Золото Калифорнии

ГЛАВА V

После отъезда Роусона, отправившегося проповедовать в другую ферму, Марион, все еще не успокоившаяся от пережитых волнений, бледная и заплаканная, сидела у камина. Около нее стояла старушка-мать, утешавшая девушку как могла.

Гарпер, Браун и Робертс сидели тут же, покуривая трубки и разговаривая о текущих событиях.

- Полно же, моя дочурка, - говорила мистрис Робертс. - Чего ты волнуешься?! Все обошлось благополучно. Твой жених здоров и невредим. Он поехал теперь другой дорогой, чем Регуляторы, следовательно, никакая опасность ему не угрожает. Поди-ка лучше на воздух, право, это лучше всего успокоит тебя. Стыдись, такая взрослая девица, и вдруг плачет! Мистер Браун, - обратилась она к молодому человеку, видя, что грусть все не покидает Марион и слезы медленно, одна за другой, падают на руки, - будьте добры, уговорите эту непослушную особу пройтись немного и сами проводите ее. Свежий воздух и ходьба - самое лучшее лекарство.

- Конечно, мисс Марион, - с готовностью поднялся Браун, подходя к ней и предлагая руку, - пойдемте-ка, развлекитесь немного!

Марион наконец немного успокоилась и послушно отправилась за Брауном.

Солнце начинало уже закатываться. Длинные тени деревьев тянулись через дорогу, раздавалось пение птиц и крики попугаев. По сучьям гигантских пихт весело скакали белки, кидая вниз ореховую скорлупу, звонко ударявшуюся о землю. Изредка среди леса на тропинке показывалась олениха с детенышами и, высунув голову, долго прислушивалась к обычному лесному шуму, все время оглядываясь, не грозит ли какая-нибудь опасность ее детенышам. Марион и Браун, шедшие по тропинке, не возбуждали опасения в этих животных, которые точно чутьем угадывали, что это - не враги. Кругом царила торжественная тишина векового девственного леса, нарушаемая лишь монотонным шелестом листьев гигантских дубов.

- Я, право, не знаю, как и благодарить вас, мистер Браун! - начала молодая девушка. - Вы с такой готовностью защитили честь мистера Роусона, подвергая опасности самого себя, что…

- О, мисс Марион, опасность была вовсе не велика, - перебил ее смущенный похвалой Браун, - человек, постоянно толкующий, что он всех и вся уничтожит и убьет, - трус! Он и Роусона-то задел, будучи уверен, что тот ему не ответит, как того и требовало его положение.

- Вы, кажется, все-таки сомневаетесь в мужестве мистера Роусона? - спросила Марион.

- О, нисколько! Он не мог ответить на оскорбление ударом ножа: ведь он проповедник!

- Как бы там ни было, я счастлива, что вы питаете такие искренние дружеские чувства к мистеру Роусону, - сказала девушка. - Скажите, когда вы с ним познакомились?

- Какая у меня с ним дружба?! - изумился Браун. - Да я с ним и вижусь-то первый раз!

- И вы все-таки рисковали своей жизнью из-за незнакомого человека? - с удивлением смотря на собеседника, спросила Марион.

- Он - ваш жених, и этого для меня довольно. Я видел, как вы побледнели при нанесенном ему оскорблении, и не мог сдержаться. Однако что с вами, мисс Робертс? Вам опять дурно? Присядьте вот сюда, на этот пень! Отдохните немного!

Марион машинально последовала за своим спутником и так же машинально опустилась на пень, к которому подвел ее молодой человек. Видимо, какая-то назойливая мысль сильно занимала ее.

- Скажите, Браун, правду мне говорил отец, что вы собираетесь покинуть нас и принять участие в войне за независимость Техаса? Что вас заставляет решиться на такой шаг?

- Многое, мисс! Я хочу развлечься, хочу отделаться от некоторых мучительных воспоминаний, и лучшее средство для этого - война. Впоследствии, если все благополучно кончится, я вернусь, и тогда отец ваш предлагает мне заняться вместе с ним торговлей лошадьми.

- Стало быть, вы несчастливы, если бежите отсюда? Как жаль, что Арканзас вам неприятен, а я так люблю нашу страну!

- Ваша любовь к стране, где вы встретили любимого человека и стали счастливой, вполне понятна. В таком случае можно полюбить страну и худшую, чем Арканзас. Я же был здесь несчастлив!

- А кто же, по-вашему, счастлив здесь? - задумчиво спросила девушка.

- Несомненно, Роусон! - смело ответил Браун, даже сам испугавшись такой смелости.

