольчиков: на шее была прикреплена какая-то семитрубная флейта, притом так, что, прикасаясь к ней ртом, он извлекал из нее звуки, не пользуясь для этого руками. Перед ним был большой барабан, висевший на нем, по которому он бил одной рукой, а другая рука приводила в движение прикрепленную к полу гармонику; кроме того, к коленям были прикреплены пластинки из желтой меди, которыми он ударял в такт, а к обуви, вместо шпор, были прикреплены колокольчики.

Словом, весь человек представлял собою, от головы до пяток, сплошной музыкальный инструмент, и каждое его движение было точно рассчитано и предусмотрено, так что все звуки сливались в одно стройное целое. Саму мелодию он воспроизводил на флейте и гармонике, а барабан, колокольчики и все остальное вторило ей в такт.

На ярмарках в Германии очень часто встречаются такие искусники, но для мальчика, выросшего в лесу, это представлялось чем-то совершенно необыкновенным, невиданным и неслыханным, так что он впился глазами в странного музыканта и забыл обо всем другом.

Опомнился он только тогда, когда почувствовал, что кто-то грубо схватил его за плечо и проговорил угрожающе:

- Вот он; это его дело! Я чувствовал, когда он вытаскивал!

- Такой молодой и уже такой ловкий мошенник! Где золото? Подавай-ка его сюда! - воскликнул другой муж-чина, с очень длинной бородой и высокий, как дерево, схватив мальчика за другое плечо.

Георг растерянно и в величайшем изумлении посмотрел на державших его за плечи двух человек. Он до такой степени увлекся рассматриванием музыканта, что понять не мог, что этим людям от него нужно. Изумление его усилилось, когда в одном из напавших на него он узнал человека с подвязанной рукою.

- Он спрятал бумажник в карман как раз в ту минуту, когда я появился, - закричал человек с подвязанной рукою; - поищите только у него в кармане; это новый кожаный кошелек.

- Да что вам от меня нужно? Оставьте меня в покое! - сердито крикнул опомнившийся наконец мальчик, пытаясь освободиться от державших его за плечи рук. Однако они держали его как в железных тисках, и длиннобородый воскликнул:

- Полегче, полегче, душечка, а то, пожалуй, и тумака попробуешь! Кто приказал тебе красть золото? Подавай-ка его сюда, пока просят по чести, а то придется с тобою иначе поговорить.

- Я украл? - вскричал пораженный Георг и почувствовал, как кровь прилила ему к лицу и слезы выступили на глазах.

- Вот смотрите, как он покраснел. Пожалуйста, добрые люди, сделайте мне одолжение, отберите у него деньги, я сам не могу, у меня рука болит. Он засунул деньги в карман. Они в новом кожаном кошельке.

- Негодяй! - отчаянно крикнул Георг, пришедший в исступление. - Ты обвиняешь меня в воровстве, а между тем сам…

- Довольно, замолчи, парень! - крикнули другие. - Подержите-ка ему руки, мы сейчас удостоверимся, правду ли говорит тот человек, - воскликнул длиннобородый.

- Прочь от меня! - закричал Георг, пытаясь схватиться за ружье; - это мои собственные деньги, и я их заработал.

- Да, да, все так говорят! - смеясь, возразил длиннобородый, в то же время всеми силами стараясь проникнуть рукою в карман Георга. - Ах, черт возьми, какая противная жаба! Да подержите же его, пожалуйста, покрепче. Ну, наконец, достал! Это ваш кошелек?

- Да, он самый! Благодарю вас! - воскликнул наглый обманщик. - Смотрите, господа, вот новый кошелек, и в нем все мое имущество.

Во время этой борьбы Георг отбивался что было сил, но, со всех сторон охваченный сильными руками, он под конец не в силах был двинуться и, кроме того, его же со всех сторон осыпали бранью и проклятиями.

- Такой молодой негодяй, - кричали некоторые, - едва вылупился из яйца и уже так нагло грабит. Он далеко пойдет. Лучше будет, если мы повесим его сейчас на ближайшем дубе! - кричали другие.

- Нет, не вешайте его! - воскликнул человек с рукою на перевязи, а лучше подержите его немножко, я сейчас приведу констебля; быть может, при нем имеются еще и у других украденные деньги.

