Золото Калифорнии

МОГИЛА СРЕДИ ЛЕСНОЙ ГЛУШИ

Весной 18… года на склоне лесистого холма, неподалеку от реки Уабаш, катившей прозрачные воды в Огайо, отдыхали два человека. Младшему из них было не более двадцати четырех лет, и одеждой своей он походил больше на моряка, чем на охотника. На светлых курчавых волосах была надета, довольно кокетливо, низкая шляпа, обхваченная широкою лентой; плечи, которыми мог бы гордиться сам Геркулес, мощно бугрились под синею матросскою курткой; панталоны из белого холста придерживались поясом с торчащим ножом в широких кожаных ножнах. Красная фланелевая рубашка и черный шелковый галстук дополняли этот костюм; одни только шитые высокие сапоги - мокасины - указывали на то, что молодой человек был более знаком с лесной жизнью, нежели с судовой.

Рядом с ним летал убитый медвежонок, на которого поглядывала со злобой превосходная бурая борзая, тяжело переводя дыхание и зализывая раны - победа над зверем досталась ей не даром.

Второму охотнику было лет шестьдесят. Пониже ростом и не так крепко сложен, как его спутник, но в нем не было еще ничего стариковского. Глаза светились еще юношеским блеском, щеки горели здоровым румянцем. Одет он был в охотничью бумажную блузу, но вместо короткого матросского ножа у него висел сбоку длинный и широкий тесак.

- Том, - сказал он товарищу, - запаздывать здесь не годится. Солнце скоро зайдет, а нам еще далеко до реки.

- Всего километр, никак не более, - ответил молодой человек. - Но, Эджворт, как ни старались бы нанятые нами люди, им не довести сюда к вечеру нашей лодки. Они должны будут остановиться, когда начнет смеркаться, чтобы не наткнуться на какой-нибудь подводный камень или затонувший пень. Плыть по Уабашу небезопасно.

- Вы хорошо знакомы со здешнею местностью?

- Еще бы! Я охотился здесь в продолжение двух лет и знаю тут каждый ручеек, каждое дерево. Это было еще до того, как я познакомился с Диксоном и отправился на его шхуне в Бразилию. Бедняга! Не ждал он тогда себе такого конца…

- Вы не рассказывали мне подробно об этом грустном событии, Том.

- Расскажу хоть сегодня, если хотите, но прежде разведем огонь и закусим, чтобы потом выспаться хорошенько до рассвета и тогда уже пойти ждать нашу барку…

- Вы уверены, что они не пройдут мимо?

- Будьте спокойны! Билл знает, где надо пристать.

- Если так, примемся за дело! - сказал Эджворт, разводя костер из валежника, находившегося близ соседнего ручейка.

Скоро пламя охватило сухие сучья, и старик, отрезав несколько ломтей от медвежьей туши, поджаривал их на угольях.

Спутники поджидали плоскодонное судно, перевозившее товар в Новый Орлеан из поместья, принадлежавшего старому Эджворту в Индиане. На этот раз лодка была загружена виски, луком, яблоками, окороками, копченой дичиной, сушеными персиками и кукурузой. Сверх того Эджворт вез с собою порядочную сумму денег для закупки товаров, которые было трудно найти в его краях.

Том был сиротой и приходился дальним родственником Эджворту. Он намеревался тоже обзавестись фермой на берегах Уабаша, но увлекся рассказами Диксона, старого приятеля его покойного отца, и отправился с ним в Новый Орлеан. Сбыв там выгодно свои товары, Диксон и

Том посетили Гавану, а затем Бразилию, но здесь Диксон был вероломно убит. Том воротился домой, но не захотел жить в своей усадьбе и стал просить Эджворта позволить ему плавать с ним по Миссисипи. Старый фермер был недоволен такою просьбою: ему казалось, что молодому человеку следовало бросить бродячий образ жизни, заняться самостоятельно хозяйством и стать наконец степенным, достойным уважения фермером. Но Том уперся на своем и теперь, отдыхая со спутником в лесу, восхвалял прелести вольной жизни.

- Особенно хорошо здесь, - весело говорил он, - когда погода хороша и попадется на зуб такое вкусное кушанье, как эти кусочки медвежьего мяса…

- Но вы обещали рассказать мне о Диксоне, милый Том, - заметил старик.