- Нам, кажется, уже пора вернуться домой! - вдруг порывисто встала со своего места Марион. - Да и москиты перед заходом солнца здесь невыносимы.

Молодые люди повернули обратно и шли молча, не обменявшись ни одним словом.

- Скажите, Браун, ведь вы живете со своим дядей? - спросила Марион, чтобы хоть как-нибудь нарушить тяжелое молчание.

- Да, мисс, мы живем вместе с ним, по-холостяцки, - скучная жизнь! Я слышал, что мистер Роусон собирается поселиться неподалеку? - спросил он в свою очередь. - На днях, как он при мне говорил вашему отцу, он получает большую сумму денег и тогда…

- Тогда состоится наша свадьба, потому что отец иначе не соглашается выдать меня за мистера Роусона. Он и вообще против этого брака.

- Странно, - сказал Браун, - быть против возможного счастья дочери.

- Он уверен, что я не буду счастлива.

- Что за пустяки! Любовь неразлучна со счастьем!

- Не знаю!

- Не знаете? Так, значит, вы не любите мистера Роусона?

- Видите ли, в чем дело. Мать моя очарована этим благочестивым и вежливым человеком и всеми силами старается устроить мою судьбу с ним. Она уверена, что это - самый подходящий жених для меня, потому что сватавшиеся за меня окрестные молодые фермеры все так дики и грубы. Ни один из них мне положительно не нравится. Мое уважение принадлежит всецело мистеру Роусону, этому деликатному, умному человеку, с хорошими манерами и приличным поведением. Он, часто бывая в наших местах, познакомился с нами, заезжал к нам, понравился матушке и наконец поселился по соседству. Я никак не подозревала, что он хочет жениться на мне, и была крайне изумлена его предложением. Отец, питающий к этому человеку какую-то непонятную неприязнь, сначала упорно не соглашался дать свое благословение на этот брак, что послужило поводом к неоднократным сценам между ним и матерью. Наконец мать сумела убедить его, и вот - я невеста Роусона. Через месяц, когда он окончательно устроится, назначена свадьба, и я стану его женой.

Последние слова девушка договорила таким унылым, печальным тоном, что сердце Брауна невольно дрогнуло. Он взглянул на свою спутницу, но та в это время отвернулась, и широкие поля шляпы скрыли ее личико от пытливых глаз молодого человека.

- Мистер Браун, - продолжала через несколько мгновений девушка, - я вам совершенно откровенно рассказала немудреную историю моей жизни. Неужели подобное доверие не заслуживает такого же и с вашей стороны?

- Рассказ о моей жизни будет, пожалуй, не столь интересен, как ваш. Жизнь моя не оставила у меня никаких приятных воспоминаний. Еще мальчиком я переселился с отцом из Виргинии, моей родины, в Кентукки. Тогда эта страна была почти совсем необитаема, и мы были там первыми белыми. Постоянно приходилось нам выдерживать нападения краснокожих, тревоживших нас своими набегами. В одно из таких нападений отец мой, а вместе с ним и другие белые были убиты. Каким-то чудом уцелел только я один. Добравшись до ближайшего поселка, я поднял на ноги всех окрестных жителей, и мы справили жестокую тризну по убитым индейцами. У вас волосы бы поднялись дыбом от одного рассказа об этом избиении краснокожих, но, что делать, они в свою очередь совершали над белыми еще худшие вещи, и нужно было отучить их от этого. Одинокий, как перст, я решил поселиться у дяди в Фурш-ла-Фаве, где он сам только что устроился. Проезжая верхом по незнакомому еще лесу, я как-то заблудился и выехал к одной ферме. Там я встретил прелестную девушку, сразу пленившую мое сердце, ранее бившееся совершенно спокойно. Вот, подумал я, возможность и угодить дяде, все время пристававшему ко мне с уговорами о женитьбе, и самому насладиться счастьем, какое только возможно на земле. Не долго мне пришлось радоваться. Я тогда же узнал, что… эта девушка - невеста другого! С тех пор жизнь окончательно опротивела мне. Я прожил еще несколько дней у дяди, затем уехал в Техас, снова вернулся и опять уеду все таким же несчастным, с разбитым сердцем. Вот моя жизнь, Марион. Не правда ли, мне нельзя позавидовать?