- Не пускай его! Задержи его! - крикнул Георг, сообразивший, в чем дело. - Ведь он…

- Ты еще тут распоряжаться вздумал, бродяга ты эдакий! - крикнул длиннобородый и при том так сильно тряхнул Георга за плечи, что тот едва удержался на ногах.

- Да говорю же я вам!.. - снова крикнул Георг, но его тотчас прервало несколько голосов:

- Мы и знать не хотим, и слушать не будем; погоди, придет констебль, тогда будешь рассказывать, что вздумаешь.

В это мгновение раздался грозный голос:

- Это что тут такое? - В ту же минуту Георг почувствовал, что кто-то отбросил с его плеча руку долговязого бородача и при этом крикнул:

- Что вам нужно от мальчика?

- Ого! А вы-то кто такой, что позволяете себе вмешиваться, если мы здесь поймали вора? - воскликнул долговязый бородач, сердито смерив при этом седовласого человека изумленным взором, так как почувствовал, что рука его не уступит железным тискам.

- Слава Богу! Сам Бог мне вас послал! - радостно крикнул мальчик. повернувшись и узнав своего старого друга.

- Он украл! - выкрикнул из толпы кто-то очень тоненьким голосом.

- Врешь, ты, каналья! А ну-ка выйди сюда, я вгоню кулаками эту наглую клевету в твою подлую рожу, - закричал в ответ старик.

- Послушайте, старик, - сказал длиннобородый, злобно поглядывая, - я сам своими руками вынул из кармана мальчика кожаный кошелек с деньгами, принадлежащий тому чужестранцу.

- Это тот самый негодяй, которому я прострелил руку, - быстро проговорил Георг.

- А! Так значит вы оба мальчика обокрали? - крикнул старик гневно и смело подступая к длиннобородому. - Да куда же делся тот каналья?

- Его уже и собаками не догонишь! - воскликнул Георг.

Старик тотчас догадался, как произошло все это дело.

- Сто долларов даю тому, кто мне этого разбойника доставит сюда! - вскричал старик. - Сто долларов тому, кто первый его схватит!

- Так вот что! - воскликнул длиннобородый уже другим голосом, так как сообразил, что дело о воровстве не так ясно, как ему казалось. - Так вы даете сто долларов? Человек этот пошел за констеблем.

- Эх вы, пустоголовые! А вы ему сразу и поверили? - грозно кричал старик. - Кто хочет заработать сто долларов, пусть поторопится, так как тот негодяй наверное направился к лесу.

Предложенное вознаграждение соблазнило многих, и они побежали в разные стороны. Но все вскоре возвратились обратно и, понятно, не поймали негодяя, однако некоторые из них виделись даже с шерифом, к которому неизбежно должен был обратиться человек с перевязанной рукой, если бы действительно хотел привести констебля. Таким образом, все убедились, что они были одурачены мошенником и допустили, чтобы он ограбил ни в чем неповинного мальчика.

Старика это вывело из терпения; он был вне себя от негодования и, подойдя к игорному столу, ударил по нему своим могучим кулаком, так что все золото, разбросанное на столе, подскочило вверх, и испуганные игроки вскочили со своих мест. Старик грозно заговорил:

- Эх вы, черти! Ну, что теперь скажете? Что рожи корчите одну глупее другой? Да знаете ли вы, что этот негодяй с одним из своих товарищей в прошлую ночь подкрался к нашему костру и хотел убить нас, и этому помешала бдительность и отвага этого мальчика, прострелившего ему руку! А вы за это теперь накинулись на храброго мальчика, еще почти ребенка, отняв у него последние его доллары в угоду негодяю, по одному его ложному, клеветническому обвинению! Он нас выслеживал и под-стерег, когда мы покупали провизию в палатке! Стыдитесь! И вы еще называетесь разумными людьми, гражданами Соединенных Штатов!

- Черт побери! - сказал длиннобородый, запуская руку в карман и вынимая оттуда кошелек. - Мы хотели поступить как следует и не могли знать, что у какого-то мошенника хватит дерзости так нагло всех нас обмануть. Но я охотно из своего кармана возвращу часть этих денег, так как мне очень досадно, что мы оскорбили этого молодого человека.