- Расскажу, но эта история невеселая. Мы вошли в речку Сан-Хозе, надеясь сбыть наши пшеницу, лук, виски и жесть местным плантаторам, но нам пришлось заночевать в пустынном месте, прежде чем мы добрались до какого-нибудь поселка. Причалив наше суденышко, сами мы улеглись спать на берегу, не приняв никаких мер предосторожности. Я заснул, но Диксон скоро разбудил меня, заслышав какой-то шорох. И я тут только сообразил, что на нас могли напасть врасплох краснокожие. Диксон бросился к лодке с криком: «Вставайте все! Грабят!», но споткнулся и упал; едва успев вскочить на палубу судна. Экипаж наш состоял всего из трех матросов и одного юнги. Пока они проснулись и поняли, в чем дело, я мог только схватить попавшуюся мне под руку острогу и ею наносил удары грабителям. Они попадали в воду, а юнга, по счастью, догадался перерубить канат, прикреплявший лодку к берегу. Нас отнесло тотчас же на середину реки. Двое из наших матросов, Мелерс и Гевитс, говорили, что отбили пятерых индейцев, уцепившихся за борт нашей лодки. Так ли было, не знаю, но наш бедный капитан лежал мертвый на палубе: грудь ему пробило насквозь копьем, а голову раздробило палицей…

- Что же вы сделали с грузом?

- Я продал его, накупил другого товара и прибыл месяца через четыре, в Чарльстоун, где жила вдова Диксона. Она поплакала о муже, но, правду сказать, деньги, которые я ей привез, помогли ей скоро утешиться. Всего через два месяца она была уже замужем за соседом-плантатором. Увы, так было в мире всегда…

- Она могла знать, что ее мужа нет более в живых, - задумчиво проговорил старик. - А каково оставаться в неизвестности об участи своих близких - ждать ежедневно их возвращения и приходить наконец к мысли, что любимого существа давно уже нет, что даже прах его развеян…

- Такая неизвестность насчет судьбы близких нам людей дело самое обыкновенное! - сказал Том. - Сколько людей гибнет безвозвратно каждый день…

- Случается, однако, что и возвращаются неожиданно, - возразил Эджворт. - Однако как здесь неловко лежать; должно быть, я разостлал одеяло на кочках.

Он привстал, чтобы перенести свою подстилку на другое место, но Том, помогавший ему, воскликнул:

- Немудрено, что вам было неудобно лежать! Это даже не кочки, а кости оленя!

Эджворт поднес одну из костей ближе к огню.

- Том, - проговорил он, - это кость не оленья!

- Ну, может быть, волчья или медвежья, проворчал молодой человек, уже успевший задремать.

- Мне кажется, что это кость, принадлежавшая человеку, - продолжал Эджворт. - И именно берцовая кость…

- Так не давайте дотрагиваться до нее собаке, - проговорил Том с тревогой, поднимаясь и оглядываясь кругом.

- Что такое? - спросил старик, озадаченный его очевидным волнением. - Кость действительно человечья…

- Если так, - сказал Том, - то я знаю, кому она принадлежала. Когда мы нашли труп, то зарыли его в хворост… Вот почему здесь и такая куча сухих ветвей… Да, это именно то место… Вот и дуб, на котором я вырезал крест…

- Но что это был за человек? Как он умер?.. - спросил Эджворт.

- Я не могу ответить подробно на это; знаю только, что убил этого несчастного один лодочник с целью поживиться несколькими долларами. Этот Билли…

- Кто это, лодочник?

- Нет, убитый. Он служил на нашей шхуне, но нанялся к нам всего дня за четыре перед тем, так что я ничего еще не знал о нем… Кажется, он был из Огайо… Ну, этот Билли имел неосторожность показать тому негодяю свои деньги, и, когда мы сошли на берег и уселись у огня, лодочник стал уговаривать его поиграть в карты, но Билли отказался, а это рассердило мошенника. Он не выдал, однако, своей досады и пригласил Билли ночевать с ним на шхуне. Мы остались на берегу, но утром, воротясь к судну, не нашли людей. Прождав бесполезно до вечера, мы заметили стаю коршунов, летевших по одному направлению. «Чуют труп», - сказал один из наших товарищей, старый охотник. Нет сомнения, что этот злодей убил Колченогого…

- Колченогого! - повторил Эджворт с ужасом. - Отчего вы прозвали так этого Билли?

- Оттого, что у него правая нога была немного покороче левой и он прихрамывал на ходу… Мы пошли отыскивать труп, и я никогда не забуду того зрелища, которое представилось нам… Мы увидели несчастного и коршунов… Но что с вами, Эджворт?.. Вы бледнеете… вы…

- Скажите, у этого Билли, или Колченогого, как вы его называете, был шрам на лбу?

- Да, широкий багровый рубец… Вы знали этого человека?

Вместо ответа старик опрокинулся навзничь с громким воплем.

- Но что с вами, Эджворт? - воскликнул испуганный Том. - Говорите, ради Бога! Вы знавали бедного малого?

- Это был мой сын… - прошептал старик, закрывая лицо руками.

- Да помилует вас Господь!

Наступило молчание. Старик прервал его:

- И вы не зарыли покойного?

- Мы сделали, что могли, - ответив Том, подавляя свое волнение. - С нами не было других орудий, кроме индейских кистеней, а земля была сухая и твердая… Но к чему эти подробности, которые только расстраивают вас?..

- Нет, нет, говорите! - сказал Эджворт умоляющим голосом. - Я хочу все знать.