Марион ничего не ответила на это, но две горячие слезинки повисли на длинных черных ресницах ее. Браун, однако, не заметил этого, внимание его вдруг было привлечено необычайным шумом, раздавшимся в густых кустах, мимо которых пролегала тропинка. Он ясно расслышал там чьи-то мягкие шаги по сухой листве и только, почуяв опасность, остановился и схватился за оружие, как кусты раздвинулись, и громадная пантера, одним прыжком перескочив через кустарник, очутилась перед гулявшими. Глаза ее горели, как уголья, а из разинутой пасти вырывалось сердитое рычание, выражающее гнев на непрошеных гостей, потревоживших ее покой.

Испуг лишил молодую девушку сознания, и она как подкошенная упала на руки Брауна. Тот, подхватив ее левой рукой, правой вытащил из-за пояса пистолет, раз уже помогший при столкновении с Гитзкотом. Зверь, пораженный таким близким соседством людей, казалось, был в нерешительности: нападать или бежать.

Молодой человек, давно уже привыкший к внезапным опасностям и умевший смело смотреть в глаза смерти, к чему ею с малолетства приучили бродяжническая жизнь в прериях, встречи с дикими зверями и индейцами, конечно, и здесь не растерялся. Хладнокровно прицелившись, он спустил курок пистолета, и только тяжесть тела девушки несколько отклонила верность прицела: пуля, миновав голову, засела в правом плече зверя. Пантера, ошеломленная и неожиданной встречей, и выстрелом, испустила пронзительный вой, и затем все стихло. Только широкая полоса крови показывала, что пуля не пропала даром.

- Мисс Марион, успокойтесь! Зверь испугался моего выстрела и убежал, опасность прошла! - успокаивал Браун дрожавшую от страха девушку. - Полно, перестаньте, Марион, ведь вам теперь уже нечего бояться.

Однако пережитые волнения были настолько сильны, что девушка не выдержала и, разрыдавшись, прильнула к давно любимому ею человеку на грудь. Браун теперь только понял, какое счастье могло бы ожидать его, если бы он не опоздал. Увы - она была невестой другого.

- Марион! - горестно воскликнул он. - Самый счастливый день моей жизни в то же время и самый несчастный. Я любил и люблю вас безумно. Я отдал бы полжизни за счастье обладать вами. Теперь же, когда я знаю, что и вы любите меня, но не можете быть моей, мне вдвое тяжелее, чем раньше. Однако мы должны расстаться, я не хочу стать на дороге вашего избранника. Я уеду в Техас и там в тревогах лагерной жизни и громе битв постараюсь забыть то, что для меня дороже жизни! Завтра же меня не будет в Арканзасе, но я чувствую, что забыть вас окажется выше моих сил!

Марион инстинктивно склонила голову к нему на плечо, и молодые люди замерли в первом объятии. Они стояли молча, наконец Браун усадил девушку на поваленный бурей ствол дерева и спросил ее:

- Марион, скажите мне откровенно: любите ли вы своего будущего мужа?

- Нет, не люблю! - совершенно открыто ответила она. - Матушка настолько симпатизирует ему, что уговорила меня выйти за него замуж. На меня же лично Роусон не произвел никакого впечатления. Правда, он очень деликатен, вежлив, набожен, и только полное отсутствие кого бы то ни было более интересного пробудило во мне чувство, которое казалось мне любовью, но с вашим приездом я поняла, что люблю только вас одного, Роусона же уважаю, и не больше! Однако довольно. Наше долгое отсутствие может показаться подозрительным и неприличным. Это свидание с вами должно быть последним, сжальтесь надо мной и не добивайтесь наших встреч, иначе я не выдержу тоски и страданий!

- Да, Марион, вы правы, нам нужно расстаться. Я провожу вас до дома, и больше мы с вами не увидимся. Дай Бог, чтобы Роусон сумел сделать вас такой счастливой, как вы того заслуживаете! А обо мне лишь изредка вспоминайте как о человеке, который вас любит больше всего на свете и скоро, быть может, прольет кровь за лучшую долю человека - свободу. Прощайте!

Молодые люди обнялись еще раз, и в воздухе прозвучал их первый и последний поцелуй. Наконец Марион вырвалась из объятий обезумевшего от горя Брауна и быстро направилась к дому. Молодой человек последовал за ней.

Гарпер и Робертс, слышавшие выстрел Брауна и встревоженные долгим отсутствием молодых людей, вышли из дома и попались им навстречу. Хозяин взял дочь за руку, а Гарпер и Браун шли за ними в некотором отдалении. Молодой человек тотчас передал дяде свое решение завтра же отправиться в Техас.

- Но что за глупая поспешность! - с беспокойством сказал Гарпер. - Да и как же я останусь один? Это даже неприлично. Нет, голубчик, как хочешь, а я буду вынужден лишить тебя наследства! - принужденно рассмеялся он, хотя деньги, дом и земли на самом деле принадлежали его племяннику.