- Оставьте при себе ваши деньги! - воскликнул старик, тотчас успокоившись и смягчившись, услышав эту дружескую речь. - Слава Богу, у меня достаточно денег и нам хватит. Но пусть этот случай будет вам на будущее предостережением.

- Ах, черт возьми! Да попадись мне этот негодяй в руки, я бы с ним хорошо рассчитался! - воскликнул длиннобородый.

- Едва ли попадется; он побоится снова появиться в Сакраменто, - пробурчал старик. - Однако, пойдем, Георг; мы потеряли много времени, а нам уже давно пора было двинуться в путь.

Они хотели выйти из дома, но в эту минуту длиннобородый заступил им дорогу, протягивая руку Георгу.

- Послушай, милый юноша, - сказал он, обратясь к мальчику, и на добродушном лице его промелькнула усмешка, точно он чувствовал себя пристыженным, - подай мне руку в знак того, что ты не сердишься за мою глупую выходку. Мне очень жаль, мне очень больно, что я сыграл с тобою такую скверную штуку.

Георг усмехнулся. Он был слишком добродушен, чтобы долго на кого-либо сердиться, а потому, пожав протянутую руку, ответил:

- Нет, теперь я уже больше не сержусь. Мне только очень досадно, что тому скверному человеку так легко удалось достигнуть цели, и теперь он над всеми нами смеется.

- Ну, знаешь, что я тебе скажу, - возразил длиннобородый, крепко пожимая руку Георга, - не всегда же ему повезет, а если мне посчастливится, и он когда-нибудь попадется, уж он у меня больше не засмеется. Как тебя зовут?

- Георг Уаклей.

- Уаклей из Арканзаса?

- Да.

- Сын Джона Уаклея из Арканзаса?

Георг утвердительно кивнул головой.

- Боже мой! Так ты сын Джона Уаклея, этого справедливейшего человека во всем Арканзасе? Ах, я олух! Что же я наделал ! Ну, да ничего; ведь не так необъятна Калифорния, чтобы мы в другой раз не могли встретиться!

- Так вы знакомы с Джоном Уаклеем? - вмешался в разговор старик.

- Еще бы! - отвечал долговязый. - Мы были соседями в Миссури раньше, чем он женился на своей теперешней жене. Я, конечно, тогда был еще очень молодым человеком, немного вот старше его; мне известно, какие штуки проделывал с ним отец и как всем было жаль, когда Джон уехал от нас.

- Гм… А вы его здесь, в Калифорнии, не встречали?

- Никогда; а он давно уже здесь?

- Всего два дня тому назад. Вот этот мальчик разлучился со своими родителями и никак не может их найти.

- Так он не знает, где их искать?

- Никаких следов, никаких известий о них нельзя было собрать.

- Гм… гм… гм… - пробурчал долговязый, - какая досадная история. Но погодите, я на этих днях отправлюсь в Сан-Франциско и если что-либо узнаю о родителях Георга, тотчас вас извещу.

- Вот это было бы отлично! - воскликнул старик. - В таком случае адресуйте письмо на имя Георга Уаклея в Юба-Сити, при устье Юбы. Будете ли вы так любезны исполнить эту просьбу?

- Написать? Гм… гам… - сказал долговязый несколько смущенно и при этом покраснел до ушей. - Да вот, видите ли что, писать-то я не мастер, а вот винтовка - мое дело. Но ничего, - добавил он скороговоркой, - уж я сумею найти такого, который мне это дело обделает, и можете быть уверены, что я исполню свое обещание. Куда же вы теперь отправляетесь?

- Опять наверх, в рудники, - отвечал старик, - потому что, весьма вероятно, что родители Георга разыскивают своего сына прежде всего в той местности, где расстались с ним, а потом уже отправятся в Сан-Франциско. Быть может, мы встретимся с ними на пути.

- Отлично! Итак, писать в Юба-Сити. Прощай, Георг, - добавил долговязый, снова взяв руку мальчика и с чувством ее пожимая. - Можешь быть спокоен, если только мне придется встретиться с тем негодяем, я непременно отниму у него твои деньги, хотя для этого пришлось бы всю душу из него вынуть.