- Мы навалили на него такую гору валежника, чтоб ее не могли разгрести хищные звери, - продолжал Том, - а затем я вырезал ножом небольшой крест на стволе этого дерева.

Старик просидел еще какое-то время молча, потом осмотрелся печально кругом, произнося дрожащим голосом:

- Так мы отдыхали на твоей могиле, милый мой Уильям!.. Какой конец, Боже мой!.. Но я не хочу, чтобы останки твои остались без погребения. Вы поможете мне зарыть их, Том?

- Охотно, но у нас нет никаких лопат…

- В лодке найдутся ломы и заступы, мои люди помогут… Не оставлю же я сына без погребения!.. Это все, что я могу для него сделать. Боже мой! Я все надеялся обнять его еще раз, а вот пришлось мне только найти его кости среди пустыни!.. Спите, Том, вам необходим отдых после тяжелого дня… Я постараюсь тоже заснуть.

Он прилег, чтобы заставить и молодого человека сделать то же, но не сомкнул глаз в скорби. Едва потянуло утренним ветерком, он встал, подложил хвороста в костер и начал собирать в одну кучку все кости. Проснувшийся Том молча помогал ему, но, подойдя случайно к кусту, у которого лежала собака, остановился с удивлением.

- Что с тобою, Волчок? - сказал он. - Что тебе вздумалось рычать на меня? Не узнал, что ли?

Но собака продолжала ворчать, помахивая в то же время хвостом и как бы желая этим сказать: я знаю, что ты друг, но все же не подпущу к этому месту.

- Что это может значить? - спросил Том, обращаясь к Эджворту.

Старик подошел к собаке и увидал у нее под лапами череп своего сына.

- Неужели ты узнал, что это принадлежит твоему хозяину, Волчок? Помнишь ты его, добрый мой пес? - сказал старик дрогнувшим голосом.

Волчок приник к земле, смотря пристально на Эджворта, и испустил тихий, жалобный вой. Бедный отец не выдержал более: он опустился на траву, обвил шею собаки руками и зарыдал. Волчок лизал ему лицо, стараясь положить лапу на плечо.

- Это удивительно! - сказал Том, тронутый поведением собаки.

- Узнал своего хозяина… вспомнил, - говорил Эджворт, лаская животное. - Мне это отрадно, добрый мой Волчок.

Он поднялся с трудом на ноги, продолжая гладить собаку. В эту минуту с реки раздался выстрел.

- Это наши! - сказал Эджворт. - Окажите мне услугу, Том, позовите их сюда.

Молодой человек пошел к лодке. Старик, оставшись один, опустился на колени перед дубом на могиле его сына. Он молился усердно перед начертанным на дереве крестом, но лишь только заслышал шаги приближавшихся людей, поднялся на ноги и пошел твердою поступью им навстречу, сохраняя спокойный вид.

Том рассказал матросам о том, что случилось, и они принялись безмолвно рыть яму для погребения костей. Покрыв останки землею, они навалили на могилу насыпь и воротились так же молча к лодке, унося с собою медведя, убитого Томом и Эджвортом.

- Эй! Никак свежее жаркое? - крикнул им остававшийся на вахте матрос, человек самой отталкивающей внешности, рябой и с жесткими всклокоченными черными волосами. - Вот за это спасибо капитану! Ну что же, плывем дальше? Медлить нечего, вода спадает.

- Еще дело есть, - ответил один матрос.

- Чего еще?

- Надо отнести туда кирпичей, чтобы сложить хоть какой-нибудь памятник.

- Вот дураки! Хотят разобрать печку! На чем же будем мы себе пищу готовить?

- Найдем других кирпичей в Винсене, - сказал Том. - Помоги нам.

- Вот еще! Я нанялся быть лоцманом, а не кирпичи таскать! - ответил тот грубо и растянулся на палубе. - Придумали тоже! Хоронить кости, хотя они сгнили бы и без вас!

Никто из матросов не ответил на непристойную выходку. Каждый из них взвалил себе на плечи кирпичей сколько мог, и через полчаса над могилой убитого охотника возвысился маленький памятник. Потом люди счистили мох, начавший покрывать крест, вырезанный на стволе дерева, и пошли обратно к реке со своим хозяином; он пожал им всем руки, когда они кончили свою работу, и направился к берегу впереди всех, твердой походкой, вскинув карабин себе на спину.

Громадные весла грузового судна снова задвигались, направляя его на середину реки. Когда оно тронулось плавно вниз по течению, матросы позволили себе отдохнуть; улеглись на палубе, греясь под лучами солнца, золотившего верхушки деревьев. Эджворт, сидя на корме вместе с Волчком, не сводил грустного взгляда с величественной чащи; но скоро в извилине реки крутой утес заслонил горизонт, и характер пейзажа изменился. Река Миссисипи, по которой неслось судно уабашского фермера, катила свои воды уже между каменистыми высокими берегами.