- Дядя, я должен ехать! - серьезно сказал Браун.

- Но почему, объясни мне, пожалуйста!

Браун ничего не ответил, он только отвернулся, чтобы скрыть выражение страдания, молча пожав руку дяде.

- Завтра утром, - продолжал он, справившись наконец со своим волнением, - я уезжаю в Литл-Джен, откуда вернусь домой через неделю, чтобы окончательно приготовиться к поездке в Техас. Вы же пока переговорите с Робертсом относительно продажи его гнедого, да приготовьте несколько зарядов и малую толику съестного, вот и все!

- Да ну идите же скорее! - раздался в это время голос фермера. - Что вы там застряли и секретничаете, ужин давно готов!

- Так ты еще вернешься домой через неделю? - тихонько спросил Гарпер у племянника.

- Ну конечно, ведь мне же необходима лошадь. А теперь прощайте, пока не говорите Робертсам, что я обещал вернуться! - с этими словами Браун быстро отошел.

- Да вы один, Гарпер! - обратился к нему старик хозяин, когда охотник вошел в комнату. - А где же Браун? Ужин простынет окончательно, и в этом будет виновата его медлительность. Чего он там копается?

- Кто его разберет, - печально ответил Гарпер, - он уж уехал!

- Как уехал? Когда? - встревожились хозяева. - Отчего же он ничего не сказал нам?

- Мне он по крайней мере говорил, - вмешалась Марион, - что его ждет какое-то неотложное дело в Литл-Джен, и он очень жалел, что не сможет остаться с нами.

- Да, да, - вдруг заторопился Гарпер, - ему крайне необходимо было ехать. Лучше будет, если я его провожу, потому что, вероятно, он не справится со своими делами раньше нескольких дней.

- Успеете еще, мистер Гарпер, - недовольным тоном сказала старушка, - дела вашего племянника далеко не убегут, если вы закусите с нами на дорогу.

- Нет, уж извините, лучше я завтра к вам заеду утречком, и мы с Робертсом, позавтракав у вас, отправимся вместе на охоту. Эй, послушай, - обратился он к негру-слуге, - веди поскорее мою лошадь! Так решено, завтра утром я буду у вас и захвачу с собой, кстати, и Ассовума.

- Да, да, - отозвался фермер, - не забудьте взять и его, он нам может быть очень полезным при отыскании свиней, пропавших у меня.

- До свидания, мистер и мистрис Робертс! - раздалось в это время со двора. Браун, сидевший уже верхом, прощался с хозяевами. - Прощайте, мисс Марион!

- Войдите на минутку в дом, мистер Браун, - сказала ему жена фермера, - и если сами вы не хотите ничего съесть, то хоть подождите, пока ваш дядя выпьет чашку кофе, ведь дома ни вы, ни он ничего горячего уже не съедите.

- Пусть дядя пьет хоть пять чашек, мне пора. До свидания!

- Погоди, Браун. Я еду с тобой! - крикнул Гарпер, наскоро глотая свой кофе. - Прощайте, дорогие хозяева, до завтра!

Браун, не дожидаясь влезавшего на лошадь дядю, дал своему скакуну шпоры, и тот, взвившись сперва на дыбы, стрелой проскакал в ворота, мелькнув на мгновение в настежь раскрытых дверях дома.

- Уже поскакал! - с досадой сказал Гарпер, пришпоривая своего коня. - Вот неугомонный мальчишка! Извольте-ка теперь догонять его!

Хозяева некоторое время молча стояли в дверях, удивленные таким неожиданным отъездом своих гостей.

- Что за странные люди, и дядя, и племянник! скачала наконец мистрис Робертс. - Неужели не лучше было остаться у нас переночевать, чем ночью скакать сломя голову неизвестно зачем?

- Ну-ну, не ворчи, а лучше угости-ка меня свежим кофе, а то мой совсем остыл из-за их скоропалительного отъезда. А все-таки молодец этот Браун, как он ловко отделал Гитзкота, просто любо!

- А вы не думаете, папа, что Гитзкот станет мстить ему за это? - тревожно спросила Марион, втайне страдая от сознания грозившей Брауну опасности.

- Не думаю, - ответил фермер, - да и Браун не такой человек, чтобы бояться мести Регулятора. Однако, - добавил он, позевывая, - прочтем-ка вечернюю молитву, да и на покой!

Долго и горячо молилась в этот вечер молодая девушка, и имя любимого не сходило с ее уст, пока она наконец не заснула в своей комнате, усталая после пережитых волнений.